– Что значит "трудовое воспитание"? Нормальная работа. Это мы придумали название тому процессу, который идёт во всём мире. Человек выходит в очень жёсткий мир, где ему нужно будет бороться, нужно будет выживать, тем более если он заведёт семью. "Спасибо", наши женщины вырастили уже достаточное количество инфантильных мальчиков, о которых заботятся всю жизнь и которые до 40 – 50 лет остаются мальчиками.
– Первая тема новой одноимённой программы была посвящена тому, что при разводе в большинстве случаев дети остаются с матерью. Выбор темы продиктован личным не очень приятным опытом?
– Нет, я бы не сказал. Я выбираю темы не только потому, что лично мне это интересно (конечно, отчасти и поэтому тоже), но в основном потому, что это должно быть интересно большинству телезрителей. Когда снималась эта первая программа, мне всё, практически всё напомнило начало "Поля чудес". Всё то же самое: неготовая студия, "сырые" зрители. Поэтому я даже не удивился, когда звуковой пульт привезли за 10 минут до начала съёмки, хотя он был заказан за две недели. Так что на этом телевидении всё остаётся по-прежнему. И всё нужно менять.
Глава 14. ЭРНСТ. ЭПИЗОД ЧЕТВЁРТЫЙ (БОЛЬШОЙ И МАЛЕНЬКИЕ)
Большие сомнения
Читал на каких-то компромат-сайтах, что любимое словечко Эрнста – "кровник". Что он злопамятен и мстителен. Может быть, может быть. Непонятно только тогда, почему по сию пору выходит газета "МК" и живёт-здравствует журналистка Элина Николаева. Хотя, с учётом влиятельности Эрнста, должны по логике вендетты быть стёртыми с лица земли.
Я никогда не видел Константин Львовича столь подавленным, как 22 октября 1999 года, на следующей день после выхода статьи "Константин Эрнст – облако в штанах".
Той осенью, после десятилетнего перерыва, мы пересекались регулярно. Трижды в неделю Борис Березовский собирал медиа-штаб в пенальном кабинете Бадри Патаркацишвили на втором этаже здания ИТАР-ТАСС. Костя крайне редко пропускал эти утренние сходки, и тогда его замещала Кошка (Татьяна Кошкарёва), руководившая Дирекцией информационных программ ОРТ на пару с Рустамом Нарзикуловым. Другими постоянными участниками бодрящих "мозговых штурмов" были главред "Новых известий" Игорь Голембиовский (в его отсутствие – владелец газеты Олег Митволь), глава ТВ-6 Александр Пономарёв, шеф "Коммерсанта" Леонид Милославский (которого позднее на этих сходках сменил главред-хитрован Васяня – Андрей Васильев) и, конечно же, Демьян Кудрявцев. Главные редакторы "Огонька" и "Независимой", которые тоже принадлежали Борис Абрамычу, появлялись крайне редко, поскольку не вписывались в тренд. Я вынужден был посещать эти тусовки, поскольку планировалось перевести команду Голембиовского на "Российскую газету", а мне предстояло перепрофилировать "Новые известия" в боевой листок светского жанра (мы с Димой Быковым даже, разминки ради, запустили хулиганское еженедельное приложение к газете – "Московская комсомолка"). Несколько раз присутствовал Сергей Доренко. Спустя много лет именно в этом кабинете узрел Сашу Невзорова. Пару раз заходила красавица Наталья Геворкян, забиравшаяся с ногами в кресло рядом с Борей и вещавшая что-то абсолютно нелепое и до стыдобы банальное про "порядочных людей". Однажды пересёкся там с поэтом земли русской Андреем Орловым – Орлушей. И возможно, не все там были поклонниками талантов Эрнста. Но статью прочитали все. И на Костю смотрели с любопытством. Березовский с присущей ему ироничностью пробросил Косте:
– А я не знал, что ты у нас "голубой".
Все прыснули. Костя, имевший гусарскую репутацию ловеласа и мутивший тайные романы с юными певичками, взбледнул лицом, но тему форсировать не стал.
