А конница считалась вспомогательным войском и набиралась из союзников на той территории, где шла война. Так что конница в войске Цезаря здесь состояла из эдуев, и Ариовист, разумеется, менее опасался конных галлов, нежели коварных пеших римлян. Но Цезарь перехитрил противника: посадил на галльских коней верных ему солдат десятого легиона и отправился на переговоры.
Встреча состоялась на холме, равноудаленном от лагерей противников. Конница осталась перед возвышенностью, а полководцы в сопровождении десяти всадников каждый, оставаясь на лошадях, начали переговоры.
Цезарь прежде всего напомнил Ариовисту, что "только благодаря милости и щедрости Цезаря и сената" он получил титул царя и почетную привилегию называться другом и союзником римского народа, а затем повторил свои требования, на которые вождь германцев "дал короткий ответ". Так сказано в "Записках". Ответ, надо догадываться, отрицательный. Затем Ариовист стал говорить с горячной дерзостью, что он первый завоевал эти земли в честном бою, и пусть римляне сюда не лезут, как и он не лезет в их римские провинции. А что касается того, что Цезарь, дескать, желает защитить эдуев, то тут у него серьезные сомнения. Римляне ведь не помогали эдуям в их войне с секванами, равно как и эдуи не помогали римлянам в войне с аллоброгами, так мнится ему, Ариовисту, что это чистейший блеф и предлог для войны с германцами. И если у Цезаря не хватит ума отсюда убраться, то, не ровен час, его голова может упасть с плеч, чему будут очень рады многие сенаторы в Риме, они даже спляшут от радости, а уж об этом-то он знает доподлинно от своих послов в Риме. Поэтому он предлагает римскому проконсулу уйти из "косматой" Галлии и искать свое военное счастье в других местах. В этом случае Ариовист действительно станет его союзником и "отплатит ему большими услугами".
Цезарю, конечно, не в новость слышать, что кое-кто в Риме спляшет от радости при известии о его смерти. Но он сдержался и стал оспаривать исторический, так сказать, аргумент противника: не германцы первыми пришли в Галлию, а римляне, а то, что они оставили в этих краях самоуправление, то на то была воля римского народа, а не Ариовиста, который тем самым нарушил законы Римской республики.
В это время германская конница стала задирать римлян, и переговоры поэтому были сорваны.
Впрочем, Цезарь больше в них и не нуждался, и когда Ариовист предложил возобновить выяснение отношений, проконсул отказался и послал на переговоры своих людей, один из которых "был связан с Ариовистом узами гостеприимства". Оба посланца были арестованы и подвергнуты пыткам и издевательствам. Это уж и совсем развязало Цезарю руки.
Ариовист так и не понял, что его, если можно так сказать, историческая миссия заканчивается. А могла бы продолжиться. Цезарь не напрасно добился в свое консульство признания Ариовиста союзником республики. Он уже знал, что ему достанется в управление Галлия, и готовил почву для победоносного завоевания "косматых" народов, поэтому военная работа германцев по ослаблению наиболее сильных и воинственных племен была ему только на руку. Древнее римское правило: разделяй и властвуй! В конце концов будь Ариовист посговорчивей, он мог бы и дальше оставаться союзником, если бы, конечно, делился данью и награбленным золотом. Так нет же, он возомнил себя повелителем Галлии. Он думает, что Цезарь ему оставит эту богатую страну. Как бы не так!
Начались приготовления к сражению, которого Ариовист поначалу всячески избегал. Цезарь в течение пяти дней выстраивал свои войска для боя, но германцы предпочитали мелкие конные стычки. В этом они были очень искусны, причем каждого германского всадника сопровождал быстроногий пехотинец, бежавший рядом с лошадью, держась за ее гриву, причем ничуть не уступал лошади в скорости, что римлян очень удивляло.
В конце концов Цезарь вынудил Ариовиста принять сражение, и благодаря традиционной стратегии римского боя и умелым тактическим ходам Цезаря и тут ему не было равных, многочисленное германское войско было перебито, а их вождь с большим трудом сумел переправиться на свой берег Рейна.
"Таким образом Цезарь окончил в одно лето две очень большие войны и потому несколько раньше, чем того требовало время года, отвел войско на зимние квартиры к секванам. Комендантом лагеря он назначил Лабиена, а сам отправился в Ближнюю Галлию для судопроизводства".
Этими словами заканчивается первая книга "Записок о галльской войне".
Однако эти "две очень большие войны" не стали последними и решающими в деле покорения Галлии. Вторая книга начинается с того, что Цезарь получает сообщение от Лабиена, что племя бельгов, могущественное и занимающее большую территорию, опасается римлян больше, чем германцев, поэтому они мобилизуют как свои силы, так и призывают к этому другие племена, в том числе и германские. Впрочем, бельги – "по происхождению германцы, которые давно перешли Рейн и обосновались там вследствие плодородия земли, а прежних обитателей – галлов – выгнали".
