За два года до описываемых событий, летом 1864-го, в курортном городе Киссенгене Людвиг II принимал августейшую чету из России - императора Александра II с супругой Марией Александровной и их дочерью Великой княжной Марией. Если бы только предположить, что та встреча завершилась бы свадьбой! Если бы породнились Дома Романовых и Виттельсбахов! Если бы… Призрачные надежды на это были: по свидетельству очевидцев, Людвиг был необычайно оживлен и весел во время знакомства и последующего общения со своими августейшими гостями. Вместо предполагаемых трех дней он провел в Киссенгене, где императорская семья отдыхала на водах, почти месяц, что мгновенно породило слухи о предстоящей свадьбе короля и русской Великой княжны. Но слухи остались лишь слухами. Справедливости ради, надо сказать, что дочери Александра II к тому времени исполнилось лишь 11 лет и вряд ли тут вообще уместно рассуждать о какой-либо возникшей внезапно страсти. Юный король был очарован вовсе не Великой княжной, а самой императрицей - умной, великолепно образованной женщиной с тонким художественным вкусом и богатым внутренним миром. Это подтверждается тем фактом, что ее изображения можно найти во всех дорогих сердцу короля местах его пребывания - от Нойшванштайна до Берга. Однако не следует искать в отношениях Людвига II и Марии Александровны любовной подоплеки. Существуют письменные источники, согласно которым Людвиг не просто называет российскую императрицу "своей подлинной матерью", но признается, что она "осенена для него ореолом святой", что "рядом с ней он чувствует себя принявшим таинство Причастия". Со своей стороны, на такое почти религиозное поклонение Мария Александровна отвечала искренними, ничем не замутненными материнскими чувствами. Нам, детям "окончательно испорченного XXI века", сейчас сложно понять и по-настоящему оценить красоту и чистоту общения баварского короля и российской императрицы, достойных настоящего восхищения! Кстати, Мария Александровна со своей свитой, состоящей из 26 человек, но уже без мужа и дочери, в сентябре 1868 года посетила Людвига II в его замке Берг. Она провела там целый месяц - замок был предоставлен Людвигом в полное ее распоряжение. Сам король все это время жил в небольшом домике при замке на берегу озера. Для Марии Александровны Людвиг устраивал праздники с фейерверками и музыкальными представлениями как в парке Берга, так и на острове Roseninsel (Остров Роз на Штарнбергском озере, где Максимилиан II построил для своего сына небольшую виллу, вокруг которой разбил сад с произрастающими там несколькими тысячами (!) розовых кустов). Возможно, в присутствии российской императрицы Людвиг II забывал даже о существовании Рихарда Вагнера! При отъезде Марии Александровны из Баварии Людвиг проводил ее до Инсбрука. И все! Как известно, история не допускает сослагательного наклонения…
Вернемся же к нашему повествованию. Итак, королева-мать продолжала томиться ожиданием свадьбы своего сына, как и весь баварский народ. И вот, наконец, в самом начале 1867 года Бавария была буквально потрясена великолепной новостью - Людвиг II нашел достойную невесту. Король женится! Королева Мария ликует - отправлено официальное предложение родителям избранницы; 22 января состоялась помолвка; выбран день свадьбы: король будет венчаться 12 октября, в день, когда венчались и его дед, и его отец. Следование традициям, семейным и национальным, для истинного баварца едва ли не более важно, чем для англичанина с пресловутыми "незыблемыми английскими традициями".