Тогда шла война. Информационная. A la guerre comme а lа guerre. Решался вопрос, кому на Руси будет жить хорошо. К власти мог прийти тандем Лужков-Примаков. Поэтому Борис Березовский подключил весь свой медиаресурс, чтобы не допустить отката назад. Война. Но даже для тогдашнего накала страстей, даже как ответ на антилужковские эскапады Сергея Доренко тональность той заметки в "МК" была за гранью добра и зла. Цитировать не решусь.
Очевидно, что способная и напористая Элина Николаева без всякого репортёрского вдохновения выполняла "волю партии и правительства". Получилось так себе. С одной стороны, на Эрнста в тексте накатили за то, что, дескать, неисправимый бабник. Тут же, парой абзацев выше, обзывали "голубым" на основании дружбы с Примадонной и растолковывали изумлённому читателю, что культовый кинокритик перестроечной эпохи Сергей Шолохов получил эфир на Первом через койку. "В коридорах ОРТ видели, как Эрнст расцеловывался с очень большими членами нетрадиционной ориентации из правительства". Какой-то бред. Таким же навороченным стилем писали в НКВД признания под пытками сломленные большевики: мол, да, не только работал на иранскую разведку, но и планировал прорыть тоннель от Ленинграда до Нью-Йорка через земное ядро, напрямую. Чтобы у людей со здравым смыслом хватило ресурса "догнать", что исполнено из-под палки. Я же говорю. Война. Пленных не брали, сдавали своих.
И Элину Николаеву на телевидение я привёл буквально за руку. Познакомил с Андреем Разбашом; они пытались замутить какую-нибудь богемную передачу в рамках компании "BИD". Эрнста она знала лично, очень даже им интересовалась и через меня пробивала – как можно бы с "матадором" познакомиться поближе, в койку его уронить.
Я ей сразу сказал, что она не вписывается в Костин типаж.
А он у него, по моим наблюдением, был такой.
Ему нравились девушки, внешность которых в двух словах можно было описать как "антипод матери".
Костина мама не любила, кстати, его товарищей. Во всяком случае, я помню, что здоровалась она всегда подчёркнуто сухо.
Интересная, дородная блондинка в теле с тяжёлым взглядом.
Маленькая деталь
Как-то я брал с собой Эрнста и Любимова в гости к Юлиану Семёнову, в его крымскую усадьбу на горе, в Мухаладке. Помимо прочего, писатель рассказал об убийстве Семёна Цвигуна, который был женат на сестре генсека Брежнева.
На обратном пути Константин рассказал, что из-за книги этого генерала у него испорчены отношения с матерью. У них в классе все зачитывались шедевром, одним из соавторов которого был контрразведчик Цвигун. Книжка переходила из рук в руки как почётное красное знамя ударника комтруда. Давали её всего на один день строго: хочешь – ночь не спи, но следующим днём верни на первом же уроке. Костя не вернул. Его избили в физкультурном зале. Серьёзно избили, решив, что ловкач решил зажать раритет. Потом мальчик узнал, что книгу взяла его мама, "на почитать". В тот же день потеряла, забыв в автобусе. Сыну ни слова при этом не сказала. Такая история.
Возвращаясь к типажу. Косте не нравились самоуверенные, рослые, спортивные, грудастые шатенки вроде Элины Николаевой. Его всегда привлекали миниатюрные брюнетки. С горящими живыми оливами вместо холодных серых очей. В эту категорию, по мне, вписывается и мать дочери – Александры Константиновны Эрнст, театровед Анна Селюнас, которая после родов (1995) работала у "видовского" директора Саши Горожанкина главредом журнала "МузОБОЗ". Такой же субтильной брюнеткой была и "Маленькая" Макаревич. Та, которая познакомила меня с перспективным биохимиком из Ленинграда.
Глава 15. ПРОЕКТ. ЭПИЗОД ПЯТЫЙ. ЗАПРЕТ "ВЗГЛЯДА" (1991 год)
Заграница нам поможет?
