Мой энтузиазм и недостаток опыта стали причиной неприятностей. Я любил высший пилотаж, и, услышав о быстрых бочках, решил поэкспериментировать в ходе следующего вылета на "фьюри". К сожалению, никто не рассказал мне о том, как исполнить этот маневр. Быстрые бочки не поощрялись, потому что, выполняя их на слишком большой скорости, можно было превысить допустимые перегрузки для самолета. Взлетев в тот раз, я стал подниматься, чтобы набрать безопасную высоту приблизительно 2450 м. Я совершенно забыл о значительном уменьшении скорости до значения немного больше критической и на 260 км/ч резко потянул ручку управления к своему животу и одновременно резко ударил по правой педали руля. Результат был чрезвычайно эффектный. Как это получилось, не знаю, однако в конечном счете "фьюри" выровнялся сам собой и очень испуганный пилот попытался оценить ситуацию. Крылья и хвостовое оперение все еще были на месте, но боковые движения ручки управления не вызвали никакого крена. Решив, что угодил в ловушку, я принялся расстегивать привязные ремни, готовясь выпрыгнуть с парашютом, но после окончательной проверки управления обнаружил, что у меня достаточно возможностей, чтобы плавно маневрировать на "фьюри". Я снова пристегнулся и стал осторожно снижаться в направлении аэродрома. Наконец, аэродром появился в поле зрения, и я с очень плохими предчувствиями сделал широкий круг и приземлился без каких-либо дальнейших инцидентов. Что я должен был сказать командиру своего звена? Я решил, что лучше сказать правду. Наказанием стала основательная взбучка плюс самолет, который пришлось вымыть и вычистить с мылом.
В другой раз я в очень ветреный день довольно небрежно приземлился поперек ветра, в результате чего "фьюри" чиркнул по земле законцовкой одного крыла. Самолет не получил больших повреждений, но, к сожалению, эту оплошность видел старший инструктор по летной подготовке сквадрэн-лидер Джонсон, и, когда я выбрался из самолета, он встретил меня словами: "Черт возьми, вы соображаете, что делаете?" Я не знал, что ответить, так что мной был вычищен еще один самолет.
Октябрь 1938 г. мы в основном потратили на шлифовку навыков воздушной стрельбы перед месячной командировкой на полигон в Пенросе, на побережье Северного Уэльса. Все курсанты с нетерпением ждали ее. Это была высшая и максимально приближенная к воздушному бою точка нашего обучения. Мы прибыли в Пенрос в конце месяца и обнаружили, что нас ждет очень плотный график учебных вылетов, которые начинались на рассвете и заканчивались в сумерках. Звенья истребителей атаковали наземные цели, в то время как парни с бомбардировщиков сбрасывали учебные бомбы со своих новых двухмоторных учебных "оксфордов". "Фьюри" был оснащен двумя пулеметами "виккерс", стрелявшими через втулку винта, которые использовали механизм, разработанный Константинеску, чтобы не попасть в лопасти. Атаки наземных целей сопровождались стрельбой по полотнищу, буксируемому "хартом" или "одэксом". Это мне нравилось больше всего. Я мог представить, что чувствовали летчики, подобные Боллу, Мэнноку, Бишопу и Рихтгофену, когда пикировали на врага. После одной или двух стрельб по воздушной мишени я стал добиваться весьма точных попаданий в полотнище и почувствовал, что длительный период обучения наконец начал давать плоды. Тренировки на полигоне закончились слишком быстро, и 2 декабря я получил приказ вылететь в Шоубери, где после завершения обучения мы должны были ожидать назначения. Но перед этим каждый должен был сдать заключительный летный и навигационный тесты во время полета на "харте" с командиром звена флайт-лейтенантом Стаббсом. Я справился с заданиями удовлетворительно. Затем в один из дней нас собрали в лекционном зале и сообщили о назначениях. Это был долгожданный день. Пока зачитывали фамилии и названия эскадрилий, я волновался все больше. Я хотел попасть либо в эскадрилью "гладиаторов", либо в одну из эскадрилий новых "харрикейнов" или "спитфайров". Наконец, была прочитана моя фамилия: "Временно исполняющий обязанности пайлэт-офицера Брехэм – 29-я эскадрилья, Дебден, Эссекс". Как только нас отпустили, я разыскал одного из наших инструкторов, пайлэт-офицера Брукса, и спросил его, какими самолетами оснащена эта эскадрилья. По его мнению, это должны были быть "гладиаторы". Я был удовлетворен. Дэвид Бломли должен был присоединиться к 1-й эскадрилье в Тангмере, оснащенной "харрикейнами". После великолепной прощальной вечеринки мы получили несколько дней отпуска перед тем, как прибыть в наши эскадрильи. Теперь я чувствовал себя опытным пилотом. Вскоре я должен был научиться совсем иному.
