Но француз помог мне устроиться туда. Это была еще одна отсрочка для меня. Сказал, что у меня заболевание легких - сухой плеврит. Не знаю, почему, но он сильно хотел мне помочь. Но бесконечно я не мог находиться в госпитале, при очередном осмотре он говорит мне:
- При всем желании я не могу больше тебя держать в госпитале, могут прийти и проверить состояние больных, неспособных к работе они списывают. Если тебя увидят, то сразу же отправят в крематорий. Жаль мне тебя, ты еще совсем молодой, а силенок маловато. Дам тебе один совет, если сможешь им воспользоваться - выживешь, а если попадешься, то крематорий обеспечен. Я сегодня выпишу тебя из госпиталя. В лагере ты еще ни в какой рабочей бригаде не числишься и тебе это поможет. Здесь ежедневно бывает две проверки - утром и вечером. На вечернюю проверку выходят все до одного, здесь будь обязательно. А утренняя проверка только для тех, кому на работу. Сразу же оттуда их под музыку ведут на работу. Ты никогда не выходи на утреннюю проверку, прячься под нарами. Когда услышишь, что духовой оркестр замолчал, тогда можешь свободно выходить. Днем можешь даже ходить по лагерю, ведь ночная смена находится на территории лагеря. Но сильно не рискуй. Никто не будет знать, что ты не работаешь, только так ты сможешь выжить.
Так я стал жителем русского корпуса № 47. Сначала очень боялся, ведь меня могли заложить не только надзиратели, но и пленные. Никому не говорил о своей тайне. Потом немного осмелел, стал выходить во двор, но старался не попадаться надзирателям на глаза. А через время так осмелел, что даже стал заводить знакомства среди пленных-иностранцев. Я заметил, что из всех пленных, лучше других жили чехи и французы, они получали продукты через "Красный Крест" от своего правительства. Мне они разрешили заходить в их барак, хотя других они вообще не пускали в свои бараки, но мне почему-то доверяли. Не раз думал, почему мне постоянно приходит откуда-то помощь? Когда-то немец помог, потом врач-француз, а теперь чехи. Если бы не они, давно не было бы в живых, может, они меня жалели из-за молодости? Так и жил, стал чувствовать себя лучше, ведь они меня иногда подкармливали. А когда стали совсем доверять, я мог слушать их разговоры. Однажды меня спросили:
- Сколько тебе лет, ты что-нибудь помнишь за тридцать третий год?
Я рассказал им, что помнил и как остался жив. Тогда же я услышал их рассуждения о голоде на Украине. И особенно прислушивался к их разговору о голоде. Было непонятно, откуда они знают то, о чем дядя Тима говорил мне по секрету. Эти люди никогда не жили на Украине и не видели наших страданий. Значит, дядя Тима говорил мне правду о государственной тайне. Это были политические заключенные. И хотя мне их политика не была нужна, но я понял, что они многое знают о нас, даже больше, чем мы знаем о себе.
Но как говорится, сколько бы веревочке ни виться, конец будет. Однажды вечерняя проверка сильно затянулась, нас несколько раз пересчитывали и только в полночь отпустили. Всех предупредили, чтобы вышли на утреннюю проверку. Стали поговаривать, что кто-то сбежал из лагеря. За все лето тысяча девятьсот сорок четвертого года я ни разу не был на утренней проверке и не ходил на работу, но на этот раз был вынужден пойти.
Проверка не состоялась, так как беглецов поймали, но я побоялся вернуться в барак и решил пойти на работу.
Присоединился к одной из бригад. Отработал, а вечером меня зарегистрировали как новичка в лагере. Было очень много разговоров о тех троих, которые совершили побег.
Удивлялись, как они могли перелезть через стену, высота которой десять метров и к тому же часовые с пулеметами постоянно дежурили на вышках. Кроме того, высоковольтные провода проходят низко над землей, так что нельзя пролезть. Оказалось, что они нашли выход из лагеря. В лагере были общие туалеты - глубокие цементные канавы, через которые проложены мостики.
Периодически, с большой быстротой вода протекала по всем канавам, промывая их и выливалась по трубам где-то за пределами лагеря. Делалось это каждые полчаса.
Эти трое пролезли по этим трубам в то время, пока не шла вода. Они, конечно, сильно рисковали, ведь никто не знал, где эти трубы кончаются, а может, они и знали?
Один из них поймался. Приказали после работы собраться всем нам на площади. Была поставлена виселица, под ней сбежавший заключенный. Я только удивлялся, как он вообще мог передвигаться, не то, что лезть по трубам. Наверное, он решился на это, потому что ему все равно не жить. А избит был так, что мясо клочьями висело. Зачитали приговор.
- За побег из лагеря - смертная казнь через повешение.
