– Вы просто фаталист, Сергей Владимирович, и, мне кажется, вы во всем доверились судьбе?
– Нет, я не фаталист, но моя жизнь – это, действительно, цепь случайностей, игра судьбы. Вообще мне кажется, что, кроме фашистского плена, я ничего не боялся.
– Даже Сталина? Вообще, расскажите об этом человеке, вы же его лично знали. Что вы думали о нем тогда и что думаете о "великом из великих" сейчас, в наши дни?
– Однажды в музее Сталина в Гори меня попросили оставить запись в книге посетителей. Я написал: "Я в него верил, он мне доверял". Наивно? Может быть. Ну что я мог еще написать?! Так ведь оно и было! Это только сейчас история открывает нам глаза, и мы видим, что Сталин был непосредственно повинен в тех жертвах, которые понес советский народ.
Фигура Сталина – очень противоречивая: тиран, палач… Но трудно понять, почему он поддерживал хороших писателей, режиссеров, актеров? И в то же время не менее талантливые люди сидели в тюрьмах, уничтожались.
Я согласен с формулировкой Дмитрия Волкогонова: жизнь Сталина – триумф и трагедия. Как осмыслить, например, такой эпизод? Однажды меня с огромным трудом разыскали на фронте и привезли к командующему Курочкину. Тот говорит: "Срочно звоните товарищу Ворошилову, он интересовался, где вы пропадаете?" Дозваниваюсь до Ворошилова. Слышу в трубке: "Товарищ Сталин просит у вас узнать, можно ли изменить знак препинания в такой-то строке?" Что это?! Тысячи замученных людей, а тут – знаки препинания.
1988
Глава 8. О легендарном армянском атлете Серго Амбарцумяне, ставшем символом победы над фашистской Германией до начала Великой Отечественной войны
Механизм величайшей демагогии и лжи, запущенный при Сталине, безотказно действовал и после его смерти. И Серго Амбарцумян был одним из первых среди нескольких поколений спортсменов, загубленных системой, приняв и бремя триумфа, и внезапный, коварный удар полнейшего равнодушия государства, которое воспользовалось им, а потом выбросило за борт, когда он стал не нужен.
Эта необычная история о "самом сильном человеке Земли" связана для меня с героем одной моей несостоявшейся книги. На протяжении нескольких лет я общался с Самвелом Гаспаряном, талантливым человеком, едва ли не лучшим фермером Подмосковья, как называли его в прессе. Немало аудиокассет было наговорено Самвелом, армянином, приехавшим в Москву много лет назад и занявшимся в окрестностях столицы сельским хозяйством. Я расспрашивал Самвела о его работе и, главным образом, о том, как ему, одному из немногих, удается делать честный бизнес в России. И вот однажды он бросил по телефону: "Хватит о свиньях и помидорах, приезжай сегодня на ферму, и мы с другом расскажем тебе потрясающую историю".
Встретились. Друг Самвела, спортсмен в прошлом (его имя, к сожалению, запамятовал), и я выпили по стопочке армянского коньяка, и заинтригованный, я весь превратился в слух.
– Знаешь ли ты о самом сильном человеке на земле в советские времена? Если назовешь имя Юрия Власова, то ошибешься. Наш земляк из Армении Саркис Амбарцумян намного круче. Эта история, словно затонувший корабль "Титаник", который и сегодня покоится под толщей океанских вод. Известно, что "Титаник" был объявлен самым непотопляемым кораблем в мире. Так вот, наш Саркис был когда-то символом могущества человека и породившей его страны под названием Советский Союз.
Любители спорта наверняка знают, что в 1930-х годах Гитлер объявил своего любимца – штангиста Иозефа Мангера самым сильным человеком на планете. Миллионы немцев взирали на него, как на Геракла. Он побеждал всех соперников на Олимпиадах и чемпионатах мира по тяжелой атлетике.
Когда Сталину доложили о рекордах немецкого тяжеловеса, он командно произнес: "Фашист не может быть самым сильным. Его надо побить. И побить его должен Амбарцумян".