Лысенко вспоминал: "Каждый выпуск сопровождался двумя – тремя часами истерик в кабинете зам. председателя Гостелерадио Петра Николаевича Решетова и швырянием бумаг с криками "Запрещайте передачу!" – "Нет, запрещать не буду, сокращайте". – "Сокращать не буду". Это вообще отдельная история: передача ведь шла два раза: утром для Камчатки и Восточной Сибири – её смотрело начальство и требовало вырезать какие-нибудь самые острые репортажи, по нескольку часов шла дикая война по поводу сокращений. У нас была очень хитрая технология: в каждой передаче для Камчатки были заранее заготовленные "собачки". Вот так Коровин на каждой картине рисовал собачку. А зачем "собачка"? Чтобы, если кому-то что-то не нравилось, убрать её, а остальное не трогать, наоборот, вставить вместо "собачки" то, что нужно. Но ещё всегда на столе стоял телефон – это была связь со мной. Как только неудачно что-то говорили или мелькала опасная фраза, я нажимал на кнопку, и телефон начинал моргать. Камера немедленно отодвигалась в сторону, ребята брали трубку, и я говорил: скажи то-то и то-то, и острые моменты отыгрывались".
Проект всё-таки закрыли, хотя, казалось бы, должен был выработаться иммунитет к запретам: насколько помню, почти из каждого выпуска вырезали какой-нибудь сюжет (напомню шутку: лучшее во "Взгляде", как в говядине, – вырезка). Помню, что в 1988 году Сагалаев запретил выдавать в эфир интервью Киры Прошутинской с Владимиром Васильевым, который зачитал открытое письмо Григоровичу. Таким примеров – дюжины.
Дмитрий Захаров вспоминал: "Зимой 1990 года, когда в последнюю предновогоднюю пятницу накануне выхода в эфир очередного "Взгляда" в студии появились несколько человек в штатском и арестовали весь смонтированный для передачи видеоматериал, я написал в "Огонёк" статью "Под надзором". Речь шла о том, что старая партноменклатурная гвардия начала наступление на демократическую прессу, в частности на нашу передачу. Это был крик души, был момент, когда от действий телечиновников у "взглядовцев" просто опустились руки. Статья появилась как раз вовремя: в редакции газет и журналов приходили мешки писем, все спрашивали: "Где "Взгляд"?". Люди тогда очень активно реагировали не только на выход, но и на невыход передачи. Чиновники дали обратный ход: спустя неделю "Взгляд" опять был в эфире".
Но! 26 декабря 1990 года руководство Гостелерадио СССР запретило выход в эфир новогоднего выпуска легендарной программы "Взгляд".
Сперва накат носил негласный характер. Мотивирован был тем, что в студию пригласили министра иностранных дел СССР Эдуарда Шеварднадзе, выступившего накануне с невнятной, но пламенной речью, предвещавшей скорое наступление некой диктатуры. Чьей? Почему? Когда? Никто ничего не понял, но все желали знать, отчего "в знак протеста против надвигающейся диктатуры" близкий соратник тогдашнего президента державы Михаила Горбачёва – Горби вдруг подал в отставку и покинул ряды компартии.
Последовавший за этим невыход в предновогоднюю пятницу (28 января 1990 года) культовой передачи и вовсе потряс общественность. Этим вечером Игорь Кириллов, который был модератором всего блока программ телекомпании "BИD", нокаутировал "взглядовских" фанатов сдержанным сообщением. Ведущий по-домашнему тепло сказал: "Взгляда" сегодня не будет. И пояснил: по политическим, мол, мотивам.
Всё это, по-моему, смахивало на грамотно сработанный вход в новый уже сюрреализм. Мне всегда нравился ветеран нашего ТВ. Но особенно в контексте "молодёжки". Это во-первых. А во-вторых, всё, что произносится шикарным кирилловским тембром, ассоциировалось (не только у меня, предполагаю) с чем-то официозно непререкаемым. Как гранит Мавзолея. Как первая страница "Правды". Как танковый ход по пражским мостам 68-го года. То есть так, а не иначе. И поэтому, когда модератор "ВИDа" говорит, что сегодня будет то-то и то-то, я знаю – будет. А когда говорит – нет…
Ровно через две недели (11 января 1991 года) в так называемый "последней студии" Кириллов без тени иронии красиво пройдётся насчёт погоды:
– Оттепель закончилась. Наступают крещенские морозы.