Они очень гордятся тем, что сумели дать отпор грозным тевтонам и кимврам, не позволив им опустошить свои земли.
Как только Цезарь получил это известие, тотчас вернулся в дикую Галлию. Светоний пишет, что он "не упускал ни одного случая для войны, даже несправедливой или опасной, и первым нападал как на союзные племена, так и на враждебные и дикие, так что сенат однажды даже постановил направить комиссию для расследования положения в Галлии, а некоторые прямо предлагали выдать его неприятелю". Главным из "некоторых" был, конечно, Катон, который и инициировал это предложение.
В случае с бельгами было то же самое. Превентивный мощный удар в генеральном сражении силой нескольких легионов был нанесен по уже потрепанному союзными войсками противнику (верный Дивитиак постарался), и огромная армия бельгов и примкнувших к ним других племен была разгромлена. При этом, как повествует Плутарх, Цезарь "учинил такую резню, что болота и глубокие реки, заваленные множеством трупов, стали легко проходимы для римлян".
После чего с легкостью и быстротой была занята практически вся территория нынешней Бельгии. Свободными остались только дикие нервии, которые "категорически воспрещают ввоз вина и других предметов роскоши, так как полагают, что это изнеживает душу и ослабляет храбрость: эти дикие и очень храбрые люди всячески бранят остальных бельгов за то, что они сдались римскому народу и позорно забыли про свою унаследованную от предков храбрость; они ручаются, что никаких послов не пошлют, никаких условий мира не примут".
Да, с нервиями Цезарю пришлось туго. Его военное счастье висело на волоске. Римляне могли потерпеть страшное поражение, если бы не личная храбрость и находчивость полководца.
Вот как сам Цезарь все это описывает. Нервии взяли в союзники племена атребатов и веромандуев и ожидали подкрепления еще одного племени. Своих женщин, детей и стариков они упрятали в недоступные болотистые леса, а сами понаделали плетней из растущих молодых деревьев и кустарников, что стало непроходимым препятствием для конницы и прекрасной маскировкой для самих нервиев.
Они оказались не так просты, как могло показаться цивилизованным римлянам. Их лазутчики напросились к римлянам в проводники и сообщили своим маршрут движения легионов и прочие сведения. Они ловко этим воспользовались, напав на врага во время постройки лагеря.
Нападение было настолько внезапным и стремительным, что "Цезарь должен был делать все сразу": дать сигнал к сражению, приказать прекратить постройку лагеря, привести легионы в боевой порядок и так далее. Солдаты, к счастью, были обстрелянные, так что сами знали, как надо поступать в таких экстремальных ситуациях. На этот раз они столкнулись с невероятно храбрым и беспощадным противником. Да и бой был навязан не в строю, а пресловутые плетни сильно мешали полководцу – он не видел, кто и где находится, куда надо слать резервы и тому подобное – в общем, настоящий кровавый хаос.
Нервии бились с такой самоотверженной яростью, что просто смяли хваленые римские легионы и обратили в бегство. Казалось, все было потеряно. Но Цезарь, пробившись в первые ряды сражавшихся, сам стал храбро биться наравне со всеми, чем внушил солдатам веру в победу и поднял их боевой дух. Когда на помощь терпящим поражение пришел любимый полководцем десятый легион, сражение перешло в стадию перелома. Но нервии, в отличие от римлян, не побежали, они, пишет очевидец в своих "Записках", "проявили необыкновенную храбрость: как только падали их первые ряды, следующие шли по трупам павших и сражались стоя на них; когда и эти падали и из трупов образовывались целые груды, то уцелевшие метали с них, точно с горы, свои снаряды в наших, перехватывали их метальные копья и пускали назад в римлян".
Из шестидесяти тысяч нервиев в живых осталось только пятьсот, сообщает тот же источник. Сколько погибло римлян, он умалчивает. Зато сообщает о своем милосердии к уцелевшим: "Цезарь дал им полное помилование, им самим приказал спокойно оставаться в своей стране и городах, а их соседям воспретил чинить им какие бы то ни было оскорбления и насилия".
Вот оно милосердие по Цезарю: уж коли уцелели, разрешаю вам жить у себя на родине; вы так храбро бились, что пришлось вырезать почти весь народ, но зато оставшихся не продадут в рабство.