…При первой же встрече Сталин, будто невзначай, назовет Саркиса грузинским именем Серго, и в историю спортсмен уже войдет как Серго Амбарцумян и подобно Иозефу Мангеру станет любимцем своего вождя.
Родился Саркис 22 февраля 1910 года. При рождении весил 7 килограммов 200 граммов! Его мать, которую звали Большая Софья, была женщиной необычайной физической силы и неукротимого нрава. Не женщина – зверь! Как-то чужая корова вытоптала ее огород, так Софья, не рассчитав, стукнула ее кулаком, и корова тут же испустила дух. Чтобы помочь семье, Саркис работал сапожником, каменщиком, автослесарем, ремонтником на железной дороге, ездил на заработки на рудники Донбасса.
Однажды, это было уже в 1930 году, Саркис поднял на руках грузовик, вытащив его из глубокой канавы. Рядом случайно оказался сотрудник НКВД, который поинтересовался: "Кто же этот богатырь?" Ему ответили: "Наш автомонтер". Неожиданный эпизод изменил судьбу Амбарцумяна. Ему дали работу в спортивном обществе "Динамо" в Ереване, прописали бесплатную еду, причем без ограничений. Так начался его стремительный путь наверх. Уже в 1930 году – чемпион Армении, в 32-м – чемпион Закавказья, затем три года подряд – абсолютный чемпион и рекордсмен СССР в тяжелом весе и пятиборье.
Однажды в Москве, в Театре эстрады, где проходили очередные соревнования, он легко установил мировой рекорд, хотя сам не осознал своего подвига. А тренер по каким-то стратегическим соображениям ничего ему не сказал (рекорд не мог быть засчитан официально, так как наша страна не входила во Всемирную федерацию тяжелой атлетики).
Зато вскоре после этого спортсмену объявили, что его вызывают в Кремль. Что делать? По воспоминаниям близких, у Саркиса не было приличной одежды, о чем он и объявил людям, приехавшим за ним на черной машине. Срочно повезли его в ателье, заказали костюм, несколько рубашек, ботинки.
Оказывается, Первый секретарь компартии Армении Арутюнов был принят Сталиным, который, достав из кармана маленький, в сафьяновом переплете блокнот, мельком туда заглянул и спросил: "А где это там у вас Амбарцумян? Чтобы в двадцать четыре часа был здесь".
Когда привезли великана к Сталину, тот, выйдя к нему навстречу, улыбаясь, сказал: "Тише, кацо, пол провалишь… Как жизнь?" Саркис пожаловался вождю, что у него нет условий для подготовки к чемпионату мира. Тогда-то "вождь народов" и взял со спортсмена слово, что тот победит фашиста.
Вернувшемуся на родину спортсмену назначили немалую по тем временам стипендию, предоставили тренера, повара, массажиста и множество других привилегий. По легенде, у него в Ереване был "открытый счет", он мог прийти в любую столовую или ресторан, пить, есть сколько угодно, вместо оплаты расписаться в нужном месте и уйти. Причем этот "открытый счет" касался не только еды. В кино и театрах для него были забронированы два места, он мог проголосовать в любом месте и остановить автобус или трамвай. Словом, власть бросила все силы на посрамление Мангера и торжество Амбарцумяна, который непременно должен был оправдать надежды верящего в него товарища Сталина!
Таким образом, вызов Амбарцумяна, простого человека, на самый верх, круто изменил его жизнь.
Ереванские газеты оповестили о том, что, по приказу Сталина, армянскому атлету "созданы все условия для побития фашистского рекорда", и Амбарцумян должен выжать штангу весом более чем 410 килограммов.
И – о чудо! Вскоре те же газеты оповестили: "В малом зале Армфилармонии Серго Амбарцумян установил мировой рекорд, показав в классическом троеборье 433,5 килограмма, и стал официально самым сильным человеком планеты".
Так руками Серго Сталин победил в своей "тяжеловесной" дуэли с Гитлером.