Глава 4
В начале декабря 1938 г. я прибыл на свою первую боевую авиастанцию Дебден, расположенную в нескольких километрах от провинциального городка Сеффрон-Уолден, в Эссексе. С полной уверенностью доложил начальнику штаба авиастанции, что я опытный пилот, имеющий 129 часов налета. Он направил меня в штаб 29-й эскадрильи, находившийся в одном из трех больших ангаров на аэродроме. Я сразу же заметил, что там не было никаких "гладиаторов". Все, что я увидел, были "хаукер демон" – двухместные одномоторные истребители-бипланы, оборудованные первыми турельными бронированными установками с гидравлическим приводом, где размещался задний бортстрелок. Я испытал шок. Снаружи других ангаров я заметил "харрикейны" из 85-й и 87-й истребительных эскадрилий. Я по лестнице поднялся в канцелярию своей новой эскадрильи, разочарованный и обманутый в своих ожиданиях исполняющий обязанности пайлэт-офицера. Меня встретил флаинг-офицер Бретт, адъютант эскадрильи, и, пока я ждал встречи с командиром, он сказал мне, что эскадрилья находится в процессе перевооружения на истребители дальнего радиуса действия, которые были модификацией среднего бомбардировщика "бленхейм", двухмоторного моноплана. Это был конец. Дела шли все хуже и хуже. Было и так достаточно плохо увидеть устаревший "демон", во многом подобный "харту" и "одэксу", но то, что теперь я буду летать на двухмоторном, похожем на бомбардировщик самолете, казалось, было еще большей несправедливостью.
Наконец я предстал перед командиром эскадрильи сквадрэн-лидером Гомезом, изящным мужчиной, который, как я отметил, имел лишь одну ногу. Он приветствовал меня в эскадрилье и стал рассказывать мне что-то о ее истории и традициях, но, к сожалению, я был не очень внимательным слушателем. Мне хотелось, так или иначе, попасть в эскадрилью одноместных истребителей. Когда он закончил, я до глубины души потряс его, сообщив, что хочу летать на одноместных истребителях и что он должен принять меры к тому, чтобы меня перевели в одну из других эскадрилий на авиастанции. Я сделал это не очень тактично и получил достаточно холодный ответ:
– Брехэм, мы гордимся этой эскадрильей, и я ожидаю, что вы, как новый пилот, тоже будете горды служить в ней.
С этим меня отпустили. С несчастным видом я вышел в канцелярию адъютанта, где Бретт сказал мне, что я включен в звено "В", которым командует флаинг-офицер Билл Кембридж. Прибыв в его канцелярию, я вошел и представился. Когда мы обменялись рукопожатиями, он сказал:
– Я ожидаю, что вы будете отдавать честь ежедневно, входя сюда в первый раз, и обращаться ко мне "сэр". Никаких других формальностей не будет.
Полагаю, что командир эскадрильи уведомил его о том, что я не испытываю энтузиазма относительно самолетов эскадрильи, и по его манере я мог сказать, что мне следовало следить за собой. Вопреки своим устаревшим самолетам, 29-я была очень гордым подразделением.
