После осуждения Николая Александр, хотя и не замешанный лично в заговоре, но разъяренный против правительства, бросил все свои петербургские должности, и быв, по великодушию императора Николая, не хотевшего разлучить его навсегда с братом, отправлен в чужие края для изысканий по части русской истории в иностранных архивах, основал главное свое пребывание в Париже. В этой новой сфере, сделавшись полновластным распорядителем своего времени, он оказал России гораздо более услуг, нежели прежнею своею службой. Плодом его поисков были изданные в Петербурге нашим правительством исторические, частью очень важные, памятники и акты.
Но, по его мне уверению, у него, кроме этого, собрано было еще множество других драгоценных сведений и документов, русских и заграничных, частью заявленных правительству, частью же оставленных им про себя. Незадолго до нашего свидания в Карлсбаде он был уволен в отставку с чином тайного советника, а потом, по окончании курса вод, поехал в Россию, кажется, с тайным желанием быть пожалованным в сенаторы и притом с присутствованием в московских департаментах; но в Москве застала его смерть, 5 декабря того же года. Некогда друг Карамзина, Жуковского и Батюшкова, покровитель первых шагов Пушкина, близкий ко всем знаменитостям и значительным лицам своей эпохи, знакомый со всеми ее делами и событиями, оживший всегда в высшем обществе, наконец, одаренный, как я уже сказал, чрезвычайною памятью, Тургенев обладал неоценимым запасом воспоминаний.
Беседа его была очень оживлена этими воспоминаниями, к которым он беспрестанно возвращался, но утомляла слушателей тем, что всегда и везде на первом плане являлся он сам. Давно сойдя с театра действительности, мало зная, по отношению к России, современную обстановку и возникших после него новых деятелей этого театра, живя вообще только в прошедшем, он представлял в моральном мире род "бывшего юноши", который все еще кокетничает своим былым, в уверенности, что оно точно так же интересует других, как и его самого. В разговорах о своем брате он часто жаловался мне, что факты о нем в известном "Донесении следственной комиссии" были изложены превратно и иногда даже и совсем ложно. На вопрос мой, отчего же не представить всего этого нашему правдолюбивому государю, он отвечал, что несколько уже раз решались на попытки к тому, но отзыв был всегда один и тот же: "Пусть явится сам и подвергнет себя суду".
- А вы можете представить себе, - прибавил Тургенев, - каков был бы этот суд, при влиянии и власти тех же лиц, которые, естественно, употребили бы все усилия к прикрытию своих тогдашних ошибок, невольных или преднамеренных. Впрочем, - продолжал он, - у брата моего давно уже написано как оправдание во всем этом, так и многое другое о происходящем у нас, и если он удерживается издавать в свет свою книгу, то единственно из того, чтобы не компрометировать меня.
Действительно, вскоре после смерти Александра, и именно в 1847 году, появилось в Париже сочинение его брата под заглавием: "Россия и русские", в котором он, среди разных предметов, представил и свои оправдания - на общий суд Европы.
XIII
1845 год
Закавказский край и его управление - Барон Ган, его командировка на Кавказ для соображений по введению нового управления в крае - Главноуправляющий на Кавказе генерал Головин - Меры, принятые правительством для улучшения администрации в Закавказье - Отозвание Головина и назначение главноуправляющим генерала Нейдгардта - Князь Воронцов - наместник Кавказа - Статс-секретарь Позен и его деятельность - Отъезд императрицы на зиму в Палермо
Борьба на Кавказе ознаменовала все почти царствование императора Николая не только рядом непрерывных военных действий, которые, среди всех доблестных подвигов и чудес храбрости, более или менее состояли именно только в борьбе, а не в решительном преоборении, но и рядом непрерывных переворотов в лицах и в учреждениях существовавшего там гражданского порядка. Проходили годы в колебаниях, опытах, соображениях, предположениях, и за всем тем, после истекших из них мер, когда все казалось уже решенным и оконченным, дело возвращалось к прежней точке, т. е. к убеждению, что необходимо отменить и бросить все сделанное и приступить вновь к другим соображениям, которые, в свою очередь, имели опять тот же исход.