В Кремле по поводу этого события был устроен огромный банкет, который, по свидетельству друзей Амбарцумяна, стал главной темой его воспоминаний до конца жизни. Кстати, вспомнить и впрямь было что: ведь на приеме присутствовало 900 знатных людей страны, и вождь провозгласил Серго тамадой на этом пиру. "Ты посмотри, – сказал Сталин Ворошилову, – я думал, Амбарцумян – отличный спортсмен, а он, оказывается, еще и отличный тамада". Гулянье с песнями, танцами продолжалось всю ночь. Утром счастливый виновник торжества явился в гостиницу и выложил на стол бесчисленное количество бонбоньерок со всевозможными шоколадными конфетами, начиненными вишней, ликером, изюмом, орехами, а также подаренный Молотовым патефон. Затем выдохнул жене: "Все, Тома, можно умирать, я был у Сталина тамадой…" В его квартире долго висела фотография, на которой Серго стоит рядом со Сталиным и другими членами Политбюро у вождя в кабинете. Вся Армения знала об этом снимке, и люди специально ходили к Серго поглядеть, как он там стоит рядом с самим Иосифом Виссарионовичем…
Выполнив свое обещание товарищу Сталину, он решил пойти учиться, овладеть какой-нибудь специальностью, но ему не дали, сказав: "Твое дело – рекорды бить, славу страны приумножать, а наше – думать о твоем будущем".
Он приехал в Ереван победителем, выполнившим обещание, данное товарищу Сталину, он должен был продолжать побеждать…
В 1946 году Амбарцумян завоевал второе место на чемпионате Европы и пятое – на чемпионате мира в Париже. Затем еще один мировой рекорд – в рывке левой рукой – 95 кг.
Вскоре после этого прямо во время соревнований Серго почувствовал себя плохо и потерял сознание. Врачи диагностировали микроинфаркт и запретили большие физические нагрузки.
Вершина была достигнута, Серго первым из советских спортсменов был награжден орденом "Знак Почета". Но начался спуск. После триумфа последовало бесконечное, унизительное и горькое сползание вниз…
Серго Амбарцумян преданно потрудился во славу родины, достиг именно того, чего она от него ждала и именно в тот исторический момент, когда это требовалось. Теперь, когда он не мог работать на эту славу, спортсмен оказался не нужен. В больничной палате узнал о приказе из Москвы: снять со спортивной стипендии. Пришлось продавать домашние вещи, дабы прокормить семью, где было четверо детей. За бесценок продали "Опель", подаренный после знаменитой победы самим Сталиным. Он готов был заняться любым тяжелым трудом, но сердце не позволяло.
Не имея специальности, великий спортсмен сел за руль такси, в последние годы заведовал шашлычной. Для него, вспоминает его внучка, "своя" шашлычная служила некой отдушиной. "Он любил потчевать там друзей. Вкус подаваемого там кебаба люди помнят до сих пор. Но разве к этому он стремился, разве ради шашлычной была прожита жизнь и поднято столько килограммов "железа"?.."
Между тем, со Сталиным у Серго (Саркиса) Амбарцумяна были связаны самые счастливые времена. Триумфальный период его жизни пал на конец 1930-х годов, которые позже стали называть "годы репрессий". Такова была его судьба – жить именно в эти "роковые минуты".
По рассказам его жены, Серго не подозревал о злодеяниях, творившихся при Сталине, он очень его любил и гордился доверием вождя. Но будто бы однажды после парада физкультурников, где Сталин лично аплодировал Серго, тот вдруг произнес: "Я чувствую, что он очень жестокий человек… Он ни перед чем не остановится…"
В последние дни, лежа в больнице, вспоминая уходящую жизнь и свои обиды, он говорил жене: "Конечно, Сталин мог ничего об этом не знать, но я не уверен в том, что он был не в курсе. Наоборот, у меня ощущение, что он все и обо всех знал. Ведь он любил повторять: "Я все помню, все знаю"…"
Скончался Серго Амбарцумян в Москве 13 апреля 1983 года от сердечной недостаточности. Похоронен в Ереване.
