Говоря о бедственном и унизительном положении художника в обществе, Лист предельно ясно давал понять, от чьего имени он выступает, кто действительно нуждается в помощи и поддержке общества. "Два понятия - художник и ремесленник - едва ли нуждаются в пояснении. Быть воплощением нравственной чистоты и гуманности, приобретя это ценой лишений, мучительных жертв, служить мишенью для насмешек и зависти - вот обычный удел истинных мастеров искусства. Что же касается тех, кого мы называем "ремесленниками", то о них не стоит особенно беспокоиться. Мелкие повседневные делишки, жалкое удовлетворение тщеславия и одобрение узкого кружка обычно достаточны, чтобы наполнить их высокозначимое я самовлюбленностью. Они говорят высокопарно, зарабатывают деньги и занимаются самовосхвалением. Правда, публика подчас остается в дураках - ну так что же из этого!"
В конце статьи, резюмируя анализ состояния консерваторий, музыкальных театров, филармонических обществ, качества концертов, преподавания, критики и церковной музыки, то есть всех сторон музыкального искусства, Лист дает универсальный рецепт "во имя будущего":
"…мы призываем всех музыкантов, всех тех, кто обладает широким и глубоким художественным чувством, объединиться в общий братский союз, в святой союз, всемирный союз, задачей которого было бы:
1) вызвать прогрессивное движение и неограниченное развитие музыки, поддержать его и содействовать ему;
2) возвысить и облагородить положение людей искусства, уничтожив злоупотребления и несправедливости, под которые они подпадают, и приняв необходимые мероприятия в интересах сохранения их достоинства.
Во имя искусства, всех его деятелей и социального прогресса мы требуем:
a) учредить происходящие каждые пять лет собрания для исполнения религиозной, драматической и симфонической музыки, на которых лучшие произведения торжественно исполнялись бы в Лувре в течение месяца и затем приобретались правительством и издавались за его счет - иными словами: учредить новый музыкальный музей;
b) ввести обучение музыке в народных школах, усилить его в других школах и заодно вызвать к жизни новую церковную музыку;
c) восстановить капеллу и улучшить хоровое пение в церквях Парижа и провинции.
Мы требуем:
d) проведения генеральных собраний филармонических обществ по образцу музыкальных празднеств в Англии и Германии;
e) оперного театра, концертов, исполнения камерной музыки…
f) прогрессивной школы музыки, основанной вне консерватории, руководимой выдающимися мастерами; школы, отделения которой были бы во всех главных провинциальных городах;
g) кафедры истории музыки и философии;
h) общедоступного издания наиболее значительных произведений старых и новых композиторов, начиная с Ренессанса музыки и до наших дней.
Издание, которое охватило бы развитие искусства в его исторической последовательности от народной песни до симфонии с хором Бетховена, могло бы быть озаглавлено "Пантеон музыки". Сопровождающие его биографии, статьи, комментарии и пояснения составили бы подлинную энциклопедию музыки".
К столь объемной цитате мы прибегли лишь затем, чтобы наглядно продемонстрировать предложенное Листом готовое руководство к действию, которое, если подходить к делу ответственно и без формализма, звучит современнее многих нынешних программ.
Вернувшись в сентябре в Женеву на улицу Табазан, он вновь окунулся в преподавательскую деятельность: помимо частных уроков в конце года взял на себя руководство фортепьянным классом в недавно открытой Женевской консерватории. Отныне его жизнь была подчинена строгому распорядку. "Весь мой день с 9 часов утра - раньше я не встаю - до 11 вечера заполнен до отказа. Предполуденные часы принадлежат консерватории, методике и моим сочинениям. После обеда я читаю, играю на фортепьяно, делаю визиты, работаю над своими статьями. Вечером пишу письма или отдыхаю", - писал Лист матери.
