Ах вот оно в чем дело! Дошло наконец. Членовредительство. Так это называется. В себя стрелять, это опасно, могут засечь и срок впаять, да и больно. Поэтому самострелов у нас мало было. А вот так… Самый верный способ откосить от службы и заболеть гепатитом это выпить мочи больного. В то время гепатит Б лечили в военных госпиталях в Союзе. Срок лечения составлял сорок дней. По излечении предоставлялся краткосрочный отпуск домой. Были и среди нас такие кто добровольно уринотерапией занимался, были чего уж там. Глотнул желтушную мочу и пошла ты на х. й служба, а я теперь больной. Такой значит был довольно распространенный способ сачкануть от армии.
- Тащи стакан, - доставая из внутреннего кармана деньги и опасливо озираясь попросил я.
- О! Молодец, - оживился больной солдатик, пообещал, - я быстренько.
Через пару минут возвращается, тащит стакан наполовину наполненный мочой коричневого цвета и протягивая емкость подмигивая советует:
- Ты глаза закрой и махом как водку пей.
Прямо по ладони в которой у него стакан был, я с левой руки двинул. Плеснула ему в лицо моча. Он и ахнуть не успел, как я здоровой ногой ему в промежность добавил, а когда он загнулся то ласково пожелал:
- Ну, передавай привет Родине! Паскуда!
- Ты… - разгибаясь захрипел желтушник и не закончил фразу, скрючившись ушел к себе в палатку. Это ему повезло еще, был бы я поздоровее, так я бы его эту мочу выпить заставил.
Вот только не надо думать, что все желтушники были "шлангами" отнюдь. Большинство заболевало, от бытовых условий в которых мы жили. Потом желтуха это ведь на всю жизнь последствия. Навечно пораженная печень, слабенький иммунитет, пожизненная диета и вынужденная трезвость. Не так то и много находилось желающих, добровольно это "удовольствие" испытать. Большая часть желтушников отлежав в госпиталях и съездив в отпуск домой возвращалась в подразделения. Им положен легкий труд и диета. Правда смешно? В армии в Афгане легкий труд и диета. Выполняли те работы и таскали те же тяжести, бывшие желтушники, ну а кормились все с одного котла. Не только своей и чужой кровушкой мы землю Афгана полили, коричневой от гепатита Б мочи как бы не побольше пролито было. Пока молодые были то еще ничего. Пили водочку соленым да жирным закусывали, тяжести без всяких скидок таскали. И только через годы уже, загибаться стали. Таких инвалидов в сводках военных потерь не учитывают, потерями их не считают, а ведь они тоже жертвы этой войны.
Две недели я был на излечении, на одной пайке. Не то что недоедал, голодал. Нас в медицинской палатке, семеро было, легко раненые просто больные. Лечить, лечили, а вот кормить… не было жратвы, одну бурду давали, да и той мало. Наши роту, опять черти по горам отправили мотаться, поддержать некому было. Вот тут то я окончательно постиг, что такое настоящая служба и настоящий десантник.
Чем настоящий солдат отличается от плакатного? А тем, что не сдается он, выживет, и плевать ему на уставы и прочую военную дребедень.
Только ручка у меня двигаться стала, но еще завязанной в бинты культей была, как стал я мыслить с товарищами думу трудную - думу горькую, как еды добыть. Худой как узник Освенцима, грязный, вшивый, ослабленный, больной, вот таким я стал. Остальные больные и раненые не лучше. Решились мы не умирать голодной смертушкой, а пойти на дело страшное, опасное, требующее настоящей военной доблести. А именно ею издревле и отличались десантники и этому их упорно и настойчиво учат отцы - командиры и старшие товарищи, а доблести эти: отвага, решительность, смекалка, и холодное презрение к гипотической каре советского закона.
В двадцати метрах от ПМП располагался бункер, а в нем продовольственный склад бригады. И не просто располагался, а охранялся бдительным караулом, и днем и ночью часовой "все ходит по цепи кругом". На ночь заместитель командира бригады по тылу, закрывал склад семью замками и опечатывал его личной печатью. Вот как самое ценное имущество охраняли.
