* * *
(Продолжение пересказа истории, услышанной от Лизы.)
Изучение физиономии Женьки с двойной фамилией, а также Серёгиной и Витиной, хотя было довольно тщательным, но мало чем помогло Шуре определить, кто же из них носит благородное имя Робин Гуд. Не помогли и довольно явные намёки с цитатами из писем. Всё было напрасно. Ребята либо действительно ничего не знали, либо держались с завидной стойкостью и невозмутимостью. И тогда Шура решил, выражаясь словами, близкими к эпохе подлинного Робин Гуда, действовать с более открытым забралом.
- А знаете, - сказал он и помахал небрежно перед носами гостей последним из полученных писем, - ничего у вас получается! Кира Васильевна "пятёрку" бы, наверняка, поставила. Но всё-таки, по-моему, тут не самостоятельное сочинение, а с помощью старших. А за это полагается снизить…
- О чём это он? - спросил Женька. - О, безумец!
Ага, - подумал Шура, - ещё немного - и заговорит тем же языком, что в письме.
- Что у тебя напечатано там? - спросил Витя, кивнув на письмо в Шуриных руках. - Ты про это, что ли?
После Витиного вопроса все уставились на письмо и ждали, что Шура ответит.
"Нет, не они, - думал тем временем Шура. - Не могут же так здорово притворяться? Как заслуженные артисты… Нет, писали определённо не они. Но ведь знать-то знали об этом? Наверное, говорила им Маша?.. Выходит, всё-таки я на Машку думаю. А почему бы нет? Разве она не умеет? Получше других умеет. И без всяких взрослых. Конечно, всё очень просто: приходить ко мне времени не хватает, ну, и потом, стесняется, вот и решила письма писать… А чего? Неплохо сообразила. И написано интересно. Только все эти рассуждения о правде да о доброте, ясно, списала откуда-нибудь. Не сама ведь придумала?"
Мысли мгновенно промелькнули в Шуриной голове, ребята не заметили даже тех долей секунды, которые понадобились для этого мозгу.
- Да, про это, - ответил Шура. - Занятные послания. - Он постарался придать голосу сверхнебрежность и такую же ироничность. - В общем, неплохо написано. Интересно читать. - Его тон постепенно становился всё более доверительным, и этим уже новым тоном он добавил: - Я и не сомневался, что она умеет.
- Кто умеет? - спросил Женька.
- Что умеет? - спросил Серёга.
А у Вити оба вопроса застыли в глазах.
- Ну, тот, кто писал, - ответил Шура.
"Нет, ничего не знают, - твёрдо решил он. - Ну и правильно. А зачем станет она говорить? Очень нужно. Она и своей Ларисе, наверно, ничего не сказала. Вот молодец! Только мы двое будем знать. А уж потом когда-нибудь расскажем… Но прочитать-то ребятам можно? Я ведь не скажу, от кого… И не всё буду читать, конечно… Интересно, откуда она узнала, что мне здОрово тошно тут валяться? Сама сообразила или по подсказке?.. Хотя разве это и так не ясно?.."
- Как там, - произнёс Шура предельно безразличным голосом, - спрашивает обо мне кто-нибудь?
Но теперь уж ребята не выдержали.
- Ты что, совсем "того"?! - закричал Серёга. - Начинаешь одно, а потом неизвестно что… Давай про письма!
- Он, как Юлий Цезарь, - заметил Женька, - одной рукой письма держит, другой - читает, а третьей - с нами беседует.
- Мы тебе уже говорили, - сказал Витя. - Все спрашивают, привет передавали. Как всегда… А что в них? - Он опять кивнул на листки. - Статья какая-нибудь?
- Сам ты статья, - сказал Шура. - Это от Робин Гуда. Неужели непонятно?
