Проза Валентина Распутина (1937–2015), начиная с первых его произведений - "Василий и Василиса", "Рудольфио", "Деньги для Марии", - пользуется неизменной любовью читателей. Знаменитые его рассказы и повести - "Уроки французского", "Последний срок", "Живи и помни", "Прощание с Матёрой" и др. - переведены на многие языки мира, экранизированы, поставлены на театральной сцене. Известный поэт Андрей Румянцев, знавший Валентина Распутина со времени их общей учёбы в Иркутском университете и сохранивший с ним дружеские отношения на всю жизнь, предпринял первую попытку полного его жизнеописания. Автор рассказывает о Валентине Распутине как художнике, публицисте (чьи выступления подчас звучат много смелее и злободневнее нынешних "манифестов"), общественном деятеле, повествует о его человеческой судьбе, используя личные письма, записи бесед, редкие архивные материалы и другие документы.
знак информационной продукции 16+
Содержание:
-
О РАСПУТИНЕ 1
-
Глава первая - ЧТО НАПЛЕСКАЛА В ДУШУ АНГАРА? 1
-
Глава вторая - ТЫ ВЫБИРАЕШЬ ПРИЗВАНИЕ ИЛИ ПРИЗВАНИЕ ВЫБИРАЕТ ТЕБЯ? 9
-
Глава третья - ВВЕРХ, НА ТЕЧЕНИЕ 11
-
Глава четвёртая - ОН ПРИШЁЛ СКАЗАТЬ ПРАВДУ 18
-
Глава пятая - ДОРОГИЕ ИМЕНА 22
-
Глава шестая - ПОСЛЕДНИЙ СРОК - ПОДЕЛИТЬСЯ ЛЮБОВЬЮ 27
-
Глава седьмая - КАКИЕ МЫ ДЕТИ ТВОИ, МАТЬ-ЗЕМЛЯ? 29
-
Глава восьмая - "НАПИСАЛ ЧТО-ТО ПОТРЯСАЮЩЕЕ…" 31
-
Глава девятая - СЛЕД В ЖИЗНИ МНОГИХ 36
-
Глава десятая - И ОТЗЫВАЕТСЯ В СЕРДЦЕ: "МАТЁРА!" 41
-
Глава одиннадцатая - ОТ ТОКИО ДО КАНЗАС-СИТИ 46
-
Глава двенадцатая - БАЙКАЛ: ОТРАДА И БОЛЬ 49
-
Глава тринадцатая - НА ЭКРАНАХ И СЦЕНАХ 55
-
Глава четырнадцатая - ЧТО В ИМЕНИ ТВОЁМ, СИБИРЬ? 58
-
Глава пятнадцатая - "ГОРИТ ВСЯ РОДИНА МОЯ…" 64
-
Глава шестнадцатая - "СМЫСЛ ДАВНЕГО ПРОШЛОГО" 66
-
Глава семнадцатая - "КАТАСТРОЙКА" С БЛИЗКОГО РАССТОЯНИЯ 68
-
Глава восемнадцатая - БЕСЫ? НЕ ТАК УЖ ОНИ СИЛЬНЫ! 70
-
Глава девятнадцатая - УКРЕПИТЬ ДУШИ 75
-
Глава двадцатая - ПОД ВЫСОКИМ НЕБОМ КЛАССИКИ 80
-
Глава двадцать первая - НАЙДУТСЯ МИНИНЫ И ПОЖАРСКИЕ! 84
-
Глава двадцать вторая - РОДНЫЕ ЛИКИ 87
-
Глава двадцать третья - О ЧЁМ ЭТО: "ЗЛАТОЗАРНЫЙ, СВЕТОСИЯННЫЙ"? 91
-
Глава двадцать четвёртая - "РОДНУЮ СТРАНУ ПРЕВРАЩАЮТ В ЧУЖБИНУ…" 93
-
Глава двадцать пятая - БЕССМЕРТНЫЙ ИСТОЧНИК - НАДЕЖДА И ВЕРА 97
-
ВМЕСТО ЭПИЛОГА 98
-
ИЛЛЮСТРАЦИИ 99
-
ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА В. Г. РАСПУТИНА 101
-
КРАТКАЯ БИБЛИОГРАФИЯ 104
-
Примечания 104
А. Г. Румянцев
Валентин Распутин
О РАСПУТИНЕ
Русская литература стала великой, потому что её вершинами были и есть писатели, олицетворяющие совесть народа, способные со всей силой своего таланта выразить боль, мечту, стремления человека. Именно они, отражая реальность и реального человека, формируют его духовный мир.