Силенок часового без крови снять не было, да и не будешь по своему же товарищу бить, а чтобы ликвидировать часового, об этом даже с голодухи не думали. Что делать? На этот вечный вопрос, многие российские интеллигенты до сих пор ответить не могут, а уж бумаги то извели, а книжек то написали, уйму. Самые известные так и называются: "Что делать?"; "Преступление и наказание". В ту пору интеллигентом я не был, и потому ответ на вопрос: "тварь я дрожащая иль право имею?", нашел быстро: "Права не имею, но жрать хочу, а посему…" Подошел к разводящему, что вел на посты дежурную смену, он тоже из Гайджунайской учебки был одного со мной призыва, и быстро с ним договорился, он с часовым перемолвился. И готово дело.
Ночью, семеро увечных, трогательно помогая друг другу, разобрали крышу бункера и два часа в меру сил тягали со склада продовольствие, затем крышу аккуратно закрыли, печати, замки все осталось в целости. А часовой, пока мы расхищали военное добро, бдил чтобы нас случайно не застукали, или если использовать не военный, а уголовный жаргон, стоял на стреме.
Утром майор, наш главный бригадный снабженец и кормилец, крику поднял до небес: "Обворовали!" В караульном помещении, с участием дежурного по части и с разрешения комбрига, провели обыск. Нет ничего, ничего не знаем, печати и замки все целое.
- Да как вы вообще? Товарищ майор! Такое…, про нас могли подумать? - возмущаются солдаты и начальник караула.
Обыскали помещение роты, с которой наряжался караул, нет ничего. Все ямы все укромные места обшарили, ничего нет.
Палатки ПМП с больными и увечными, обыскивать и не подумали. Не могли, значит и представить себе, что убогие такое дело могут провернуть.
Испарилось все. Комбриг на майора косо смотрит:
- А может майор, это твои подчиненные украли? Может зря ты на караул клевещешь?
- Мои в меру воруют! - в запале признается майор.
Теперь думу трудную - думу горькую мыслили уже штабные офицеры бригады. Как все списать? Да новое довольствие получить? Но они хоть и штабные, но десантники, и нам солдатам не пришлось за них краснеть и их стыдится.
У нас в бригаде от третьего батальона несколько рот отдельными гарнизонами стояли, снабжали их естественно со складов бригады. Обычно они за продовольствием и боеприпасами сами ездили, машины под прикрытием БМД. А тут герой зам по тылу, со своими писарями и кладовщиками, сам им повез продукты. БМД на буксире потащил старую раздолбанную грузовую машину. Вы уже догадались? Совершенно верно! Напали на эту колонну враги, но писаря и кладовщики отбили вражье нападение. Машина с продовольствием сгорела? Ну, так на войне не без потерь. Выписать новое!
- А у вас товарищ комбриг, даже писаря воевать умеют! Отлично учите личный состав! Объявляю вам благодарность. Отличившихся к наградам!
- Служу Советскому Союзу! - отвечает комбриг проверяющему со штаба армии, - Есть представить к наградам!
Вот какую операцию спланировали и провели увечные, обессилившие от голодухи воины. Никто в накладе не остался, больные и раненые получили нормальное питание, караул свою долю, продовольствие подвезли новое, даже майор и то медальку заработал. Уметь надо, служить, уметь, вот так-то товарищи. Вот только с тех пор на складе кроме часового еще по очереди дежурили кладовщики и писаря вооруженные автоматами. Так это они бдительность проявляли. Если все воровать будут, то им бедным, что останется? Каждый раз машины сжигать? Так можно и настоящую засаду напороться.
Как только мне чуток полегче стало, а силенок от уворованной пищи вроде как и прибыло, то выставив перевязанную культю как пропуск, я стал мотаться по части.
- Вы что тут делаете? - иной раз поинтересуется встречный офицер увидев незнакомое лицо.
- Раненый я, с первого батальона, ищу земляков, - жалобно отвечаешь, выставляешь обмотанную бинтами культю, и сразу все вопросы сняты.
Никого я конечно не искал, но в палатке санчасти постоянно находится просто невыносимо, такая там гложет тоска. А тут погулял, там знакомого встретил поболтал, здесь знакомого встретил, последние новости и сплетни узнал, вот время быстрее и веселее прошло. Потом и для здоровья такой моцион полезен.
- Вы почему такой грязный? - брезгливо поджав губки поинтересовалась инопланетянка, рассматривая меня.
