Венок Брюсову. Валерий Брюсов в поэзии его современников - Василий Молодяков 2 стр.


Зинаида Гиппиус

Сообщники

В. Брюсову

Ты думаешь, Голгофа миновала,
При Понтии Пилате пробил час,
И жизнь уже с тех пор не повторяла
Того, что быть могло, – единый раз?

Иль ты забыл? Недавно мы с тобою
По площади бежали второпях,
К судилищу, где двое пред толпою
Стояли на высоких ступенях.

И спрашивал один, и сомневался,
Другой молчал, как и в былые дни.
Ты все вперед, к ступеням порывался…
Кричали мы: распни Его, распни!

Шел в гору Он – ты помнишь? – без сандалий…
И ждал Его народ из ближних мест.
С Молчавшего и там одежды сняли
И на веревках подняли на крест.

Ты, помню, был на лестнице, направо…
К ладони узкой я приставил гвоздь.
Ты стукнул молотком по шляпке ржавой,
И вникло острие, не тронув кость.

Мы о хитоне спорили с тобою,
В сторонке сидя, у костра, вдвоем…
Не на тебя ль попала кровь с водою,
Когда ударил я Его копьем?

И не с тобою ли у двери гроба
Мы тело сторожили по ночам?
Вчера, и завтра, и до века, оба -
Мы повторяем казнь – Ему и нам.

<1903>

Константин Бальмонт

Валерию Брюсову

Да, быстро, тотчас я хочу
Сказать тебе одно:
Тебе я предан, как лучу,
Как предан тот навек мечу,
Кому быть сильным суждено.

Я силен был, пока любил
Тебя, мой лучший сон.
К тебе остыв, я жизнь забыл,
Себя своей рукой убил,
Но снова я в мечту влюблен.

Я позабыл, что я солдат,
Я бросил острый меч.
Но твой холодный гневный взгляд
Меня к себе вернул назад,
Для жизни вместе – не для встреч.

И я люблю, и я живу,
Навек я снова – я.
С тобой все путы я порву,
Со смехом в пасть взгляну я льву, -
О, свет, о, счастье лезвия!

Октябрь 1903

Константин Бальмонт

Моему единственному брату Валерию Брюсову

Кто верит в свое вдохновение,
Тот должен любить лишь себя.
Я в том виноват, что мгновение
Разбил, на секунды дробя.
И в этих секундах томительных,
Как между незримых вещей,
Я – в нитях, я в цепкостях длительных,
И больше не свой, хоть ничей.
Но вот я устал от ничтожества,
Порвал паутину свою.
И больше не будет убожества,
Я твой, я с тобой, я пою.

Октябрь 1903

Максимилиан Волошин

…Когда время останавливается

По ночам, когда в тумане
звезды в небе время ткут,
я ловлю разрывы ткани
в вечном кружеве минут…
Я ловлю в мгновенья эти,
Как свевается покров
со всего, что в формах, цвете,
со всего, что в звуке слов.
Да! я помню мир иной
Полустертый… непохожий…
В вашей жизни – я прохожий,
близкий всем, всему чужой.
Ряд случайных сочетаний
мировых путей и сил
в этот мир замкнутых граней
влил меня и воплотил.
Как ядро прикован к телу
шар земной. Свершая путь,
вниз на звезды заглянуть
я решаюсь лишь несмело.
Мир отрывочен и пуст…
Необычно мне сознанье
знать весь мир как сочетанье
лишь пяти отдельных чувств.
Что одни зовут звериным…
что одни зовут людским…
Мне, который был единым,
стать отдельным и мужским!
Вечность с жгучей пустотою
неразгаданных чудес
скрыта близкой синевою
примиряющих небес…
Мне так радостно и ново
все обычное для вас…
Я люблю обманность слова
и прозрачность ваших глаз;
ваши детские понятья
смерти, зла, любви, грехов -
мир души, одетый в платье
из священных, лживых слов:
гармонично и поблекло
в них мерцает мир вещей,
как узорчатые стекла
в мгле готических церквей.
В вечных поисках истоков
я люблю в себе следить
жутких мыслей и пороков
нас связующую нить. -

Когда ж уйду я в вечность снова,
и мне раскроется она,
так ослепительно ясна,
так беспощадна, так сурова…
И звездным ужасом полна!

<1 ноября> 1903

Коктебель

Борис Садовской

Валерию Брюсову
(По прочтении "Urbi et orbi")

Прервав сны вещего безумья,
Ты вспомнил, наконец, о нас
И кинул миру плод раздумья,
Как отчеканенный алмаз.

Похитив радужные краски
У неба, моря и лучей,
Ты нам живописуешь сказки
Таинственных грядущих дней.

Зовешь нас к радостной свободе,
К блаженству вечному души,
Провидя тайны в звездном ходе
И в сумраке лесной глуши.

