Норвежский исследователь-славист Гейр Хетсо провел компьютерное исследование, в основу которого положено сравнение длины предложений и расположение частей речи в "Донских рассказах, в первых двух частях "Тихого Дона" и в "Поднятой целине". Полученные данные сравнивались потом с теми же параметрами в сборниках рассказов и повестей Федора Крюкова, особенно за период 1909–1917 годов. Ряд авторов испробовали еще один путь поиска – создание облика автора "Тихого Дона" не по его официальной биографии, а по тексту самого романа. Каждый литературовед знает, что автор любого крупного и оригинального произведения рисует в нем не только образы героев, но и свой собственный облик.
Можно было бы выделить несколько десятков наиболее ясных и очевидных признаков, черт и качеств автора "Тихого Дона", без которых создание романа было бы невозможно. Было очевидно, например, что автор замечательно знает и рисует природу Донского края: степь и лес, все травы и всех зверей, птиц и рыб, сам Дон и небо над ним при любой погоде и в любое время года. Он применяет необычно яркие краски, показывая нам не просто пейзажи, а жизнь природы во всех ее проявлениях.
Автор выказывает замечательное знание всего уклада казачьего сословия, быта, службы, поведения и психологии казака – воина и земледельца. Он знает все детали и особенности казачьего хозяйства, военной формы, конного дела, истории казачьего Дона. Он не просто знает, но любит казачество, его старинные песни, пляски, игры, традиции. Он дает нам необычные и сильные образы и казаков-мужчин, и особенно женщин-казачек: Аксиньи, Натальи, Дарьи, Ильиничны.
Поражало не только литературное мастерство автора, но и талант, даже гениальность создателя лучшего русского романа ХХ века. Особенно необычным казался тот факт, что автор романа относился с явной неприязнью к маленьким группам донских большевиков и пришлых комиссаров, которые вольно или невольно разрушали вековые уклады этого богатого и красивого края.
Было просто непонятно, каким образом могло появиться в печати это большое произведение, в котором изображалось первое в нашей истории мощное народное восстание против власти большевиков и против тех новых порядков, которые они хотели установить путем расстрелов и террора на Дону. И главный герой романа Григорий Мелехов становится командиром повстанческой дивизии, успешно воюющей против отрядов Красной Армии. Ни Федор Крюков, ни Михаил Шолохов, каким его изображали тогда все литературоведы и авторы школьных учебников, не подходили под признаки автора столь необычного и сильного романа-трагедии. Тот Шолохов, которого знали и писатели, и диссиденты 60-70-х годов, не вызывал ни у кого не только восхищения, но и простого уважения.
Именно это обстоятельство и привлекло внимание к книге "Д", который пошел в своей работе по иному пути, далекому от простых арифметических подсчетов или сравнения особенностей романа с особенностями биографии писателей. "Д" попытался провести исследование художественных особенностей разных частей и глав "Тихого Дона".
По мнению "Д", стиль и характер самого художества в романе был различен в разных его частях. Разные страницы и главы романа написаны как бы разными руками и в разное время. Неизвестному нам "Д" казалось, что существует большая разница между основной частью романа и более поздними вставленными в него главами и разделами. Ему казалось, что образы Аксиньи и Анны Погудко, даже Мишки Кошевого и Бунчука создавались разными авторами. Таким образом, выдвигалась концепция о существовании у романа "Тихий Дон" как главного автора, так и менее способного и отличного по взглядам соавтора. Доводы и примеры "Д" были интересными, но не убедительными, не исчерпывающими, а порой и явно ошибочными. Это признавал и Солженицын, который писал в предисловии: "В который раз история цепко удержала свою излюбленную тайну". "Клад "Тихого Дона" заколдован", – писал Солженицын и много позже.
Но и тайна самого "Д" держалась еще много лет. Только в конце 1991 года в декабрьской книжке "Нового мира" А. И. Солженицын сообщил читателям драматическую предысторию книги "Стремя "Тихого Дона"". Только теперь мы смогли узнать имя автора этой книги. Это была Ирина Николаевна Медведева-Томашевская, литературовед из Ленинграда. По свидетельству Солженицына, она умерла в Гурзуфе в Крыму, где лечилась осенью 1973 года. Ее сразил инфаркт, когда она узнала из передач западных радиостанций об обысках у друзей Солженицына в Ленинграде и об изъятии "Архипелага". Даже в разговорах с близкими ему людьми, а тем более в переписке А. Солженицын, склонный к тщательной конспирации, всегда называл И. Н. Медведеву-Томашевскую "Дамой". Отсюда и возник столь необычный псевдоним– "Д".