Закон, не успевший не только укорениться сознательно в народе, но даже и сделаться ему вполне известным, уступал место новому, который вскоре постигала та же участь; правители сменялись один за другим; издерживались огромные суммы на множество комитетов, комиссий, экспедиций, чиновников и проч.; сыпались, наконец, щедрые награды, и все это обращалось, более или менее, в одни результаты личные, между тем как горячо желаемая правительством польза для края оставалась все недостигнутой. История этих колебаний, этого, так сказать, ощупывания, вместе с историей лиц, принимавших в нем участие и падших его жертвами, представляет много любопытных подробностей, из числа которых не все, по свойству их, могли сохраниться в официальных бумагах.
По присоединении Грузии к России она была образована в виде губернии и в ней введены общий порядок русского управления и одинаковые с прочими губерниями должностные места и лица. Впоследствии, однако же, с переменою главных местных начальников, система сия мало-помалу подверглась изменениям, и в Грузии, равно как и в прочих наших Закавказских владениях, установилось почти столько же различных форм правления, сколько было там уездов, округов и проч.
По окончании в 1829 году войны против турок главноуправлявший тогда этим краем, генерал-фельдмаршал граф Паскевич-Эриванский, впоследствии князь Варшавский, приступив к рассмотрению гражданского учреждения Грузии и других Закавказских провинций, нашел в нем, кроме разнообразия в организации, совершенную неопределенность прав и обязанностей начальствующих лиц, смешение законов русских с туземными обычаями, наконец, крайнюю неуравнительность в податях и неустройство в финансовом управлении.
Для отвращения сих неудобств князь Варшавский в рапорте императору Николаю от 24 апреля 1830 года признавал лучшим и действительнейшим средством: ввести во всех Закавказских провинциях русский образ управления и русские законы, и для сего: 1) разделить эти провинции на две губернии: Грузинскую, из 10 уездов, с губернским городом Тифлисом, и другую, наименовать ее, по высочайшему усмотрению, из 8 уездов, с губернским городом Старою Шемахою, или Баку, и одну область, Армянскую, с областным городом Эриванью; 2) губернские присутственные места установить тоже и с теми же названиями, как в России, соединив только, во второй губернии и в Армянской области, палату уголовную с гражданской; 3) места уездные составить также по образцу русских, но для примирительного разбора тяжб между магометанами по их законам учредить суды вроде медиаторских (шариат), из туземцев; 4) во всех других местах, губернских и уездных, руководствоваться во всем нашими законами, не основываясь уже ни в каком случае на законах грузинских или на обычном праве; 5) суд военный в гражданских делах отменить.
Проект этот по высочайшей воле был сообщен ревизовавшим в то время Закавказский край сенаторам - графу Кутайсову и Мечникову, которые во всем согласились с мнением князя Варшавского. На общем их с ним совещании предположено было еще сверх того: 1) учредить верховное Закавказское правительство (в Тифлисе) из главноуправляющего, Закавказского военного губернатора и пяти непременных членов, с обязанностями, правами и властью департаментов Сената и с переносом в общее собрание сего последнего только вопросов законодательных;
2) разделить уезды на земские округи и на волости;
3) сделать некоторые, не весьма важные, местные изменения и дополнения против общего губернского устройства. Сии предположения внесены были 22 мая 1831 года в Государственный Совет с тем, чтобы он представил мнение свое "в самом непродолжительном времени, и, если можно, до начатия вакационных дней (т. е. до 15 июня)".
Несмотря на столь положительное высочайшее повеление, дело это оставалось в Совете без движения целые два года. На вопрос о том государя, в мае 1833 года, государственный секретарь Марченко отвечал, что дело о преобразовании управления Закавказского края, с присоединенными к нему впоследствии вопросами, так трудно и обширно, что департамент законов "при многих других своих занятиях не мог еще привести его к окончанию". Государь на это отозвался (8 мая, через статс-секретаря Танеева), "что дело сие откладывать никак нельзя: ибо весь край от сего в ожидании и напряжении, и кончить оное тем удобнее, что имеется в виду представление сенаторов, очевидцев положения того края, и бывшего там начальника князя Варшавского; а потому его величество изволит находить, что должно сим делом заняться немедленно и никак не откладывая".
