Теперь возникли некоторые протокольные и процедурные вопросы. Раскрывать ли имена и воинские должности генералов Вольфу? Было решено сейчас этого не делать и представить их как моих военных советников. Затем генерал Эйри сказал: "Я очень хочу встретиться с Вольфом и обсудить с ним пути достижения капитуляции немцев, но вы должны понять, что я не пожму руку генералу СС". Я понимал позицию Эйри.
Комната в приозерном доме, где должна была состояться встреча, была небольшой, и почти всю ее занимал старинный восьмиугольный стол. В комнату было два входа, один против другого, со стороны террасы над озером и из кухни.
Чтобы удовлетворить требование генерала Эйри, Гаверниц предложил, чтобы он и два генерала вошли в комнату со стороны кухни, а Вольф и я вошли с террасы. Таким образом, Вольф и союзные генералы оказались бы на противоположных сторонах стола, слишком далеко для рукопожатия. Но задумка не сработала. Едва лишь было сделано формальное представление, как Вольф проворно обошел стол, протиснув свое крупное тело через узкий просвет между столом и стеной, схватил вначале руку Эйри, потом Лемницера и пожал их. Но рукопожатия были чисто рефлекторными действиями: человек протягивает руку и вы самопроизвольно, не думая, ее пожимаете. Сделать по-другому было бы ненужным неуважением и нарушило бы ход встречи.
После того как я представил обоих генералов как моих военных советников, не называя имен, и заявил, что я уже ознакомил их с основным содержанием доклада Вольфа, сделанного утром, я предложил генералу Лемницеру открыть встречу. Он говорил по-английски, и Гаверниц выступал переводчиком. Ситуация была уникальной и торжественной. Впервые за всю войну высокопоставленные офицеры союзников и немецкий генерал встретились на нейтральной земле и мирно беседовали, обсуждая капитуляцию немцев, в то время как их армии сражались друг против друга.
Лемницер, после соответствующего вступления и рассказа о целях совещания, сказал, что полученный им отчет об утренней встрече дал ему ясную картину проблем, с которыми столкнулся Вольф в результате отъезда Кессельринга на Западный фронт. Скорое поражение Германии неизбежно, и понятно, что все заинтересованные лица признают этот факт. Он надеется, что действия будут скорыми, но сознает, что сейчас последует некоторая задержка, поскольку необходимо выполнить определенную подготовительную работу. Вольф, как солдат, должен понимать, что быстрота в любой подобной операции является определяющим фактором. Служебное положение Вольфа позволяет ему хорошо оценить состояние дел у немцев в Северной Италии, и сейчас ему пришло время в сотрудничестве с соответствующими командирами разработать план безоговорочной капитуляции. С технической точки зрения было бы необходимо организовать встречу квалифицированных военных представителей с немецкой стороны и со стороны союзников. Если немецкие представители смогут прибыть в Швейцарию, то можно будет устроить их переправку в Ставку союзников в Южной Италии. Вольф ответил, что представителей будет двое: один от вермахта и один от СС. Генерал Лемницер подчеркнул, что, как только эти представители окажутся в Швейцарии, мы, союзники, будем обеспечивать их безопасность, держать в секрете их переезд в Ставку союзных сил и обеспечим безопасное возвращение в Швейцарию. Союзники, продолжал Лемницер, заинтересованы только в безоговорочной капитуляции, и немцам ни к чему приезжать, если они не согласны на такие условия. Далее, сказал он Вольфу, переговоры в ставке союзников будут ограничены вопросами военной капитуляции и не будут затрагивать политические моменты.
Я попросил Вольфа лично рассказать о причинах, по которым он желает поговорить с Кессельрингом, прежде чем выходить на Витингофа. "Я был в близких отношениях с Кессельрингом, – ответил Вольф, – и в прошлом неоднократно беседовал с ним о путях и средствах окончания войны. То, что я скажу ему сейчас, не будет для него новостью и не вызовет удивления. С другой стороны, я никогда не обсуждал эту проблему с Витингофом. Зная консервативную натуру, военную выучку этого человека, я сомневаюсь, что сразу добьюсь большого успеха, если не смогу заверить его в поддержке как Кессельринга, так и, возможно, генерала Вестфаля, нового начальника штаба Кессельринга и друга Витингофа".
