Думаю, вряд ли можно так осуждать человека, во владения которого гости, как говорится, валом валили и все требовали внимания. Встречаться, налаживать связи, быть приветливым Михаил Сергеевич знал с кем. С переездом Горбачева в Москву все эти связи оказали неоценимую услугу, и он сравнительно быстро завоевывал прочные позиции в чиновничьем мире.
Знание расстановки сил в ЦК КПСС, Совете Министров СССР, Верховном Совете СССР, министерствах и ведомствах, среди руководителей общественных организаций - непременное условие восхождения на вершину любой пирамиды власти. Не овладев искусством контактирования, не завоевав поддержку как "своего человека", нечего рассчитывать на движение "наверх". И Горбачеву потребовалось несколько лет, чтобы получить минимум того, что необходимо в данном случае. К нему пристально приглядывались, испытывали разными методами и только тогда формировали мнение.
Искусством лавирования, компромисса, умением со всеми поладить Михаил Сергеевич овладел быстро и - видимо, не ошибусь - в совершенстве. Скорее всего, это умение было приобретено еще в крае. Он сравнительно успешно постиг и азы столичного уровня интриганства, существовавшего на разных этажах власти, умения говорить одно, подразумевая другое, блефовать и широко улыбаться, располагая к себе людей.
Большое значение имело для Горбачева на первых порах умение привлечь к себе творческую интеллигенцию.
Он часто бывал в театрах и прослыл театралом, культурным человеком, душевно, до заискивания разговаривал с журналистами, хотя, став генсеком, мог и рыкнуть на них, если делалось что-то не так как нужно.
Начинал Михаил Сергеевич штурмовать последнюю высоту еще довольно "сырым" политиком, не успев привести в порядок свою речь. Он нервничал, неумело читал тексты выступлений на широких заседаниях, но, как уже говорилось, очень быстро прогрессировал.
Немало сил и энергии уходило у него на обеспечение импозантности, приобретение лоска. Но без прирожденной склонности достичь этого было бы вообще невозможно.
Я, видимо, допустил бы серьезный просчет, если бы не сказал, что одним из важнейших источников возвышения и роста Михаила Сергеевича явилась его сравнительно неплохая марксистско-ленинская подготовка, знание ленинского теоретического наследия. Он достаточно хорошо знал историю партии, труды В. И. Ленина, часто пользовался этим багажом, что серьезно выделяло его среди многих партийных и хозяйственных деятелей Ставрополья, да и не только Ставрополья, но и московских руководителей. Особенно если учесть, что многие члены Политбюро, и прежде всего Л. И. Брежнев, настолько давно читали работы В. И. Ленина, что вспомнить что-то из них затруднялись. В этом не было ничего удивительного: за долгие годы работы на руководящих должностях, занятий главным образом хозяйственными вопросами, у части членов Политбюро "повыветрились" знания основ марксизма-ленинизма. Некоторые из них, кроме первого тома "Капитала", вообще не читали Маркса, а из Ленина подбирали только подходящие к случаю цитаты. Впрочем, труды Маркса, Энгельса, их предшественников не знал и М. С. Горбачев. Конечно, у секретарей ЦК были помощники, довольно грамотные и теоретически подготовленные люди, но это никак не могло заменить первоисточники того учения, на базе которого руководители партии формировали новое бесклассовое общество.
Многих подобных недостатков в этом отношении был лишен Горбачев. На втором и третьем году перестройки он неожиданно сильно увлекся работами В. И. Ленина, открывая для себя поучительные пассажи. Заходя к нему в кабинет, я постоянно видел на его огромном столе несколько томов Полного собрания сочинений основателя социалистического государства. Он часто при мне брал книгу и читал вслух высказывания Владимира Ильича, сравнивал их с нынешней обстановкой и восхищенно говорил о прозорливости Ленина. Иногда, не довольствуясь этим и желая показать начитанность, он просил меня достать из шкафа тот или иной том и найти еще какую-то цитату. И когда я медлил, он возмущался, говоря, что я плохо знаю основоположников марксизма-ленинизма. Я и на самом деле не считал, что цитаты надо заучивать, а выхваченные из контекста мысли могут что-то определять в развитии общества. Меня больше увлекала диалектика и логика учения, интересовали перипетии борьбы сил и партий. Может быть, не в последнюю очередь поэтому М. С. Горбачев привлек к работе и утвердил своими помощниками А. С. Черняева и Г. Х. Шахназарова, способных ученых-обществоведов, прекрасно владеющих теорией марксистско-ленинского учения, преподававших его в университетах, публикующих научные работы и учебники для школьников и взрослых. В этом отношении настольной книгой для многих поколений школьников стало "Обществоведение", редактором и одним из авторов которого был Г. Х. Шахназаров. Оно выдержало около 20 изданий, привлекая молодежь своей доступностью. Знаю, что многие студенты и даже аспиранты изучали по этому учебнику общественные науки. С не меньшим теоретическим багажом были и другие советники и помощники генсека, оказавшие тогда влияние на Горбачева.