Вследствие того департамент законов (Васильчиков, Кушников, Сперанский, Энгель) немедленно приступил к исполнению высочайшей воли и еще в том же мае представил мнение свое, которого главные черты заключались в следующем:
1) Разделение края принять в предположенном Паскевичем виде, назвав вторую губернию Дагестанскою.
2) Признав необходимым учреждение в Закавказском крае высшего места, как для суда, так и для управления, не смешивать, однако, сих двух властей воедино, а разделить их на два установления: а) главный Закавказский суд для окончательного решения дел тяжебных и уголовных, с допущением переноса только в общее собрание Сената, и то единственно вследствие жалоб, по примеру принимаемых на департаменты Сената; б) верховное Закавказское правительство, из главноуправляющего, Закавказского военного губернатора и трех или четырех членов, для дел высшего управления, в котором сие верховное правительство имеет представлять соединенные советы всех министров, исключая военных.
3) Устройство губернских, уездных и волостных мест ввести на предложенных в проекте началах, с тем чтобы все места сии действовали по общему губернскому учреждению.
4) Предположения о введении за Кавказом русских законов сообразить с общим их Сводом (в то время только что восприявшим свою силу) и со всеми мерами, в представлении фельдмаршала и сенаторов изложенными.
Но в заключение департамент, считая дело не довольно еще зрелым для окончательного разрешения и затрудняясь особенно вопросом насчет удобства ввести общий порядок управления по губернии Дагестанской, населенной мусульманами, полагал все замечания свои передать сперва на соображение вновь назначенного тогда в Грузию главноуправляющего барона Розена.
Общее собрание Совета признало все замечания департамента на проект правильными, но на отсылку дела к барону Розену, как могущую произвести лишь замедление, не согласилось и потому положило:
1) Означенный проект, вместе с замечаниями департамента законов, передать в особый Комитет, который составить из министров: военного, финансов, внутренних дел и юстиции, с приглашением также, для нужных объяснений, возвратившихся в то время из Закавказья графа Кутайсова и Мечникова.
2) Комитету сему определить главные правила, на которых должно быть учреждено Закавказское управление, требуя, в случае нужды, и дополнительные местные сведения, после чего заключение свое внести в Государственный Совет.
3) Когда Советом разрешены будут главные начала, то начертать, сообразно им, в том же Комитете, надлежащие положения, уставы и штаты, которые и внести также в Совет.
Заключение это, по утверждении его государем, в июле 1833 года было передано к исполнению князю Чернышеву как старшему в чине из членов вновь учрежденного Комитета, в котором он с тех пор и занял председательское место. Правителем дел назначен был сперва правивший должность статс-секретаря Теубель, потом статс-секретарь Позен, и наконец, когда последний сам поступил в члены Комитета, помощник статс-секретаря Булгаков.
Особый Комитет окончил свои занятия лишь в 1835 году и тогда же внесли в Государственный Совет проект основных правил Положения для областей, составляющих Закавказский край.
Кроме разных подробностей, проект сей разнился от предположений департамента законов и во многом существенном. Комитет полагал:
1) Все Закавказье, включительно с Армянской областью, разделить на две губернии: Черноморскую и Каспийскую.
2) Между уездными местами и центральным управлением губерний учредить особую соединительную степень, в которую стекались бы распорядительные дела нескольких уездов, и на сей конец губернии подразделить на области: Черноморскую - на Верхнекуринскую, Рионскую и Араратскую, а Каспийскую - на Куринскую и Дербентскую, с учреждением в первых трех областях уездов, а в двух последних - дистриктов, или округов.
3) Главное управление соединить в линии наместника и при нем Совета, составленного из Тифлисского военного губернатора и членов частью от министерств и частью по выбору жителей.
4) Закавказскому высшему суду быть окончательной инстанцией по всем делам, за изъятием только тех, по которым и самые определения Сената или представляются на высочайшее утверждение, или переносятся из департаментов в общее собрание.
5) Губернские, областные и уездные управления, а равно суды 2-й и нижней инстанций, образовать по общему учреждению, с некоторыми только местными изменениями и с тем, чтобы в уездах Черноморской области допущено было соединение власти военной с полицейской.