Долгожданной невестой баварского короля стала принцесса Баварская герцогиня Баварская София Шарлотта Августа, сестра Елизаветы Австрийской. Скорее всего, именно последнее обстоятельство сыграло для Людвига решающую роль в выборе будущей жены. Ему казалось, что София напоминает Елизавету во всем - и внешне, и внутренне. Мы уже вскользь касались отношений, связывавших Людвига и Елизавету, которыми они очень дорожили. По возможности племянник и двоюродная тетушка всегда старались встретиться, когда Елизавета приезжала на родину. Чаще всего это происходило на берегах Штарнбергского озера, когда Людвиг отдыхал в замке Берг, а Елизавета - на противоположном берегу озера в замке Поссенхофен (Possenhofen), принадлежавшем ее отцу Максимилиану Баварскому (1808–1888) и купленном им в 1834 году. Это место было бесконечно дорого сердцу австрийской императрицы: здесь, в Поссенхофене, она родилась и провела свое детство. Елизавета и Людвиг, вплоть до самой смерти последнего, встречались на острове Roseninsel, куда король приплывал на своем пароходе "Тристан". Среди аромата роз две одинокие родственные души читали вслух любимых поэтов, размышляли, мечтали… Между Людвигом и Елизаветой было условлено давать знак о свидании ударом колокола, и если кто-либо не мог прийти в назначенное время, то другой оставлял для него письмо в почтовом ящике при вилле, ключ от которого был у обоих. В этих письмах Людвиг называл себя Орлом, а Елизавету - Голубкой…
Должно быть, Людвигу казалось, что родная сестра Елизаветы должна обладать такой же чуткой и романтической натурой. В то время Софии было 20 лет. И она действительно была настоящей красавицей. К тому же принцесса обладала приятным голосом, хорошо играла на фортепьяно, а главное - любила музыку Рихарда Вагнера! Чего же еще желать?
Но как бы ни ждали при баварском дворе объявление о свадьбе короля, скоропалительность принятого им решения изумила всех. "Объяснившись с принцессой на балу, он, ни с кем не посоветовавшись, прямо объявил, что женится на ней. Выбор его был одобрен королевой-матерью, а появление затем в театре жениха и невесты вызвало всеобщий восторг".
Людвиг действительно казался тогда по-настоящему влюбленным. И это ни в коем случае не было притворством; король никогда не был способен на неискренность даже из политических соображений, не говоря уже о сфере чувств. Что бы потом ни говорил даже сам Людвиг, не было это и самообманом: мол, под влиянием общественного мнения Людвиг выдал желаемое за действительное и сам себя заставил поверить в собственную любовь. Он никогда ничего не делал под влиянием общественного мнения, что в итоге и привело его к трагедии. Людвиг действительно полюбил, полюбил всем сердцем, со всей страстью порывистой эмоциональной натуры, для которой во внезапно вспыхнувших чувствах нет ничего из ряда вон выходящего. "Король окружил свою невесту таким ореолом романтизма, что все в стране поверили тому, что она воплощенная поэзия. Он заказал лучшему скульптору ее бюст и поставил его в своем зимнем саду. Затем один из лучших художников Мюнхена, портретист Barfus, по заказу короля, лично присутствовавшего на сеансах, писал портрет будущей королевы в подвенечном наряде; и раз, смотря на почти уже оконченный портрет, король воскликнул с восторгом: "Eine königliche Braut!" Принцесса была изображена в кружевном платье, с подвенечным вуалем, и была очень похожа на свою сестру императрицу Елизавету (курсив мой. - М.З.)". Поистине любовь Людвига II была подобна фейерверку - ослепительно вспыхнув, она, как мы увидим впоследствии, также быстро и потухла…
Одновременно с приготовлениями к свадьбе Людвиг II - на счастье и на несчастье Вагнера - не забывал о своем друге и кумире и старался сделать все возможное, чтобы его музыкальные драмы все же увидели свет рампы. Король не мог не заметить, что с отъездом Вагнера и четы фон Бюлов из Баварии антиваг-неровские настроения среди мюнхенской публики постепенно улеглись и постановки его произведений перестали представлять собой угрозу публичного скандала и бунта. Более того, мюнхенцы внезапно возгордились, что являются современниками великого композитора, и сами пожелали видеть его творения на сцене родного города.
И вот 5 апреля 1867 года Вагнер приехал в Мюнхен для аудиенции у Людвига II. Он убеждал короля, что есть только один человек, способный самым наилучшим образом поставить в Мюнхене его произведения. И этот человек… Ганс фон Бюлов, "вагнеровский идеальный дирижер", как называл его сам Вагнер! Людвиг не мог не понимать, что фон Бюлов действительно является одним из лучших дирижеров своего времени и может составить гордость баварского театрального искусства. Король дал свое согласие на возвращение в Мюнхен, тем более что семейный "вагнеровско-бюловский" скандал уже был отодвинут на второй план; после Австро-прусской войны о нем порядком подзабыли. Поэтому Гансу фон Бюлову отныне возвращался пост королевского капельмейстера. И более того - он назначался руководителем открывшейся в Мюнхене Королевской музыкальной школы. Вагнер поспешил в Базель, где после отставки Ганс преподавал фортепьяно, чтобы лично сообщить ему о переменах в настроении при баварском королевском дворе. Интересно отметить, что и Вагнер, и Ганс фон Бюлов, по крайней мере, на людях всегда делали вид, что их интересует одно лишь искусство, а взаимоотношения носят по-прежнему дружеско-деловой характер.