Валентин Распутин был в полной мере такой вершиной.
Его любовь к России была чистой и истовой. Его русский язык был бесконечно богат и поражал глубиной образности. Его гражданское бесстрашие было соразмерно его художественному дару.
Жизнь Валентина Григорьевича не делилась на работу и "личную" жизнь. Творчество составляло его бытие, а бытие было творчеством. Общение с ним требовало огромной внутренней работы от собеседника, работы ума и души. И щедрость, с которой Распутин одаривал всех нас богатством своей личности, не имела пределов.
Распутин мог быть душевным и беспощадным, лиричным и неистовым, только одно ему было неведомо - равнодушие.
Того, что успел сделать Распутин, хватило бы на несколько жизней. Но его всегда мучило чувство, что он не успел доделать что-то очень важное, что не всё, поставленное им себе в задачу, выполнено в полной мере.
И высказанная им в начале 1980-х мысль сопровождала его до самого конца:
"Наши дни во времени не совпадают с днями, отпущенными для дел; время обычно заканчивается раньше, чем мы поспеваем, оставляя нелепо торчащие концы начатого и брошенного…
Когда я говорю о делах, о законченности или незаконченности их во днях, не всякие дела я имею в виду, а лишь те, с которыми соглашается душа, дающая нам, помимо обычной работы, особое задание и спрашивающая с нас по своему счёту".
Владимир Толстой
Глава первая
ЧТО НАПЛЕСКАЛА В ДУШУ АНГАРА?
"Моя фамилия пришла из мурманских и архангельских краёв…"
Реки в России испокон веку были главными её дорогами. Но Ангара в этом смысле тропа особая. Лет триста-четыреста она была для первопроходцев единственной в Восточной Сибири, да и теперь многие жители края предпочитают добираться до родных прибрежных селений по её водам, а не по суше.
Впрочем, эта ценность Ангары, так сказать, житейская. Для родившихся на её берегах "дочь Байкала", как издавна называли эту реку, имеет ещё и священный образ. Это она первой открывает каждому мальцу земную красоту, она входит в его жизнь сказкой и песней, легендой и былью. Она связывает в тугой узел каждую укоренившуюся здесь родову.
В зрелые годы Валентин Распутин живо интересовался историей появления первых землепроходцев на ангарских берегах три века назад. "Наши места, - писал он в предисловии к своему двухтомнику 1997 года "Откуда есть-пошли мои книги", - были заселены в самом начале восемнадцатого столетия выходцами с Русского Севера. Самые распространённые фамилии - Вологжины и Пинегины, бабушка тоже из Вологжиных. Моя фамилия пришла из мурманских краёв (другой ветвью из архангельских) и разрослась по Ангаре густо, назвав собою две деревни на порядочном расстоянии одна от другой. Теперь не осталось ни одной. В дедушке по отцу (по матери я деда не знал) просматривалась примесь коренной сибирской породы, этакая тунгуссковатость, а у бабушки было чисто русское, ликовое лицо, суховатое и удлинённое, глядящее издалека, точно помнящее века; и он, и она были людьми сильных характеров, долго притиравшихся, народивших кучу детей, но так в конце концов и не притёршихся. Это о них рассказ "Василий и Василиса", один из первых. С него я начал, а бабушку писал постоянно, с неё слеплены старуха Анна в "Последнем сроке" и старуха Дарья в "Прощании с Матёрой". Судьба моих односельчан и моей деревни почти во всех книгах, и их, этих судеб, хватило бы ещё на многие".