Не подоспевшие к нервиям адуатуки (если бы явились вовремя, римляне могли потерпеть сокрушительное поражение) вернулись с похода домой, узнав об исходе боя. Они укрылись в защищенном самой природой городе – со всех сторон были неприступные скалы, а единственный проход был загорожен бревнами и камнями. Но это варварам казалось, что они тут в безопасности и их крепость неприступна. Они не ведали, что у римлян есть осадные машины, один вид которых их так устрашил, что они сдались, но часть оружия припрятали и подняли ночью мятеж, который, конечно, был подавлен, и Цезарь продал перекупщикам рабов пятьдесят три тысячи адуатуков. А могли бы жить у себя на родине и быть свободными. Сами виноваты.
После этого Цезарь решил, что Галлия наконец-то покорена и об этом послал подробный отчет в столицу. И хоть господа сенаторы не любили Цезаря, но его блестящие победы и вместе с ними сотни тысяч дешевых рабов и груды золота, хлынувшие в Рим, затмили глаза и им. Сенат постановил отметить победы римского оружия в Галлии пятнадцатидневными молебствиями. "Отличие, – отмечает Цезарь, – которое до сих пор никому не выпадало на долю".
Глава VI. Галльские воины (продолжение)
Однако, несмотря на одержанные над варварами победы, до полного "замирения" (именно такой термин применяет Цезарь) было еще очень далеко.
На одной из страниц своей третьей книги "Записок" он замечает: "…вообще люди от природы стремятся к свободе и ненавидят рабство".
Галлы в этом смысле не были, разумеется, исключением и не смирились с навязанной им римлянами моделью верноподданных, по которой они обязаны платить дань, отдавать заложников и быть живым товаром на невольничьих рынках.
В зимние месяцы пятьдесят седьмого и пятьдесят шестого годов проконсулу вновь пришлось заняться ратным делом. Сначала альпийские горные племена напали на лагерь двенадцатого легиона, и римляне, неся потери, с трудом вырвались из окружения и вынуждены были искать зимние квартиры в Провинции.
А молодой Публий Красс, сын триумвира, зимовавший с седьмым легионом "у самых берегов Океана, в стране андов", решил послать своих людей за провиантом к соседним племенам, в том числе и венетам, известным как опытные мореходы. Они задержали фуражиров, их примеру последовали и другие общины и потребовали у римлян отпустить своих заложников в обмен на задержанных солдат.
Повод к очередной кровавой бойне был нешуточный, и Цезарь, разумеется, тотчас же им воспользовался, при этом послал Лабиена в Бельгию, а Красса в Аквитанию, чтобы они держали эти крупные народы "в повиновении", пока он будет разбираться с этими морскими разбойниками венетами. На этот раз полководцу пришлось вести непривычную войну не на суше, а на воде, и для этого пришлось строить флот. Корабли противника были плоскодонными, что давало им преимущество на отмелях и во время отлива, и парусными. В отличие от римских, гребных (паруса служили лишь вспомогательным средством), что тоже давало врагу превосходство в скорости и во время маневрирования.
На носах римских кораблей примерно на уровне воды были так называемые "ростры" (дословный перевод – клювы), тараны из меди и стали, которыми делали пробоины в кораблях противника. Но этот метод не приносил результата, потому что суда венетов были из дуба, да и посадка у них была низкая. Хитроумные римляне, однако, нашли прекрасный способ борьбы: с помощью прикрепленных к шестам серпов они перерезали крепившие снасти канаты, и когда корабль терял управление, брали его на абордаж, ну а дальше все было в личной храбрости и умении вести рукопашный бой. Победа вновь оказалась за Цезарем, и он приказал побежденных продать в рабство в назидание тем, кто осмелится захватывать в плен мародерствующих римских фуражиров.
Молодой Красс также потешился в Аквитании ратным делом и перебил не один десяток тысяч варваров.
Цезарь произвел зачистки и на других территориях, сжигая поля и селения и угоняя скот.
В Галлии все более или менее поуспокоились, но у Цезаря никогда не переставали чесаться руки, и его алчный взор на этот раз обратился за Рейн. В консульство Помпея и Красса, то есть в пятьдесят пятом году, он решил вторгнуться и на германские земли, а поводом стало миротворчество. Дело в том, что два или три германских племени, притесняемые свебами, самым могущественным народом Германии, переправились через Рейн и завладели галльскими землями. Их следовало, конечно, отправить обратно, но это слишком хлопотно, дипломатия с варварами приводит иной раз к нежелательным последствиям, поэтому он поступил как всегда – перебил в сражении.
Другие германские племена, в частности убии, также жаловались на свебов. И Цезарь решил наведаться за Рейн, куда еще не ступала нога римского легионера. Для этого был выстроен мост. Автор "Записок" дотошно описывает, к каким инженерным хитростям приходилось прибегать, чтобы всего за десять дней возвести надежную переправу через широкую с сильным течением реку.