На следующий день меня отстранили от работы и вызвали в отдел. И снова, в который раз уже, там, где другие наверняка попадали в число смертников, меня охранял невидимый перст судьбы. Обычно допросы вели немцы и, конечно, никакой пощады провинившемуся не было. За малейшее нарушение, без суда и следствия заключенного отправляли в расход. Но на это раз допрос проводил чех, причем он неплохо говорил по-русски. Как он туда попал, не спрашивайте меня, почему при допросе не было немцев, если он был за переводчика, я тоже не знаю. Допрос он вел по-русски.
- Сколько времени в лагере?
- Шесть месяцев, из них две недели был в госпитале.
- В какой бригаде работаешь?
Я ничего не мог сказать, так как нигде не работал.
Он показал мне мою карточку, где указывалось, в какой бригаде работал заключенный. Там был отмечен мой единственный рабочий день.
- Ничем не могу тебе помочь, если сегодня узнает начальство об этом, сразу же отправят в крематорий. Завтра отправляется особый этап, попробую тебя отправить с ним. Это единственно, что я могу сделать. Но если об этом узнают раньше, ты пропал. Поедешь с этим этапом, но оттуда еще никто не возвращался в Бухенвальд, поедешь с этим этапом, а там что Бог даст.
Это было осенью тысяча девятьсот сорок четвертого года.
Второй этап
После вечерней проверки я сказал в бараке, что завтра меня переводят в какое-то другое отделение работать.
Стали прощаться. Одни считали, что мне повезло, другие пугали, что это очень опасный этап и его называют "этап смертников". Никто не знал, какая там работа, потому что оттуда никто не возвращался, даже работники крематория ни разу не встретили кого-нибудь из этого отделения. Все сходились на том, что у них там свой крематорий. Но как бы ни было, а рано утром меня отправили на работу в другое место.
Утром нас поместили в машины и отвезли на станцию Ваймар, где нас ждал поезд. В вагоне был полумрак, окна были закрашены. Мы даже не поняли, в каком направлении нас везут. На одной из станций поезд остановился и наш вагон отцепили. Там пришлось сидеть до рассвета следующего дня, а уже утром подъехали крытые без окон машины, в которые нас погрузили. Лагерь, куда нас привезли оказался очень большой. Располагался он в долине, по обе стороны которой возвышались горы, а далеко на вершине виднелся лес.
Первые два дня мы проходили всевозможные процедуры. Снова сделали отпечатки пальцев, на голове обновили крест. В будущем за крестом приказали самому следить, идти в парикмахерскую. Очень строго наказывали, если волосы чуть-чуть отросли. Здесь порядок был еще строже, чем в старом лагере и крематорий свой действительно был. Русских совсем мало, в основном политические заключенные, которых привезли из другого лагеря смерти Освенцим. До этого я даже и не знал, что есть такой лагерь. У всех заключенных из Освенцима был выколот лагерный номер на руке. В Бухенвальде же носили одежду с нашитым номером.
Только здесь я по-настоящему понял, что эти два лагеря были кузницей смерти. От заключенных наслушался всяких ужасов об Освенциме. Рассказывали, что в сорок втором и сорок третьем годах туда привозили русских военнопленных, которых сразу же сжигали - крематории горели день и ночь. Здесь работали заключенные, которых периодически меняли, а точнее сказать, сжигали в печах, а новых ставили на их место. Очень много погибло евреев, которых свозили со многих стран Европы. На Украине их уничтожали на месте, но из Польши, Болгарии, Венгрии, Чехословакии - забирали обманом.
Евреев семьями забирали в Германию, как переселенцев, на работу, а везли в Освенцим. Мужчин и женщин сразу отправляли в баню. Перед этим они должны были сдать все продукты, которые привезли с собой. Бани же были устроены по-особому. Большой зал с трубами по потолку. Из труб были выведены душевые отверстия и это вполне походило на баню. Испуганных, загоняли в душ человек по двести. Когда польются первые капли воды, люди с облегчением начинают мыться, не зная, что их ожидает дальше. Вдруг вода кончается и по этим же трубам начинает идти газ - все задыхаются. Тела умерших загружают в вагонетки и отправляют в крематорий. С детьми поступали иначе - сажали рядами, мазали чем-то под носом и они спокойно засыпали. Дальше их ждала та же участь, что и родителей - на вагонетки и в крематорий. Все это делалось под большим секретом, но все же правда об этих ужасах доходила до заключенных.
Дело в том, что все продукты, привезенные евреями, отдавали на кухню и из них готовили похлебку. Когда разливали в миски, то последним попадалось много металла. Люди жидкость съедали, а металл выбрасывали в мусор. Но потом досмотрелись, что это золото. В лагере оно не имело цены и его можно было увидеть даже на улице. Об этом узнали эсэсовцы. Повара, жившие в лагере, рассказывали, как однажды на кухню вбежало несколько десятков эсэсовцев и стали делать обыск.
