После атаки торпедистов седьмого отсека в шутку стали называть безработными, потому что запасных торпед у них уже не было и до конца боевого похода им только и оставалось драить до блеска пустые торпедные трубы.
Третья торпедная атака подводной лодки оказалась безуспешной. День был пасмурным, а море относительно спокойным.
- Вижу многочисленную рыболовную флотилию, - доложил стоявший на вахте у перископа старший лейтенант Соколов.
Командир и комдив поочередно внимательно осмотрели множество торчащих над горизонтом мачт.
- Что-то эти рыбаки больше похожи на пиратов, - сказал, отойдя от перископа, Колышкин и затем добавил: - Командир, рекомендую тщательно пронаблюдать за величиной изменения пеленга.
И действительно, вскоре быстрое изменение пеленга на мачты подсказало, что навстречу Д-3 на большой скорости движется отряд военных кораблей.
Колышкин спустился в центральный пост, устроился рядом с горизонтальщиком и замурлыкал про свои фиалки, а командир лодки и его помощник заняли места в боевой рубке.
С опущенным перископом Д-3 развернулась на курс атаки и полным ходом пошла на сближение с неприятельскими кораблями. Вскоре на горизонте показались мостики и трубы фашистских кораблей и командиру лодки удалось установить состав конвоя. 18 противолодочных кораблей составляли круговое ближнее и дальнее охранение большого океанского лайнера. Конвой следовал зигзагом со скоростью 18–20 узлов.
Д-3 находилась уже в 2–3 кабельтовых от кораблей, обеспечивавших дальнее охранение лайнера, когда был обнаружен сторожевик, устремившийся прямо на нее. Пришлось несколько увеличить глубину погружения. Подводники ожидали бомбометания, но тишину вскоре нарушил лишь приглушенный шум винтов удалявшегося вражеского корабля.
- Всплывай на перископную глубину! - услышал Нещерет команду из боевой рубки.
После подъема перископа выяснилось, что лодка преодолела внешнее охранение, но курсовой угол на лайнер был слишком большим. Даже на самом полном ходу лодка не смогла бы сблизиться с целью на дистанцию залпа. Но упускать такую ценную добычу не хотелось, и Д-3 продолжала атаку в надежде, что конвой изменит курс и тогда создадутся более выгодные условия.
Еще несколько раз пришлось нырять на глубину, спасаясь от форштевней неприятельских кораблей. Через некоторое время стало ясно, что выйти на дистанцию залпа невозможно...
Прошло почти двое суток. "Красногвардеец" маневрировал в непосредственной близости от берега, внимательно осматривал даже небольшие фьорды. Чтобы увеличить вероятность встречи с конвоями противника, ночью не стали уходить в район для зарядки батарей, а производили ее прямо на боевой позиции. Но и это не помогло. Пустынные просторы моря действовали угнетающе.
- Наверное, у них не хватает эскортных кораблей, - высказал свое предположение стоявший на вахте у перископа старший лейтенант Соколов, а примерно через десять минут он возбужденно доложил:
- Вижу два судна. Идут встречными курсами.
- Боевая тревога! - понеслось по отсекам.
Краснофлотец, стоявший на вахте в центральном посту, еле успевал записывать в вахтенный журнал доклады командире отсеков. Когда командир Д-3 посмотрел в перископ, то кроме двух судов он увидел и два противолодочных самолета типа "Арадо", барражировавших на небольшой высоте. Они буквально висели над морем и, как прожорливые чайки, высматривали свою добычу. Колышкин посоветовал командиру лодки реже пользоваться перископом. При этом он добавил:
- Надо полагать, что период морских прогулок для гитлровцев закончился. Получив ощутимые удары от нашего "полностью уничтоженного" Геббельсом Северного флота, они от самостоятельных переходов транспортов начинают переходить к системе конвоев. В дальнейшем следует ожидать значительного увеличения числа эскортных кораблей на каждую охраняемую единицу.
Еще в период перезарядки торпедных аппаратов старшина 2-й статьи Александр Заборихин на густой тавотной смазке торпед вывел: "За Родину!", "За Москву!".
Старший лейтенант Соколов сидел на разножке и, сгорбившись, сосредоточенно производил расчеты по таблицам торпедной стрельбы. Их результаты - необходимый для атаки боевой курс и скорость хода - он передал командиру лодки, а тот отдал соответствующие команды рулевому и электрикам, стоявшим у станции главных электромоторов. Когда последний раз был поднят перископ, фашистский самолет находился прямо над подводной лодкой. До выпуска торпед оставались считанные секунды, поэтому опускать перископ было рискованно: можно было пропустить цель и сорвать атаку. Пришлось идти на риск и следовать с поднятым перископом, пока точка прицеливания - капитанский мостик фашистского транспорта - не подошла к перекрестью нитей перископа.