И наезд камеры на "шапку" "МК": "ВЗГЛЯД – ЗАКРЫТ!" Не надо быть сверхпроницательным, чтобы расшифровать кирилловскую реплику. Там, "где блестят за иконой ножи, где в грязи обручилась с весенним дождём стужа", – слово "оттепель" не просто ностальгическое понятие; это уже всё больше смахивало на пущенную по кругу невесту.
Первый зампред Гостелерадио СССР П. Решетов, который вскоре подпишет распоряжение о едва ли не полном разгроме программы, по поводу 28 декабря 1990 года заметил:
– Решение это было общим. Мы – руководители ЦТ – не могли отказаться от своих позиций. Они – авторы "Взгляда" – от своих.
Председатель высказался менее определённо:
– Мы говорили с Любимовым и о деликатности ситуации, и о том, что вряд ли сам Шеварднадзе придёт в телестудию. И меня удивляет, что этот, в общем-то, спокойный разговор теперь столь странно препарируется.
На следующий день председатель Гостелерадио СССР Леонид Кравченко вынужден был выступить в прайм-тайм по Первому каналу с детальными объяснялками. В своём монологе от 29 декабря он рассказывал возбуждённым зрителям о "неготовности программы, о нежелательности обсуждения темы отставки министра иностранных дел в связи со сложностью политической ситуации в стране" и так далее. В заключение дал гарантии, что передача в следующем, 1991 году обязательно будет стоять в сетке.
* * *
Позднее на страницах "Нового Взгляда" Леонид Петрович Кравченко вспоминал:
– А вы знаете, почему вообще появилась эта передача? Однажды член Политбюро Александр Яковлев пригласил меня и рассказал, что КГБ прекращает глушить западные радиоголоса и в связи с этим надо бы придумать, чем увлечь нашу молодёжь, которая слушает эти программы рано утром и поздно вечером. Так появились "90 минут", которые позднее переименовали в "Утро". По пятничным вечерам стал выходить "Взгляд", "До и после полуночи". На радио – "Молодёжный канал", "Панорама маяка". Эти программы сразу вызвали споры, сначала по поводу музыки. Лигачёв настаивал на том, что надо избавиться от рок-музыки в эфире и заменить её народной или классической. Моя же позиция заключалась в том, что молодёжь мы от радиоголосов не отвлечём, если рано утром пустим хор Пятницкого. Три раза этот вопрос рассматривался на самом высоком уровне, и, как вы знаете, и рок-музыка, и "Взгляд" остались.
Позже в драматической истории со "Взглядом" сыграло свою роль недовольство Горбачёва, которое тот испытывал по отношению к программе, направленной прямо против него (тем более что её вели народные депутаты России). Горбачёв сам не мог потребовать закрыть "Взгляд", но от людей, чьи должности были чуть пониже, поступали совершенно определённые указания. Мне приходилось самому разговаривать с ними, успокаивать, объяснять, что мы живём в условиях многопартийной системы… Но это почти не помогало и, кроме того, всегда оставалось за кадром. Мне очень горько, что я стал тем человеком, с именем которого стало принято связывать историю с закрытием "Взгляда". И это вдвойне горько потому, что именно при мне передача создавалась. Никто из ведущих "Взгляда" об этом никогда не забывал. Я участвовал в просмотре различных программ, их обсуждении. Мои редкие вмешательства сводились к тому, что я мог как-то изменить монтажный лист, поменять порядок сюжетов. Конкретными же выпусками занимался главный редактор программы "Время" Ольвар Какучая и, конечно, тот куратор от руководства, который был назначен. Последний месяц моей работы на ТВ таким куратором был Григорий Шевелёв, который сам в прошлом руководил редакцией информационных программ. Ему я передавал все идущие на меня звонки, вплоть до президентских, и он действовал сообразно пожеланиям руководства. Телефоны буквально были раскалены, и я часто оказывался в роли буфера между недовольными начальниками и коллективом, которым руководил. По-моему, основной бедой телевидения были и остаются "вертушки". Существует первая правительственная связь, вторая, прямой (односторонний) телефон с президентом. Не всегда разделяя взгляды президента, я вынужден был выполнять его волю. Теперь понимаю, что мне чаще следовало иметь более самостоятельную позицию. Но о моих сомнениях знали только в семье. Жена Галина работала тогда в "Известиях". Я всегда доверял ей, рассказывал о своей работе. Она не раз советовала мне бежать куда глаза глядят. И жена была права: пришло время, когда дело приняло по-настоящему серьёзный оборот, – в феврале прошлого года я оказался под постоянной охраной КГБ… Это была не жизнь, а кошмар. Офицер ГБ встречал меня у входной двери и вёл затем к машине, в которой сидел шофёр-комитетчик. Меня даже сочли возможным "на всякий случай" познакомить со способами моего устранения. Особенно погано я себя чувствовал в дни августовского путча. В голову лезли всякие дурные мысли: я так и не привык к своему положению пленника.
