В ЗАО "Телекомпания "BИD" акционерами стали Любимов Александр Михайлович 17, 14%; Разбаш Андрей Леонидович 17, 14%; Демидов Иван Иванович 16, 43%; Горожанкин Александр Викторович 16, 43%; Политковский Александр Владимирович 16.43%; Листьев Владислав Николаевич 16, 43% (после его гибели доля была распределена между вдовой Назимовой Альбиной Владимировной 13, 57% и сыном Листьевым Александром Владиславовичем 2.86%).
Поздее (об этом ниже рассказ Политка) акционеров заставили свои акции фактически слить. Демидов к тому времени уже рулил на Шестом канале (МНВК) и не очень заморачивался, остальных обрабатывал Разбаш. В результате все (кроме Любимова) оказались без акций.
Дима Быков через три года после убийства Листьева написал: "Когда перестройка дошла до некоторого предела и обязана была перейти в иное качество, у Горбачёва на это иное качество не хватило храбрости и дальновидности, а у передовой интеллигенции не было уже того кредита народного доверия, которое требовалось для решительного рывка. Пошли пресловутые пустые прилавки, безработица – короче, массы-то ещё готовы были терпеть, но интеллигенция, привыкшая быть во всём виноватой, уже сомневалась, а туда ли мы идём. От "Взгляда" требовалось уже не разоблачение ужасного прошлого и не социальные диагнозы, а поступок, нечто пассионарное, романтическое, в духе, может быть, Невзорова, или совсем наоборот – не знаю. Во всяком случае, для решительного этапа, скачка требуется темперамент иной, не свойственный прагматику. И когда программу закрыли, "Взгляд" – к тому же расколовшийся, но не будем вспоминать печальный инцидент с мукусевским интервью А. Ниточкиной в "Огоньке" – не продемонстрировал готовности бороться в открытую, ярко, демонстративно; выпуски "Взгляда из подполья" по остроте и динамичности уступали официальному, разрешённому "Взгляду". Ни Любимов, ни Мукусев, после раскола делавший что-то своё, региональное, не были приспособлены к существованию в подполье. Их стихия – легальность. В подполье очень трудно быть профессионалами. Что мог сделать тогда "Взгляд"? Не знаю. Но уж во всяком случае не смиряться с закрытием, не ограничиваться пресс-конференциями. Но Любимов и Политковский не политические борцы, хотя и были депутатами Верховного Совета. А Захарова тогда уже интересовали совсем другие вещи – например, история, потому что в современности он разочаровался. Новый этап деятельности "Взгляда" мог начаться в конце 1991 года, после путча, но не начался, поскольку Россия так и застряла на пороге чего-то, и куда двигаться дальше – никто не знал. Потому так и не хотелось всем нам прощаться с эйфорией, наставшей после августа-91, потому и Ельцин сразу улетел в Сочи. В некотором смысле Россия никогда не была выше того предела, которого достигла в 91-м. Во всяком случае, здесь я солидарен с В. Аксёновым: то были три лучших (пока) дня новой русской истории. Потом было отступление. В нём тоже никто не виноват – страна такая. И "Взгляд" справедливо рассудил, что бороться бессмысленно – пора расходиться и делать своё дело применительно к реальности. Это ответ истинных прагматиков. Наиболее эгоистичный, но и наиболее здравый выход – он хоть к чему-то ведёт. С этого момента "Взгляд" перестал быть символом свободы и стал символом преуспеяния.
Да и "Взгляда", строго говоря, уже не было: был "ВИD" – "Взгляд" и другие", в котором тон задавал Листьев. Говорю именно о тоне, а не о коммерческой, скажем, стороне дела. Листьев первым почувствовал или подумал (хотя я до сих пор не убеждён, что он всё оценил правильно), что пришла пора равняться на обывателя. Интеллигенция своё сделала: система выглядела разрушенной, а капитализм – завоёванным. Хватит сражаться, пора жить. Политизация отходит в прошлое, "караул устал", давайте создавать телевидение по западным моделям, но с поправкой на особенности нашего обывателя (определённая зажатость, консерватизм, любовь к стабильности, ностальгия)".
Итак, первый весенний день 1995 года стал последним днём жизни ТВ-гиганта Листьева. Страна о трагедии узнала от Михаила Осокина. Из того же сюжета стало ясно: вещи и налик, имевшиеся у прославленного ведущего, остались нетронутыми, что привело следователей к однозначному выводу: убийство заказное. Впрочем, киллеры оружие не бросили на месте преступления, что свидетельствует о том, что исполнители были отнюдь не экстракласса.