Вскоре фон Бюлов прибыл в Мюнхен и заступил на старую и новую должности. Козиме вновь пришлось, несмотря на принятые ею ранее решения, вернуться к мужу, развод с которым до сих пор не был получен, чтобы не подрывать новыми ненужными сплетнями готовящееся великое театральное предприятие.
Между тем 24 апреля в мюнхенской королевской Резиденции торжественно отмечалось 200-летие рыцарского ордена Святого Георга. Людвиг II впервые присутствовал на торжествах в качестве гроссмейстера; баварские владетельные государи традиционно являлись гроссмейстерами этого ордена. 22-летний монарх выглядел поистине великолепно в расшитой золотом голубой мантии, подбитой мехом горностая, и камзоле с золотым шитьем и рукавами, отороченными изысканными кружевами. Недаром на знаменитом посмертном портрете Людвига II (1887) кисти художника Габриеля Шахингера (Schachinger; 1850–1912) король изображен именно в этом роскошном гроссмейстерском одеянии ордена Святого Георга. Людвиг II был последним королем-рыцарем! Рыцарем, беззаветно преданным идее Высокого искусства.
Постановка "Тангейзера" в Мюнхенском королевском придворном и национальном театре под управлением Ганса фон Бюлова планировалась на лето 1867 года. Король пожелал, чтобы и Вагнер не просто присутствовал на премьере, но и принимал непосредственное участие в ее подготовке. 30 мая он уже снял для композитора усадьбу Престеле (Prestele) недалеко от Штарнберга, снова в непосредственной близости от своего замка Берг. Вагнер вынужден был подчиниться желанию короля и на время покинул покой Трибшена.
1 августа 1867 года с успехом прошла премьера "Тангейзера" на мюнхенской сцене. Надо отдать должное мужеству и таланту Ганса фон Бюлова: ради торжества искусства он был способен забыть нанесенную ему боль и с полной самоотдачей выкладывался как на репетициях, так и на самом спектакле. Во многом успех, сопутствующий мюнхенской премьере "Тангейзера", является заслугой Ганса фон Бюлова.
Вслед за "Тангейзером" было принято решение поставить "Лоэнгрина". Но тут случился совершенно неожиданный конфликт, повлекший за собой очередной виток охлаждения в отношениях композитора и короля. Людвиг II единолично решил заменить исполнителя главной партии. Первоначально предполагалось, что партию Лоэнгрина будет петь давний друг Вагнера Йозеф Тихачек. Но королю показалось, что в роли лучезарного Лебединого рыцаря - образе, дорогом ему с детства! - более уместно будет выглядеть не 60-летний ветеран сцены, а гораздо более молодой исполнитель. И он настоял на кандидатуре восходящей звезды мюнхенской оперы Генриха Фогля (Vogl), не посоветовавшись с Вагнером. Вагнер был уязвлен вдвойне. Во-первых, он считал, что никто не имеет права вмешиваться в выбор певцов для его музыкальных драм - даже король! А во-вторых, чувствовал себя неловко перед Тихачеком, которому партия Лоэнгрина в мюнхенской постановке была уже обещана. Несмотря на то что Фогль впоследствии вполне оправдал доверие короля и прекрасно показал себя на спектакле, Вагнер, крайне раздраженный, немедленно покинул Мюнхен и вернулся в Трибшен.
Возможно, еще год назад король снова впал бы в отчаяние после очередной ссоры с "великим Рихардом", но ныне он был не одинок со своим горем, ныне рядом с ним была та, которая "понимает его, одинокого". Должна понимать…
Людвиг посчитал, что общество принцессы Софии, своей будущей жены, заменит для него общество строптивого композитора. Но сравнение сначала с Елизаветой Австрийской, а затем с Вагнером оказалось для Софии роковым. Как знать, если бы ее ни с кем не сравнивали, не ставили бы перед ней слишком высокую планку "небесного совершенства и гениальности", возможно, и не было бы у короля разочарований, повлекших за собой разрыв, который уже был не за горами? Пока же вся Бавария еще готовилась к королевской свадьбе.