И он прочитал им почти всё, что в письмах было; и рассказал почти всё, что сам знал про эти письма: что напечатаны на машинке, и на первом конверте почтовый штемпель смазан, а на остальных нет; что опущены все здесь, в городе, только в другом районе. ("Наверно, отца или маму просила опустить где-нибудь около их работы", - так решил Шура); и что все они очень интересные… (И он каждый раз ждёт нового письма и даже от них лучше себя чувствует…) Но это он не сказал, а только подумал.
- Да от кого ты их получаешь? - уже в пятый, наверно, раз спросили ребята.
- От одного человека, - сказал Шура. - Можете передать ему привет.
- Он у нас в классе? - спросил Женька. - Случайно, не ты, Серёга?
- Это не он, а она, - сказал тот. - Шурка ведь проговорился. Все слышали.
- Ничего я не говорил, - сказал Шура. Он почувствовал, что покраснел, и стал спешно поправлять подушки.
- Наверно, Вера Васильева, да? - предположил Витя.
Но Шура возмутился: в жизни бы Верка не догадалась такое написать!.. Нет, он пока не скажет кто. Это секрет. И вовсе не из их класса, почему они думают? Вон и штамп совсем другого района.
- Не хочешь, не говори, - сказал Серёга. - Может, ты и сам не знаешь?
Шура даже не стал отвечать на эти выпады. Он лишь снисходительно улыбнулся.
* * *
"Дорогой сэр!
Ну, вот наконец-то до меня дошли сведения (не слухи и не кривотолки, нет!), что Вы стали куда веселей, и недуг всё быстрее покидает Ваше тело. Я и не сомневался в этом, и каждый новый день лишь укреплял во мне надежду на Ваше скорое выздоровление и возможную нашу встречу где-нибудь на опушке Шервудского леса.
Кстати, будучи совершенно далёк от желания хоть сколько-нибудь умалить заслуги или усомниться в искусстве Вашего районного эскулапа, я, тем не менее, позволю себе затруднить Ваш слух рассказом о том, что услышал недавно от проезжего торговца-индуса. (Правда, Индию ещё у нас не открыли, но купцы оттуда всё равно заезжают: наверно, они просто не знают об этом.)
Оказывается, дорогой сэр, есть в этой неоткрытой стране Индии такие люди, которые могут по сорок дней и сорок ночей не принимать ни воды, ни пищи, ввергая себя по собственному желанию в длительный сон, наподобие зимней спячки у медведей. А также умеют ступать по гвоздям и по раскалённому железу, нисколько не раня себя при этом и не обжигаясь. А ещё они пребывают по часу и больше под водой, и рассказчик своими глазами видел, как укладывали их под деревянный помост, на который взгромождались затем два или три коня со всадниками - и все в тяжелых доспехах и с полным вооружением.
Вы скажете: всё это бред больного воображения, а быть может, и сивой кобылы! Ведь организм человека не приспособлен самой природой… Умоляю, остановитесь, сэр! Вот здесь-то и кроется ошибка. Эти диковинные люди, следуя учению мудреца Патанджали, сумели доказать, и в первую очередь самим себе, что в человеке скрываются такие возможности, такие силы - физические и душевные, - о которых он и не подозревает…
Спросите, спросите же, сэр: "Ну, а как они достигают всего этого?" Я жду Вашего вопроса и охотно отвечаю.
Люди эти с самого детства занимаются по особой системе, очень сложной, которую знают полностью только немногие. Но известно, говорил мне рассказчик, что очень важными считаются у них упражнения на дыхание. Ведь обыкновенный человек из того воздуха, что попадает к нему в легкие, использует лишь одну пятую часть (представляете, как мало, сэр?). А упражнения эти как раз и помогают тому, чтобы как можно больше воздуха омывало изнутри наше тело и чтобы человеку свободней дышалось. Дышать свободно! Разве не к этому стремится каждый?!