На следующий день, объявленный Днём траура, вышел спецвыпуск его шоу "Час Пик", в котором рассказывалась хрестоматийная биография Листа. Заявление по поводу преступления сделал президент России Борис Ельцин, коего потом, кстати, некоторые журналисты обвиняли в причастности к расправе.
На похоронах, прошедших в субботу 4 марта, присутствовали десятки тысяч неравнодушных. По решению властей в течение всего дня в эфире Первого канала демонстрировался чёрно-белый портрет убитого с лаконичной констатацией: "Владислав Листьев убит".
Пятнадцать лет спустя не просто странно, но диковато было мне читать отзывы на свою публикацию в "МК", посвящённую Листу: "Могу Вас заверить, что отнюдь не все его любили. Многие относились равнодушно. Но особенно помнится, что на следующий день после его смерти все телеканалы (их было не так много, как сейчас) весь день транслировали его фото с надписью – "Влад Листьев убит". И это вызывало бешеное раздражение. Почему-то думалось – а вот если бы машиниста метро убили? Представляете, входите в метро, а там плакат – "Поезда не ходят. Убит Иванов И. И.". Эти настроения лично мне были неведомы. В ту пору.
Тогда буйствовал безмерный драйв, пульсировал революционный кураж, креативились новые форматы, да и новояз формировался тогда же. В год создания "Взгляда" Любовь Аркус и Дмитрий Быков описывали эти тенденции: "Язык прессы пока ещё довольно однообразен, журналисты со сколько-нибудь индивидуализированным стилем – на вес золота. В газетах преобладает смесь двух новоязов: это язык прежней эпохи, сильно разбавленный англицизмами. Это молодое поколение – в основном дети тех самых шестидесятников Владимир Яковлев, Артём Боровик, Дмитрий Лиханов, Евгений Додолев, Александр Любимов – уже берёт своё. Представители недавней "золотой молодёжи", выросшие в огромных квартирах или проведшие отрочество за границей, молодые выпускники международного отделения журфака МГУ, они начинают делать погоду на телевидении и в прессе. Отличные стартовые возможности и врождённое отсутствие страха позволяют им в течение полугода растабуировать все запретные темы и посетить все горячие точки, куда прежде не ступала нога советского журналиста".
Ещё о новоязе: толк-шоу
Забавно, например, как появилось в нашем языке столь привычное ныне "ток-шоу". Ваня Демидов потом вспоминал в своём ЖЖ: "Сегодня писал слова и вдруг описался, ну пальцы нажали не ту кнопку. Бывает. Написал "толк-шоу". И… вспомнилось. Первое ток-шоу в нашей стране сделали мы. И поэтому претензии к этому воспоминанию могут быть только у живых свидетелей Александра Любимова и Дмитрия Захарова (Листьев убит, Разбаш умер в день моего рождения, спасибо, Андрюш, издеваешься. 1989-й или 1990-й год… не помню точно, помню, что предновогоднее. Саша (Любимов) говорит: "Есть такая форма – Talk-show". Мы: "Это что?" Он рассказывает. Дима: "Я бегать с микрофоном не буду!" Разбили студию (4-ю Останкино) на три сектора – гости, две трибуны зрителей. На трибунах с микрофонами – Любимов, Листьев (типа подтянутые, спортивные). С гостями – в кресле – Захаров. Гости – четыре человека, помню только маршала Ахромеева (застрелился потом). Не суть. Я говорю Любимову – как назовём? Он – не знаю. Я: хорошее же название, "Talk-show". Монтирую шапку программы. Миша Ольховский печатает – "Толк-шоу". Я задумался. "Толк" – по-русски хорошо, в смысле – смысл. "Ток" – глухариные разговоры! И то, и то – зачёт. Не знаю почему, говорю – "ток" (никакого электричества). И программа выходит с названием – "Ток-шоу". Вы теперь так это и называете. А могли бы называть – "толк". Надо же, какие мы…"
Тина Канделаки в комментах к этому посту написала Ване: "Я тебя таким помню… и скучаю". Но были и другие реплики (о специфике блог-комментирования и об особой породе анонимных "ненавистников" – позднее): "Надо же, какие мы… Да никакие вы. Не было бы команды сверху на обсирание Родины – и поехали бы вы на картошку вместо толк-шоу. Толк от вас только отрицательный, много крат хуже, чем бестолочь. И отсутствие у вас ума вас вовсе не оправдывает, ввиду тяжести последствий. Я вас ненавижу. И хорошо, что вы мрёте".