Между всеми тремя эскадрильями в Дебдене существовал превосходный дух соперничества, и 29-й всегда удавалось сохранять достоинство в различных "играх", проходивших в столовой. Я вскоре обнаружил, что этот дух проникает в меня, и стал забывать свое первоначальное разочарование. Большинство офицеров в Дебдене были моими ровесниками. Лишь командиры звеньев и эскадрилий были на несколько лет старше. Также во всех трех эскадрильях среди пилотов преобладали сержанты, и они были прекрасными людьми.
Прослужив приблизительно три месяца, я прошел последнюю проверку на одном из новых "бленхеймов", которыми была перевооружена 29-я эскадрилья. До этого я должен был довольствоваться полетами на "демоне" или в качестве пассажира на "бленхейме" с одним из опытных пилотов эскадрильи. Во время визитов парней из Бомбардировочного командования мы слышали от них много скверных отзывов о "бленхейме". Говорили, в частности, что, если вы не могли выпустить шасси и садились "на живот", то самолет взрывался. Однако я не столкнулся ни с какими трудностями во время своей заключительной проверки. После этого я начал получать свою соответствующую долю в полетах и стал полноправным членом 23-й эскадрильи.
Однажды из Хорнчурча прибыл "гладиатор" с пайлэт-офицером Маккензи на борту. Мак был новозеландцем, учившимся вместе со мной в Шоубери. Я принялся уговаривать его, чтобы он разрешил мне слетать на его самолете, о чем всегда мечтал. После недолгих уговоров он согласился. Пристегивая меня в кабине, Мак показывал различные кнопки и переключатели. В завершение он сказал:
– Ради бога, не сломай его, – и помахал мне на прощание.
Я вырулил, развернулся против ветра, дал газ и понесся по травяной взлетно-посадочной полосе. Через мгновение я поднялся в воздух и стал быстро набирать высоту. Я осторожно выполнил некоторые элементы моего довольно запущенного высшего пилотажа, и тоска по полетам на одноместном истребителе снова охватила меня. Через некоторое время я повернул к аэродрому и приземлился. Майк ждал меня, прямой, словно гвоздь, поскольку понимал, что если бы я повредил самолет, то ему предстояло держать ответ за то, что он разрешил мне воспользоваться им без согласия командира своей эскадрильи. Я поблагодарил его, чувствуя непреодолимую ревность к его удаче. Этот полет в течение некоторого времени не давал мне покоя, и я с трудом удержался, чтобы повторно не отправиться к командиру эскадрильи с просьбой о переводе. Однако к этому времени тот факт, что являюсь членом 29-й эскадрильи, кое-что для меня значил, и мои мысли о сохранении ей верности возобладали.
Именно в эти дни я приобрел прозвище Боб, которое с тех пор закрепилось за мной на службе. Это не раз становилось причиной путаницы, так как мои родители, а позднее и жена, совершенно естественно, звали меня Джоном, именем, данным мне при крещении. Обычно в то время в эскадрильях, вызывая по радио пилотов, называли их христианскими именами. В 29-й эскадрилье имелось несколько Джонов, и, для того чтобы исключить недоразумения, было решено, что мы, Джоны, должны вытянуть себе из шляпы новое имя. Я вытянул Боба. Так я сделался Бобом, Бобом и остался.