После залпа, когда все замерли, ожидая взрыва торпед, в центральном посту прорвало магистраль воздуха высокого давления. Вырываясь под большим давлением, он издавал пронзительный свистящий звук, от которого больно резало в ушах. Из-за этого свиста взрыва торпед никто не слышал. Взрывов глубинных бомб тоже не было. Значит, "Арадо" не обнаружил советской подводной лодки. Подвсплыв на перископную глубину, командир лодки, комдив и старший помощник Соколов увидели корму только одного транспорта, уходившего по направлению к Тана-фьорду, над ним кружили два самолета.
- Пожалуй, нам не стоит отходить в море, а лучше продолжить поиск у берега, - предложил командир лодки комдиву. Тот с ним согласился, и Д-3 легла курсом на юго-восток.
Иван Александрович Колышкин не имел привычки вмешиваться в действия командира корабля даже в самые напряженные моменты. Чаще всего свои советы он высказывал в вопросительной форме. Когда ему казалось, что командир действует не совсем правильно, он спокойно спрашивал: "А не лучше ли поступить так?", "А что, если нам сделать вот так?.." Как правило, советы комдива воспринимались как приказания и выполнялись беспрекословно.
Однажды во время пребывания на позиции оборвался трос командирского перископа. Это серьезная авария, но ни у кого и не возникло мысли о возвращении в базу. Все думали только о том, как, не прерывая боевого похода, вернуть лодке полную боеспособность. Командир дивизиона предложил закрепить командирский перископ бугелем в полностью поднятом положении и целиком довериться золотым рукам боцмана Нещерета, который по командам из боевой рубки будет притапливать лодку на один-два метра, чтобы скрыть перископ от фашистских наблюдателей, а когда потребуется, на короткое время подвсплывать для осмотра горизонта. Командир лодки считал, что в таком положении почти невозможно выходить в атаку, особенно по охраняемым транспортам. В конце концов пришли к единому мнению - отойти в море и отремонтировать подъемное устройство командирского перископа.
За эту сложную работу взялись Туголуков, Бибиков, Рощин, Лебедев, Яковенко, Проничев, Чернышев. Трудолюбивые руки моряков вновь вернули лодке потерянное "зрение".
После третьей успешной атаки подводникам пришлось пережить очень тяжелые минуты. На подходе к селению Омганг был обнаружен конвой противника из четырех транспортов и около десяти кораблей охранения. Командир лодки решил атаковать конвой со стороны берега. Пересекли курс головного транспорта. Штурман Березин не отрывал глаз от секундомера, подстерегая точку поворота на боевой курс. Вдруг все ощутили толчок. Д-3 качнулась, выскочила на песчаную банку, показав рубку, и снова погрузилась, ударившись о грунт. Моторы немедленно были остановлены. Если бы рубка не показалась над поверхностью воды, можно было бы отлежаться, пока пройдет конвой, и затем уходить на более глубокое место. Но рубка могла быть замечена сигнальщиками кораблей противника, поэтому подводникам пришлось принимать срочные меры, чтобы как можно скорее уйти из опасного места.
При попытке дать задний ход Д-3 еще раз показала рубку. В это время она уже находилась на кормовом курсовом угле конвоя. К счастью, на фашистских кораблях не заметили дважды всплывшую лодку: очевидно, им мешало яркое утреннее солнце, слепившее глаза. Если бы фашистам удалось обнаружить Д-3, то в таком критическом положении дело могло кончиться для нее плохо. Поэтому пришлось идти на риск: всплыли в позиционное положение, затем развернулись, отошли на более глубокое место и скрылись под спасательный слой воды. Когда опасность миновала, конвой был уже далеко.
Винить штурмана Евгения Березина за посадку на банку было нельзя. Он очень внимательно следил за местом лодки. Там, где Д-3 ударилась о грунт, на карте значилась глубина 26 метров, а фактически она оказалась равной 10 метрам. Молодой штурман прибыл на Д-3 после окончания военно-морского училища, когда лодка находилась на модернизации в Ленинграде. На ее борту он прошел по Беломорско-Балтийскому каналу, до поздней осени плавал в Белом море и затем привел Д-3 в Екатерининскую гавань.
Север с его капризной погодой требовал от штурмана глубоких знаний кораблевождения. Березин взялся за изучение морского театра. Вначале он обратил внимание на побережье Кольского полуострова, Белого моря, затем освоил по картам и лоциям изрезанное фьордами северное побережье Норвегии.