Молча не отвечая на вопрос смотрю на девушку. Наша планета - Афган, наша Земля - десантная бригада, так откуда же ты взялась, вся такая ненашенская. Тут же догадался, вольнонаемная девушка, из штаба. А ничего, приятная такая девица, в платьице одетая на ножках туфельки. Платьице цветное, обута в кремовые туфельки, прическа обалденная, накрашенные губки, подведенные голубеньки глазки, из другого мира создание. Я ее возле саперной роты встретил. Саперы баньку себе построили ну просто загляденье, настоящая сауна, весь штаб в нее парится ходил. Вот и я размечтался там попарится, пришел выбрать момент для "атаки", надеялся, что днем, нет там никого.
- Так спинку потереть некому, - скромненько пожалился я. А сам затаив дыхание глазами так и ласкал, так и ласкал, нежное создание с другого мира. Пылал мой взор и как только у нее платье не задымилось.
- Да как вам не стыдно так себя запускать? - возмутилась девушка, и с легким презрением добавила, - А еще гвардеец, десантник. Вы только посмотрите на кого вы похожи!
На кого похож? Х/б давно не стирано, все засалилось, на ногах тапки без задников, вшивый, грязный, потный, истощенный. Вот я каков. Морщи милочка лицо, морщи. Ты же не знаешь, что никто форму солдату не постирает, кроме него самого, а как мне постирать если рука больная почти не двигается, а ранка на ноге хоть и затянулась, но нагибаться все еще больно. В ниточку поджимай брезгливо губы. Ты же не знаешь, что нет тут для рядовой солдатни бань и душевых, негде помыться, да и не могу я одной то рукой вымыться как следует. В палатке все больные да раненые у нас, воды нагреть негде, мыться негде. Лицо умыл из ржавого самодельного рукомойника и то слава богу. Где тебе знать, что потопаем мы то и полопаем, а много натопать с раненой ногой я не могу, вот потому то кожа да кости у меня, а не играющая могучей мускулатурой фигура. В штабе ты служишь, вольнонаемная ты наша, где ж тебе знать как солдаты строевых частей живут.
- Девушка, а вы сказочку про аленький цветочек помните? - ласковым домашним котиком замурлыкал я.
- А что? - насторожилась девушка и непроизвольно сделала шаг назад.
Хоть она далеко и не красавица, но я все равно томно так говорю:
- Там красавица целует чудовище. И тут же от прикосновения девичьих губ алых, страшилище добрым молодцем оборачивается.
- Размечтался, - фыркнула девушка.
- Ой не быть мне добрым молодцем, никто не пожалеет царевича заколдованного, - придуриваясь как в любительском спектакле запричитал я и услышал:
- Так тебе и до дембеля не дожить…
Оборачиваюсь на голос, а там зам по тылу собственной персоной стоит. Упитанный такой, майор. В маскхалат одетый. Лицо у него хоть и потасканное от тягот продовольственной службы, но гладко выбритое, одеколоном освеженное.
- С какой роты и что ты тут, делаешь? - грозно нахмурившись спрашивает наш самый главный и очень х. вый кормилец и военный отчим.
- Первый батальон, вторая рота, - пожимаю я плечами, и выставляю вперед свою культю.
- Ранен что ли? - все еще хмурится майор.
Твое какое дело? Не собираюсь я на жалость бить. Пошел бы ты на х. й! Если мне чего надо будет так я лучше украду, чем тебя боров просить буду. Да и хрен чего у тебя допросишься.
- Почему молчишь солдат? - играя властными интонациями спрашивает майор, выделываясь перед вольнонаемной бабой.
- Так ты ранен? - растерянно спрашивает девушка и смотрит на мою перевязанную уже загрязнившимися бинтами руку, - Где?
- У них под Файзабадом большие потери были, - басит майор, и мне так снисходительно:
- Там был ранен что ли?
- Никак нет товарищ майор, - наигранно бодро отвечаю, и не глядя на девушку с прожженным армейским цинизмом предельно нагло заканчиваю ответ, - у афганки п…да с зубами попалась вот и цапнула сука душманская.
- Хам! - словом как пощечиной хлещет девушка и краснеет. Густо хохочет майор. Я кривлю в похабной улыбочке губы.
- Пошел вон! - погасив смех грохочет майор.
Поворачиваюсь и ухожу. Слышу как утешает нежное создание товарищ майор:
- Вы Настенька от солдат подальше держитесь. Быдло оно и есть быдло. Да и вшей от них набраться можно. А вот мы в дуканчик съездим и там бельишка вам импортного подберем и еще сегодня у меня именины приглашаю….