В решеньи пламенных вопросов
Любви, рождения, конца
В тебе задумчивый философ
Сменяет вещего певца.

Все, что сказать мы не умели,
Ты, одинокий человек,
Обрел в заоблачном пределе
И воплотил в стихе навек.

Не в силах мысль, огнем объята,
Восторгов удержать своих… -
Прими от младшего собрата
Из сердца вырвавшийся стих!

Тебе привет мой, скорбный гений,
Глашатай нового пути:
В мир одиноких вдохновений
Ты пособил мне перейти.

Я жду, молясь и пламенея,
Душою я разорвался:
Я пред собой увидел Фею,
К которой отроком рвался…

За мной – обманы, жизнь пустая,
Следы унылых, тяжких лет,
А впереди – сиянье Рая
И данный Истине обет.

И твердо верю я отныне,
Что светлой молодости сны
Я унесу с собой в пустыню,
Как ликование весны.

О, если б мог я бесконечно
Отдаться Тайне всей душой
И слиться с Истиной предвечной,
Как звезды робкие с зарей!..

8 ноября 1903

Москва

Константин Бальмонт

Валерию Брюсову

Как разлюбить Ассаргадона?
Пусть он, порой, людского стона
Не слышит, опьянен собой.
Что стоит гений! В нем быть вечность,
Замрет в нем, вспыхнув, быстротечность,
Но быстрый миг поймет любой, -
А кто поймет миров бездонность,
Их длительность, их непреклонность,
Их бури в бездне голубой?
Один лишь он, кто – вне закона,
Кто мерит дали небосклона
Своей душою, лишь собой!

Декабрь 1903

Москва

Вячеслав Иванов

Valerio Vati

Здесь вал, мутясь, непокоривой
У ног мятежится тоской,
А там на мыс – уж белогривый
Высоко прянул конь морской.

Тебе несу подснежник ранний
Я с воскресающих полей,
А ты мне: "Милый, чу, в тумане -
Перекликанье журавлей".

<1903-1904>

Вячеслав Иванов

Ему же

Твой правый стих, твой стих победный,
Как неуклонный наш язык,
Облекся наготою медной,
Незыблем, как латинский зык!

В нем слышу клект орлов на кручах
И ночи шелестный Аверн,
И зов мятежный мачт скрипучих,
И молвь Субурр, и хрип таверн.

Взлетит и прянет зверь крылатый,
Как оный идол медяной
Пред венетийскою палатой -
Лик благовестия земной.

Твой зорок стих, как око рыси,
И сам ты – духа страж, Линкей,
Елену уследивший с выси,
Мир расточающий пред ней.

Ты – мышц восторг и вызов буйный,
Языкова прозябший хмель.
Своей отравы огнеструйной
Ты сам не разгадал досель.

Твоя тоска, твое взыванье -
Свист тирса, – тирсоносца ж нет…
Тебе в Иакхе целованье
И в Дионисе мой привет.

<1903-1904>

Вячеслав Иванов

"О сильный Лиры! Ты, чьи сны необычайны…"

О сильный Лиры! Ты, чьи сны необычайны,
Верь – одарил тебя не светлый Аполлон,
Но зодчий Лиры сам, Гермес – с ключами тайны,
Струнами властных чар, чьим звоном Амфион
Плоть глыб одушевлял и содвигались живы
Основы градные седмизатворной Фивы.

19 апреля 1904

Вячеслав Иванов

Mi fur le serpi amiche
Dante, Inf., XXV 4

Валерию Брюсову

Уж я топчу верховный снег
Алмазной, девственной пустыни
Под синью траурной святыни:
Ты, в знойной мгле, где дух полыни, -
Сбираешь яды горьких нег.

В бесплотный облак и в эфир
Глубокий мир внизу истаял…
А ты – себя еще не чаял,
И вещей пыткой не изваял
Свой окончательный кумир.

Как День, ты новой мукой молод;
Как Ночь, стара моя печаль…
И я изведал горна голод,
И на меня свергался молото,
Пред тем как в отрешенный холод
Крестилась дышащая сталь.

И я был раб в узлах змеи,
И в корчах звал клеймо укуса;
Но огнь последнего искуса
Заклял, и солнцем Эммауса
Озолотились дни мои.

Дуга страдальной Красоты
Тебя ведет чрез преступленье.
Еще, еще преодоленье,
Еще смертельное томленье, -
И вот – из бездн восходишь ты!

27 ноября 1904

Андрей Белый

Старинному врагу

В.Б.