Обратили внимание на хлеб, который лежал горкой, этот хлеб был отобран у евреев. Был дан приказ разрезать хлеб на четыре части. Обнаружилось, что во многих буханках было запечено золото. Так золото раскрыло тайну гибели тысячи евреев. Для заключенных это больше не было тайной. А ведь многие до сего дня не знают, какая судьба постигла их близких и друзей. Куда увезли их родных, после того как забрали на работу в Германию?
В Бухенвальде тоже были евреи, в основном, ученые.
Они работали в особом учреждении, куда доступ для всех был совершенно закрыт и кроме них туда никто не заходил. Эти ученые-евреи носили отличительный знак на груди и на спине. На одежде, такой же как и у нас, была вдобавок нашита еще большая шестиконечная черная звезда. Жили они в отдельных бараках, совершенно изолированные от остальных пленных. Поговаривали, что их заставляли работать над изобретением нового оружия, которого особенно ждал Гитлер. Их в конце концов все равно ждал крематорий.
Но среди всех этих ужасов, были и отрадные вести, доходили слухи, что на всех фронтах немцы отступали.
Украину уже почти всю освободили и в некоторых местах фронт подходил к Польше. Первая победа была на Курской дуге, примерно год назад, когда был открыт Второй фронт. Для открытия Второго фронта немцы оттянули много дивизий с Востока на Запад, чем и ослабили свои войска. Но Гитлер еще надеялся на особо страшное оружие, которое надеялся выпустить, поэтому он любой ценой хотел затянуть войну. Если бы немцы не надеялись на это оружие, они бы давно уже капитулировали и просили бы мира. В последнее же время немцы быстро отступали и ясно было, что войну они проиграют. Когда я узнал все эти новости, то очень обрадовался, ведь мы были отрезаны от всего мира и совершенно не знали о положении на фронте. С новой надеждой стал вспоминать свой сон и слова: "Если сумеешь пройти преграду, будешь жив". Я думал, что преграду уже прошел, когда удрал из рабочего лагеря, а теперь предо мной откроется широкая светлая дорога.
Но не так было. В лагере радовались нашему приезду- прибыла свежая рабочая сила и очень много. Мы были сменой для тех, кто уже не мог работать. Теперь их будут отправлять в центральный лагерь. Люди были так истощены, что совершенно не могли работать - живые трупы.
Многие проработали здесь больше года. Пополнение привозили не больше двухсот человек в месяц и столько же увозили, как все думали, на поправку в карантинный лагерь Бухенвальда.
В последние же время через день стало приходить пополнение из основного лагеря Бухенвальда и из Освенцима, назад же отправляли обессиленных людей. С того времени, как стало много приходить пополнения, желающих не идти на работу стало больше. Во время вечерней проверки сильно ослабевшим давали специальные номерки с правом не выходить на работу.
Немного ознакомившись с новоприбывшими, местные стали расспрашивать о своих друзьях, которых отправили на выздоровление в карантинный лагерь еще полгода, год назад. Но никто их не знал. Никто не слыхал, чтоб кто-то из этого отделения возвращался в основной лагерь. Это был неприятный сюрприз, который сильно разволновал людей. Стало ясно, что с этого этапа ни один человек не возвратился в Бухенвальд. В своей камере я рассказал, как попал в этот лагерь
- Чех хотел избавить меня от крематория и отправил в это отделение, но предупредил, что не знает, какая участь меня ожидает, потому что из этого лагеря никто не возвращался. А ведь чех оказался прав, даже не зная точно ничего об этом лагере. Он хотел меня избавить от крематория в тот момент.
Мой рассказ стали передавать из уст в уста, люди были встревожены. Всех интересовал один и тот же вопрос: "Куда же все-таки люди делись?" Если раньше только догадывались, что не на поправку их отправляют, то сейчас стало очевидным, что здесь есть свой крематорий. Заключенные догадались, что за труба виднелась вдали. Раньше они видели ее, но думали, что это завод.