Вполне возможно, что в КГБ узнали о "Д" еще до издания ее книги. Изучение и выявление ленинградских друзей и знакомых Солженицына велось в 1972–1973 годах очень настойчиво. Едва появившись в Москве, книга "Д" сразу же попала в списки запрещенной к распространению литературы. Михаил Шолохов в эти годы был еще жив, и официальная литературная общественность готовилась широко отметить в мае 1975 года 70-летие Нобелевского лауреата из станицы Вешенской. Однако даже Институт мировой литературы в Москве должен был, к удивлению своих сотрудников, провести публичное обсуждение проблемы авторства "Тихого Дона" и заслушать по этому поводу доклад Гейра Хетсо. Это обсуждение было продолжено журналом "Вопросы литературы" в 1989 году Солженицын и Шолохов имели возможность познакомиться друг с другом на большой встрече деятелей культуры с лидерами КПСС в декабре 1962 года. Посредником в этой короткой встрече был А. Т. Твардовский. Два писателя пожали друг другу руки и обменялись обычными в таких случаях комплиментами.
Их взаимная неприязнь сменилась в семидесятые годы нескрываемой ненавистью. Однако под влиянием успеха Солженицына Шолохов попытался поднять в новой редакции романа "Они сражались за Родину" тему сталинских репрессий.
Издание книги "Д" круто изменило положение дел в советском шолоховедении. Существенно расширилось и углубилось изучение истории и источников романа "Тихий Дон", его текста, прототипов, особенностей языка и образов. Появились первые большие биографии Шолохова, которых в шестидесятые годы просто не было. Были изучены многие ранее закрытые архивы. Наконец, были найдены и рукописи первых частей романа, которые сам Шолохов считал навсегда утерянными. Очень много узнали мы и о донском писателе Федоре Крюкове, главные работы которого переизданы в 90-е годы. Книга "Д" стала таким образом частью нашей непростой литературной истории.
Псевдонимы и анонимные издания конца 70-х годов
К концу семидесятых годов многие сотни известных диссидентов, в том числе писателей и ученых, эмигрировали из СССР. Они могли публиковать свои произведения, уже не прибегая к конспирации. За границей, главным образом во Франции и США, стали издаваться новые эмигрантские журналы на русском языке: "Континент", "Время и мы", "22", "Синтаксис", "Обозрение", "Внутренние противоречия", "Проблемы Восточной Европы", "ХХ век", "Архив Самиздата", "Стрелец", "Третий путь", "Форум", "Вольное слово", "Русское возрождение" и некоторые другие. Новые эмигранты пополнили и редакции, а также авторский актив таких прежних эмигрантских изданий, как "Новый журнал", "Вестник РХСД", "Грани".
Однако некоторые журналы составлялись и редактировались все еще в СССР и издавались на Западе анонимно. Это была в первую очередь знаменитая "Хроника текущих событий", в которой излагались подробности почти всех репрессий по политическим, национальным и религиозным мотивам в СССР. У истоков этого издания стояли такие правозащитники, как Павел Литвинов, Наталья Горбаневская, Валерий Павлинчук, Анатолий Якобсон. Из-за арестов редакция "Хроники" менялась почти каждые три года, но журнал продолжал выходить в свет, сохраняя внешнее оформление и стиль изложения. Это было предельно объективное издание, которое сообщало читателям главным образом факты, избегая толкований и оценок. В середине семидесятых годов в редакции "Хроники" работали анонимно Татьяна Ходорович, Татьяна Великанова, Сергей Ковалев и некоторые другие. Об этих редакторах мы узнавали только после их ареста или эмиграции – из новых выпусков той же "Хроники". Анонимно издавался в семидесятых годы интересный журнал "Память", публиковавший статьи и документы по советской истории. Анонимными, хотя и не слишком известными, были и некоторые другие журналы: "Левый поворот", "Варианты", "Хроника Литовской католической Церкви" и другие. Под псевдонимом "Алексей Алексеев" скрылся и редактор небольшого литературного журнала "А– Я". Только много позднее мы узнали, что журнал "Левый поворот" составлял в Москве Борис Кагарлицкий, а журнал "А-Я" Алик Сидоров.
В конце семидесятых годов репрессии среди диссидентов усиливались, и Самиздат стал сходить на нет. Но существенно увеличилось число книг и статей, которые публиковались теперь за границей под псевдонимами и анонимно. Несколько богословских сочинений пришло на Запад и опубликовано под псевдонимом "Ф. \'Уделов". Только в девяностые годы мы узнали, что под этим псевдонимом печатал свои труды Сергей Иосифович Фудель, который большую часть жизни провел в советских тюрьмах и ссылке. Под собственным именем работы С. И. Фуделя стали публиковаться только после его смерти.