Ты над ущельем, демон горный,
Взмахнул крылом и застил свет.
И в туче черной, враг упорный,
Стоял. Я знал: пощады нет -

И длань воздел – и облак белый
В лазурь меня – в лазурь унес…
Опять в эфирах, вольный, смелый,
Омытый ласковостью рос,

Ты несся ввысь со мною рядом,
Подобный дикому орлу.
Но, опрокинут тяжким градом,
Ты пал, бессильный, на скалу.

Ты пылью встал. Но пыль, но копоть
Спалит огонь, рассеет гром.
Нет, не взлетишь: бесцельно хлопать
Своим растрепанным крылом.

Моя броня горит пожаром.
Копье мне – молнья. Солнце – щит.
Не приближайся: в гневе яром
Тебя гроза испепелит.

9 декабря 1904

Вячеслав Иванов

Валерию Брюсову

О Тайн ключарь, проникший руны,
Где звезд предначертан устав, -
С моими властно сочетав
Свои магические струны,
Ты стал мне друг и брат. Судьбе
Завет глухой я завещаю,
И музы темной посвящаю
Прозренья – зрящему Тебе.

<1905>

Вячеслав Иванов

"Венок"

Волшебний бледный Urbi пел et Orbi:
То – лев крылатый, ангел венетийский,
Пел медный гимн. А ныне флорентийской
Прозрачнозвонной внемлю я теорбе.

Певец победный Urbi пел et Orbi:
То – пела медь трубы капитолийской…
Чу, барбитон ответно эолийский
Мне о Патрокле плачет, об Эвфорбе.

Из златодонных чаш заложник скорби
Лил черный яд. А ныне черплет чары
Медвяных солнц кристаллом ясногранным.

Садился гордый на треножник скорби
В литом венце… Но царственной тиары
Венок заветный на челе избранном.

3 января 1906

Иннокентий Анненский

Валерию Брюсову

То шелестящему листвой,
То громозвучному на струнах,
Я фимиам несу и свой
Поэту чар янтарно-лунных.
Никто

17 февраля 1906

Константин Бальмонт

"Где же ты, святыней клявшийся…"

Где же ты, святыней клявшийся,
Быть красивым обещавшийся,
Быть поэтом до конца,
И меняя выражение,
Не гасить восторг внушения
В изменениях лица?

Где же ты? Душа измучилась,
Враждовать она соскучилась,
Нет цветов во мгле вражды.
Отзовись в минуту трудную,
Сказку вспомни, изумрудную,
Нашей, двойственной Звезды.

19 марта 1906

Александр Курсинский

Пророк

Валерию Брюсову

Творя господние веленья,
Тревожа глубь людских сердец,
Ты все блаженство отреченья
Постиг, властитель и мудрец.

Вольна, светла твоя дорога
С дарами неба для земли,
Твой взор уверенно и строго
Глядит на скрытое вдали.

И видя Правду неземную,
Что мнится людям лишь как сон, -
Проходишь Ты страну больную,
От казни Божьей огражден.

<1906>

Александр Курсинский

Валерию Яковлевичу Брюсову

Тебя встречая в дни расцвета,
Когда так верилось в мечты,
Тебя любил я как поэта
И песнь как голос Красоты.

Теперь настали дни тревоги, -
Но, опрокинутый в борьбе,
Не оскверню конца дороги
Изменой песне и Тебе.

14 июня 1906

Москва

Сергей Соловьев

Валерию Брюсову

1.

Ты, Брюсов, не был бы унижен
Среди поэзии царей,
И к ямбу Пушкина приближен
Твой новоявленный хорей.

Я женской, медленной цезуре
Послушным был рабом, и вот
Твоих созвучий ярой бури
Меня схватил водоворот.

То вещим магом, то ученым,
Ты встал: безжалостно греметь.
В твоем стихе озолоченном
Звенит Вергилиева медь.

Твой стих, что конь, в кипящей злобе
Уздою сдержанный едва,
И, как удары мелкой дроби,
Твои короткие слова.

Чредой подъемов и падений
Твой стих бежит, как вал к реке.
Ты замыкаешь вихрь видений
В одной стремительной строке.

Ты тлеющего манускрипта
Разжечь угасший дух сумел.
Поешь ты о богах Египта,
Как будто их когда-то зрел.

Равно ко всем явленьям чуток,
Передаешь в напевах ты
И ласки грешных проституток,
И чистых мучениц мечты.

Всегда иной, всегда притворный,
Ты созерцаешь снег вершин,
Вдыхая чистый воздух горный,
Сам – в тине илистых низин.

<1905>

2.

Ты, Валерий, Пушкина лиру поднял.
Долго в прахе звонкая лира тлела.
В пальцах ловких вновь рассыпает лира
Сладкие звуки.

Дал ты метко в речи созвучной образ
В шлеме медном воина Рима. Равен
Стих искусный медному звону речи
Римских поэтов.