А ведь в защиту "взглядовцев" состоялся в начале 1991 года самый рекордный за всю историю страны митинг на Манежке: полмиллиона фанатов (об этом тоже ниже)!
За неделю до убийства, 20 февраля, Влад объявил о вводе моратория на все виды рекламы, пока Первый канал не разработает некие "этические нормы". Александр Коржаков в газете "Новый Взгляд" утверждал, что "отмена рекламы (на ОРТ) означала лично для Лисовского и Березовского потерю миллионных прибылей".
Через год в российской версии журнала Forbes главный редактор Пол Хлебников расскажет, что "в одном из докладов сотрудник столичного РУОПа отмечал, что Листьев опасался нападения и в конце февраля рассказал ближайшим друзьям, за что его могут убить".
Самого Пола убили спустя почти десять лет, 9 июля 2004 года. В него стреляли при выходе из редакции. Трое убийц пасли жертву в автомобиле ВАЗ-2115: четыре пули попали Хлебникову в живот и в грудь. Журналиста доставили в городскую больницу № 20. Больничный лифт застрял. В нём Пол и скончался. Между прочим, в карете "скорой помощи", которая доставила истекающего кровью редактора в клинику, не было кислородной подушки.
Итак, когда Влад решил покончить с монополией на рекламу, к нему в приёмную, как мне рассказывал присутствовавший при этом Марк Рудинштейн (на "Кинотаврах" коего Листьев вёл церемонии в паре с Таней Догилевой), явился рекламный магнат Сергей Лисовский и потребовал от Листа компенсацию в $ 100 миллионов, угрожая однозначными радикальными мерами.
Пол считал, что запрет на рекламу объяснялся тем, что Влад жаждал более выгодных предложений за право распоряжаться рекламой на ОРТ. Мол, Лис предложил ОРТ $100 миллионов, а Лист рассчитывал на 170. Листьев, по словам наших общих друзей, сказал оппоненту, что нашёл некую европейскую компанию, которая якобы готова платить за право распоряжаться рекламным временем на ОРТ гораздо больше – $200 миллионов.
По мнению журналистов Forbes, Лист обратился к Борису Березовскому "с просьбой провести операцию по выплате 100 миллионов Лисовскому". Хлебников утверждал, что деньги были переведены на счёт одной из компаний Березовского и что Березовский пообещал перевести $$$ Лисовскому через три месяца.
Хлебников писал, что Березовский вёл в то время переговоры с несколькими преступными группировками и что в начале 1995 года сидевший в заключении "авторитет" заявлял "о получении просьбы убить Листьева от помощника Березовского Бадри Патаркацишвили". По Хлебникову, накануне Борис Абрамыч встретился с вором в законе по имени Николай и передал ему $100 тысяч. Утверждалось, что, когда Берёза вернулся с панихиды в знаменитый среди медийщиков & истеблишмента дом приёмов "ЛогоВАЗа", там были менты, которые предъявили ордер на обыск. Охрана, включая подполковника ФСБ Александра Литвиненко (о версии которого – позже), не пропускала омоновцев до полуночи. В конце концов руоповцы попросили Бориса + Бадри подъехать в отделение милиции на допрос. Березовский позвонил исполняющему обязанности генпрокурора Алексею Ильюшенко, и тот санкционировал снятие показаний в приёмной Берёзы.
Березовский попросил ТВ-мэтра Ирену Лесневскую, подругу жены Ельцина, записать вместе с ним видео (формат ламентаций на Youtube тогда ещё не существовал). Они в этом ролике наехали на Владимира Гусинского (Гуся), Юрия Лужкова с Иосифом Кобзоном и, само собой, Лубянку. В результате видеообращения руководителей расследования (прокурора Москвы Геннадия Пономарёва и его заместителя) уволили, а милиции приказали оставить Березовского в покое.
Если завтра вдруг найдут убийц и/или заказчиков Листа, их можно будет лишь пожурить, заклеймить позором, показать в передаче "Человек и закон", обозвать подонками или представителями секс-меньшинств. Но! Арестовать их уже нельзя. Поезд ушёл. Срок давности истёк.
