…Порвав цепь юнкеров, мимо пристани промчались расседланные лошади. Высокий верблюд, черный на фоне неба, поднял по-птичьи голову и, плавно качаясь, пошел дальше. Вдруг калмык изо всех сил стал рвать поводья. Но верблюд остановился. Мимо него прошли три танка. Вот танки свернули к морю. На мгновенье остановились, потом вновь двинулись вперед и, медленно, точно ощупью найдя отлогий спуск, пошли по отмели в воду. Над танками, гулко ударившись о горбатую броню, кувырнулись волны. Кувырнувшись, они вновь выпрямились и побежали дальше, такие же пологие и ровные…
Носилочных уже внесли на "Екатеринодар". Прошли и с костылями.
- Держитесь! - кричал мне кто-то с палубы.
- Прыгай! - кричали с берега.
Мостик подо мной рвануло. Я спрыгнул на мокрые доски палубы и обернулся.
Поручика-алексеевца за мной уже не было. Норд-ост крепчал…
Ночью с 12 на 13 марта "Екатеринодар" вышел в море. Свидетелем "13 марта" в Новороссийске я не был.
…Когда 13-го под утро я выполз из трюма, над кормой "Екатеринодара" всплывала заря.
- Нет, не на Константинополь! - сказал я ефрейтору сводно-партизанекого отряда. - На запад… В Крым, значит!..
Винт за кормою гудел. Быстрыми петлями кружился над мачтой ветер.
ЧАСТЬ III (апрель 1920 - октябрь 1920)
Над Севастополем плескалось весеннее солнце. Токарь Баранов сошел по лестнице. На дворе остановился и, подойдя к окну, кивнул подпоручику Морозову.
Подпоручик Морозов сидел на подоконнике. Рука его все еще была подвязана. Лицо осунулось. "Два сапога - пара!" - говорили про нас товарищи-офицеры. "Кащей Бессмертный и Бессмертный Кащей! Тень на плетень!.."
- Ну а насчет английского ультиматума как? Не слышно о перемирии?..спросил токарь, положив локти на подоконник.
- Нет, опять не слышно…
- Та-ак!.. - Токарь вздохнул. - Ну, я пойду! - И, надвинув картуз на брови, отошел от окна.
Я стоял тут же в комнате. Курил махорку, пытаясь припомнить, с кем из солдат и офицеров брошенного в Новороссийске батальона 3-го Дроздовского полка был я знаком. Некоторых припомнил. Загарова, подпоручика… Вольноопределяющегося Лемке… Капитана Перевозникова…
- Расстреляют, как вы думаете?..
…Токарь скрылся за воротами. В воротах показался ротный писарь. Писарь остановился и, беседуя с кем-то, повернулся к нам спиной.
- Скоро и роты придут, Николай Васильевич.
- Да, скоро…
Ни я, ни подпоручик Морозов на ученье еще не выходили.
- Черт возьми!..
- Брось чертыхаться!. - И, помолчав, подпоручик Морозов вновь вернулся к давно прерванной беседе… - Те, очевидно, кто командованье примет.
- А кто примет?.. Как ты думаешь?..
- А разберешься?..
К окну подошел писарь. Протянул надвое сложенный приказ по полку. Подпоручик Морозов одной рукой неловко его развернул и вдруг стал расправлять, положив на подоконник.
"Генерал-лейтенант барон Врангель назначается главнокомандующим вооруженными силами Юга России. Всем, честно шедшим со мной в тяжкой борьбе, - низкий поклон. Господи, дай победу армии, спаси Россию…"
Над Севастополем плескалось весеннее солнце. С этого дня ни токарь Баранов, ни солдаты о перемирии больше не спрашивали.
ПАСХА В СЕВАСТОПОЛЕ
- На кого черта куличи!.. Вино и водка…
- А у нас, господа, не только куличи, но и сырная пасха будет.
В комнате было накурено. Подпоручик Басов, взводный 3-го взвода, поручик Науменко, взводный 4-го, мой заместитель подпоручик Виникеев и заместитель подпоручика Морозова штабс-капитан Пчелин играли в карты. Поручик Злобин, командир 5-й роты, наблюдал за игрой.
- Ну, а как же капитан Карнаоппулло? Без сладкого?..
- Всем не угодишь!.. И так денег мало, - на водку. Дождь бил в окно. Над нами, в мастерской токаря Баранова, пели солдаты.
- Да к черту, наконец, ваши карты! И, сбросив на ходу насквозь промокшую шинель, подпоручик Ивановский сел прямо на стол.
- Господа!..
- Подожди!.. - вбежал за ним поручик Матусевич, тоже 7-й роты. - Подожди ты!.. По порядку!.. Я расскажу…
- Ну, конечно!.. Девчонки там разные, ножки, панталончики… - через минуту уже рассказывал он. - Буржуи хлопают… Мы хлопаем… Браво!.. Потом этот самый вышел, - Павел Троицкий. Морда - что лимон. Хохот. Буржуи хлопать. Мы хлопать. "Павлуша!.. Павлуша!.." А Троицкий - поклоны. Направо - поклон, налево - поклон. "Павлуша!.. Павлуша!.." Тут Павлуша этот самый подбородок вперед вытянул, рожу идиотскую склеил и начал насчет России прохаживаться. Шесть уездов, говорит, вот вам и вся "Неделимая". Утром выйдешь, к полдню - море… Повернешь - опять море… И делить, говорит, нечего!.. И все в этом роде. И все в стихах… Буржуи хлопать. Мы: "Стой, стерва!.. Ты сперва повоюй, твою мать в корюшку" - и свистеть, свистеть… А Ивановский - на кресло. Да наганом - на толпу. Ну, конечно, врассыпную!.. А он - раз! раз!.. - осечки. Раз!.. Я его за руку. "Да он не заряжен!" - орет кто-то. Троицкий, что ли… "Так и по большевикам бьете, господа офицеры?.."
- Ты! Наган бы лучше чистил! Подпоручик Виникеев встал.
- Позоришь только, гороховый шут!..
* * *
…В ночь под Пасху на улицах Севастополя густо гулял народ. Над Малаховым курганом мигали низкие звезды, мелкие, как песок. Звезды над городом не мигали. Круглые и спокойные, они только изредко опускались за тучи. Тучи бежали быстро. Быстро за ветром уплывал с колоколен и веселый пасхальный звон.
- Тыл живуч и неизменен, - говорил мне подпоручик Морозов, вышедший со мной на улицу. - Неделя паники… Пригнет голову, как под наганом Ивановского, и вновь лоснится довольной харей…
Я перебил его.
- Николай Васильевич, а пить сегодня будешь?
- Не знаю… А хочется… - не пить, а головой куда, - в пропасть!..
…Прошел, качаясь, пьяный корнет. Одна шпора его звенела. Другой на сапоге не было.
А из церкви на Чесменской выходили толпы народа. Нас захлестнуло и повлекло вниз по улице.
- "Христос во-скресе из мерт-вых", - вполголоса пела какая-то девица, помахивая мятым нарциссом.
- "Смер-тию сме-ерть…" - подтягивал ее спутник-студент, влюбленно на нее поглядывая.
- Христос воскресе! Ну, а воистину?.. Ну что же?.. - упрямым басом повторял кто-то за нами.
- Ах, вам бы целоваться только!.. Бас сердился:
- А вам без прелюдий, так сказать?.. Да в кровать прямо!..
- Нахал!
Но в женском голосе не было ни злобы, ни раздраженья.
- Поручик хочет.
- "Мадам хохочет…" - запел, засмеявшись, третий голос.
А мимо нас, мимо девицы с нарциссом и ее влюбленного студента, мимо высокого поручика с сердитым басом и его щуплой, смеющейся барышни шла, флиртуя и улыбаясь, богато разодетая, праздничная толпа.
Но вдруг толпа вздрогнула. Влюбленный студент бросил девицу и, работая локтями, метнулся в переулок. Бросились назад и три каких-то щеголя в кепках. Коммерсант в котелке быстро обернулся. И еще раз - в другую сторону.
- Где? господи!.. - Его толкнули.
- Стой!.. - неслось из темноты за дворцом командующего флотом. И опять: - Сто-ой!..
Рассыпавшись в цепь, офицерская рота нашего полка уже окружала толпу.
Офицерская рота производила мобилизацию.