Однажды Распутин услышал даже о далёком "предтече", носившем его фамилию. Журналист из Красноярска Владимир Зыков рассказал в воспоминаниях:
"…когда Валентин отработал несколько лет в "Красноярском комсомольце" и вернулся в родной Иркутск, я сообщил ему о моей находке в сибирских "Учёных записках", упомянувших некоего "Распуту", поселившегося в "первые русские" годы на Ангаре. И Валентина заинтересовал такой факт: "Может быть, это кто-нибудь из моих древних предков?"".
Сотрудники Иркутского областного архива ещё при жизни Валентина Григорьевича выпустили в свет книжечку о родословной писателя.
"…пращур В. Г. Распутина Ортемий Роспутин, - читаем в ней, - был среди первых русских поселенцев Илимского острога, основанного енисейскими служилыми людьми. В 1671 году в Илимском остроге проживал Иван Роспутин, который по отцу именовался Ортемьевичем. В ранних документах при написании фамилии в ней стоит вторая буква "о", а не "а": Роспутин, а не Распутин. Позднее в архивных бумагах первая буква отчества Ивана Ортемьевича была заменена на "А" - Артемьевич". В одном из счетов Киренской волости за 1671 год записано, что Иван Роспутин ездил "досматривать государевы десятины", то есть по делам службы. А служил он подьячим в канцелярии воеводы - в Илимской съезжей (приказной) избе. Это подтверждается записями в книгах о выдаче жалованья служилым людям за 1675 и 1676 годы.
В 1676 году подьячий Иван Ортемьевич "…близ Киренги речки и недалеко от Подволошиной деревни" основал деревеньку "Роспутина". По ревизской сказке 1723 года, заимка "Роспутина" имела два двора.
Кроме этого поселения, по сохранившимся сведениям, была в тех краях и деревня Андрея Роспутина, "беломестного казака, который пашет на себя без денег, хлебного и соляного жалования 10 десятин пашни". "Беломестными" тогда назывались те казаки, что получали "обелённые", то есть свободные от податей наделы земли ("белые места"). Они подчинялись воеводам, несли по очереди гарнизонную и полковую службу, справляя эти обязанности за надел земли и освобождение от налогов.
Как пишут архивисты, "степень родства подьячего Ивана Ортемьевича Роспутина и беломестного казака Андрея Роспутина по документам определить не удалось, но с большой степенью вероятности можно предположить, что они были братьями".
"В 1680 году Иван Ортемьевич выбыл из подьячих по старости. Вместо него воевода назначил подьячим Илимской съезжей избы его сына - Ивана Ивановича". Однако он недолго справлял свою должность и вскоре был определён на казачью службу, "…за хлебное жалование велено ему пахать на себя пашню на Ангаре реке, на заимке отца ево Ивана Роспутина".
У Ивана Ивановича было шестеро сыновей, среди них один носил традиционное для семьи имя Иван, а другой - Григорий (правда, о том, что Григорий, а также Михаил - это сыновья старшего Роспутина, имеются только косвенные архивные свидетельства). Так вот, Ивана и Григория стоит выделить потому, что первый стал казачьим атаманом, а второй - казачьим пятидесятником. Согласно ревизским сказкам за 1744 год, казачий атаман жил в деревне Милославской Яндинского острога, а пятидесятник, ранее тоже хозяйствовавший там, переселился в деревню Шипицына. Записи в "книге Николаевской церкви Яндинского острога Илимского города" свидетельствуют о том, что и Иван, и Михаил были приписаны к приходу этого храма. Вероятно, и Григорий, живший рядом, - тоже. Сведения, содержащиеся в той же книге в разделе "Служилыя", а также в метрических записях местных церквей, снова косвенно подтверждают родство потомков Ивана Артемьевича.