В личной жизни Листа в этом бурном и во многом поворотном для него году произошли еще два важнейших события, которые никак нельзя обойти молчанием. 19 августа брак Мари д’Агу был признан недействительным. Нельзя сказать, что ее положение после этого стало менее двусмысленным: обретя свободу, она не спешила связывать себя новыми брачными узами. Тем не менее для самого Листа известие об аннулировании брака возлюбленной не могло не принести некоторого облегчения и надежд на будущую счастливую семейную жизнь, освященную церковным благословением. А счастье было уже не за горами. В конце года появился на свет первый ребенок Ференца и Мари - Бландина Рашель (1835–1862). Запись в метрической книге гласила:
"В пятницу, 18 декабря 1835 года, в 10 часов вечера, родилась в Женеве, на rue Grande, 8, Бландина Рашель, внебрачная дочь Франсуа Листа, профессора музыки, двадцати четырех лет и одного месяца, родившегося в Райдинге в Венгрии, и Катарины Аделаиды Меран [Méran], рантье, двадцати четырех лет, родившейся в Париже (имя, возраст и место рождения матери внебрачного ребенка сознательно изменены. - М. З.), не состоящих в браке и проживающих в Женеве. Лист свободно и охотно признал себя отцом ребенка и сделал соответствующее заявление в присутствии Пьера Этьена Вольфа, профессора музыки, двадцати пяти лет, и Жана Жайме Фази [Fazy], предпринимателя, тридцати шести лет, проживающего в Женеве.
Засвидетельствовано в Женеве, 21 декабря 1835 года, в 2 часа пополудни.
[Подписано]
Голай, государственный чиновник Ф. Лист Ж. Ж. Фази П. Э. Вольф".
Лист был счастлив и горд. Новорожденной дочери он посвятил "Колокола Женевы", а позднее, в 1839 году, в качестве колыбельной для малышки написал свой первый романс "Ангел милый, златокудрый" ("Златокудрый ангел мой"; Angiolin dal biondo crin) на стихи Чезаре Боччеллы.
К 1836 году относится эпизод жизни Листа, которому некоторые биографы придают, пожалуй, излишнее значение. Осенью 1835-го в Париж приехал с гастролями молодой пианист из Вены Сигизмунд Тальберг. Находясь в Женеве, Лист всё равно был в курсе всех важнейших событий культурной жизни французской столицы. После нескольких концертов Тальберга в Париже весной 1836 года признанный музыкальный авторитет директор Брюссельской консерватории Франсуа Жозеф Фетис объявил его "гением, создавшим новую эпоху в фортепьянной музыке". Лист не мог остаться в стороне от составлявшего смысл его жизни музыкального искусства. Он писал матери: "Я хотел бы познакомиться с Тальбергом. Те его произведения, что попались мне на глаза, кажутся мне неплохими; славословия в газетах интересуют меня меньше". В апреле Лист поспешил в Париж, чтобы лично услышать "чудо-игру" Тальберга, однако опоздал - тот уже уехал в Вену.
Листу ничего не оставалось, как самому выступить перед парижской публикой. Он дал два концерта - в зале Плейель и в зале Эрар, - включив в программу сонату № 29 Бетховена, в те времена считавшуюся неисполнимой. Концерты проходили в мае, а 12 июля, уже после его отъезда из Парижа, в "Ревю э газетт музикаль де Пари" была напечатана статья Берлиоза под лаконичным названием "Лист". Ее строки лучше всего подтверждали не только непрерывную эволюцию исполнительского мастерства музыканта, но и силу воздействия его могучего таланта: "Лист прошлых лет, которого мы все знали, несмотря на всё его тогдашнее превосходство, остался далеко позади за Листом настоящего времени. Этот сегодняшний Лист с необычайной быстротой поднялся на такую высоту, что тем, которые не слышали его теперь, можно смело сказать: вы не знаете Листа! <…> Это новая высшая школа фортепьянной игры".
Казалось бы, после такой оценки коллеги-профессионала Листу можно не опасаться никакого соперничества. Но только лишь за свою славу переживал тогда Лист? Нет и еще раз нет! Учитывая натуру Листа, абсолютно чуждую зависти, в отношениях с Тальбергом имела место борьба не за "место под солнцем", но за будущее искусства в целом. Не степень виртуозности соперника волновала Листа, а принципиальный подход к задачам музыки. Налицо было соперничество не людей, а идей. Лист ничего не имел против Тальберга лично, более того, отдавал должное его таланту - но этот талант принципиально отличался от его идеалов. Угрозу именно своим творческим принципам, в правоту которых он верил безоговорочно, почувствовал Лист. Их "борьба" (во всяком случае, со стороны Листа) была борьбой двух школ, двух направлений, а никак не двух соперников. Не случайно, выступая в Париже после Тальберга, Лист выбрал для своих концертов 29-ю сонату Бетховена - это был манифест новой листовской школы в противовес новой тальберговской.