Лемницер спросил Вольфа, что, по его мнению, сможет сделать Кессельринг. Вольф ответил, что, если его миссия будет успешной, то Кессельринг поговорит с Витингофом и посоветует ему активно действовать. Тогда он, Вольф, пойдет напрямую к Витингофу, и все, что он ему скажет, будет иметь дополнительный вес благодаря поддержке верховного командующего германским Западным фронтом.
"Не могу сказать, сколько времени это займет, – ответил Вольф на вопрос Лемницера. – Я не пророк. При удачном стечении обстоятельств и если меня не накроют бомбардировщики союзников, я мог бы обернуться за пять, максимум – семь дней".
"Возможно, Кессельринг тоже почувствует необходимость капитуляции на Западном фронте, если у него появится такая возможность", – предположил Гаверниц. На это генерал Лемницер заметил, что поскольку данный вопрос относится к другому театру военных действий, то решать его надо в штабе генерала Эйзенхауэра, но несомненно, что методика сдачи должна быть отработана, чтобы действовать незамедлительно, если возникнет такая возможность.
Мои "военные советники" удалились, и перед тем, как Вольф отправился на итальянскую границу, Гаверниц и я еще раз вкратце с ним побеседовали. Было решено, что если с германской стороны возникнут вопросы о цели поездки Вольфа в Швейцарию, то он скажет, что вел переговоры об обмене пленными. Я объяснил Вольфу, что, видимо, не удастся раздобыть Вюнше для обмена на Парри, как предлагалось ранее. Вольф отнесся к этому вполне тактично, но сказал, что его положение стало бы намного легче, если бы смогли представить хоть кого-нибудь, чтобы он смог объяснить свои непонятные действия с освобождением Парри. Это необязательно должен быть генерал, сойдет и меньший чин, если у него есть орден или два. Я сказал, что попытаюсь.
Затем Гаверниц отвел Вольфа в сторону и задал ему несколько вопросов. "Сколько политических заключенных сейчас содержится в концентрационных лагерях в Италии?" – спросил он. Вольф не знал точно, но предположил, что несколько тысяч, многих национальностей. "Что с ними будет? – спрашивал Гаверниц. – Есть опасность, что их убьют?" Вольф ответил, что до него доходили такие слухи. Пришли секретные приказы Гитлера и Гиммлера убить всех политических заключенных, чтобы не позволить им попасть живыми в руки союзников. "Вы подчинитесь этим приказам?" – спросил Гаверниц. Вольф поднялся и прошелся вдоль террасы. Потом он вернулся, остановился перед Гаверницем и сказал: "Нет", дав слово чести и пожав Гаверницу руку. Когда подошло время, он сдержал свое слово, но произошло это, как и капитуляция, намного позже, чем мы думали. Затем он уехал, намереваясь как можно скорее увидеться с Кессельрингом и сообщить нам об итогах встречи.
В надежде, что Вольф скоро, может быть через неделю, вернется, с известиями о том, как он склонил Кессельринга и Витингофа к идее капитуляции, Лемницер и Эйри решили ждать его в Швейцарии, получив на это разрешение Ставки союзников в Казерте. Однажды Гаверниц сказал гостям, что хотел бы преподнести им сувенир на память о пребывании в Швейцарии. Что бы они предпочли? Часы? Зажигалку? В Швейцарии такие вещи приобрести несложно. Нет, сказал генерал Эйри, таксу.