Новые поколения Распутиных (а семьи их всегда были многодетными) освоили обширную территорию по обоим берегам Ангары. Их родные места - Илимск, Ново-Удинская слобода, Яндинский острог, деревни Милославская, Шипицына, Распутина, Аталанка. По метрическим книгам Яндинской церкви Преображения Господня, наиболее крупной в округе, имевшей два придела, сотрудники архива составили генеалогическое древо рода Распутиных, начиная от Артемия. В нём значатся десятки и десятки предков писателя, потрудившихся в глухоманной, но богатой сокровищами Сибири во славу отечества, - бесстрашными первопроходцами, основателями казачьих острогов, зачинателями таёжных пашен и промыслов. В богатейшей истории рода не может, например, не остановить внимания семья прапрапрадеда Валентина Григорьевича - Василия Львовича Распутина, который в 1832 году восемнадцатилетним женился на Екатерине Анисимовне Пинигиной, крестьянской дочери из деревни Бараново, и имел шестнадцать детей: семь сыновей и девять дочерей. Один из его сыновей, Фёдор, в 1861 году обвенчался на родных берегах с юной крестьянкой Анной Кашкаровой; они оставили после себя пятерых детей, среди них будущего прадеда писателя Якова Фёдоровича. Он, женившись на землячке Татьяне Мироновне, тоже обзавёлся немалым потомством: супруги имели десятерых детей. Пришлось называть двух из пяти сыновей одним именем: Никита первый и Никита второй. Первый стал дедом Валентина Григорьевича. 8 апреля 1912 года он венчался в Яндинской церкви с Марией Герасимовной Вологжиной, дочерью крестьянина из деревни Криволуцкой. Старшим из семи малышей, родившихся в браке, стал отец будущего прозаика, Григорий Никитич. Он появился на свет 25 января 1913 года.
Всё это сухие сведения из архивов. Но какие судьбы открылись бы читателям, если бы их запечатлел в прозе чуткий и мудрый художник! Рассказ Распутина "Василий и Василиса" даёт об этом представление.
Был в девяностых годах и у меня разговор с Валентином Григорьевичем о его корнях. В нашей беседе, публиковавшейся в нескольких изданиях, я спросил прозаика, не хочет ли он написать книгу, в которой будет использована история его рода. Распутин ответил:
"Моя семейная хроника… едва ли я смогу к ней вернуться. Это нужно было делать раньше. Я жалею, что не сделал это после повести "Последний срок", тогда был подходящий момент для того, чтобы обратиться к истории рода. Теперь труднее ворошить это, потому что окунуться в семейную хронику, досконально изучить её и на её основе написать что-то - для этого потребуется время, много времени, а у меня большого времени уже нет".
"Рождённые в года глухие…"
Григорий Распутин, парень из ангарской деревушки Аталанки, ни в каких мечтах не видел себя живущим в иных палестинах, кроме отчего края. Мальцом он пережил Гражданскую войну, запомнившуюся тем, что по Ангаре вверх и вниз сновали тяжёлые лодки с солдатами, которых называли то колчаковцами, то "красными". В крестьянской семье, где было семеро детей, Гриша не мог вырасти белоручкой. Уже в десять лет помогал отцу то на тесном хлебном поле, отбитом у чёрной тайги, то на травянистом острове, где Распутины имели покос. А рыбалка на ангарском плёсе, походы с ватагой ребят за ягодой и шишкой - эти занятия были любимыми и первейшими.
Но в голодном тридцатом году семье стало невмоготу перебиваться в обнищавшей деревне, и родители отпустили парнишку в районный центр Усть-Уду, за полсотни вёрст от села: в какой-никакой государственной конторе можно было выжить на зарплату. Гриша устроился в торговую организацию - районный кооперативный союз, который для краткости называли райкоопом.
А ближе к Иркутску, в деревне Бильчир жила девушка Нина Чернова. Она родилась в здешних местах, в селе Серёдкине, 14 ноября 1911 года, чуть более года раньше Гриши Распутина. Её родовые корни уходили в дальние земли, аж в Польшу. Дед Нины Андрей Генрихович Гилевич, студент Варшавского университета, участвовал в польских волнениях, был отправлен по этапу в сибирские рудники, а затем на поселение в деревню Якимово Усть-Удинской волости Балаганского уезда. Дочь ссыльного Юлия Андреевна вышла замуж за коренного сибиряка Ивана Ильича Чернова. До революции он служил урядником, под его досмотром было несколько соседних деревень, в том числе Бильчир и Серёдкино.