Продолжения не слышу. Ты быдло солдат второй роты, вот и катись в свое стойло. И нечего злится, ну кто ты такой, чтобы с майором равняться? Грязный, вшивый, истощенный. А товарищ майор вольнонаемную девушку в лавочку сводит, всяких красивых штучек накупит. Денежки у него водятся. Загонит товарищ майор, продуктов, обмундирования, стирального порошка с мыльцем, да горюче-смазочных материалов нашим афганским товарищам, вот и есть на что купить красивую тряпку и широко свои именины отметить. Солдатне вечно не хватает еды и одежды, вши солдатню мучают? Так это ж быдло, оно перебьется. А ты вольнонаемная держишь от солдатни подальше, а то паразитов от нас наберешься. И нечего на меня с жалостью смотреть, я в твоей жалости не нуждаюсь. Это тебя Настя жалеть надо. Трое вас женщин у нас в бригаде. Все вольнонаемные. Не от великого женского счастья вас в Афган занесло, от безнадежности вы сюда завербовались. Приехали вы в надежде свою женскую судьбу устроить, а еще барахла поднабрать да и денег заработать, чего уж там греха то таить. По три оклада в Афгане платят. В Союзе столько не заработаешь. Не шибко то вы и красивые. Красивые и дома устраиваются неплохо. Только как любит говорить начпродистый товарищ майор: "Если мяса нет, то в поле и жука раком можно". А ты что хотела? Эх милая никто тебя больно то никто и не спрашивал, а ты то что хочешь. Ты Настя сюда по вольному найму пришла, а на войне как на войне. Вот так то девушка. Может ты и плакала по ночам в подушку, не знаю. Как говорится свечку не держал, нет у меня такой привычки. Зато знаю что нет тут прекрасно - романтичных отношений, а каждый кто на тебя смотрит только и думает…, да ты и сама знаешь о чем, а кто может тот и делает то о чём думает. А еще Настя ты уж извини, что матерился при тебе, это я от зависти и обиды, что не мне тебя обнимать. Эх девчата, нам на той войне хреново было, а вам еще хуже. Вы девчата такие же жертвы войны как и мы, раны от пули или осколка они заживут, а вот покореженная душа она еще ой как долго болеть да ныть будет. Вы уж простите если что не так…
Но не все так грустно как кажется, была и у меня в Афганистане любовь. Точь в точь как в романтических поэмах и балладах рассказано. Верная, взаимная, надежная. Ты помнишь моя любовь, мой родимый РПКС - 74 N ЕЕ 1232 как я за тобой ухаживал, смазывал, чистил, лелеял. Никогда я тебе не изменял. Пытались мне как шлюху навязать снайперскую винтовку, отказался. Обручили меня по приказу с АКС -74, а я его бросил и к тебе вернулся. А ты меня никогда не подводил. Грязь или пыль, жара или холод, горы или пустыня, ты всегда на малейшее движение пальца руки откликался. Сколько раз ты мне жизнь спасал, а сколько моих тайн прятал? Об этом только мы двое знаем, ты да я. Почти всё в армии говно, а вот оружие отличное. Я почти все стрелковое вооружение знаю и умею с ним обращаться и без лести скажу конструкторам и мастерам оружейникам - вы лучшие. Видал я иностранные стволы, брали мы их в качестве трофеев, так вот по сравнению с нашим оружием это просто дерьмо. Правда в числе трофеев попадались АК-47 и ДШК китайского производства, неплохие игрушки, но создали то их наши конструкторы. Китайцы их только по лицензии выпускали.
Дорогой ты мой РПКС - 74 N ЕЕ 1232 бывало что и ругал я тебя, и злился на тяжесть твою, матом твоего папу Калашникова многократно поминал, а ты не обижался, все мне прощал, и мгновенно без всяких осечек разом мог выпустить сорок пять пуль. А секунда в бою она иной раз жизнью меряется.
В средние века, каждый рыцарь, своему мечу имя давал. Ну какой из меня рыцарь? Да никакой! А имя я тебе все же дал. Настоящее имя - армейское, самое - самое десантное. "Заеб. сь" - так я тебя звал и в радости и в горе.
Афганистан
Провинция Пактия город Гардез
1981–1982 год от Рождества Христова
1402–1403 год по хиджре - мусульманскому летоисчислению.