А когда мы с ним расставались, индийский купец научил меня на прощанье самому простому упражнению, которое ежедневно я теперь проделываю под знаменитым вековым дубом у себя в лесу и которое настоятельно рекомендую и Вам, сэр. Его можно выполнять лёжа. Для этого надо всего лишь на несколько минут отринуть от себя все мысли и заботы, закрыть глаза, отключиться душой и телом и свободно дышать… Так. Приготовились? Начинаем! Медленный вдох через нос, вдох, который ощущают сперва мышцы Вашего живота, сэр, а затем - всё выше, выше, до самого лба, до макушки! Хорошо!.. Так же следует делать выдох. Вот и вся премудрость. Видите, как просто. Зато Ваш организм, дорогой сэр, не будет уже напоминать корабль во время штиля с одиноко торчащими мачтами, на которых почти не видно парусов, а станет похож на стремительное судно, несущееся с наполненными ветром, гордо выгнутыми парусами…"
Здесь Шура не выдержал, отложил письмо, закрыл глаза и постарался "отринуть от себя все мысли". И это у него почти получилось… "Почти" - потому что прогнать Машу он никак не мог. Её курносое лицо всё время торчало перед глазами, хотя они были плотно закрыты, губы улыбались, а тонкий голос произносил: "Дорогой сэр!" И вместо того, чтобы дышать особым способом и тем самым использовать не одну, а хотя бы две пятых поступающего к нему в лёгкие воздуха, вместо всего этого Шура начал вспоминать, где и о чём они в последнее время разговаривали с Машей; и ему почудилось, что он совершенно точно вспомнил, как в первой четверти, когда он толкнул её на лестнице, она крикнула: "Вы что, совсем одурели, дорогой сэр?!"
* * *
Письма продолжали приходить, и читать их становилось всё интересней. Возможно, не потому, что каждое сообщало о каких-то необыкновенных вещах, а просто Шуре казалось, что с любым новым письмом он ещё больше может узнать про Машу, ещё лучше познакомиться с ней, хотя они и так в одном классе чуть не целую вечность. Но зато за всем этим маскарадом Шура всё более ясно распознавал настоящую Машку - разве не была она умнее всех девчонок, а по остроумию не уступает Серёге или самому Шуре? И разве не писала она сочинения лучше всех в классе, ну, может, после Женьки? А что касается всех этих рассуждений о доброте да о смелости и о прочем, то, конечно, не сама придумала, а взяла откуда-нибудь или отца попросила помочь. Он у неё не то журналист, не то писатель какой-то: придумает чего хочешь. А уж пишущая машинка всегда под рукой…
Когда пришло пятое письмо, Шура подумал, что, может, хватит таиться - вот возьмёт да сам напишет ей и подпишется: Ричард Львиное Сердце. Или - Братец Тук. А ещё лучше - позвонит. Нет, не сейчас, а после шестого письма. Как получит, в тот же день позвонит. В крайнем случае, на следующий. Да, решено, так и сделает. Позвонит и скажет: "Алё, попросите, пожалуйста, Робин Гуда к телефону!" А может, "Робин Гудшу"? Если, конечно, она сама возьмёт трубку. И потом так скажет: "Дорогой сэр, вас беспокоит тут один англо-сакс. Шурка его зовут. Он хочет вам сказать, что ему было очень интересно, даже приятно, честное слово… В общем, мировые письма, здСрово ты как… Я даже чувствовать себя лучше стал. Правда. Особенно, когда начал дышать, как вы советуете, сэр… То есть, миледи…" Ну, и ещё много чего скажет.
Шура мысленно разговаривал по телефону, а потом уже и просто с глазу на глаз до тех пор, пока в комнату не ворвался Женька с двойной фамилией. Он сегодня без ребят пришёл. Они с Шурой поговорили о том о сём, послушали пластинку, помолчали. И то ли каждая тайна имеет свой срок хранения, после которого перестает уже быть тайной и вырывается сама из своего узилища, то ли Женька располагал больше других к тому, чтобы доверить ему самое важное, то ли, наконец, сам Шура не мог уже носить в себе всё то, что его переполняло эти недели, - словом, как бы то ни было, но после некоторого молчания Шура произнёс:
- Хочешь, скажу, кто мне письма пишет?