Ты Эллады нежные понял песни.
Ты рисуешь девы стыдливой ласки.
Песни льются Аттики синим небом,
Медом Гимета.

Властно, крепко стих с меднозвонкой рифмой
Ты чеканишь; образы – ярки; краски -
Сочны, свежи; цельною жизнью строфы
Полные дышат.

Вечно, вечно памятны будут, Брюсов,
Всем поэтам сон Ариадны нежной,
В мире мертвых стоны Орфея; вечны
Вопли Медеи!

<1906>

3.
В ответ на "Озимя"

Прах, вспоенный влагой снега,
Режет гения соха.
Звука Пушкинского нега!
Пушкин – альфа, мы – омега
В книге русского стиха.

<1905>

4.
В ответ на "Stephanos"

Нет, наших песен не иссякла
Когда-то мощная струя:
В тебе поэзии Геракла
Встречают русские края.

Эллада, вновь из праха вырой
Кумиров мертвых телеса;
Воскрес Орфей с волшебной лирой,
Чтоб двигать камни и леса!

Но жребий царственный поэта
Язвящим тернием остер:
Тебя зовет вторая Эта
На очистительный костер.

Свиваясь, сохнут листья лавра
В пожаре яростных страстей,
И ядовитый плащ кентавра
Сжигает тело до костей.

Но – полубог – ты прянул в небо.
И нектар, сладкий и густой,
Тебе улыбчивая Геба
Подносит в чаше золотой.

<1906>

В. Григорьев

Поэт

В.Я. Брюсову

Твои глаза – тоска агата…
Твои мечты – безумный мир…
В часы безмолвные заката
Горит в руках твоих потир.
И каплют строки золотые,
И расцветают, и цветут,
И ожерелия святые
Твои жрецы из них плетут.
Горят уста – гвоздики алость…
И облеченный в омофор,
Ты перельешь в стихи усталость,
Ты перельешь в них каждый взор.
Как пред Омфалой, нежной, чистой,
Поник сраженный Геркулес, -
Так пред тобой, Поэт лучистый,
Лежит безгранный мир чудес.

<1906>

Александр Рославлев

Учителю

Валерию Брюсову

Учитель, в сердце откровенье
Стрелою огненной впилось,
И я, как ты, в оцепененье
Слежу в веках земную ось…

Ты вскрыл грозящие нам бездны,
Ты расшатал ее чеку,
И вот гласит твой стих железный
Твою суровую тоску.

Уйдя от гулкого смятенья,
Слепых чудовищ – городов,
Ты в своевольном заточеньи
Смертельно алчешь вечных снов.

В ночной тиши, мудрец упорный,
Вкушаешь яды вещих книг,
В мечтах: то зверь, то дух нагорный,
То Бога солнечный двойник.

На миг луч сладостной надежды
Пустыню мира озарит,
И вновь устало клонишь вежды,
Храня спокойный, строгий вид.

Моя душа встречалась где-то
С твоей великою душой.
Тропой тернистою поэта
Иду, учитель, за тобой.

<1907>

Эллис

Поэту наших дней

Разуверение во всем!

Валерий Брюсов

Земле и Небу не простила
Твоя огромная душа,
Отвергла все, за все отмстила,
Грозой безумия дыша.

Она чудовищной обидой
Ответила на суд слепцов
И встала черной пирамидой
Превыше храмов и дворцов.

Вкусив смертельного напитка,
Змеей безумья оплетен,
Ты не кричишь, сведенный пыткой,
Как не кричит Лаокоон.

Упорством всемогущей воли
Смирив мистическую дрожь,
Гигант, изваянный из боли,
Ты башней замкнутой встаешь.

С улыбкою ты носишь путы
И дремлешь в темноте тюрьмы.
Как Гулливера лилипуты,
Тебя во сне связали мы.

Над горькой бездной все тревожней
Твой дух, качаем вещим сном,
И безнадежней, безнадежней
"Разуверение во всем".

Твой путь, созвездья затмевая,
Влекла огромная звезда,
Но у дверей заветных Рая
И ты услышал "Никогда!".

Ты молвил: "К небу нет возврата!
Земле молиться не хочу!".
И в душном капище разврата
Затеплил красную свечу.

И все ж, как раб, влечешься к Раю,
Упав на этом берегу,
И ты не скажешь слов: "Не знаю",
И не помыслишь: "Не могу".

Но там, во мгле души суровой,
Где день, как ночь, угрюм и строг,
Я разглядел цветок лиловый,
Полураскрывшийся цветок…

Да, ты любил людей когда-то,
Как ныне любишь лишь слова,
Но, претворяя их в стигматы,
Твоя душа всегда жива.

Прими ж восторг моих приветов
Ты, чар не знавший чародей,
Счастливейший среди поэтов,
Несчастнейший среди людей.

<1907>

Назад Дальше