Позднее, в начале 1837 года, в письме, адресованном Жорж Санд, Лист недвусмысленно высказался по этому поводу: "…правда всегда может и должна быть сказана… художник ни при каких обстоятельствах, даже по поводу самых незначительных вещей, не имеет права в угоду мудрому расчету личных интересов изменять своему убеждению".
Но в ожидании настоящей "дуэли" Лист в конце мая возвратился в Женеву и всецело отдался творчеству: продолжил работу над "Альбомом путешественника", написал посвященную Мари д’Агу "Большую драматическую фантазию на темы из оперы "Гугеноты" Мейербера" (Grande Fantaisie dramatique sur des thèmes de l’opéra "Les Huguenots", также известна под названием Réminiscences des Huguenots), начал переложения для фортепьяно симфонии Берлиоза "Гарольд в Италии" и его увертюры "Король Лир".
От музыки его отвлекали лишь частые прогулки в горы вместе с Мари. В августе их идиллическое уединение было нарушено приездом Жорж Санд, которую оба уже давно усиленно приглашали посетить Женеву. Вместе с ней приехали ее сын Морис и дочь Соланж.
С Жорж Санд, детьми, Мари и женевским другом Адольфом Пикте Лист совершил увлекательную экскурсию в Шамони у подножия горы Монблан, впечатления от которой Пикте оставил в своей книге "Путешествие в Шамони" (Une course à Chamounix, 1838), a Жорж Санд - в "Письмах путешественника" (Lettres d’un Voyageur, 1837).
По возвращении на улицу Табазан Лист представил друзьям недавно сочиненное "Фантастическое рондо на испанскую тему ("Контрабандист")" (Rondeau fantastique sur un thème espagnol (El contrabandista), вдохновленное песней Мануэля Гарсиа. Эта музыка настолько захватила Жорж Санд (которой Лист и посвятил ее), что та написала лирическую сказку "Контрабандист". Первый в истории искусства пример "обратной связи музыки и литературы", когда не музыка рождается под воздействием литературного произведения, а литература вдохновляется музыкой!
В конце сентября Жорж Санд покинула Женеву. "Каникулы в Шамони" завершились…
А 16 октября и Лист приехал в Париж и вместе с Мари д’Агу остановился в фешенебельном "Отель де Франс" (Hôtel de France) на улице Лафит (rue Lafitte), дом 23. Он выполнил данное Берлиозу обещание принять участие в устраиваемом им большом концерте 18 декабря. Успех этого концерта укрепил общественное положение Листа и заставил умолкнуть многих "ревнителей морали", продолжавших подвергать остракизму Мари д’Агу.
Лист с удовлетворением вернулся "на передовую" культурной жизни Парижа, тем более что вскоре ему вновь пришлось доказывать правоту своих идей в "борьбе с Тальбергом". Парижская публика разделилась на "листианцев" и "тальбергианцев". В ожидании новых гастролей Тальберга во французской столице страсти стали накаляться.
Лист начал с публикации 8 января 1837 года в "Ревю э газетт музикаль де Пари" статьи "О сочинениях Тальберга оп. 22, 15 и 19", где максимально четко отстаивал свою позицию относительно будущих путей развития фортепьянной музыки. Статья отличалась резким, безапелляционным тоном. На Листа посыпались упреки в профессиональной зависти к конкуренту, в сведении счетов, он остался непонятым и был вынужден оправдываться. Он писал Жорж Санд: "…Я меньше чем когда-либо имел в виду побороть или принизить общественное мнение. Я был далек от того, чтобы решиться на подобную дерзость, но считал себя вправе сказать, что если это новая школа, то я к такой новой школе не принадлежу, что если господин Тальберг избрал это новое направление, то я не чувствую призвания идти по тому же пути, и, наконец, что я в его идеях не мог открыть никаких зародышей будущего, над развитием которых должно было бы трудиться другим. Всё, что я высказал, - я высказал с сожалением и как бы вынужденный к этому публикой, поставившей себе задачу противопоставить нас друг другу подобно двум бегунам, состязающимся на одной и той же арене ради одного и того же приза!"
Доказывая свою правоту на практике, Лист пытался воспитывать вкусы публики. Он провел несколько вечеров камерной музыки (первый состоялся 18 января) с целью пропаганды творчества Бетховена, на которых совместно со своим другом скрипачом Кристианом Ураном и виолончелистом Александром Баттой исполнил несколько бетховенских трио, а также почти все скрипичные и виолончельные сонаты Бетховена.