В 1977 году я получил из США по своим каналам большую книгу Александра Зимина "Социализм или неосталинизм". Вероятно, только я один в Москве знал, что под именем Зимина скрывался Элькон Георгиевич Лейкин, известный экономист двадцатых годов, примыкавший к левой оппозиции и отсидевший почти двадцать лет в разного рода лагерях и ссылках. Его рукопись я читал раньше, но автор боялся пускать ее в Самиздат. В 1977 году его уже не было в живых.
Однако тема сталинизма уступила в конце семидесятых годов работам на текущие экономические темы. Несколько очерков и большая книга с разбором экономической и политической системы СССР опубликованы под псевдонимом "К. Буржуадемов". Только через много лет мы узнали, что автором этих работ был московский инженер и экономист Виктор Сокирко.
В 1978 году на Западе опубликована весьма интересная работа "Бедность народов", автор которой скрылся под псевдонимом "Адам Кузнецов". Это хорошо написанная, убедительная и содержательная книга, в которой не только остро, но и остроумно критиковалась теория и практика советской экономики. "Почему, – задавал вопрос Адам Кузнецов, – при столь мощной оборонной экономике, которая была создана за шестьдесят лет в СССР, народ страны остается все же поразительно бедным?" Автор призывал использовать механизмы рыночной экономики и частного предпринимательства. Но уже в 1979 году та же книга вышла в свет под другим названием – "Без буржуев" и под собственным именем ее автора – Игоря Ефимова, оказавшегося в эмиграции и не нуждавшегося теперь в псевдонимах. Это московский литератор и публицист, друг Сергея Довлатова. Позднее Игорь Ефимов издал за границей несколько романов: "Седьмая жена", "Суд да дело". Сторонник рыночной экономики, Игорь Ефимов выступал и в российской печати 90-х годов с самой резкой критикой "шоковой терапии" и гайдаровских либеральных реформ, а также чубайсовских ваучеров. Совсем недавно он опубликовал свою переписку с Довлатовым– "Эпистолярный роман". Эта книга издана в Москве издательством Захарова и вызвала большую полемику, в том числе и с родными С. Довлатова.
Дело Льва Тимофеева
Среди многих работ на социальные и экономические темы мало кто обратил внимание на небольшие статьи и очерки о трудном экономическом положении в советской деревне, автором которых был неизвестный нам Лев Тимофеев. В 1982 году я получил из США небольшую книгу "Технология черного рынка, или крестьянское искусство голодать". Она была издана неведомым мне раньше "Товариществом зарубежных писателей". На обложке стояло имя автора – Лев Тимофеев. Здесь были собраны как прежние, так и некоторые новые его статьи и очерки.
В диссидентских кругах о Льве Тимофееве ничего не знали, и все решили, что речь идет об очередном псевдониме. Видимо, так же думали и эксперты из КГБ, которые начали поиск автора, чья близость к деревне была вне сомнений. Однако найти таинственного Тимофеева оказалось непросто, а он почти каждый год выпускал в свет новую книгу. Появился небольшой роман Льва Тимофеева "Ловушка", пьеса "Моление о чаше" и еще одна книга о трудной доле советских граждан "Последняя надежда выжить (Размышления о советской действительности)". Тексты этих работ неоднократно передавались в начале 80-х годов по радиостанциям "Голос Америки" и "Свобода".
Органы КГБ обнаружили автора этих публикаций только в конце 1984 года. К удивлению знатоков оказалось, что автор не использовал псевдонимов и публиковал свои книги и очерки под собственным именем. Это был журналист Лев Михайлович Тимофеев, который начал печататься еще в 60-е годы в журналах "Юность", "Молодой коммунист", "В мире книг", а также в "Литературной газете". В основном это были рецензии: Лев Тимофеев числился в штате редакции журнала "В мире книг". Тимофеев подолгу жил в одной из деревень Рязанской области, и наблюдения за жизнью окрестных колхозов и колхозников использованы в его статьях и книгах.
В диссидентских кругах позднее говорили, что Лев Тимофеев был "найден" не в результате анализа его текстов и литературных особенностей его работ, а по доносу одного из осведомителей. Все же несколько человек из самых близких друзей Л. Тимофеева знали о его публикациях, а когда число и известность его работ достигли какой-то критической массы, эти сведения разошлись более широко. В диссидентской и околодиссидентской среде было не так уж мало людей, которые, не выдержав каких-то трудных испытаний, стали сотрудничать с "органами". Были и добровольцы или профессионалы, специально внедренные в диссидентскую и писательскую среду Поэтому строгая конспирация была в данном случае делом не лишним.
Поиски Л. Тимофеева были слишком долгими, и раздражение в КГБ оказалось очень большим. Поэтому как только авторство было точно установлено, а разного рода связи и знакомства выявлены путем тщательного наблюдения и прослушивания всех телефонных разговоров, Л. Тимофеева арестовали. Это произошло в марте 1985 года – через несколько дней после прихода к власти Михаила Горбачева. Перестройка начиналась тогда не с либерализации, а с борьбы против алкоголизма и "нетрудовых доходов".
