Атаки деревень и высот, проводившиеся без закрепления успеха и удержания пунктов, отвоеванных ценой пролитой – и подчас немалой! – крови, с последующим их оставлением и отходом на прежние позиции, не лучшим образом сказывались на моральном духе и настроениях войск. Но отныне нанесение контрударов предполагалось проводить не "повсюду и везде", а лишь против вклиниваний противника в оборону (с целью восстановления прежнего рубежа) и для срыва подготовки врага к наступлению (правда, для этого переброску и концентрацию его войск следовало вовремя обнаружить). Армии получали хоть и запоздалую, но реальную – так, по крайней мере, тогда казалось – возможность сосредоточиться на укреплении занимаемых оборонительных рубежей.
Возможность эту получили не все. 6-й армии генерал-майора Р. Я. Малиновского, переданной распоряжением Ставки 27 сентября из состава Южного фронта в Юго-Западный фронт, задача ставилась иная: отбить у немцев утраченный 20 сентября Красноград и восстановить к югу от него оборону по рекам Берестовая и Орель. Еще южнее, севернее Новомосковска, она должна была сомкнуться с 12-й армией Южного фронта. Результатом стала бы ликвидация 30-40-километрового разрыва, образовавшегося между фронтами и армиями в результате красноградского прорыва немцев, и предотвращение выхода противника к Харькову по не занятой советскими войсками территории.
Командарм Малиновский с 23 сентября лично находился под Красноград ом, расположившись в Новопавловке (14 км к юго-востоку от Краснограда). Поскольку от с трудом восстанавливаемого и обескровленного Юго-Западного фронта взять было нечего, из армий Южного фронта к нему перебрасывалось все, что можно. Из-под Днепропетровска в район Краснограда к 23 сентября прибыл отряд курсантов Днепропетровского артучилища (преодолел за сутки 180 км), из 12-й армии – 270-я стрелковая дивизия (переброшена автотранспортом, преодолев за пару суток 200 км). Под Зачепиловку, пройдя 150 км, выдвигалась 275-я стрелковая дивизия, в район Губинихи – 255-я (походом и автотранспортом прошла за 1–1,5 суток около 100 км). Туда же с тяжелыми боями и большими потерями отходили 26-я и 28-я кавалерийские дивизии. От выполнения других задач Малиновского освободили, а четыре дивизии его армии, продолжавшие вести бой у Днепропетровска, передали в состав 12-й армии Южного фронта. Быстрота и организованность проведенного маневра были по тем временам уникальными и свидетельствовали о возросшем мастерстве советских войск.
С ликвидацией самого Красноградского клина дела обстояли хуже – все попытки выдавить немцев из Краснограда, предпринимавшиеся с 27 сентября по 5 октября 1941 года, не удались. О том, чтобы срезать клин ударами под его основание и тем самым отсечь всю вырвавшуюся вперед немецкую группировку, не было и речи – сил для этого у Тимошенко и Малиновского катастрофически не хватало. К счастью, немцы также не проявляли в те дни особой активности на этом направлении: не подавив очаги сопротивления под Киевом и не завершив перегруппировку войск, двигаться далее на восток вермахт не мог.
За это время Тимошенко восстановил фронт и перебросил (на всякий случай!) для непосредственной обороны Харькова одну дивизию. Ее появление не только обрадовало, но и озадачило руководство города. Прибывший в горком партии представитель штаба дивизии с порога поинтересовался состоянием Харьковского ополчения и наличием в городе запасов оружия. Узнав о существовании в городе лишь девяти вооруженных взводов истребительных батальонов НКВД (450 винтовок) и о полном отсутствии каких бы то ни было запасов оружия и боеприпасов, он опешил: "Чем же мы будем защищать Харьков, если и у нас оружия нет?" Дивизия оказалась невооруженной – от немцев она могла отстреливаться разве что из командирских наганов и пистолетов "ТТ".
Надолго в городе дивизия не задержалась и через пару дней, не успев освоить возводимых на окраинах оборонительных рубежей и батальонных оборонительных районов, покинула Харьков. Со следующей, прибывшей ей на смену, повторилась та же ситуация: дивизия вновь прибыла безоружной и в городе пробыла недолго [170] . Вооружались же вновь сформированные соединения не в тыловом Харькове, рисковавшем вот-вот превратиться во фронтовой, атакуемый противником город, а в прифронтовой полосе.
Городскому руководству наличие в пределах видимости хоть каких-то (пусть даже таких) регулярных войск казалось едва ли не счастьем. "Отцы города" надолго запомнили 15–16 сентября 1941 года, когда под лязг немецких танков с грохотом захлопнулась крышка Киевского "котла", и перед врагом открылись пути к неэвакуированному и незащищенному Харькову Не утешало даже то, что большинство работников обкома, горкома и райкомов партии в течение 10–15 сентября успело (в отличие от остальных харьковчан) организованно, вместе с семьями покинуть город. Остались только секретари, несколько инструкторов и заведующих отделами, семьи которых были эвакуированы тремя днями позже [171] .
А вот полковник М. Г. Соколов, командир расположенной в Харькове 57-й бригады войск НКВД по охране особо важных предприятий промышленности, получил 16 сентября совершенно неожиданный боевой приказ: немедленно занять круговую оборону в районе Харьковского тракторного завода и держаться там любой ценой, даже в условиях полного окружения.
Степень угрозы и безвыходность ситуации Соколов понял сразу. В Харькове его бригада охраняла военные заводы и была снабжена только стрелковым оружием. Об артиллерии и медсанбате даже не мечтали. Никому и в голову не приходило, что подразделения охраны заводов окажутся единственной силой на пути танков Клейста и Гудериана, – других войск в городе не было. Сняв охрану со всех объектов, Соколов мог прикрыть 30-километровый рубеж цепью из четырех тысяч бойцов – восемь метров фронта на каждого. В резерве оставались милиция и все те же девять взводов истребительных батальонов НКВД (остальные "истребители" и все народное ополчение оружия не имели). За исключением автономного района ХТЗ, находившегося в восьми километрах за восточной окраиной, прикрыть город с севера, запада и юга было некому и нечем. В те дни судьба Харькова висела на волоске… [172]
Вопрос о войсках для усиления гарнизона и обеспечения обороны города стабилизирует лишь прибытие 216-й стрелковой дивизии, формировавшейся в Харьковском военном округе по постановлению Госкомитета обороны СССР № 728с и приказу Наркомата обороны № 0093 от 3 октября 1941 года. Завершить формирование планировалось в сверх-жесткий срок – менее чем за месяц, к 1 ноября 1941 года, поэтому пополнение поступало в нее быстрыми темпами, в основном из необстрелянных призывников соседней Сумской области. При штате в 11 488 бойцов и командиров в дивизии числилось:
8 октября – 10 833 человек;
14 октября – 11 479 человек;
16 октября – 11 483 человек;
20 октября – 11 475 человек.
Коммунисты и комсомольцы составляли всего 13 % личного состава. В период формирования имели место случаи дезертирства (к 14 октября – 59 человек), антисоветских высказываний и недовольства питанием [173] .
Винтовками и минометами дивизия к началу боев за город будет обеспечена почти полностью. Некомплект автоматического оружия (пистолетов-пулеметов, станковых и ручных пулеметов) составит до 50 %, некомплект артиллерии – 30 % и выше: 76-мм дивизионных и полковых орудий в наличии будет только 21 (вместо 32 по штату), 45-мм противотанковых пушек – всего 3 (вместо 24) [174] . В связи с резким обострением обстановки и выходом немцев на ближние подступы к Харькову дивизия будет введена в бой недоформированной, с недостаточно сколоченными подразделениями и слабо обученным личным составом. Но в сентябре 1941-го в городе не было и этого…
Харьковская дуга
1 октября 1941 года Тимошенко доложил Сталину, что рухнувший после катастрофы под Киевом фронт Юго-Западного фронта восстановлен [175] . Формально так оно и было: все "дыры" в обороны к тому времени смогли закрыть. И хотя немцы продолжали теснить армии Тимошенко к Харькову, происходило это медленно и лишь на отдельных участках.
Но радости в том было немного, ибо на флангах фронта все выглядело к тому времени гораздо хуже. Важная для войск Юго-Западного фронта директива № 28/оп от 27 сентября 1941 года, ориентировавшая армии на создание прочной обороны, вселявшая оптимизм и расставлявшая, казалось бы, все точки над "i", уже в день своего появления оказалась устаревшей и мало соответствовавшей обстановке. Обстановка эта 27 сентября резко изменилась. Всего через несколько дней она потребует принятия новых, более адекватных решений.
Сосредоточив внимание на прикрытии Харьковского направления и ликвидации Красноградского клина, Генштаб и Ставка в Москве и штаб Юго-Западного фронта в Харькове невольно упустили из виду 1-ю танковую группу Клейста и 2-ю танковую группу Гудериана, находившиеся в ближних тыловых районах группы армий "Юг". Предполагалось, что в ходе боев с окруженной группировкой Кирпоноса и при отражении сентябрьских контрударов 2-го и 5-го кавкорпусов, усиленных танковыми бригадами, и без того потрепанные танковые дивизии вермахта понесли серьезные потери и нуждаются в длительном восстановлении ударного потенциала.
Действительность была иной. Потери врага оказались не столь велики и невосполнимыми не были. По послевоенным советским оценкам, "противник потерял под Киевом свыше 100 тыс. чел." [176] Того же мнения придерживался после войны и Маршал Советского Союза А. М. Василевский: "Красная Армия в ожесточенных боях за Киев разгромила свыше 10 кадровых дивизий противника. Он потерял более 100 тыс. солдат и офицеров." [177] Десять разгромленных дивизий были явным преувеличением (все они вскоре появятся под Харьковом и в Донбассе), а вот утверждения о стотысячных потерях близки к правде, хотя советские оказались при этом в 7 раз выше – 700,5 тыс. чел: 616,3 тыс. убитыми, пленными и без вести пропавшими и 84,2 тыс. ранеными [178] . Впрочем, в справедливости этих цифр многие сегодня сомневаются, не без основания считая их неточными и заниженными.
Выше ожиданий советского командования и специалистов ГАБТУ оказались и возможности ремонтных служб панцерваффе. В течение 5–7 дней после завершения боев под Киевом количество боеспособных танков увеличилось в танковых группах на четверть: в 1-й танковой группе Клейста – с 53 до 70–80 %, во 2-й танковой группе Гудериана – с 25 до 50 % от их прежней численности [179] .
Не дожидаясь завершения боев в Киевском "котле" (их исход был уже ясен немцам), танковые группы врага начали форсированную перегруппировку для дальнейших действий. Группа Клейста с 21 сентября концентрировалась в Полтавской области западнее Краснограда, Кобеляк и Царичанки, готовясь к удару на юг – с выходом в тыл Южного фронта, прорывом в Донбасс и к побережью Азовского моря. Группа Гудериана с 27 сентября сосредотачивалась в Сумской области в районе Шостки и Глухова для броска на север в рамках общего наступления на Москву о том, что советская авиаразведка выявила эту перегруппировку своевременно, что летчики в течение шести дней докладывали о концентрации вражеских войск и движении мотомеханизированных колонн, а выводов по их докладам сделано не было, поведал в свое время под большим секретом и грифом "ДСП" генерал-майор М. Д. Грецов [180] . Сегодня об этом не вспоминает разве что ленивый. А тогда сжатые сроки перегруппировки, пополнения и подготовки врага к нанесению новых ударов стали для многих полной неожиданностью. "Советское командование не рассчитывало, что новое германское наступление начнется еще осенью 1941 года. Господствовало мнение, что в преддверии осенней распутицы и после боев под Киевом немцы не будут проводить больших операций" [181] . Цена ошибок оказалась велика.
27 сентября танки Клейста прорвали юго-западнее Краснограда оборону ЮФ (командующий фронтом – генерал-лейтенант Д. И. Рябышев, с 5 октября – генерал-полковник Я. Т. Черевиченко) и устремились на юг. Темп продвижения авангардных групп составлял 25–30 км в сутки. 5 октября моторизованная дивизия СС "Лейбштандарт "Адольф Гитлер" обергруппенфюрера СС Зеппа Дитриха вышла к Азовскому морю в районе Осипенко (Бердянск), отрезав пути отхода 9-й и 18-й армий ЮФ. 8 октября немцы взяли Мариуполь, 12-го – Таганрог и двинулись к Ростову. Одновременно они расширили в северном направлении образовавшийся вдоль берега моря "Азовский коридор", заняв 11 октября Волноваху, а 13-го – Тельманово.
30 сентября в наступление против левого крыла Брянского фронта (командующий – генерал-лейтенант А.И. Еременко) перешли танки Гудериана. Прорвав советскую оборону, они двинулись на Орел и Тулу, создавая угрозу прорыва к Москве. 3 октября, пройдя с боями 250 км, 4-я танковая дивизия генерал-майора фон Лангермана ворвалась в Орел, по улицам которого еще ходили городские трамваи. "К 6 октября оборона Брянского фронта была прорвана в трех местах. Начался отход его войск в крайне трудных условиях" [182] – пути их отхода и линии снабжения были перерезаны, управление войсками потеряно, три армии (3-я, 13-я и 50-я) окружены севернее и южнее Брянска, а находившаяся на стыке с Юго-Западным фронтом оперативная группа генерала А. Н. Ермакова оттеснена на юг.
Немецкая операция "Тайфун" развивалась успешно – 6 октября танки Гудериана вышли на автостраду Вязьма-Москва, откуда могли взять прямой курс на столицу. 7 октября войскам Брянского фронта был отдан приказ пробиваться на восток. Еще более отчаянную телеграмму получил командующий группой войск Западного фронта генерал Болдин: "Вывести войска за Вязьму. Иначе – катастрофа. Идти день и ночь. Темп – 70 км в сутки. Вы нужны для защиты Москвы" [183] .
После войны это отчаянное движение на восток окруженных и в массе своей обреченных войск Брянского, а затем и Западного фронта назовут изобретательно и даже красиво – "боями с перевернутым фронтом". Хотя для находящихся во вражеском кольце фронт, по большому счету, проходил везде – не только на земле, но и в мгновенно ставшем враждебным небе. Покой в "котлах" существует только для мертвых… Это потом, задним числом, поднаторев и непрерывно совершенствуясь в словесной и исторической эквилибристике, полководцы, историки и мемуаристы будут говорить не только об аверсе, но и о реверсе любой разгромной "медали", о выигрыше времени, сковывании сил врага и многом ином, превращая любое поражение в победу – даже там, где ее не было и в помине.
А тогда, осенью 1941-го, на Брянском фронте к северу от Орла из окружения выйдет всего 10 % личного состава 50-й армии (командарм М. П. Петров и член Военного совета Н. А. Шляпин погибнут), а в район Курска – до 20 % бойцов 3-й и 13-й армий [184] …
Слова о катастрофе не были преувеличением. Дабы удержать рвущихся к Москве немцев, в пламя войны будет брошено все, что находилось под рукой и оказывалось в поле зрения полководцев и командиров: дивизии слабо вооруженных московских ополченцев, сводные отряды тыловиков, дорожников, милиции и не успевших перевести дух после выхода к своим окруженцев. В жертву молоху будет вынужденно принесено будущее армии – батальоны и полки курсантов, а на бомбежку танковых колонн и уничтожение стратегического моста под Юхновом 6 октября 1941 года отправлена 82-я дальнебомбардировочная дивизия, незадолго до этого бомбившая Берлин и Кенигсберг. Для стабилизации и полного восстановления положения лучшему, как принято ныне говорить, "кризис-менеджеру" Великой Отечественной Г. К. Жукову и подчиненным ему войскам понадобятся едва ли не два месяца нечеловеческих усилий и отчаянной борьбы на грани и за гранью всего мыслимого и возможного.
Ставке, Генштабу и лично товарищу Сталину с первой декады октября будет уже не до Украины. Стратегическая целесообразность и смысл принимаемых решений все настойчивее будут подчиняться интересам эпицентра боевых действий осени 1941 года, резко переместившегося к Москве. На украинских событиях это сказалось с первых дней операции "Тайфун" и стало заметно здесь едва ли не раньше, чем в столице.
Перед глазами Тимошенко со всей очевидностью вновь замаячил призрак киевской катастрофы: немцы в очередной раз обходили Юго-Западный фронт с обоих флангов. О том, что такое Барвенковский выступ, маршал узнает в 1942 году, о Курской дуге – весной, а еще более – летом 1943-го. Но о недавней Днепровской (Киевской) дуге и едва завершившейся внутри нее трагедии Тимошенко в октябре 1941-го был осведомлен прекрасно. Теперь она могла повториться: если ударные группировки немцев повернут навстречу друг другу и сомкнутся, Юго-Западный фронт ожидает повторный разгром, а самого Тимошенко – судьба павшего под Киевом М. П. Кирпоноса или бесславный конец расстрелянного после поражения в Белоруссии Д. Г. Павлова…
Вырисовывавшаяся на штабных картах Харьковская дуга была, в отличие от Киевской, еще более широкой и не столь четко очерченной. Оказавшись на второстепенном стратегическом направлении, войска 6-й и 17-й немецких армий не собирались отсиживаться в окопах. Понимая, что русским на Украине теперь не видать резервов, как собственных ушей, немцы настойчиво, веером точечных "уколов" и "нажимов" прощупывали прочность советской обороны по всему периметру Харьковской дуги. Линия фронта от этого вибрировала, но в целом держалась. Зато на флангах ситуация становилась с каждым днем все более настораживающей, а затем и угрожающей. Не видеть и не замечать этого мог только слепой, а незрячими Тимошенко, Сталин и начальник Генштаба Шапошников не были.
Будь в тылу обтекаемого немцами Юго-Западного фронта и на подходах к нему достаточное количество резервов, широкое основание Харьковской дуги могло статьспасением для фронта: свежие войска встали бы заслоном на пути танковых клиньев гитлеровцев и истощили бы их наступательный порыв. Но войск этих не было и в ближайшие недели не предвиделось. Единственным выходом в сложившейся ситуации был своевременный и организованный отход войск Юго-Западно-го фронта на восток – то, что не удалось осуществить в сентябре 1941 года под Киевом. Отход был начат планово, но затем превратился в вынужденный.
6 октября 1941 года Тимошенко издал директиву № 0120 об отводе в течение 8-10 октября с наиболее угрожаемого участка правофланговых армий фронта (40-й и 21-й) на рубеж Суджа, Сумы, Ахтырка, Котельва. В процессе отхода противник сумел на стыке отходящей 21-й и остававшейся на своих позициях 38-й армии вклиниться в глубь обороны на Богодуховском направлении, вынудив к отходу правофланговую 76-ю горнострелковую дивизию 38-й армии.