Мы были разведывательной организацией и могли сделать или отыскать все. Но такая просьба создала нам проблемы. Мы отрядили на это задание секретаршу Гаверница, Нэнси Лесли, большую любительницу собак, и она скоро отыскала на Люцернском озере даму, которая разводила такс. Затем, так как генерал Эйри не мог показываться в подобной поездке, Нэнси пришлось ехать и самой выбирать. Собачница преисполнилась подозрениями, когда Нэнси честно призналась ей, что щенка она берет не себе. Она всегда настаивала на личной встрече с будущим хозяином собаки. Она не хотела, чтобы ее питомцев увозили из страны, особенно – в Германию. Нэнси уклончиво отвечала, что собаку отвезут в Аскону, хотя и не объясняла, что это далеко не конечный пункт путешествия. Дама в конце концов продала ей маленького красавца, которого его новый владелец тут же окрестил Фрицелем.
В мае, когда была оглашена новость о капитуляции, в британской прессе появилась история Фрицеля, хотя и слегка искаженная. В лондонской "Дейли экспресс" от 7 мая на первой странице была помещена фотография Фрицеля с подписью: "Фриц, такса, которая привела к капитуляции. Британский и американский генералы приехали в Швейцарию, переодетые туристами, якобы для покупки таксы. Настоящей целью их визита, однако, было…" ну и так далее. Когда закончилась война, я разрешил Нэнси рассказать собачнице, куда на самом деле отправился песик. Мы подумали, что она тоскует по пропавшему любимцу. Когда Нэнси ей позвонила и сказала, что Фрицель теперь талисман Ставки союзных вооруженных сил, а его портрет появился в нескольких английских газетах, дама едва не упала в обморок, а когда пришла в себя, прокричала в телефон: "Was! 1st er bei Alexander?" ("Что? Он у Александера?")
В этот напряженный период ожидания для меня стал проблемой Парри. Он никак не мог угомониться в своем убежище в Люцерне, желая вернуться в Италию, чтобы возобновить подпольную работу. День за днем в телефонных разговорах я умолял его потерпеть, понимая, насколько тяжело ему было следовать моим советам. Человеку, боровшемуся с фашизмом практически всю жизнь, было нелегко лениво отсиживаться, когда в этой борьбе наступил критический момент. "Я чувствую себя как птица, запертая в золоченой клетке", – сказал он мне. Он хотел быть среди схватки, хотел сражаться вместе с итальянскими партизанами, в организации отрядов которых он так активно участвовал. У меня было ощущение, что мои способности убеждать иссякают, и в одну прекрасную ночь Парри удерет в Милан. Я обсудил эту проблему с Лемницером и Эйри, и мы пришли к мысли отправить Парри в ставку союзников в Италии для разработки планов координации действий партизан с нашими наступающими войсками и содействия организованной оккупации Северной Италии.
Случилось так, что генерал Кадорна, военный руководитель партизан, прибыл на несколько дней из Северной Италии в Швейцарию для консультаций. Мы решили, что генерал Кадорна мог бы также отправиться на юг вместе с Парри. Ставка союзников 25 марта одобрила наши рекомендации и прислала самолет на аэродром в Аннеси, близ Женевы, чтобы забрать обоих. Они оба улетели, но Парри с явной неохотой и лишь после того, как я вновь дал ему слово вернуть его в Северную Италию раньше дня освобождения.
До этого времени мы успешно хранили в тайне место нахождения Парри. Действительно, большинство, включая его ближайших друзей, верило, что он по-прежнему находится в тюрьме в Вероне, и итальянские партизанские вожаки продолжали уговаривать меня сделать что-нибудь для его освобождения. Как-то они прислали ко мне в качестве посланца Валли Тосканини Кастельбарко, дочь маэстро Артуро Тосканини, очаровательную женщину. В конце 1943 г. она бежала из Северной Италии в Швейцарию, поскольку фашисты угрожали взять ее заложницей, чтобы оказать давление на ее отца, последовательного и решительного противника фашизма и всех его деяний. В Швейцарии она не покладая рук трудилась на пользу итальянского антифашистского движения. В тот день, когда она приехала ко мне просить что-нибудь сделать для освобождения Парри, тот находился в соседней комнате. Мне было нелегко смотреть ей в глаза честным взглядом, заверяя мою красноречивую и убедительную посетительницу, что я сделаю все, чтобы спасти ее друга. Позднее, когда война закончилась, у меня нашлось время, чтобы разъяснить свой обман.