"Не будучи так царственно хороша, как сестра, принцесса была грациозна и чрезвычайно мила. Спокойная глубина ее голубых глаз, стройность ее стана искупали некоторую неправильность черт ее лица. Ничто не могло быть очаровательней этой пары! Молодая принцесса была так же популярна в народе, как и молодой король. По всей Европе, при всех дворах с симпатией смотрели на эту королевскую идиллию, так как слух о Людвиге II, идеалисте, мечтателе, артисте, - становился легендарным…
Эта пара, улыбавшаяся в витринах эстампных магазинов, казалась счастливым предзнаменованием. Все готовилось к брачным торжествам. Будущая королева составляла свой двор. Ее комнаты отделывались. Побывав летом на выставке в Париже, король много там закупил подарков своей невесте… Была даже готова парадная карета, стоившая, как говорили, более миллиона флоринов и возбуждавшая удивление и восторг всего города. (Сегодня свадебную карету Людвига II можно увидеть в Музее карет (Marstallmuseum) в Нимфенбурге. А роскошные королевские мантии, сшитые для церемонии венчания, - в Музее Людвига II в Херренкимзее. - М. З.) Государство заготовляло для рассылки по Баварии посвященные событию медали. Должны уже были начаться празднества. В это время стали распространяться тревожные слухи: свадьба отложена, а затем и совсем расстроена…"
Действительно, вскоре восторг по поводу предстоящей свадьбы сменился в обществе недоумением. 12 октября свадьба не состоялась и откладывалась без объяснения причин на неопределенный срок. "Король беседовал с герцогиней Софией о музыке, о художестве. Танцевал с ней кадриль на балу принца Гогенлоэ; сидел подле нее в театре, а летом отвозил ее на своем пароходе "Тристан" по Штарнбергскому озеру к замку Possenhofen, где в это время жила герцогская семья, наслаждавшаяся этими хорошими, полными надежд, днями. Отчего произошел разрыв? Предположений было столько, сколько мошек в воздухе; но настоящая причина так и осталась неизвестной.."
Причина разрыва помолвки - одна из тайн Людвига II, унесенная им с собой в могилу. Предположений по этому поводу действительно было множество. Как мы уже говорили, одно из самых правдоподобных - София оказалась не соответствующей тому фантастическому идеальному образу, который родился в воображении короля. Да, в реальной жизни идеалу нет места! По воспоминаниям одного близкого к королю царедворца: "Король в его идеале представлял женщину таким высшим существом, - чуть не настоящим ангелом, - которому недостает только крыльев… а первая женщина, к которой он приблизился, не подошла, видимо, под его идеал. Я сам слышал, как он раз сказал: "Wenn Ich einmall heirathe, so suche Ich eine Königen, eine Landes-mutter, und keine Herrin!"… Король объявил, что его невеста его не любит и ему не верна".
Еще до официального разрыва помолвки, 8 октября 1867 года, в письме к Козиме фон Бюлов Людвиг II уже делает попытку самооправдания, из которой становится понятно, что он все для себя решил: "Когда я летом часто писал моей кузине Софии о почитаемом и любимом ею Маэстро - нашем великом друге, - посылал ей книги, письма и т. д., ее мать из существующей между мной и ее дочерью корреспонденции узнала об этом и своим неуклюжим, недалеким умом решила, что это были обычные любовные письма. То, что речь шла о чисто духовных отношениях, эта Дракониха не могла даже вообразить, так как эти ограниченные люди все возвышенное меряют по собственной мерке. София, расположение которой ко мне было действительно настоящей любовью, чувствовала себя глубоко несчастной, когда слышала, что я не испытываю со своей стороны ничего подобного; из умиления и откровенного сострадания к ее печальному положению я сделал необдуманный шаг к помолвке. Я знаю ее с юности, искренне любил ее всегда как родственник как сестру, дарил ей мое доверие, мою дружбу; но нелюбовь (курсив мой. - М. З.)".