После беседы, прощаясь, Самвел Гаспарян и его друг подарили мне книгу спортивной журналистки Татьяны Любецкой "Триумфатор", которая послужила мне дополнительным материалом для написания этой главы.
2007
Глава 9. Беседа с ярым сталинистом Роже Гароди
Я вспомнил о нем совершенно случайно. Однажды, запустив руку во второй ряд книжного стеллажа, по ошибке вытащил не то, что было нужно, а книгу Роже Гароди "О реализме без берегов". Будто током ударило: я держал в руках один из бестселлеров нашей эпохи, после издания которого в 1966 году в Москве на ее автора из Кремля спустили свору собак: "Гароди – ренегат и отступник! Ату его!"
Он то воспевал Сталина, восхищался им, то думал о сталинском режиме сверхкритично.
Биография Гароди поражает: окунувшись в сумасшедшую историю его жизни, можно отпрянуть в изумлении.
Родился он в Марселе, в июле 1913 года. В 23 года стал профессором философии. Примерно тогда же определил свое мировоззрение как коммунистическое. Думал, что навечно. Участвовал в движении Сопротивления. В 1945 году – депутат Учредительного, чуть позже Национального собрания Франции. Приняв ислам, изменив веру, начал вести борьбу за диалог и сближение всех мировых религий, за что приобрел славу "мусульманского" Лютера. В 1953 году в Сорбонне защитил докторскую диссертацию по теме "Материалистическая теория познания". Корреспондент "Юманите", руководитель коллектива по выпуску трудов Ленина на французском языке.
Поездки в Москву, знакомство со Сталиным. Изучал сталинское наследие. В 1956–1970 годах – член политбюро, главный идеолог Французской компартии…
За резкие выступления – демарши за десталинизацию, демократический коммунизм чешского типа его вывели из политбюро, исключили из партии.
Знакомство, дружба, идейная близость с Хрущевым, Кастро, Каддафи, Сартром, Эренбургом, Пикассо, Насером, теологом отцом Шеню…
…Он как будто бы канул в Лету, его забыли в России, а во Франции мне задавали один и тот же вопрос: "Разве он жив?"
– Я нашла его, прилетай, – позвонила мне из Парижа моя приятельница – переводчица Надин Фавр. – Он живет за городом, в местечке Шенвир на Марне. Он ждет нас…
…Мы сидим в рабочем кабинете писателя и философа, отдавшего работе и размышлениям о нашем веке долгую жизнь. Его ум ясен и трезв. Он гордится историей своей жизни. Все в ней ему дорого. Все незабвенно. Я не мог принять те или иные пассажи Роже Гароди, касающиеся Сталина, но слушал его с вниманием и нескрываемым любопытством. Так же, как, впрочем, и мой пятнадцатилетний сын Кирилл, сидевший рядом. Нам, отцу и сыну, представителям двух поколений, было одинаково интересно – такое бывает нечасто.
– Октябрьская революция и Сталин в течение многих лет олицетворяли наши надежды. Когда западный мир корчился в конвульсиях великого кризиса, набирали силу пятилетние планы, превращая промышленно отсталую Россию во вторую великую экономическую державу мира, способную выдержать двадцать лет спустя главный удар гитлеровского нашествия.
Однажды в нашем концлагере мы узнали, что самая мощная немецкая армия взята в плен под Сталинградом, и никто не сомневался, что, когда армия Сталина наступает, свобода продвигается вместе с ней, и звонит первый колокол Победы.
Какой ценой в дни мира и в дни войны советский народ оплатил свои индустриальные и военные подвиги? Никто тогда не знал этого.
Я говорю об этом с полной ответственностью…
Когда я говорю о Сталине, хочу разграничить то, что я видел, то, что прочитал, и то, что мне сказали.
Сначала то, что я видел.