Конечно, Женька хотел. Ещё как!
- Только никому ничего и ей самой тоже… то есть, ему… ну, в общем, Робин Гуду… Понял?
Женька понял и заверил, что будет молчать, как рыба. И тогда Шура понизил голос и произнёс:
- Это Машка Громова.
- Нет, правда? - спросил Женька. - Да ну, разыгрываешь!
- Почему разыгрываю? Что у неё - три извилины в мозгу, и все параллельные - письмо написать не умеет?
Но Женька не верил. Он не понимал, отчего вдруг Маша должна писать Шурке, и почему от Робин Гуда, и вообще похоже больше, что взрослый писал.
- Похоже, похоже! - крикнул Шура. - У неё отец писатель. Или даже учёный. И потом, что ж, своей головы нет? Получше, чем у других!.. - И, снова понизив голос, продолжал: - Она, конечно, хотела зайти, но времени всё нет, и стесняется, наверно. А писать легче… Я тоже думаю ей написать. Или завтра по телефону позвоню… Только в классе ничего не говори. Даже не гляди в её сторону, ладно? Часто она спрашивает, как я здесь и всё такое?
Женька не мог точно вспомнить, а врать не хотелось, но всё же понимал, что чистую правду тоже сейчас не стоит выкладывать, поэтому ответил уклончиво:
- Ну, спрашивает, наверно. Не помню, сколько раз.
Но Шура его почти и не слышал.
- Почему Робин Гуд? - продолжал он. - Наверно, "Айвенго" недавно прочла. А "дорогой сэр" она мне как-то уже говорила. Не веришь? Ещё в прошлом году, по-моему… И в этом как-то на лестнице.
И Женька постепенно прекратил сопротивление. Его недоверчивость почти рассеялась, он даже вспомнил, как на уроке английского Маша пела однажды, или декламировала про то, как "жил Робин Гуд в густом лесу, где зелена листва, имел он сотню молодцов, весёлых, как весна…"
Но как раз в то время, когда Женька уже целиком поверил Шуре и захотел расспросить подробней, что и как и давно ли это вообще началось, потому что никто ведь у них в классе ничего не заметил, - как раз тогда Шура почувствовал, что больше ему про Машу говорить не хочется. То есть, с самим собой - пожалуйста. Сколько угодно! А с другими - нет. Он и так уже немало сказал. Теперь хорошо бы про автомобили, про хоккей или марки…
Только не родился ещё, видно, тот стрелочник, который сумел бы перевести Женьку на другой путь! И лишь повторный и очень настойчивый звонок в дверь помог Шуре переменить разговор.
- Наверно, Раиса Андреевна ушла, - сказал он, - и никого больше нет. Откроешь?
И Женька поплёлся в переднюю.
- Почта, - сказал он, когда возвратился. - Большущий конверт принесли. Какому-то Пиринскому. Я расписался. Куда его девать?
- Это Оскару Савельичу, - сказал Шура. - Сунь в ручку двери. Знаешь его дверь? Вторая справа.
Женька вышел и тут же вернулся. Шура не успел даже сложить и убрать письма от Робин Гуда, которые достал, когда только завёл разговор о Маше. Так они и остались лежать на постели.
- Не влезает, - сказал Женька. - Конверт большой.
- А ты зайди в комнату и положи, - сказал Шура. - У него всегда открыто… Не бойся, я тоже так делаю. Иди, иди. Он не запирает.
На этот раз Женька не приходил значительно дольше, а когда вошёл, вид у него был какой-то растерянный.
- Там на столе… - сказал он и замолчал.