Во время походов Березин делал зарисовки берегов, и это не раз его выручало. Однажды при возвращении из похода Д-3 попала в густой туман. Не имея длительное время определений и не доверяя часто выходившему из строя гирокомпасу, Березнн сомневался в точности счисления. И когда сигнальщик доложил, что в разрыве между полосами тумана видны очертания какого-то мыса и на мостик вынесли лоцию, то оказалось, что в ней нет рисунков этого участка побережья. Тогда Березин принес альбом с зарисовками берегов, которые были сделаны им и его предшественниками. По этим зарисовкам штурман очень быстро опознал открывшийся мыс и, уточнив место подводной лодки, благополучно привел ее в базу.
Вскоре погода испортилась. Море штормило почти каждый день. Некоторое улучшение погоды наступило только 11 октября. В этот день после полудня лодка находилась в районе Конгс-фьорда. Видимость, правда, была еще плохой из-за снежных зарядов. Командир дивизиона и командир лодки находились в штурманской рубке и прикидывали, куда бы направиться для поиска противника, когда старший лейтенант Донецкий, стоявший у перископа, скомандовал:
- Боевая тревога! По пеленгу двести восемьдесят шесть вижу большой транспорт в охранении миноносца.
Колышкин и Константинов бросились в боевую рубку, а Донецкий, передав рукоятки перископа командиру лодки, помчался в первый отсек.
- Да! Это штука, - протянул Колышкин, когда командир уступил ему место у перископа. - Смотри не промахнись. Если мы его стукнем, то он окупит сорванную последнюю атаку. Ну-ка, командир, всыпь фашистам за родную Москву!
Из трех выпущенных по транспорту торпед взорвались две. Вражеский сухогруз водоизмещением 5-б тысяч тонн отправился на дно. Налетевший снежный заряд не позволил пронаблюдать предсмертную агонию фашистского судна, но его гибель подтвердил акустик, который доложил, что после взрыва торпед шум винтов транспорта прекратился. Почему немецкий миноносец не сбросил глубинные бомбы на подводную лодку, сказать трудно. Может быть, его командир посчитал, что транспорт погиб от подрыва на мине, а может быть, он занялся спасением экипажа тонущего судна.
До того как получить приказ о возвращении в базу, подводникам пришлось пережить еще много тяжелых минут, и снова в период торпедной атаки по конвою противника. И на этот раз атака поначалу развертывалась спокойно, как в кабинете торпедной стрельбы. Взяв очередной пеленг на избранную цель, командир решил осмотреть горизонт. Вращая рукоятки перископа, он обнаружил за кормой вешку, от которой расходился бурун, словно от перископа.
Пришлось уходить на глубину, чтобы утащить в морскую пучину предательскую вешку. Когда Д-3 достигла глубины 45 метров, вешка тоже ушла под воду. Немного позже удалось обнаружить, что кроме вешки за лодкой тянется сеть с поплавками.
"Хорошо, если это простая рыбацкая сеть, - подумал командир, - а что, если противолодочная?" Много времени пришлось затратить, пока удалось освободиться от сети. Д-3 уходила на глубину с различными дифферентами, меняла скорость от самой малой до самой полной. В конце концов вешка оборвалась, но часть сети еще тащилась за подводной лодкой. Пришлось отойти в море, дождаться темноты, всплыть и освободить ограждение рубки и кормовую часть от обрывков рыболовной сети и тросов.
На подводной лодке все на виду друг у друга, поэтому, когда она маневрировала, стремясь избавиться от опасного хвоста, всему экипажу вскоре стало ясно, что идет борьба за жизнь корабля. В это напряженное время каждый подводник четко и добросовестно выполнял свои обычные обязанности, казалось бы, не имевшие прямого отношения к создавшейся обстановке. На Д-3 вошло в традицию: чем сложнее обстановка, тем больше собранности и дисциплинированности во всех отсеках проявляли моряки.
Но стоило освободиться от сети, как снова зазвучали шутки. О происшедшем отозвался и боевой листок. На этот раз в нем было больше рисунков, чем текста. На одном из рисунков был изображен боцман Нещерет в роли Нептуна. Он шагал по палубе шедшей в подводном положении лодки, держа в одной руке трезубец, а в другой - огромные ножницы, которыми обрезая сети, опутавшие кормовую надстройку.
В тот критический момент, когда созрело предположение, что Д-3 тащит за собой опасный кусок противолодочной, сети, секретарь комсомольской организации Сергей Оболенцев принес парторгу заявление с просьбой принять его в ряды Коммунистической партии.
"Дорогие братья, комсомольцы, обороняющие подступы к родной Москве!
Мы только что вернулись из боевого похода. В этом походе наша подводная лодка потопила четыре транспорта с фашистской пехотой и боеприпасом.
В море мы каждый час знали о вашей героической борьбе и всем сердцем были с вами. Едва ступив на берег, мы решили обратиться к вам, дорогие наши друзья.