Решили проверить свою догадку. Как-то ночью поднялись все по тревоге, которую сделали сами. Внимание наше было приковано к трубе, из которой высоко в небо рвалось пламя. Заключенные из Освенцима стали рассказывать, что там, было восемь крематориев - днем трубы просто дымились, но ночью из труб непрерывно поднималось пламя. На другой день решили проследить за трубой еще раз, надеясь, что это был пожар. Днем ничего особенного, стоит труба, но к вечеру из нее потянулся дым, а ночью было такое сильное пламя, что заревом освещало всю окрестность. Оно и понятно, ведь столько слабых, неспособных к работе людей было во всех отделениях. Работали мы на секретном заводе и понимали, что нас не выпустят отсюда живыми. Тактику немцев мы уже раскусили, они следов за собой не оставят, хотя и проиграют войну. Никто не знал, что именно здесь строилось. Место, где мы работали, находилось на берегу какого-то озера или реки, конца не было видно, поэтому трудно было понять. Вокруг возвышались высокие горы, которые кольцом окружали наш лагерь, далеко впереди они поворачивали вправо. Под этими горами находились шахты. На всем побережье, сколько видит глаз работали заключенные. Мы вывозили из шахт вагонеткой камень и сбрасывали прямо в воду. Одни нагружали вагонетки, другие разгружали их. Целый день пленные долбили эту гору. Вход был небольшой, примерно метра три в высоту, внутри же были большие помещения. Стены отделяли нас друг от друга, поэтому мы не знали, что делают другие. С одного объекта на другой нас никогда не переводили. Не было никакой надежды выбраться из этого заточения. Как мы узнаем об окончании войны, даже если бы и дошли эти слухи, кто нас освободит отсюда? Думаю, что не все немцы, даже военные, знали об этом объекте. Теперь лагерным пополнениям никто не был рад. Единственно, что всех интересовало, где проходил фронт, ведь пока человек живой, он надеется на что-то, и никакие обстоятельства, какими бы безнадежными они не были, не могли убедить нас, что это конец. Мы знали, что к началу зимы Украина была полностью освобождена, американские войска вступили в союз и вроде перешли границу и уже воюют на немецкой земле. Кто-нибудь да скажет:
- А что нам от этого, ведь мы заложники, смертники.
Какая польза, что мы проживем еще три-четыре месяца?
Даже если не будет пополнения из пленных, нас выжмут, как лимон, а потом отправят в крематорий.
Этот разговор подхватывали другие:
- Нам все равно не жить, так зачем растягивать мучения? Зачем строить для немцев секретный объект, чтоб они еще с кем-то начали войну и так же издевались над людьми? Можно всем организованно броситься в воду.
- Ну и что из этого, поплаваешь в холодной воде и вылезешь с воспалением легких. Уж лучше жди своей очереди в крематорий, вдруг не дождешься.
- Тогда еще один путь. Здесь в лагере нас несколько тысяч. Всем до одного не выйти на работу и объявить голодовку.
- На работу не пойдешь и голодовку не надо объявлять, они и так есть не дадут. А на работу погонят это точно - не для того они ходят с собаками, чтоб испугаться нашей голодовки.
Однажды и я разговорился:
- Я не сомневаюсь, что все мы смертники, но все же думаю, что нам надо вступить в борьбу со смертью.
- Сказано: молодо-зелено. И как же это ты собрался с нею бороться?
- Один хороший друг мне говорил: "Никогда не отчаивайся". Вы предлагаете как умереть, лучше давайте подумаем, как нам выжить. Каждый уже начал эту борьбу. Ведь раньше как было - во время вечерней проверки давали номерки в крематорий. Пока не знали для чего они даются, было много желающих получить их. Сейчас же, когда все поняли, что этим мы подписываем себе приговор смерти, этих номерков никто не берет и это говорит о том, что мы боремся за жизнь. Зачем же тогда нам искать путь к смерти, нужно терпеть до конца. Я вот за последние три года столько раз был на волосок от смерти, и все же еще надеюсь, что и отсюда выберусь. Уверяю всех, я буду жить! Прошло уже больше года как я видел сон. И во сне слышал голос, что если пройду преграду, буду жить. Я эту преграду прошел и верю, что так и будет. Я не знаю, есть ли Бог, но я верю в слова, сказанные мне - в этом смысле я верующий. Никто из нас не знает, где мы находимся. Возможно, там за горами уже ведут бои русские или американцы и в одно прекрасное утро нам объявят: "Вы свободны". В моей жизни был случай, когда я пришел в отчаяние и хотел покончить с собой, чтоб не попасть в тюрьму, решил повеситься. И в тот момент, когда я писал записку о причине самоубийства, вдруг вбегают мои друзья и с радостью объявляют, что меня награждают премией. И за что? За то же самое, за что я хотел погубить себя. С тех пор мой девиз: "Никогда не отчаивайся".
- Молодец, парень, легче будет умирать.
- А я тоже видел сон недавно, - говорит один заключенный, я видел всех нас лежащими как мертвые, но знал, что мы живые. Вдруг вижу, над нами летит целая туча ворон. Эти вороны превратились в самолеты и стали нам бросать продукты. Что ты скажешь на этот сон?
- Я не могу толковать сны, но может случиться и такое. Появилась надежда на жизнь.