Как член французской делегации на XIX съезде КПСС, я мог наблюдать в этом собрании поведение Сталина на публике. Эпизоды кинохроники – с Гитлером на парадах в Нюрнберге или с Муссолини на балконе Венецианского дворца в Риме – показывают одного и другого полностью оторванными от остальных бонз режимов, которые образуют простую декорацию из униформ. Сталин входит в президиум съезда среди других членов Политбюро. Они шутят и обмениваются дружескими тумаками. В этой группе Сталин в своем френче военного образца ничем не выделяется. Звезды и медали нужны лишь для официальных портретов. В его речах нет ни лая Гитлера, ни челюсти дуче, только монотонная речь. На грани бормотания.
Во время обедов, собиравших все зарубежные делегации, он переходил от столика к столику со своей бутылкой грузинского вина ("Мукузани"). На таких банкетах я видел, как маршал Ворошилов, будучи тамадой, выпивал до дна 74 стопки перцовки – ровно столько, сколько было делегаций на приеме.
Когда Сталин хотел особо почтить гостя, он наливал ему немного вина из своей бутылки. Как-то подошел к нашему, французскому, столику. Наружность и поведение – совсем не диктаторские.
Когда я вернулся в Москву несколькими месяцами позже, как корреспондент "Юманите", Сталин уже умер.
…С женой и тремя детьми я жил в крошечной квартирке на Садовом кольце. Русская женщина Шура, приехавшая из деревни, занималась нашим хозяйством и детьми. Она быстро вошла в нашу семью и мечтала увезти маленькую трехлетнюю Франсуазу навестить свой колхоз и свою семью. Она отказывалась от отпусков, кроме воскресений, когда шла к православной службе, которая длилась целое утро.
Вскоре после нашего прибытия в Москву "Правда" объявила о казни Берии. Неграмотная Шура заставила меня трижды прочитать ей статью, рассказывающую о расстреле этого предателя. При этом она ликовала и говорила мне о Берии, как об оборотне. Зато не жалела похвал в адрес Сталина, ведь он якобы принес счастье в жизнь ее деревни и ее лично. Она непрестанно молилась за него: когда он был жив – за все эти благодеяния, а после его смерти – за упокой его души.
На улице, в поездках, в контактах с людьми я мог видеть последствия сталинского режима со всеми их противоречиями: самое прискорбное соседствовало с самым великим.
Беспрестанным и угодливым было повторение восхваляющих лозунгов (столь же монотонных и лживых, как лозунги антикоммунизма). Причем на всех уровнях: от центрального комитета до самого мелкого председателя колхоза.
И потом гонорар за это приспособленчество: доступ в ту особую секцию ГУМа, в которой люди с положением и пользующиеся распоряжением иностранцы могут приобрести по льготным ценам все, что невозможно найти в обычных магазинах. Я вспоминаю, как делал там покупки в компании космонавта Гагарина, который покорил моих детей, показывая фигуры высшего пилотажа на маленьких моделях самолетов.
…Страх смерти для души – это страх потерять смысл своей и жизни, и деятельности. Почему не признаться, что в какой-то момент после XX съезда мы испытали это инстинктивное оцепенение нашего сознания. Мы его никогда не знали прежде – ни в тюрьмах, ни в концлагерях.
Полный текст доклада Хрущева, который был широко опубликован в прессе нашего идейного противника и в подлинности которого нельзя было усомниться, в течение долгого времени лишь укреплял мои подозрения в "термидорианской контрреволюции".
Даже если факты, приведенные в докладе, точны, это выставленное на публику беспорядочное нагромождение могильно известных анекдотов имело вид простого сведения счетов. И заклинание, которое освобождает от всякого анализа: "культ личности".
Позже я часто встречал Хрущева: он приглашал меня на свою дачу в Крыму, но я никогда его не любил…
Но какими бы ни были личность Хрущева и его политика, его доклад начал болезненную, но необходимую ломку образа Сталина.
Мой опыт в этом отношении – опыт бесчисленного множества людей, и не только коммунистов.
…Мой последний бой сталинизму до моего исключения из партии я дал в Югославии.