Среди нас есть москвичи, ленинградцы, есть уроженцы Украины и Белоруссии. Родные города некоторых из нас захвачены фашистскими варварами. Боль от понесенных Родиной утрат удесятерила нашу ненависть к гитлеровским мерзавцам. Каждой нашей торпедой, принесшей гибель врагу, мы мстим фашистским извергам за разрушения, за надругательства, за горе, причиненное нашему народу.
"За Родину!" - написали мы на наших торпедах.
Великая ненависть к врагу и беспредельная любовь к Родине вели нас через штормы полярных морей к победе.
Нам угрожали глубинные бомбы, фашистские самолеты, орудия береговых батарей.
Презирая смерть, шли мы в атаку, ибо свобода и честь советского народа превыше всего.
Мы с вами, боевые товарищи! На Крайнем Севере нашей любимой Отчизны мы защищаем ваш правый фланг - фланг великого фронта священной борьбы советского народа против фашистских захватчиков.
Здесь, на Севере, враги не прошли и не пройдут. Мы верим и знаем - не пройдут они и у вас, на равнинах России, где кипит сейчас жестокая схватка. Фашисты выиграли несколько сражений, но они проиграют войну. Смерть ждет их на нашей земле, повсюду, ибо грозен гнев многомиллионного советского народа.
Каждый вечер, где бы мы ни находились - в Ледовитом океане или на берегу, - мы слышим из Москвы торжественные звуки "Интернационала". Над всем миром в это мгновение летит от кремлевских звезд могучий зов к борьбе и победе.
Самое дорогое, самое любимое доверила Родина вам, доблестным защитникам подступов к столице нового мира.
Нас всех растили и воспитывали Ленинский комсомол, великая большевистская партия. На восьмом съезде Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи мы принесли непоколебимую клятву Родине. Мы сказали тогда: "Наши знания, наши мускулы и наша жизнь принадлежат власти рабочих крестьян. Мы не щадили их в огненные годы гражданской войны, мы без вздоха сожаления отдадим их в дни новых испытаний и побед. Ждем приказа наших командиров!"
Пришел час выполнить эту клятву.
"Самое дорогое у человека, - сказал писатель-боец Николай Островский, выразив наши мысли и чувства, - это жизнь. Она дается один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы... Чтобы, умирая, смог сказать: "Вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире - борьбе за освобождение человечества".
Наши жизни принадлежат Родине.
Товарищи комсомольцы! Мужественно и стойко громите и уничтожайте фашистскую нечисть! Смерть врагу!
Да здравствуют рубиновые звезды Кремля!"
Вначале было решено, что обращение к комсомольцам, защищающим подступы к Москве, подпишут Оболенцев, Проничев, Перепелкин, Кирилюк, Чернокнижный, Метелков, Манаков, Красивский, Лузан, Заборихин. А потом все до единого поставили свои подписи под этим письмом.
Очень поздно в ту октябрьскую ночь легли спать подводники Д-3. Двадцать пять долгих дней и ночей они недосыпали, ежеминутно находясь рядом со смертью. И, несмотря на все трудности и невзгоды, выстояли тяжелую боевую вахту и победили.
По морским дорогам
А.М. Матиясевич.
Старший лейтенант Алексей Михайлович Матиясевич (ныне капитан 1 ранга в отставке) в годы Великой Отечественной войны (1941–1945) командовал подводной лодкой "Лембит" Краснознаменного Балтийского флота.
В результате боевой деятельности "Лембита", героизма и мужества экипажа, мастерства и отваги его командира за годы войны было потоплено и повреждено торпедными ударами и минным оружием 8 кораблей общим водоизмещением около 17 тысяч тонн и 17 транспортов общим водоизмещением более 57 тысяч тонн.
В марте 1945 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР за выдающиеся успехи в борьбе против немецко-фашистских захватчиков подводная лодка "Лембит" была награждена орденом Красного Знамени.
Вниманию читателей предлагаются фрагменты из книги А. М. Матиясевича "По морским дорогам" (Л., 1978), в которой автор с большим знанием дела, с теплотой и сердечностью повествует о стойкости и героизме подводников "Лембита" в годы минувшей войны.
Первые залпы
К вечеру 27 августа 1942 года впервые обнаружили на горизонте группу военных кораблей: два сторожевика типа "Капарен" и два тральщика шли полным ходом к фарватеру Чекареарен. Сблизиться с ними на дистанцию торпедного залпа не удалось. С наступлением сумерек обнаружили два транспорта в охранении двух тральщиков. В перископ видно плохо. Всплывать на поверхность? Еще светло, лодка тотчас будет замечена. Стрелять по акустическому пеленгу? Велика дистанция. Все же мы пошли на сближение, однако суда через семь минут скрылись в шхерах. Опять неудача.