Глава 2. ПРОЕКТ. НАЧАЛО
1987 год
Выступая однажды на творческом вечере в одном из московских НИИ вместе с Александром Политковским (тогда суперпопулярным и всеми узнаваемым), не без удивления узнал, что "Взгляд", оказывается, был придуман с подачи ЦК КПСС: Саша упомянул, что его высокопоставленный тёзка Яковлев санкционировал создание проекта. Только потом, прикинув что к чему, сам себе сказал – вряд ли можно было в 1987 году зачинать какое-либо издание или тем более телепередачу без высочайшего позволения идеологической службы. Принято считать, что "молодёжные пятницы" создали как альтернативу пятничным выпускам музыкального блока ВВС. Радиоэсктремист Сева Новгородцев каждую пятницу методично плавил мятые идеологические мозги юных слушателей. Атаковал чуждыми мелодиями сатанинской музыки, снабжая эти звуки вредными комментариями. Насколько знаю, КГБ подготовил дельную и объективную справку об этом для высшего руководства. И решили: пусть песни эти совмолодёжь слушает по первой программе отечественного телевидения. С хорошими, конечно, комментариями.
Если б они знали… Поживём – увидим, думали в КГБ. А потом стало уже поздно. Передача стала лидером медиа. Именно во "Взгляде" впервые появились и Ельцин, и Кашпировский, Тельман Гдлян и Нина Андреева. Да мало ли кто ещё.
"Впервые и вновь"
Спрашиваю Лысенко: "А какой вообще был отбор, почему изначально выбрали этих троих – Любимова, Листьева, Захарова?"
– Пришли, кстати, действительно трое, а не четверо, как принято считать. Картинный Саша Любимов, денди-бой, масса зубов, всё такое. Усатый Влад Листьев, такой очаровашка. И абсолютно никакой Олег Вакуловский. Потом, буквально через неделю, пришёл ещё и Дима Захаров. Заменивший Олега. Совершенно другой. Дима, он же такой зануда…
– Знайка. У него ведь поэтому своя аудитория, многие его обожают и его "Веди" смотрели, несмотря на то, что он ушёл из "ВИDа", оставив столь прибыльный (в смысле аудитории) пятничный вечер.
– Знайка, да. Один из зампредов его называл Гурвинеком.
Дима Быков в своей программной (и очень, по мне, спорной работе "Взгляд" и Нечто") констатировал: "Четыре стихии, четыре темперамента были тут явлены с исчерпывающей полнотой: те, кто в эту схему не вписывался (как энигматичный, довольно разный Мукусев), отсеивались. А четыре темперамента, составлявшие костяк команды, были:
динамичный, ироничный карьерист Любимов, в конце концов ставший олицетворением "Взгляда", главой "ВИDа" и одним из богатейших тележурналистов страны;
доброжелательный, контактный Листьев, умевший веселить обывателя и понимавший, что этому обывателю нужно;
надрывный, несколько истеричный Политковский, легко впадающий в панику (или легко её имитирующий), дающий худшие прогнозы, – словом, представляющий широкие слои отечественной интеллигенции;
и наконец, яйцеголовый Захаров, трезвее и раньше всех понявший, как кратко отпущенное этому "Взгляду" время, предвидевший очередное замерзание и отражающий настроения интеллектуалов, преимущественно молодых".
В радиоинтервью, которое было посвящено 20-летию запуска проекта, Дмитрий Захаров признался:
– Склад ума каждого из нас был такой, какой он был на самом деле. То есть вальяжный Листьев, моторный Любимов и такой, как есть, я. Характеристика, данная Анатолием Григорьевичем, что я зануда, абсолютно справедлива. Мне опровергать, собственно, нечего – уж какой есть, такой и есть. Что касается одежды, то в какой-то момент нас пытались одеть, как дикторов: нас повели в какие-то закрома родины, где висели костюмы, как у членов Политбюро, вероятно пуленепробиваемые, из ткани, которую немцы называли во время войны "асбест", то есть не гнётся ни при каких обстоятельствах. Мы посмотрели на весь этот ужас и решили, что будем работать в том, что у нас есть. Вот у меня была любимая серенькая курточка. Я считал её счастливой, потому что она ещё на радио приносила мне удачу. И вот в этой серенькой курточке я работал. Ещё у меня были очки – я тогда видел хуже, чем сейчас – в белой оправе, и сдуру я как-то их надел. Тогдашний режиссёр, увидев эти очки, сказал: замечательно, очень фактурно, колоритно, вот в них и будешь работать. И вот я, поминая самого себя добрым словом, работал в этих белых очках. Но именно благодаря им запомнился.