Юлия Андреевна, родив троих детей, умерла в цветущем возрасте. Иван Ильич женился на её младшей сестре Марии и имел с ней четырёх дочерей и двоих сыновей. Среди этих детей была и Нина, будущая мать писателя. Мария Андреевна слыла в родных местах женщиной необычной. Она любила охоту и рыбалку. То и другое на таёжном берегу Ангары отличалось разнообразием. Охотились на любого зверя, скрадывая на тропах, устраивая загоны, ставя петли. Стреляли лесную и водоплавающую птицу. Ловили рыбу закидной снастью, ставили сети или перемёты, "лучили" с лодок или забрасывали уды. И все эти премудрости местных добытчиков хорошо освоила Мария Андреевна. Но был у неё и другой талант, которого ни у кого в округе, пожалуй, не было. Она вела дневник, а в преклонном возрасте написала объёмистые мемуары, которые не без изящества назвала так: "Из воспоминаний девицы XIX века". Они сохранились и стали бесценным документом Усть-Удинского краеведческого музея. Было бы большим упущением не привести здесь хотя бы отрывок из этого сочинения.
"Мой брат Вася был и охотник, и рыбак, у него имелись ружья и все рыболовные снасти, сети на большую и маленькую рыбу. Мне исполнилось лет четырнадцать, а я уже ходила с ним на охоту. Вася научил меня стрелять из дробовика и достал мне маленькое двуствольное ружьё. Я охотилась на любую птицу - на рябчиков, тетеревов, косачей, глухарей, уток, турпанов и гусей. И в лодке по Ангаре плавала с закидными сетями.
В субботу вечером обязательно едем с братом на лодке рыбачить закидной сетью. Однажды ночь была тёмная, начиналась гроза. А известно - Ангара река суровая, быстрая, грести вёслами надо сильно и умело. Заметал Вася сеть. Лодку начало бросать то в одну, то в другую сторону. Я боюсь. Вдруг лодку нашу потащило, а я обессилела, уже грести не могу. Брат уговаривает меня: "Не бойся, Маня, наверно, сеть наша зацепила на дне коряжину". Лодку несёт вниз по течению. Я стараюсь грести и причалить к острову. Наконец, лодка ткнулась носом в берег, я ухватилась за кусты.
Гроза разыгралась, засверкали молнии, пошёл сильный дождь. В лодке полно воды. Я начала вычерпывать её, а брат выбирает сеть. Вдруг он крикнул мне, что в сеть попалась большая рыба, и, когда подтянул снасть к лодке, схватил топор и ударил рыбину по пятнистой голове. И только тогда втащил её в лодку. Это оказался таймень длиной почти во весь шитик. И ещё попало двенадцать сигов.
После этого мы направились к деревне. Вася сел за вёсла, а я - на корму, рулить. Переплыли мы на свой берег, а унесло нас далеко-далеко по течению, я начала мёрзнуть. Села опять за вёсла, а брат стал работать шестом. И так мы кое-как докарабкались до деревни. Я осталась в лодке, а Вася пошёл за лошадью. Приехал, забрали нашу добычу и увезли домой.
И вот я, наконец, в тепле. Меня всю трясёт. Затопили камин в нашей спальне, дали мне выпить вина с чаем, и я уснула крепким сном. Встала только на другой день вечером.
Рыба наша потянула три пуда и пятнадцать фунтов. Продали её за десять рублей. Это были большие деньги. Мне купили платье и ботинки, а Васе костюм. Я болела целую неделю. Но стало получше - и опять потянуло на рыбалку…"
В 1925 году Иван Ильич скончался. А восемь лет спустя ушла из жизни и Мария Андреевна.
Через много лет Валентин Григорьевич в повести "Живи и помни" вложил в уста Настёны горькое воспоминание, которое, без сомнения, будущий писатель слышал от своей матери. В рассказе Нины Ивановны сын разве только сместил года: в тридцать третьем она уже не была подростком, как Настёна. И, возможно, судьба её отца была иной, чем у родителя героини, хотя в главном многое совпадает. Читаем в повести: