Генерал Алексей Петрович Ермолов - блистательный полководец, герой Отечественной войны 1812 года, успешный дипломат и суровый администратор. Его боготворили солдаты, им восхищались друзья и ненавидели враги, на него сделали ставку декабристы и… ошиблись. Он был человеком власти и порядка, но власть не доверяла ему. Почему? На этот и многие другие вопросы читатель найдет ответ в новой книге В.И. Лесина, представляющей собой самое полное на сегодняшний день жизнеописание этого выдающегося русского человека.
Содержание:
-
Глава первая. - ДЕТСТВО. ОТРОЧЕСТВО. ЮНОСТЬ 1
-
Глава вторая. - ДНЕЙ АЛЕКСАНДРОВСКИХ ПРЕКРАСНОЕ НАЧАЛО… 7
-
Глава третья. - 1812 ГОД. ОТСТУПЛЕНИЕ 18
-
Глава четвертая. - 1812 ГОД. КОНТРНАСТУПЛЕНИЕ 28
-
Глава пятая. - ПО ДОРОГАМ ЕВРОПЫ 34
-
Глава шестая. - ЗА ХРЕБТОМ КАВКАЗА 41
-
Глава седьмая. - С ПОСОЛЬСТВОМ В ПЕРСИЮ 46
-
Глава восьмая. - ЗАБОТЫ ПОВСЕДНЕВНЫЕ 52
-
Глава девятая. - СМИРИСЬ, КАВКАЗ! 56
-
Глава десятая. - ЛИЦЕЙСКИЕ, ЕРМОЛОВЦЫ, ПОЭТЫ 62
-
Глава одиннадцатая. - ЧЕЛОВЕК ВЛАСТИ И ПОРЯДКА 68
-
Глава двенадцатая. - ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ НА КАВКАЗЕ 77
-
Глава тринадцатая. - ДВА ЛИКА ГЕНЕРАЛА ЕРМОЛОВА 85
-
Глава четырнадцатая. - ОТСТАВКА 89
-
Глава пятнадцатая. - ЖИЗНЬ В ОТСТАВКЕ 98
-
ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ А.П. ЕРМОЛОВА 107
-
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА 108
-
ИЛЛЮСТРАЦИИ 108
-
Примечания 109
-
Ссылки 109
Владимир Лесин
ГЕНЕРАЛ ЕРМОЛОВ
Светлой памяти Сергея Михайловича Горлова с благодарностью посвящаю
Глава первая.
ДЕТСТВО. ОТРОЧЕСТВО. ЮНОСТЬ
ПРОИСХОЖДЕНИЕ. В НАЧАЛЕ ЖИЗНИ
Иконография Алексея Петровича Ермолова, собранная и опубликованная племянником героя, весьма обширна. Но мы представляем его по известному портрету английского художника Джорджа Доу, написавшего мужественного генерала в мундире, в профиль, на фоне скалистых гор и тревожного кавказского неба для галереи Зимнего дворца, в которой…
…нет ни сельских нимф, ни девственных мадонн,
Ни плясок, ни охот, - а все плащи, да шпаги,
Да лица, полные воинственной отваги.
Смотришь на портрет генерала и понимаешь: этот мог нагнать и страх, и ужас на горцев Кавказа, хотя сами они были воинами от Бога, многое умели и многое позволяли себе, что также не укладывается в представление о гуманизме.
Вот стихи к портрету Ермолова, которые, кажется, столь же удачно передают характер полководца, как и кисть английского художника Доу:
На снежном подножье кавказских вершин,
Угрюм, одинокий стоит исполин;
Он буркой косматой картинно одет,
Вокруг него блещет румяный рассвет.
На шашке булатной покоится длань,
Могуч он и грозен, как смертная брань.
Свинцовая дума в морщинах чела
Всей тяжестью смело, глубоко легла.
А.П. Ермолов, воспетый поэтами, прославленный мемуаристами, писателями и историками, как и предсказывал его друг, соратник и родственник М.Ф. Орлов, мог бы "служить украшением нашей истории", будь мы все православными. Но ведь среди нас немало мусульман. Пусть все знают и выбирают, как относиться к нему. Умолчание - не самый лучший способ постижения прошлого. Слава Богу, власть поняла, наконец, что лучшее место для памятника русскому герою - его малая родина, а не основанный им город Грозный.
Круг общения Алексея Петровича был очень широк. В него входили военные и государственные деятели, ученые, литераторы, художники, многие декабристы. Некоторые состояли с ним в постоянной переписке. Эпистолярное и литературное наследие героя практически всё опубликовано и является бесценным материалом для историков и биографов, к числу немногих из них имею честь принадлежать и я…
На склоне лет герой этой книги убеждал редакцию одного кавказского сборника:
"Алексей Петрович Ермолов не может иметь обширной родословной и разумеет свое происхождение ничего особенного в себе не заключающим" .
Пожалуй, это так; в его родословной действительно не было ничего оригинального. Среди деятелей русской истории известно немало татар, пожелавших служить московским государям в период упадка Золотой Орды. А он - из их потомков.
Начало этому дворянскому роду положил некий Арслан Мурза Ермола, приехавший в 1506 году в Москву из Золотой Орды и получивший при крещении имя Ивана. О его детях и внуках мы практически ничего не знаем, а вот правнук Трофим Иванович Ермолов через столетие закрепился в книге московских бояр . По-видимому, отличился.
В 1619 году родной брат Трофима Ивановича, Осип Иванович Ермолов, "за Московское осадное сидение пожалован поместиями" первым государем из династии Романовых - Михайлом Федоровичем. Многие другие представители этого рода также успешно служили российскому престолу "стольниками и в иных чинах" и получали за то в награду земли и крепостных крестьян, ордена и ленты .
В лето одна тысяча семьсот семьдесят седьмого года, числа двадцать четвертого месяца мая в семье отставного майора Петра Алексеевича Ермолова, выходца из мелкопоместных дворян Орловской губернии, проживавшего в Москве "где-то между Арбатом и Пречистенкой", родился сын, названный в честь деда Алексеем. Потом Бог дал ему ещё и дочь Анну.
Дедушка мальчика, Алексей Леонтьевич, ровесник Гангутской победы, карьеру начал с престижной военной службы и дослужился до коменданта Киева и Чернигова, а кончил её председателем палаты уголовного суда в Новгородском наместничестве с титулом действительного статского советника. Непродолжительное время он заседал в Уложенной комиссии депутатом от Коллегии экономии, выслушивал нудные наказы сословий своим представителям и участвовал в бесплодных дискуссиях по различным вопросам жизни страны .
Петру Алексеевичу Ермолову в год рождения сына исполнилось тридцать лет. Он был женат на Марии Денисовне Давыдовой, родной тётке знаменитого поэта-партизана. Получается, будущие герои Отечественной войны были двоюродными братьями.
Начало дворянскому роду Давыдовых тоже положил татарин, на полстолетия раньше целовавший крест на верность московскому великому князю Ивану III. Позднее Денис Васильевич писал, рассуждая о своем происхождении:
Блаженной памяти мой предок Чингисхан
Грабитель, озорник, с аршинными усами,
На ухарском коне, как вихрь перед громами,
В блестящем панцире влетал во вражий стан
И мощно рассекал татарскою рукою
Всё, что противилось могущему герою…
В первом браке Мария Денисовна Давыдова была замужем за ротмистром Михаилом Ивановичем Каховским, от которого имела сына Александра. Она, по утверждению Владимира Федоровича Ратча, и в старости "была бичом всех гордецов и взяточников, пролазов и дураков всякого рода, занимавших почетные места в провинциальном мире" .
Алексей Петрович унаследовал от матери "живое остроумие и колкость языка, качества, которые доставили ему громкую известность и, вместе с тем, наделали ему много вреда", - писал близкий к семейству Ермоловых Михаил Николаевич Похвиснев . В этом мы не раз ещё убедимся.