В общем, в 1986–1987 годах Михаил Сергеевич находился под огромным воздействием произведений Ленина, и чувствовалось, что он хотел предложить концепцию, которая продолжила бы идеи вождя и потрясла мир не меньше, чем все, сделанное В. И. Лениным. При подготовке и публикации докладов, статей М. С. Горбачев стремился теоретически обосновать многие свои предложения, показать их неразрывную связь с учением основоположников марксизма-ленинизма. В большинстве работ генсека эти попытки теоретизировать прослеживаются довольно четко. А публиковаться, как я говорил, он очень любил. Даже любил - не то слово. Это была его страсть. За короткий срок ему написали столько, что сочинения составляли внушительную череду томов в переплетах почему-то голубого цвета.
Уже в студенческие годы и особенно на комсомольской и партийной работе в Ставрополье М. С. Горбачев пристрастился к общению с массами через печать - газетные и журнальные статьи. Как-то он попросил меня собрать все, что было написано им на Ставрополье. Когда это собрали вместе, то получился альбом, который одному человеку было не только трудно нести, но и поднять. Все, написанное в Ставрополье, не оставляет никакого сомнения, что незыблемой основой развития советского общества Михаил Сергеевич считал практическое воплощение марксистско-ленинских идей, решений съездов партии в жизнь, положений и выводов, которые в ту пору выдвигал перед обществом Л. И. Брежнев. И эти идеи он последовательно и неуклонно проводил в жизнь на посту секретаря крайкома и секретаря ЦК, а позже и генерального секретаря ЦК Компартии Советского Союза.
Не случайно, выступая с докладом на торжественном заседании в Москве, посвященном 113-й годовщине со дня рождения В. И. Ленина, Михаил Сергеевич начал с того, что характеризовал Ленина как человека, "чье имя стало символом революционного обновления мира, чье учение владеет умами передового человечества, воплощается в общественную практику всемирно-исторических масштабов… Ленин - не меркнущий образец для его учеников и последователей. Он всегда с нами… Обветшало и рассыпалось немало разных концепций и доктрин о локальной ограниченности ленинизма, о его мнимой "устарелости". А ленинские идеи живут и побеждают".
В 1987 году, в день 70-летия Октября, он, как и раньше, верен ленинским идеям и заветам. Свой юбилейный доклад, посвященный этой дате, он начинает так:
"Семь десятилетий отделяют нас от незабываемых дней Октября 1917 года. Тех легендарных дней, которые начали свой счет новой эпохе общественного прогресса, подлинной человеческой истории. Октябрь - поистине "звездный час" человечества, его рассветная заря. Октябрьская революция - это революция народа и для народа, для человека, его освобождения и развития.
Семь десятилетий - совсем небольшой отрезок времени в многовековом восхождении мировой цивилизации, но по масштабам свершений история еще не знала такого периода, который прошла наша страна после победы Великого Октября. И нет выше чести, чем идти путем первопроходцев, отдавать все силы, энергию, знания, способности во имя торжества идей и целей Октября".
Конечно, я злоупотребляю цитатами, но вряд ли можно разобраться в той метаморфозе, которая произошла с Горбачевым особенно в определении времени этого политического и идеологического кульбита, который генсек совершил в последующем.
То ли, затевая перестройку, он не сжигал всех мостов с прошлым, поскольку процесс, как говорил генсек, еще не пошел, то ли не знал тех концепций, которые предложат ему советники, помощники и консультанты в преобразовании страны. Во всяком случае, он докладывал XXVII съезду КПСС, всей партии, международному коммунистическому движению, мировой общественности о том пути, который прошла первая в мире страна социализма:
"Пройденный страной путь, ее экономические, социальные и культурные достижения - убедительное подтверждение жизненности марксистско-ленинского учения, огромного потенциала, заложенного в социализме, воплощенного в прогрессе советского общества. Мы вправе гордиться всем свершенным за эти годы напряженного труда и борьбы!".