На другом берегу к проконсулу пожаловали посольства различных племен, но когда он в знак покорности потребовал заложников, этого не дождался – все попрятались в леса. До него дошли слухи, что свебы, племя рослых и могучих бесстрашных воинов, закаленных жизнью под открытым небом и питавшихся исключительно молоком и мясом, запретивших ввоз вина в свою страну, собирают в глухомани огромную армию, чтобы прогнать незваных римлян. Рисковать на чужой территории, не имея надежных тылов, полководец не стал – полной уверенности в победе над многочисленным врагом не было. Он не хотел, чтобы бесстрашные зарейнские варвары сломали ему имидж непобедимого полководца, поэтому приказал разорить близлежащие села и скосить на полях хлеб, затем переправился обратно в Галлию, "полагая, что им достаточно сделано для славы и пользы римского народа".
Лето еще не кончилось, и Цезарь решил использовать благоприятное время года для экспедиции в Британию, куда также еще не ступала нога римского солдата. Островитяне до сих пор свободны, не платят дани и что хуже всего – помогают бунтующим галлам. Этому надо было решительно положить конец.
Первая попытка, можно сказать, была неудачной: римлян не очень приветливо встретили уже у берегов, не давали высаживаться и ввязывались в бой прямо в прибрежных водах. Однако едва солдаты почувствовали под ногами твердую почву, они показали варварам всю мощь римского оружия и обратили их в бегство. "Когда таким образом, – пишет Цезарь, – мир был упрочен", он потребовал, по обыкновению, заложников. Но разыгравшаяся буря и отливы уничтожили большую часть кораблей, и прознавшие об этом британцы вновь попытали свое военное счастье, но, хоть римляне вновь одержали верх, Цезарь счел более разумным вернуться на континент и подготовить вторую, более серьезную экспедицию на остров.
Но едва легионеры высадились на материк, как один из отрядов по пути в лагерь был атакован прибрежным племенем моринов, "которых Цезарь при своем отправлении в Британию оставил замиренными". Пришлось вновь проводить карательную акцию. Удивительный народ эти галлы! Их, как волков из пословицы, сколько ни корми, а они все в лес смотрят. Едва Цезарь куда-либо отлучался, так тут же возникали бунты и восстания. А ведь их кто-то организует.
Поэтому он решил, что во вторую экспедицию в Британию он возьмет с собой ненадежных галльских царьков, и в первую очередь Думнорига, да, того самого, за кем вот уже два года ведется наблюдение. Его брат Дивитиак, кому Цезарь безраздельно доверял, к тому времени умер, а когда был еще жив, проконсул, исходя из беспроигрышного принципа "разделяй и властвуй", как-то ненароком сказал Думноригу, что его брат, конечно, верный друг римского народа, но царем эдуев он видит не его, слепого исполнителя, а такую личность, как Думнориг.
Ну а после смерти Дивитиака ситуация стала играть в пользу Думнорига. Он хоть и слыл патриотом, а большинство эдуйских князьков было склонно к коллаборационизму, ему выгодно было огласить после смерти брата этот разговорчик с Цезарем. Те, конечно, весьма были удивлены: как, Думнориг, за которым приставлена слежка? Не может быть! Но так как опровержения от самого главного начальника не было – не мог же он публично отказаться от своих слов, сказанных в приватной беседе, – то они крепко призадумались. Так что у Думнорига были шансы. Были. Простой народ был за него, а проституирующая элита побита невзначай сказанными словами Цезаря.
Но у проконсула были совершенно иные планы относительно Думнорига, кому были свойственны "беспокойный дух, властолюбие, отвага и большой авторитет у галлов". Он видел его насквозь и был абсолютно убежден, что стоит ему отвернуться, как Думнориг не задумается вонзить ему в спину нож. С такими патриотами надо держать ухо востро, хоть они в твоей власти и добросовестно проливают кровь "для пользы и славы римского народа".
Так вот, когда весной следующего года экспедиция была подготовлена и построены новые корабли, более вместительные и лучше приспособленные для плавания в океане, он вместе с другими приказал и Думноригу сопровождать его в Британию. Тот стал отказываться.
А почему же Думнориг не хочет повоевать в Британии?
Эдуй ответил, что он не прочь и очень даже не прочь, но боится моря, он совершенно сухопутный человек, плавать не умеет, и при всей его очевидной храбрости, в чем Цезарь не раз мог убедиться на суше, на море он просто бесполезный червяк. Нет, он не поплывет в Британию.
Чепуха, заявил проконсул, теперь выстроены такие корабли, что любая буря им нипочем, бояться нечего.