Ровно через неделю после нашей встречи с Вольфом, 26 марта, капитан Циммер приехал из Италии в Швейцарию с сообщением от него. Вольф позвонил Циммеру в Милан из штаба Кессельринга на Западном фронте. Его поездка оказалась сопряжена с куда большими техническими трудностями, чем он ожидал. Кессельринг был, естественно, очень занятым человеком, пытающимся затыкать зияющие дыры на фронте. Он пребывал в непрерывных разъездах, так что Вольфу стоило большого труда его отыскать. Эзоповым языком Вольф дал Циммеру понять, что надеется выполнить свою программу и вернуться через два-три дня. Но он попросил Циммера постараться выяснить у меня, не будет ли эта задержка фатальной и не рассердятся ли "джентльмены" настолько, что хлопнут дверью. "Постарайся, чтобы дверь осталась открытой", – твердил Вольф Циммеру.
Двумя днями позже, двадцать восьмого числа, на границу приехал Парильи с сообщением из штаба Вольфа. Вольф вернется в Италию на следующий день.
Еще через два дня – это было 30 марта, Страстная пятница – Циммер пересек границу в Кьяссо и позвонил Вайбелю и Гусману, которые в Лугано стойко ждали уик-энда. Теперь информация была твердой. Вольф вернулся и находится в Фазано. Кессельринг согласился поддержать его план и разрешил известить об этом Витингофа. Вольф собирался повидаться с Витингофом. Если все пройдет как рассчитывалось, то он приедет в Аскону в понедельник 2 апреля и попытается привезти с собой Витингофа или одного из офицеров его штаба и посла Рана. Будут представлены все три составляющие германской оккупационной системы в Италии.
Лемницер и Эйри вздохнули с облегчением. К 2 апреля истекали уже полные две недели ожидания возвращения Вольфа, но теперь это ожидание выглядело оправданным. Они телеграфировали об этой новости в ставку в Казерте. На них, как и на нас, произвело впечатление вольное поведение Вольфа в свете его ответственной должности и критической военной ситуации, а также его явный иммунитет и очевидное соучастие в организации капитуляции столь значительных приближенных Гитлера за его спиной. Было ясно, что Вольф взялся за дело всерьез. Если Витингоф приедет с предложениями и удастся наладить связь, капитуляция будет у нас в кармане. Мы все собрались в Асконе в ночь перед Пасхой, чтобы ждать Вольфа.
В понедельник, 2 апреля, в тот день, когда мы надеялись увидеть Вольфа, прибыл лишь барон Парильи в сопровождении Вайбеля и Гусмана, встретивших его на границе. Он был в штабе Вольфа уже после пятницы, и Вольф прислал его рассказать нам всю историю.
Гиммлер позвонил Вольфу рано утром в Пасхальное воскресенье. Он выяснил, что Вольф перевез свою семью к югу от перевала Бреннер, в зону, находившуюся под его командованием. Гиммлер вернул их в Австрию и сказал: "Это было неблагоразумно с вашей стороны, и я позволил себе исправить ситуацию. Ваша жена и ваши дети сейчас находятся под моей защитой". Это означало, что Гиммлер был намерен в случае необходимости арестовать и убить жену и детей Вольфа. Любой заколебался бы перед лицом такой угрозы.
Затем Гиммлер предупредил Вольфа, чтобы тот не покидал Италию, то есть не ездил в Швейцарию. Вольф был слишком подавлен, чтобы отвечать. Лучшим исходом, который он видел для себя, были похороны за казенный счет, как у Роммеля. Вот почему Вольф не отважился приехать на встречу с нами.