Я вновь и вновь перечитываю те страницы его докладов, выступлений, статей и речей, где Михаил Сергеевич фиксировал свою позицию по отношению к марксистско-ленинской теории, мировому коммунистическому движению, говорил о достижениях нашего общества, превращении страны в крупнейшую мировую державу, и вижу ту грань, за которой наступил перелом в его воззрениях. В работах до 1988 года достаточно четко и ясно прослеживалась линия на социалистический путь развития страны. Это отлично видели руководители партийных комитетов и организаций, рядовые коммунисты, многие граждане страны, которых интересовали вопросы политики.
Большинство общества считало, что жить, работая, как прежде, уже невозможно, но и отбросить завоевания десятилетий было бы также значительной утратой, ибо во многих странах трудящиеся ценили именно наши социальные завоевания и там, где было возможно, использовали все лучшее, что было нами достигнуто. Коммунисты, да практически все советские люди исходили из того, что в словах Горбачева отражена его принципиальная позиция социалистического пути развития страны. И они поддерживали преобразования до тех пор, пока не началась смена в стране общественной формации.
Наверное, историки еще разберутся, когда и почему резко изменилась позиция Горбачева, чем это мотивировано. Как мог генсек превратиться из сторонника социализма, коммунистической перспективы в почитателя концепции капиталистического пути развития?
Полагаю, время заставит М. С. Горбачева объяснить миру столь резкую перемену воззрений, принципов. Нельзя оставить о себе впечатление флюгера, который вертится в зависимости от того, куда дует ветер. Со своей стороны могу лишь присоединиться к выводам тех аналитиков, которые полагают, что это был уже не его выбор. Генсек оказался повязанным теми силами в стране и за рубежом, которые давно расставили для него силки, и он вынужден был вести свою партийную паству на ту морально-физическую живодерню, из которой невредимым и обогащенным выходил он один. Возможно, чтобы начать все сначала…
В книге Р. М. Горбачевой, вышедшей в свет накануне августовских событий, есть такие строки:
"Вера в партию пришла к моему отцу вместе с Михаилом Сергеевичем, моим мужем. Несмотря на разницу в возрасте, он стал для него коммунистом, олицетворяющим правду и справедливость".
Отец Раисы Максимовны не дожил до дня ликвидации партии. Он никогда уже не сможет узнать, кто из Олицетворяющих правду и справедливость" приложил к этому руку. Зато это хорошо знают земляки Михаила Сергеевича. Друг его юности, одновременно с Горбачевым награжденный за ударный труд на жатве орденом Трудового Красного Знамени, Александр Яковенко оценил действия своего односельчанина как предательство:
- Если бы дядя Сережа узнал, что сотворит его сын со страной, за которую он проливал кровь на фронте, он своими руками его…
А дальше следовали слова из лексикона Тараса Бульбы. Неблагодарные все-таки люди. Михаил Сергеевич нес им свободу, обещал хорошую, сытую жизнь. Ну немного не получилось, не все дороги, как известно, ведут в рай, но это не значит, что надо держать на него обиду. Помните, что говорил великий борец за справедливость Дон Кихот Ламанчский, обращаясь к Санчо Панса:
- Конечно, мой друг Санчо, тебе трудно и тебя частенько колотят, но зато тебе не надо быть смелым.
Поездки по стране, по пути перестройки
Еще весной 1985 года, намечая посещение московских предприятий, М. С. Горбачев поделился своими планами на будущее по поводу поездок по стране.
- Конечно, надо посетить максимальное число промышленных центров и крупных сельскохозяйственных районов, - говорил он. - Страну, проблемы, волнующие людей, следует знать. Но начинать надо все-таки с крупнейших экономических и политических центров государства. В Москве я побывал на ряде заводов, теперь очередь Ленинграда - колыбели революции, затем хочу поехать в Киев, а уж потом можно решать в силу деловой необходимости, куда поехать еще.
Этой линии он и придерживался в последующем. Летом 1985 года совершает кратковременный визит в Ленинград, позже в Киев и Днепропетровск, где выступает на партийно-хозяйственных активах и перед рабочими. Встречи эти остались памятны для многих. Впервые партийные, хозяйственные руководители, рабочие увидели "самоговорящего" генсека, которого не поддерживали под руки, и он вразумительно отвечал на вопросы, отрывался от текста и говорил многое по памяти с учетом аудитории, полученных впечатлений при посещении предприятий и социальных объектов городов.