И мне часто вспоминают то "Лебединое озеро". Но ведь оно было объявлено в программе задолго до 19 августа. То, что мы не сломали программу, не вина, а заслуга. Иначе на телевидение устремились бы различные политические деятели с заявлениями в поддержку ГКЧП. Желающих было не счесть…
* * *
Итак, канун нового, 1991 года. В своём необычном (не менее от этого сенсационном) телевизионном выступлении Кравченко подчеркнул, что запрета на имя Шеварднадзе не существует. Он оказался, пожалуй, прав. Тема была лишь предлогом. Для отставки "Взгляда". Странным всё-таки образом совпали отставки. Забавно распорядилась легкомысленная старушка Фортуна. Ведь некогда именно по инициативе Шеварднадзе, невзирая на ропот тогдашнего руководства ЦТ, "взглядовскую" бригаду отправили в его, министра, африканское турне.
И там журналисты увидели подлинное закулисье большой политики. Как, например, лидер свежеиспечённой страны, оттянувшись на размашистом банкете, просто проспал программное свидание с министрами ведущих держав. Как позднее сами министры устраивали тайное ночное рандеву во временной резиденции Эдуарда Амвросиевича, обсуждая дипломатическое ЧП. Как блистательно работает охрана из "девятки". Выросшие из кустов чекисты деликатно тормознули режиссёра Ваню Демидова и стоявшего "на атасе" Любимова:
– Мы-то вас знаем, но ведь ребята Бейкера могут, не разобравшись, и прихлопнуть.
И вот 2 января, в положенное послеобеденное время, заместитель председателя Гостелерадио СССР Григорий Шевелёв получил от куратора "Взгляда" Анатолия Лысенко вёрстку нового выпуска, дублирующую местами предыдущую заготовку. Около шести вечера Шевелёв переговорил по телефону с тогдашним главредом "молодёжки" Александром Пономарёвым, и последний виртуозно уговорил начальника дать выпуску "зелёный свет".
При этом Шевелёв был информирован: гостями студии будут двое помощников Шеварднадзе. На следующий день, примерно в час ночи, зампред пробил отбой:
– Я всю ночь думал и понял: я принял скоропалительное решение.
Владислав Листьев комментировал этот поворот на 180 градусов спокойнее, чем можно (зная его) ожидать:
– Мы снова попали в ситуацию, когда творчество на 80 процентов состоит из пробивания материала. Противостоящая сила остаётся неведомой.
Напомню, накануне выхода программы в эфир редакторы в дежурном порядке подтвердили приход во "взглядовскую" студию "политобогревателя" Бовина (коммент по теме "Уходящий комми") и генерала Родионова (коммент по теме "Военная реформа"). И, договариваясь с гостями, сотрудники "молодёжки" ещё не подозревали, что Шевелёв к тому моменту уже оповестил обоих Александров (Пономарёва и Любимова) о том, что эфира вновь не будет!
Насколько помню, Шевелёв впоследствии заверял, что ни Леонид Кравченко, ни пасущий "Останкино" зав. сектором телевидения и радиовещания ЦК КПСС Айгар Мисан на него не давили, он просто сам, дескать, всю ночь обдумывал ситуацию и решил-таки, что со своим "зелёным светом" поторопился. Видно, ему, как и многим телебоссам, было неясно, каков истинный расклад в верхах, чем закончатся кремлёвские тёрки и куда на самом деле дует ветер.