Гурали Мильтоныч, толстый, седой армянин, хозяин квартиры, в которой стояли ротный и штабс-капитан Карнаоппулло, разливал водку.
- Христово воскресенье - значит, воскресенье!.. Пей, ребята!.. - кричал ротный. - И что такое жизнь офицера?!. Вот ты… Ты вот скажи!.. - И, взяв подпоручика Морозова за ворот гимнастерки, он перегнул его через стол. - Ты у нас философ… Ну и скажи: что такое есть жизнь офицера?..
- "…Видел он, что Русь свя-та-я", - пел штабс-капитан Карнаоппулло, развалившись в косом от старости кресле.
- …свя-та-я… Садись, душа моя Нина!.. Не святая ведь!.. А?..
Нина, полногрудая, прыщавая дочь хозяина, придвинула стул. Штабс-капитан быстро ее обнял.
- Баб святых не бывает!.. - И, икнув, запел заново:
Видел он, что
Русь свя-та-я
Угасает с каж-дым днем…
Нина!.. Вы любите дроздовцев?.. Он - это генерал Дроздов-ский… Господа, за генерала Дроздовского: ура!..
Но поручику Ауэ было не до генерала Дроздовского.
- И ты?.. И ты сказать не хочешь, что есть наша жизнь офицера?.. Ты?.. Философ?..
Уга-са-ет с каждым днем,
Точно свет…
Точно свеч-ка до-го-ра-а…
Нина, вы любите свечки?.. - Засмеявшись, штабс-капитан навалился на Нину плечом.
- Свечки, вы понимаете?..
…Хозяин-армянин разливал водку.
- Пьешь?
- Пью, - ответил мне глухо подпоручик Морозов. - А ты?.. Пьешь?..
- Пью.
- Мало пьешь!..
Ротный вскочил и замахал бутылкой.
- Сюда!.. Сюда иди!.. Пей!.. Не хочешь?.. Садись, немчура, - пей!.. А ты, немец, барон Врангель ты!.. Вильгельм!.. Пей, твою мать, Deutschland uber alles… твою…
- Russland uber alles… - закричал остановившийся в дверях подпоручик Ивановский.- Russlannnnd!..
…А хозяин-армянин все разливал и разливал водку.
Мокрая после дождя улица блестела под солнцем. На другой стороне, около ворот двухэтажного дома, стоял мальчишка. Мальчишка тянулся к ручке звонка. Но она уплывала из-под его рук. Какой-то нищий шел на костылях через улицу. Костыли были кривые, как коромысла. Коромысла гнулись.
- Зачем, дед, на коромыслах ходишь? Слушай, зачем на кара-мыслах?..
- Лаваш, лаваш! - прошел торговец. "La vache - по-французски корова… корова, - стал припоминать я, - jai, tu as…"
…Под воротами нашего дома меня поднял Зотов.
Когда я проснулся, на окне комнаты расползались красные лучи солнца. Около окна стоял подпоручик Виникеев. Подпоручика Виникеева рвало.
Я встал. Взял его под руку.
На дворе было совершенно тихо. Взвод точно вымер.
- Вы думаете, я пьян? - лепетал над моим плечом подпоручик Виникеев. Я всего только наве-се-ле - на-весе… К воротам подбежал токарь Баранов.
- На-ве-се… на-веселе я!.. Вот что! - Баранов выбежал на улицу и быстро захлопнул ворота. Встревоженная под воротами лужа играла широкими, красными от вечернего света кругами.
Поставив подпоручика Виникеева возле бочки, я пошел обратно в комнату. По лестнице, кажется, из мастерской токаря спускался штабс-капитан Карнаоппулло.
- Токарь и большевик есть синонимы, - сам с собою беседовал он. - А потому… как всякие вредители… э-э-э… подлежат… э… уничтожению… Эй! чего хохочете! - вдруг закричал он, задрав голову.
Столпившиеся на верхней площадке солдаты разбежались.
…Голова моя болела. Плечи тянуло вниз.
На следующее утро, часов в одиннадцать, роту построили.
- Нет, всем строиться! - крикнул мне ротный. - Всем!.. Да не на учение, - к штабу зачем-то…
На дворе штаба полка сидели и лежали мобилизованные. Когда наша рота вошла во двор, их подняли и вывели.