- Ага, - сказал Шура, - порядок у него, как в аптеке. Он всегда такой. И всем замечания делает.
- Там на столе, - повторил Женька, - у него… письмо лежит.
- Ну и что такого? - спросил Шура. - Ясно, ты положил, оно и лежит. Что с тобой? Чего ты так смотришь?
- Ничего, - медленно сказал Женька.
Было видно, он упорно о чём-то думает, но нетрудно было также понять, что ничего придумать не может. И когда открыл наконец рот, показалось даже, что он махнул рукой - хотя руки у него были опущены, - как бы говоря: "А, уже всё равно! Чего там крутить?"
Но в это время Шура, удивлённый и немного испуганный поведением приятеля, крикнул:
- Да что ты, в самом деле? Змею там увидел, что ли?
Сам того не ведая, он довольно точно определил ощущение Женьки.
- Я… там… - сказал Женька. - Подошёл конверт положить… И вижу на столе…
Он опять замолчал, не в силах выговорить что-то очень страшное.
- Да говори наконец! - в отчаянии закричал Шура. - Псих какой-то ненормальный!
И, подстёгнутый двойным оскорблением, Женька сказал:
- На столе у него письмо лежит. Не это, которое я принёс. Другое. Я бы и не посмотрел, но там написано знаешь что? "Дорогой сэр".
- Он распечатал?! - крикнул Шура.
- Ну да. А как бы я тогда прочитал?
- Что же он чужие письма читает? Зачем? Наверно, по ошибке? Конверт разорвал, смотрит - не ему. А отдать забыл… Ты что опять?!
Шура крикнул в полный голос, потому что у Женьки, который немного было успокоился, лицо снова стало безмерно испуганным.
- Не на машинке, - выговорил Женька.
- Кто? - Шура не сразу понял, о чём тот говорит. - А, значит, уже надоело ей печатать! Или, может, машинка сломалась? Как ты думаешь?
Но Женька думал о другом.
- Там почерк совсем взрослый, - сказал он.
- А мы и сами уже не маленькие, - сказал Шура. - Ты как считаешь, взять письмо сейчас или подождать, пока Оскар Савельич с работы придёт?.. Что ж это он - забыл отдать?! Может, будить меня не захотел?
- Совсем взрослый почерк, - повторил Женька. - Как будто взрослый писал, понимаешь?
- Да что ты заладил! - крикнул Шура. - Ничего я не понимаю! Чушь какая-то!
- И потом, - сказал Женька, - там, по-моему, только начало.
- Ну, ясно. Ты же одну страницу смотрел, а письма обычно на двух. Робин Гуд бумаги не жалеет!
- Там всего одна страница, - упрямо повторил Женька. Но вид у него был виноватый. - И незаконченная… Меньше половины.
- Чушь! - снова крикнул Шура. - Давай принеси, посмотрим. - И видя, что Женька стоит в нерешительности, добавил: - Давай, давай, не бойся. Я отвечаю.
Женька ушёл за письмом и почти сразу возвратился, но Шуре показалось, что прошёл чуть ли не целый урок физкультуры, который в последние месяцы тянулся для него особенно долго, потому что он не спускался со всеми в спортивный зал, а сидел один в классе или бродил как неприкаянный по коридорам и прочитывал все стенгазеты и объявления.
- Вот! - Женька протянул лист бумаги. - А конверта нет.
"Какого еще конверта? - подумал Шура. - Ах, да: из которого его вынул Оскар Савельич".
Он взял письмо… Какой неразборчивый почерк!.. "Дорогой сэр! - прочитал он. И дальше: - Не буду больше докучать Вам вопросами о Вашем здоровье. Знаю: оно идёт на поправку. Поэтому - сразу о другом. Помните, я упоминал как-то слова, произнесённые одним учёным норманном по поводу собак. Так давайте же поговорим о собаках. Они, ей-Богу, заслуживают того. Человек веками отбирал…"