Новости и радиосообщения на сей раз очень ясно свидетельствовали о том, что война с Германией лишь вопрос времени и что время это быстро уходит. Большинство из нас высказывались за то, чтобы поскорее противопоставить свои навыки навыкам немецких коллег. Думаю, многие все еще мыслили понятиями рыцарских воздушных поединков, подобных тем, которые наши отцы вели в ходе Первой мировой войны. Новый командир 87-й эскадрильи достаточно быстро отрезвил нас. Перед назначением в Дебден он служил военно-воздушным атташе в Берлине, где имел достаточно возможностей видеть стремительное наращивание мощи люфтваффе. Однажды этот офицер прочитал лекцию для всего офицерского состава авиастанции и подробно объяснил, что новые военно-воздушные силы Германии – реальная сила, с которой необходимо считаться. Их новые истребители "мессершмит", казалось, были на равных, с нашими "харрикейнами", если не чуть лучше, и были гораздо лучше "бленхеймов" нашей эскадрильи. Мы могли противопоставить им "спитфайры", но эти самолеты приняли на вооружение только что, у нас их было еще чрезвычайно мало. Однако в массе своей мы были беззаботными и не позволяли трезвым рассуждениям вернуть нас на землю.
В начале августа военно-воздушные силы Великобритании и Франции провели учения с целью проверки противовоздушной обороны. В течение всего периода учений мы находились на военном положении, это была самая близкая к реальности ситуация, которую мы могли испытать в мирное время. Учения продолжались неделю, и мы взлетали по тревоге, всегда днем, пытаясь перехватить "агрессора" из Бомбардировочного командования или из французской бомбардировочной авиации. Иногда мы добивались успеха, но по большей части это было не так. Отсутствовало какое бы то ни было управление с земли при помощи радаров, чтобы вывести нас на цель, и мы полностью полагались на информацию с наземных наблюдательных постов. Задержки с передачей информации приводили к неудачным перехватам. Мы также обнаружили, что методы атак, предписанные руководством по тактике, имели малую ценность, и большую часть времени мы были "сидячими утками" для хвостовых стрелков "веллингтонов", "хемпденов" и "уитли". Эти учения много дали для того, чтобы усилить нашу противовоздушную оборону накануне войны, которая была теперь практически неизбежна.
В один из дней августа мы с большим волнением узнали новость, что нас перевооружат самыми последними "харрикейнами" с винтами изменяемого шага. Мы должны были стать первой эскадрильей, имеющей эту модель "харрикейна", так что в наших душах звонили колокола. Мы получали новые самолеты на небольшом аэродроме фирмы "Хаукер" в Брукланде. Крайне возбужденный Брехэм прилетел оттуда на "бленхейме". До этого я уже однажды летал на "харрикейне" с постоянным шагом винта, так что после краткого инструктажа, проведенного персоналом фирмы "Хаукер", я уяснил принципы управления шагом винта и вылетел на этом самолете обратно в Дебден.
Ближе к концу августа из-за ухудшавшейся ситуации в Европе отпуска были отменены. Теперь круглосуточно дежурили одновременно два офицера. В их обязанности входило получать и расшифровывать поступающие сигналы. В ночь на 2 сентября дежурили пайлэт-офицер Винн и я. Мы получили информацию о том, что Великобритания намеревается объявить войну Германии. Все эскадрильи были приведены в наивысшую степень боевой готовности. Через неделю или меньше 85-я и 87-я эскадрильи улетели во Францию. В Дебдене их сменила 17-я эскадрилья, также оснащенная "харрикейнами" – старыми, с винтами постоянного шага.
Глава 5
Бытовало мнение, что Англия будет немедленно атакована ордами немецких бомбардировщиков, и многие из нас вглядывались в даль, ожидая их появления. Прежде чем наступило время завтрака первого дня войны, в воздух по тревоге поднялась целая эскадрилья, чтобы перехватить "боги", приближавшийся к восточному побережью. Это были мы. Недостаток опыта полетов на наших новых самолетах мы конечно же восполняли силой духа. Как только поднялись в воздух, на радиосвязь вышел офицер наведения, который приказал нам на максимально возможной скорости курсом 90 градусов подняться на 4600 м. Подумав: "Началось", я включил электрический зеркальный прицел, чтобы быть готовым к моменту, когда в поле зрения покажутся самолеты люфтваффе. Но скоро мы получили сигнал отбоя и разочарованные повернули домой. Тревога оказалась ложной.