Известный эмигрант, мемуарист и памфлетист князь Петр Владимирович Долгоруков, почитай, ни о ком доброго слова не сказал. А вот о Петре Алексеевиче Ермолове, которого в детстве видел в доме своей бабушки, отзывался очень благосклонно. Он запомнился ему восьмидесятилетним стариком, высокого роста, с живыми глазами, умной речью, чтящим память Екатерины Великой и обожающим знаменитого сына. Впрочем, и сын нежно любил отца, часто писал ему, а тот приходил к её сиятельству княгине Анастасии Симоновне и читал ей наиболее интересные места из его писем . Все это ещё будет. А пока…
А пока Петр Алексеевич ещё не стар, хотя не так уж и молод. Излечившись от болезни, заставившей его уйти в отставку, он служит предводителем дворянства Мценского уезда и председателем палаты гражданского суда Орловского наместничества, проживая то в имении Аукьянчиково, то в губернском городе Орле.
Азы грамоты Алёша Ермолов постигал под наблюдением некоего просвещенного человека из деревенской дворни отца. Какое-то время он жил в орловском доме покойного генерал-губернатора Воронежской, Курской и Харьковской губерний Евдокима Алексеевича Щербинина, деда Дениса Давыдова по матери, а значит, и его деда. Когда подоспело время всерьёз заняться обучением сына, Пётр Алексеевич определил мальчика в Московский университетский благородный пансион, передав на попечение профессора Ивана Андреевича Гейма. Произошло это в 1784 году.
К сожалению, о пребывании Ермолова в пансионе мне ничего не известно. Зато известно его отношение к системе образования в России, сформировавшееся под влиянием бесед с профессором Геймом и собственных наблюдений за постановкой процесса обучения дворянских недорослей в помещичьих имениях, в уездных и губернских городах и в столицах, прежде всего в Москве.
Из воспоминаний А.П. Ермолова:
"При Екатерине II русское дворянство стало самостоятельною и сильною опорою государства. Гениальная женщина, сумевшая из немки по рождению сделаться в душе русскою императрицею, сумела также внушить и своим подданным горячую любовь к своему Отечеству и полную готовность пожертвовать для него всем своим достоянием.
Эта священная любовь к родине отражалась на всех питомцах екатерининского века, отражалась и на подрастающем поколении. Русское юношество, хотя и было мало образовано, но, тем не менее, охотно несло все свои знания на пользу любимого Отечества. Что же касается до образования, то оно, находясь на низкой ступени, в последние годы царствования Екатерины приняло ещё более ложное направление из-за нашествия в Россию иностранцев, в особенности французов, сначала в виде парикмахеров, содержателей модных лавок и увеселительных заведений всякого рода, а потом аббатов и разорившихся дворян, бежавших от революции.
Из всех этих выходцев было много таких, которых нельзя было назвать шарлатанами и невеждами; и все-таки кому не везло по торговой части, тот брался за воспитание русского юношества и искал места учителя.
Шарлатаны учили взрослых, выдавая себя за жрецов мистических таинств; невежды учили детей, и все достигали цели, то есть скоро добывали деньги. Между учителями были и такие, которые, стоя перед картою Европы, говорили:
- Paris, capitale de la France… cherchez, mes enfants (Париж - столица Франции… ищите, дети!), ибо сам наставник не сумел бы ткнуть в него пальцем".
Почти семь лет Алексей обучался в пансионе. Москва удивляла и поражала. Конечно, не сразу - по мере взросления, но детские и отроческие впечатления из процесса познания русского мира исключать никак нельзя. Здесь жили отставные придворные, военные и гражданские лица, которые немало повидали на своем веку, а потому беззастенчиво врали друг перед другом. Позднее Ермолов довольно часто бывал в столице по делам или проездом, жил в ней, навещал друзей или встречался с ними где-нибудь на Кавказе или в пути. Неизбежно начинался разговор.
- Что врут в Москве? - спрашивал Алексей Петрович столичного приятеля или случайного встречного.
В то же время ему казалось, что "московские басни правдивее петербургской правды".
По выражению возмужавшего со временем пансионера, "древняя русская столица была гостеприимна и обжорлива. На своих пирах она всё критиковала: двор, правительство, бранила Петербург, а сама смотрела на него с завистью и соблюдала на обедах чинопочитание более чем в австрийских войсках".
Пока сын пребывал в Москве, отец не терял времени даром. По обычаю того времени он записал десятилетнего отрока на службу унтер-офицером в лейб-гвардии Преображенский полк. Ермолов учился. Служба шла сама по себе. Когда Алексею исполнилось двенадцать лет, его произвели в сержанты, а еще через два года - в поручики.