Пришла 5-я рота. Потом 8-я и 7-я. 7-я пела:
…надви-и-нув кивер свой пехотный,
Выйду я на улицу, печата-я с носка-а…
Подпоручик Ивановский, в числе запевал, пел громче всех.
- Эх, песнь моя! - играл и звенел его голос. - Любимая!
Буль-буль-буль бутылочка казенного вина!
- Смотри-ка, стаяло все. А ногам холодно! - жаловался кому-то Зотов, подымая то одну, то другую ногу, обутые в порыжелые, рваные сапоги. - Ну и вот, значит, - эх, холодно! - как убег, значит, Баранов, так и не возвращался больше. Уж больно это его господин капитан Карнаоппулло пригрели. И станок его расколотили, и пороть собралися…
Наконец батальон выстроили.
Появившийся в дверях штаба генерал Туркул улыбался. За ним шла какая-то женщина, в старом поношенном пальто, из-под которого виднелись складки дорогого платья. Когда женщина сходила по ступенькам, платье торжественно шуршало.
- Пожалуйста!.. Будьте так любезны!.. - сказал женщине генерал Туркул и опять улыбнулся.
Женщина стала обходить роты. Перед некоторыми солдатами и офицерами она подолгу останавливалась. Остановилась она также и передо мной.
- Этот? - спросил Туркул. Женщина вздохнула.
- Нет! - потом подняла брови и пошла дальше.
- Этот?
Генерал Туркул от нее не отставал.
- Нет, не этот…
- Этот?
- Этот, ваше превосходительство! - сказала она наконец, остановившись перед подпоручиком Ивановским.
Подпоручик Ивановский - вдруг - сразу побледнел.
- И этот еще, ваше превосходительство… Потом батальон развели по квартирам. Подпоручик Ивановский и унтер-офицер Сахар были оставлены при штабе.
Уже вечерело…
- Такой хороший офицер!..
- С чего хороший! Уж Врангель подтянет… Подпоручик Виникеев доел брынзу и старательно собрал со стола крошки.
- Врангель всех, господа, подтянет.
- И подтягивать нечего!.. С пьяных глаз, конечно…
- Конечно, с пьяных! - Подпоручик Басов бросил на пол догоревший окурок. - Не бандит ведь, слава тебе господи! И на кой ему леший эта дрянь жемчуга эти понадобились!..
- Не бандит, а туалеты взламывает!.. А на кой - известно: бросьте, поручик, дурака разыгрывать! - Вытирая губы, подпоручик Виникеев улыбнулся. - А знаете, господа, сколько дрянь эта стоит?..
- Идут!.. Идут!.. - закричали вдруг на дворе солдаты. Мы выбежали.
За воротами - к штабу полка - шло одно отделение офицерской роты.
Через час подпоручика Ивановского и унтер-офицера Сахар расстреляли.
Кто была женщина в поношенном пальто и дорогом, шелковом платье, я не знаю…
А еще через час штабс-капитан Карнаоппулло прибежал к нам на двор.
- Ну как, пришел Баранов? - услыхал я сквозь открытое окно.
- Никак нет, господин капитан!
Ефрейтор Плоом вытянулся и взял под козырек.
- Ну так вот что, ребята! У него там наверху какой-то красный диванчик имеется… Там, в каморке… Знаете?.. Ну вот!.. Срывай с него, ребята, бархат! Шей погоны! Да живо!
…При вечерней перекличке вся 6-я рота была уже в новых бархатных погонах.
В ту же ночь нас неожиданно подняли.
А под утро, когда солнце еще только всходило, Дроздовскую дивизию погрузили на пароходы и отправили десантом на Хорлы.
Меня и подпоручика Морозова, как не вполне еще окрепших, оставили в Севастополе - при хозяйственной части.
- Помнишь библейскую историю с Красным морем? - взяв вечером метлу, спросил меня подпоручик Морозов. - Когда отряды Моисея проходили море, оно расступилось. Помнишь?.. Прошли - море хлынуло назад. Так и сейчас. Дрозды прошли, и - смотри-ка!..
Через двор шел токарь Баранов. За стеной в соседней комнате звенел женский смех; в квартиру, комнату которой мы занимали, вернулась хозяйка-еврейка с дочерьми-курсистками.
- Да… - сказал я, подумав. - Но нас, брат, не захлестнуло.