Речь в Ленинграде ему настолько понравилась самому, что он дал команду целиком показать ее по телевидению. С тех пор он поверил в свои возможности говорить, не слишком придерживаясь текста, и стал этим даже злоупотреблять, так как свободная речь занимает больше времени, менее концентрирована и упущенные случайно ключевые моменты делали ее жидкой. Тем не менее это была необычная практика, возврат к тем временам, когда талантливые революционеры вообще не писали себе речей, вдохновляя словом людей на многие дела. Но то время безвозвратно миновало. Теперь нужен был не талант оратора, а талант организатора.
В начале осени 1985 года Горбачев совершает поездку в Тюмень и Казахстан. Необходимость этого вызывалась тем, что добыча нефти у нас стала падать, а это серьезно сказывалось на валютных поступлениях. К этой поездке серьезно готовились, Михаил Сергеевич предварительно направил туда ряд секретарей ЦК, зампредов Совета Министров СССР, членов правительства, других руководителей высоких рангов.
М. С. Горбачев летел в Тюмень с Раисой Максимовной. В те годы подобные совместные поездки были, пожалуй, единственными негативными моментами, которые раздражали людей в действиях этой четы.
Раиса Максимовна хорошо и модно одевалась. Вещи ее в ту пору были сшиты или куплены за границей, и выглядела она, украшенная оригинальными драгоценностями, весьма импозантно. Однако этого рабочие, все жители Тюмени, особенно женщины, тогда не поняли. Их раздражал наряд супруги генсека, в то время когда жены и дети нефтяников и газовиков жили весьма скромно, нередко в бараках и передвижных домиках, а одевались так просто, что всякое появление нарядной Горбачевой перед народом вызывало раздражение, глухое молчание.
Оно усиливалось тем, что в ту пору Раиса Максимовна еще не имела специальной "женской" программы пребывания. Поэтому практически везде, от буровой до совещания актива, находилась вместе с мужем. Но как бы ни было, в тот приезд Горбачева народ встретил его с ликованием. Огромные толпы людей вышли на улицы и при первой остановке так плотно окружали машины, что пробиться к генсеку было невозможно. Люди, не привыкшие видеть высоких гостей, шли "смотреть" на Горбачевых. В Сургуте, Ямбурге массы народа радостно и громогласно приветствовали генсека. Руководство областью, не ожидавшее такой активности населения, растерянно озиралось, надеясь, что все обойдется благополучно и программу пребывания Горбачевых в нефтяном краю удастся выдержать.
Это была одна из примечательных поездок Горбачева, которая благодаря телевидению произвела большое впечатление на страну.
- Опираться надо на людей, - подтверждал он, довольный результатами поездки, встречей с трудящимися, высказанную уже как-то мне мысль. - Народ поможет пробить нам любые вопросы.
В первые годы правления Михаил Сергеевич "верил народу", считал его своей опорой. Это потом ему стало казаться, что люди глухи к его новациям, они отстали в своем развитии, не понимают предлагаемых преобразований, и он все меньше им доверял.
Тогда в Тюмени были намечены для решения многие проблемы нефтегазодобычи. На совещании отчитывались поставщики техники, труб, различных материалов. Решались и вопросы социального порядка: намечалось ускорить строительство жилья, поставить больше товаров народного потребления, особенно теплых вещей. Но с чем Горбачев решительно не согласился, так это с необходимостью расширить кооперативное строительство на "Болыпой земле", в центре страны, на юге, о чем его просили северяне.
- Жить надо здесь, - уверенно говорил он окружавшей его огромной толпе. - Здесь воспитывать детей и оставаться после выхода на пенсию.
Это были, конечно же, не очень-то продуманные слова, люди не просто молча воспринимали их, но и активно, иногда со злостью доказывали, что Заполярье - это не Ставрополье и даже не Пермская область. Дети здесь чаще болеют, старики не в состоянии долго "тянуть" в холоде приполярной зимы, при редком солнце, высокой разряженности воздуха, нехватке кислорода. Но генсек уже "закусил удила". Он с таким жаром и убедительностью доказывал, что следует осваивать север и жить тут постоянно, ибо здесь хорошие условия, благоустроенные дома, что я подумал, а вернемся ли мы сами в Москву? Не тут ли осядем, учитывая очень хорошие условия жизни?
Однако из Заполярья мы тихо и быстренько перелетели в Тюмень. Там предстояло большое выступление Горбачева, и он хотел внести некоторые коррективы в текст. Меня и А. Н. Яковлева он заставил ночью переработать доклад, а когда я проснулся, то текста не нашел. Поднявшись раньше, Горбачев разыскал доклад и теперь сам работал над этим материалом.