И как раз 1985 год стал временем новой, хотя и последней волны репрессий.
В сентябре 1985 года суд приговорил Л. Тимофеева к шести годам лагерей и пяти годам ссылки. Это был очень суровый приговор, но он не вызвал почти никаких откликов в советской общественности и за границей. Со времени судебного процесса по делу Синявского и Даниэля прошло уже двадцать лет, и обстановка в стране мало напоминала обстановку и настроения середины шестидесятых годов. Уже не выходила в свет знаменитая "Хроника текущих событий", которая много лет фиксировала почти все репрессии по политическим и религиозным мотивам. Ядро диссидентского движения было разгромлено, и диссиденты в лагерях и в эмиграции встретили приход Горбачева без всякого воодушевления. Все начало меняться в стране только в самом конце 1986 года, через полгода после Чернобыля, когда свободу смог получить не только А. Д. Сахаров, но и Лев Тимофеев.
Сейчас он эксперт по теневой и криминальной экономике, автор книг о коррупции и экономике наркобизнеса, один из руководителей центра по изучению нелегальной экономической деятельности, редактор журнала об экономике преступлений и наказаний. Несколько лет назад в книжных магазинах Москвы появилось солидное издание – "Теневая Россия", авторами которого являются Игорь Клямкин и Лев Тимофеев. На Международной книжной ярмарке в Москве была представлена новая книга Л. Тимофеева "Кусок истории. Заметки публициста". Это сборник статей, заметок и эссе, которые автор публиковал в 1993–1996 годах в газете "Русская мысль", издаваемой в Париже. В нынешних книгах Льва Тимофеева критики даже больше, чем в его прежних "антисоветских" изданиях. Но кто обращает на нее внимание?
...
2002
Рой Медведев Дональд Маклэйн, каким я его знал
11 марта 1983 года в советской газете "Известия" был опубликован короткий некролог, в котором говорилось: "После продолжительной болезни на семидесятом году жизни скончался Дональд Дональдович Маклэйн – член КПСС, видный ученый-международник, доктор исторических наук, ведущий исследователь Института мировой экономики и международных отношений АН СССР".
Мало кто в нашей стране обратил внимание на это сообщение, имя Доналда Маклэйна не было известно в СССР. Однако смерть Маклэйна вызвала многочисленные комментарии за границей и обширные статьи во многих газетах, особенно в Англии и США. И в этом нет ничего странного, ибо шотландец Д. Маклэйн, родившийся в богатой аристократической семье, получивший блестящее образование в Кембридже и занимавший ответственные посты в английском министерстве иностранных дел, был советским разведчиком, который с конца тридцатых годов и до конца 1950 или 1951 года передавал в СССР важнейшую информацию.
Когда речь идет о такой области, как разведка, не существует общих моральных критериев. Для Англии Маклэйн был не только шпионом, но и предателем, предателем своей страны и своего класса. Некоторые из статей о его кончине так и были озаглавлены: "Смерть предателя". Но для Советского Союза он был одним из наиболее эффективных разведчиков за всю историю советской разведки. Неудивительно поэтому, что "Известия" писали о Маклэйне как о "человеке высоких моральных качеств, который всю свою сознательную жизнь посвятил служению высоким идеалам социального прогресса и гуманизма, мира и международного сотрудничества".
Я не знал Дональда Маклэйна ни как английского аристократа и высокопоставленного чиновника, ни как разведчика, ни как сотрудника Института мировой экономики. Я знал Маклэйна по небольшому кружку московской интеллигенции, в который входили в середине шестидесятых годов самые разные люди, где Дональд Маклэйн, или, как тогда его называли, Марк Петрович Фрезер, был всегда желанным гостем. У Маклэйна было немного друзей в Москве, но те, кто его знал лучше других, относились к нему с неизменным уважением, считая его искренним человеком, судьба которого сложилась необычно и трагически.
В шестидесятые годы в Москве имелось немало домов, где часто собирались люди, объединенные общими, но еще не дифференцированными оппозиционными настроениями. Здесь обсуждались политические и литературные новости, о которых нельзя было прочесть в газетах. Здесь устраивались вечера, чтобы послушать песни А. Галича и других бардов или стихи молодых и пока еще малоизвестных поэтов. В этих своеобразных салонах можно было встретить А. Солженицына, Е. Евтушенко, А. Вознесенского, Ю. Любимова, Е. С. Гинзбург, Петра Якира, Эрнста Неизвестного, А. Некрича. На одном из таких вечеров я познакомился и с Дональдом Маклэйном. Помню, что все пришли тогда слушать стихи Натальи Горбаневской. Сейчас она не только известная поэтесса, но и видный деятель новой русской эмиграции.