Москва воспитала в юноше любовь к родине, дворянское представление о чести и человеческом достоинстве, щедрость души, насмешливое отношение к людям недалеким, но удачливым.
В 1791 году поручик гвардии окончил пансион. Пришла пора явиться в полк и приступить к службе.
НАЧАЛО СЛУЖБЫ
Служба в гвардии, хотя и была почётной, стоила немалых средств, которыми Ермолов не располагал. Поэтому поручик подал рапорт на высочайшее имя с просьбой о переводе в армию.
Получил согласие и назначение капитаном в Нижегородский драгунский полк, шефом которого являлся генерал Александр Николаевич Самойлов, герой Очакова и Измаила, а командиром - его племянник, двадцатилетний полковник Николай Николаевич Раевский. Юный воин был рад такому повороту в своей судьбе, ибо надеялся отличиться в делах с турками.
Отправляя сына в Молдавию, где дислоцировался Нижегородский драгунский полк, отец наставлял его:
- Алексей, государь и отечество требуют от тебя службы - служи, не щадя живота своего, не ожидая награды, ибо наша обязанность в том и состоит только, чтобы служить.
Петр Алексеевич не уставал убеждать сына в этом всякий раз, когда провожал его в очередной поход с армией, в чем признавался позднее, в письме к Александру Васильевичу Казадаеву.
Ко времени приезда капитана в полк боевые действия прекратились. Отличиться не удалось. Пришлось ждать очередной войны.
В октябре 1792 года Александр Николаевич Самойлов получил назначение на высокую должность генерал-прокурора. Правителем своей канцелярии он назначил Петра Алексеевича Ермолова, а его сына, пятнадцатилетнего капитана, вызванного в Петербург, - своим старшим адъютантом. Думаю, без содействия родственников, Давыдовых и Раевских, здесь не обошлось.
Ермолову всего шестнадцать лет. Наделённый природой необыкновенной физической силой, статью и ростом, мужественным выражением красивого лица, Алексей был не по возрасту остроумен и наблюдателен. Столичные дамы повторяют его суждения, подчас противоречащие господствовавшим, и считают оригиналом. Однако старшего адъютанта генерал-поручика Самойлова не увлекает вихрь светской жизни. Молодой человек редко появляется в обществе, предпочитая занимать свободное время чтением книг и изучением математики под руководством известного ученого Лясковского.
Осознавая свое превосходство над многими юными и даже зрелыми современниками, молодой человек не церемонится с ними, отпуская каждому по заслугам: кому - иронию, кому - сарказм. Удивительно ли, что у него появляются первые враги, и число их с каждым годом растет. К этому я ещё вернусь.
Времени для занятий постоянно не хватало. Поэтому Ермолов решил пожертвовать престижным адъютантством и обратился к генерал-поручику Самойлову с просьбой о содействии в переводе его в артиллерию. Начальник уважил просьбу Алексея, посодействовал зачислению целеустремленного юноши на жалованье квартирмейстера 2-го бомбардирского батальона, чтобы создать ему условия для подготовки к вступительному экзамену в кадетский корпус.
Экзамен прошел успешно. 9 октября 1793 года Ермолов зачисляется в состав курсантов 2-го кадетского корпуса на собственное обеспечение, а потому освобождается от служебных обязанностей по батальону. Все свободное время он посвящает теперь изучению фортификации, артиллерии, черчения и военной истории. Движущей силой его напряженных занятий науками было непомерное честолюбие.
Во время пребывания в корпусе Ермолов впервые увидел начальника гатчинской артиллерии капитана Алексея Андреевича Аракчеева, читавшего лекции кадетам, но не имевшего представления об основах военной науки. Но дело даже не в этом. Много лет спустя Алексей Петрович не мог удержаться от смеха, вспоминая внешний вид преподавателя, облаченного в зеленый прусский мундир, большие сапоги, длинные перчатки, высокую треугольную шляпу, из-под которой торчала коса напудренного парика.
Ермолов сдал экзамен и был зачислен в комплект того же бомбардирского батальона с чином капитана артиллерии. Между тем началась очередная война. На этот раз с Польшей.