- Пока!..
И подпоручик Морозов вдруг отвернулся. Подметая комнату, он изо всех углов извлекал пустые бутылки…
"CREDO" ПОДПОРУЧИКА МОРОЗОВА
Прошло недели две.
Вернувшиеся с Хорлов Дроздовские полки давно уже расквартировались по деревням Евпаторийского уезда. Хозяйственные части также готовились к переезду. Собрались и мы с подпоручиком Морозовым.
- Завтра, Николай Васильевич?
- Завтра.
- Пешком пойдем?
- Пешком… Ну ее к богу, - хозяйственную!..
Был уже поздний вечер. Развязав вещевой мешок, подпоручик Морозов разбирал свои немногие вещи. За стеной пела дочь хозяйки:
Как цветок голубой
Среди снежных полей…
- Что ты там уничтожаешь? - спросил я Морозова, который рвал какие-то мелко исписанные листы бумаги.
- Так, чепуху всякую… Записки…
- Твои?
- Мои.
- А ну, покажи!.. Подпоручик Морозов замялся.
- Да покажи!.. Чего там!..
- Ну ладно!.. - Он протянул мне несколько листиков. - Но ведь это… интересно только для… только для меня обязательно…
Светлый луч засверкал
Мне из пошлости тьмы, опять запела курсистка.
- Циля!.. Циля!.. - перебила ее другая. - Смотри, Циля!..
"…И пусть белый не станет красным, а красный белым, - с трудом разбирал я упавший набок почерк подпоручика Морозова, - но годы гражданской войны откроют, наконец, наши глаза, и белый увидит в красном Ивана, а красный в белом - Петра… Утопия?.. Может быть!.. Но я привык верить своему сердцу…"
Я поднял глаза и посмотрел на подпоручика Морозова. Он все еще сидел против меня и, смутившись, смотрел в окно. За окном было темно. Только угол соседнего дома освещался нашим окном и выпирал из темноты желтым, тупым треугольником.
"А пока что, - вот в этом вся и бессмыслица, - читал я дальше, - пока что я должен тянуть эту лямку. Отступающий всегда гибнет. Я погибнуть не хочу. И вот белое движение волочит меня за собой. Идея, способная на вырождение, не есть идея. Над идеей белого движения я ставлю крест. А бессмыслица ползет дальше… Я не верю в чудо, но, к нашему несчастью, генерал Врангель, очевидно, все еще верит. Не потому ли утвердил он новый знак отличия - орден Святого Николая-чудотворца?..
…На долгих путях от Брянска, через Севск, Харьков, Ростов, Екатеринодар до Новороссийской бухты люди тысячи раз теряли свою веру. Офицеры распродали награбленное имущество (заметьте падение цен!); распродав, занялись злостной спекуляцией (заметьте повышение!)…"
Я улыбнулся:
- Ты экономист, подпоручик! - и взял следующий лист.
"Деникин низко поклонился и ушел. Я кланяюсь его честности. Кланяюсь не только низко, - до самой земли. И, господи, как был бы я счастлив, если б смог я поклониться еще раньше".
Я пропустил несколько строчек.
"…Так зачем же приехал Врангель и что он хочет? Впрочем, о Врангеле говорить трудно, - он утвердил орден Св. Николая-чудотворца… Приехать с ультиматумом о заключении мира и взяться за продолжение войны!.. Бросать людей, потерявших идею!.. Куда?.. На гибель?.. С чем он уедет?.."
Я вновь перескочил через несколько строчек.
"…И недавний десант дроздов под Хорлами, десант, о котором мы, офицеры того же полка, не можем решить, блестящая ли это удача или полное поражение. А зима…"
Дальше я разобрать не мог. Потом буквы вновь выровнялись.
"Да, так идут наши дни!..
Что делается за фронтом - я не знаю…
Чем живут наши враги и чем они держатся - я не знаю…
Я не знаю и того - только ли они мне теперь враги?..
Я люблю человека и жизнь, и когда те, что теперь за фронтом, стали дешево расценивать и жизнь и человека, я назвал их врагами. Моя ли это вина?
В ту ночь был белый ледоход,
Разлив осенних вод.
Я думал: вот река идет.
И я пошел вперед.
А теперь?..