6) Русские законы признать действующими во всех пределах Закавказского края, но вместе с тем оставить в своей силе все права, могущие проистекать от обычаев и законов местных.
7) Поручить подлежащим министерствам, собрав нужные местные сведения, составить на сих основаниях и внести в Комитет подробные и полные проекты положений, уставов и проч.
В то время, когда сие заключение Комитета поступило в Государственный Совет, в Петербурге случайно находился и барон Розен, которого государь велел пригласить в департамент законов к совокупному обсуждению дела. Розен был крайне сим затруднен, ибо он впервые слышал о сущности предполагаемого преобразования, и притом дело застало его за 2600 верст от всех материалов. Он отвечал, что, не имев дотоле в виду, в чем именно заключаются сии преобразования, не мог сообразить предварительно на месте, что из начертанного в проекте может быть для каждой провинции и области полезно или неудобно, а "без сих соображений и нарочитого собрания необходимых местных сведений не может дать теперь же безошибочного и вполне удовлетворительного объяснения".
Затем, изобразив трудность учредить управление, свойственное краю и духу его обитателей и вместе примененное к общим постановлениям, необходимость упрочить сперва краю совершенное спокойствие и безопасность, действуя, между тем, непрестанно на изменение закоренелых вредных обычаев частными улучшениями; необходимость также, для полного и подробного положения, привести прежде в известность права, преимущества, обычаи и законы каждой провинции; наконец, затруднения и неудобства, которыми в таком крае, каков Закавказский, грозит слишком равновременное введение предполагаемых учреждений, сколь ни были бы они полезны, барон Розен полагал: весь проект сообразить сперва на месте.
Департамент законов (Васильчиков, Сперанский, Энгель) вместе с приглашенными министрами (Канкрин, Дашков, Блудов) нашел, со своей стороны, что такому местному соображению должны подлежать только разделение и разграничение Закавказского края и назначение городов или мест для разных степеней управления; все же прочее - учреждение управления и суда, быв основано на началах более единообразных и сближенных с общими нашими установлениями, может быть окончено и здесь.
В отношении к первой части дела департамент сделал, на заключении особого Комитета, одно существенное замечание, именно, что, в видах правительственных и экономических, в крае сем не должно быть более двух губерний, с сохранением древних именований их частей, так как некоторые из них внесены в императорский титул (Грузия, Армянская область и проч.), и перемена могла бы иметь даже невыгодное влияние на умы обитателей.
Обратясь затем ко второй части, департамент или, лучше сказать, Сперанский сам составил новый проект образования главного управления и главного суда, более подробный, нежели внесенный из особого Комитета, но согласный с ним в основаниях, и затем положил: 1) предоставить тому же Комитету сочинить на сих началах полное Положение об устройстве означенных частей и 2) утвердив также все заключения Комитета касательно управлений подчиненных, предоставить барону Розену начертать Положение о разделении края на области, уезды или округи и об устройстве в них управления, соображаясь с общим учреждением о губерниях, и проект свой сообщить равномерно сему Комитету.
Общим собранием Совета и государем сие заключение принято было без всякой перемены и, вследствие того, передано военному министру к исполнению 31 мая 1835 года.
Спустя год дело от военного министра опять пришло в Государственный Совет, но в новом виде и со вновь возникшими вопросами. С одной стороны, на требование военного министра о скорейшем окончании Положений об устройстве губернских и уездных управлений и о разделении Закавказского края, барон Розен, обещая исполнить сие в возможной поспешности, присовокуплял, что введение предполагаемого устройства главного управления и главного суда, при сохранении в прочих частях прежнего, несоответственного им порядка дела, решительно невозможно, а притом все проекты сии, составляя одно целое, должны и в исполнение приведены быть совокупно.
С другой стороны, министры - те же самые министры, которые в 1835 году в департаменте законов подписали образование главного управления и главного суда, в Комитете своем хотя и составили, на тех же началах, подробный проект, но сопроводили его разными сомнениями и возражениями. Главнейшее состояло в том, что если главное управление поставить на одинаковую степень власти с 1-м департаментом Сената, то при такой независимости управления краем от центральных государственных властей (министерств) последуют разные важные неудобства. В отвращение их Комитет предлагал учредить главное управление за Кавказом по примеру действующих в Сибири.