Мы засыпали Парильи вопросами. Как получилось, что в дело вступил Гиммлер? Кто рассказал ему о том, чем занимается Вольф? Как много он знает? Как насчет Гитлера? Как насчет Кессельринга и Витингофа? Что с капитуляцией?
Тогда барон вернулся к началу. Вольф, передвигаясь на автомобиле, в итоге 23 марта добрался до командного пункта Кессельринга близ Бад– Наухайма. По пути его неоднократно атаковали низколетящие штурмовики. В тот день американцы форсировали Рейн возле Оппенхайма, всего в 15 километрах отсюда, и их непрерывное наступление грозило разрезать Германию надвое. Вокруг был ад. Пока Кессельринг хватал трубки полевых телефонов, раскалившихся от приказов его терпящим поражение армиям, Вольф пытался рассказать ему о том, что сделал, о контактах с союзниками в Швейцарии (но не упоминал о встрече с военными советниками в Асконе). Он спросил не только о том, одобряет ли Кессельринг его попытки добиться капитуляции, действуя через Витингофа, но и о том, присоединится ли тот к сдаче капитуляцией на Западном фронте.
На это Кессельринг сказал, что так поступить он не может. Он защищает Германию и обязан продолжать это делать, даже если придется пасть в бою. Он сказал, что лично обязан фюреру всем: своим званием, своим назначением, своими орденами. К тому же, добавил Кессельринг, он едва знаком с генералами, командующими его корпусами и дивизиями. Более того, у него за спиной стоит пара хорошо вооруженных дивизий СС, которые несомненно выступят против него, если он попытается нарушить приказы фюрера. Но он посоветует Витингофу действовать. "Я сожалею, что сам я сейчас не в Италии", – сказал Кессельринг.
Несколькими часами позже, когда у Кессельринга появилась возможность поговорить с Вольфом более обстоятельно, он рассказал ему, что в ставке Гитлера его ближайшие советники по-прежнему говорят о чудо-оружии, об оружии отчаяния (Verzweiflungswaffe), но это все иллюзии – одна из гитлеровских галлюцинаций. Кессельринг пожелал Вольфу удачи. Вольф добился успеха, или, по крайней мере, он так думал, в своей первой задаче, получив согласие Кессельринга на капитуляцию в Италии.
К несчастью, как раз в тот момент, когда Вольф был готов вернуться в Италию, Гиммлер, узнавший о его пребывании в Германии, вызвал его в Берлин. Вольф подчинился. В Берлине он встретился и с Гиммлером, и с Кальтенбруннером. Парильи мало знал об этом эпизоде. Лишь то, что Вольф сумел сохранить самообладание. Он вернулся в Фазано 29-го, уставший до предела, но в хорошем расположении духа.
Он немедленно попытался попасть к Витингофу, чтобы сказать ему о согласии Кессельринга на общую капитуляцию в Италии. К сожалению, Витингоф уехал с инспекцией на фронт и вернулся лишь 31-го. Вольф договорился о встрече в Пасху, ближе к вечеру.
Телефонный звонок Гиммлера с угрозами в адрес семьи поставил Вольфа перед тем фактом, что в исполнении наших планов он сбился с курса на первых же шагах. Он не мог завлечь Гиммлера и всю СС на свою сторону. Кальтенбруннер и прочие его враги в СС, чьим личным планам он вредил, ни секунды не думая сметут его с пути. Причем их преимущество в том, что они находятся в Берлине, где могут выставить Вольфа предателем по отношению к Гиммлеру и Гитлеру. Вольф понимал, что на этот раз, сделай он один неверный шаг, его могут ликвидировать, и тогда погибнет весь проект капитуляции. Его смерть не поможет ни союзникам, ни немецкому народу. Он должен быть осторожен, по крайней мере несколько дней.
Парильи завершил свой рассказ. Лемницер, Эйри, Гаверниц, Гусман, Вайбель и я сидели вокруг стола в вилле на озере. Какое-то время никто не говорил ни слова. Наконец Лемницер очень спокойно произнес: "Это и вполовину не так плохо, как кажется".