* * *
Лаврентий Берия вместе с Всеволодом Меркуловым - Народным комиссаром государственной безопасности обсуждали одну из операций по выявлению агента в партизанском отряде на территории Белоруссии. В это время заговорила сталинская "вертушка" - прямая связь с Верховным Главнокомандующим.
- Слушаю вас, товарищ Сталин, - выпучив глаза, отчего они через стекла пенсне увеличились и показались визави еще намного крупнее. Лаврентий Павлович приложил указательный палец к губам, тем самым, показывая, что голос Меркулова нежелателен в данный момент.
- Есть, товарищ Сталин, выезжаю, - торопливо и услужливо, весь согнувшись, словно от навалившейся тяжести, проговорил нарком.
Меркулов все понял с полуслова.
- К Сталину. Разберитесь вместе с Пономаренко. Надо помочь ему вычислить мерзавца в отряде. Иначе этот оборотень выведет наших людей на засаду.
- Найдем, Лаврентий Павлович, обязательно найдем.
После этого Меркулов встретился с Пономаренко - первым секретарем ЦК ВКП(б) Белорусской ССР и начальником Центрального штаба партизанского движения (ЦШПД), генерал-лейтенантом.
Кстати, у Пантелеймона Кондратьевича Пономаренко в дальнейшем не сложится ни деловых, ни товарищеских отношений с руководителем ГУКР СМЕРШ НКО СССР генерал-лейтенантом Виктором Семеновичем Абакумовым из-за разногласий на предмет оперативного обслуживания партизанских отрядов. Он даже будет жаловаться Сталину на всесильного шефа военной контрразведки. А с учетом того, что в дальнейшем вождь хотел видеть П.К.Пономаренко своим очередным преемником, не трудно предположить, на чьей стороне в споре двух генералов оказался Верховный Главнокомандующий.
Дело в том, что по мере расширения военных событий накапливались и проблемы в организации партизанского движения, в том числе и касающиеся вопросов обеспечения государственной безопасности. Эти недостатки сразу же подметил В.С.Абакумов, и 20 августа 1943 года на имя начальника ЦШПД П.К.Пономаренко направил за № 45820 аналитическое письмо, в котором вину за состояние контрразведывательной работы перекладывал на руководителей отрядов.
Шеф советской партизанки на критику ответил Абакумову резким письмом, которое было не только отправлено Сталину, но и зачитано руководителю СМЕРШа в присутствии самого Верховного Главнокомандующего. Хозяину военной контрразведки словно подсказали: "А ну-ка, петушок, сядь на свой шесток, умерь непомерные амбиции". На защиту первого секретаря Компартии Белоруссии П.К.Пономаренко встало все партийное руководство.
Здесь сыграла роль корпоративная близость партийных аппаратчиков разных степеней и уровней, - партия и для чекистов была рулевой. Недаром же он называла чекистов своим "боевым, вооруженным отрядом".
Это был уже сигнал по адресу Виктора Семеновича со стороны Главного Хозяина, - не поднимай палку на партийца!
- Всеволод Николаевич, - начал с обращения-жалобы генерал-лейтенант Пономаренко, - вообще продолжается порочная практика с работой по оперативному обслуживанию партизанских отрядов со стороны сотрудников военной контрразведки. За последние месяцы от руководителей народными мстителями в ЦШПД поступили десятки обобщенных документов об активизации подрывной работы немецких спецслужб в партизанских соединениях, а воз и ныне там…
- Пантелеймон Кондратьевич, я думаю, мы наведем в этом деле порядок. Несколько дней тому назад мы собирались у Лаврентия Павловича по данному вопросу. Присутствовал и Виктор Семенович. Приняли ряд важных решений.
Что же касается, конкретного "крота", внедренного в ваш отряд, мы готовы направить туда группу. Группу из опытных контрразведчиков.
- Надо срочно решить эту проблему, иначе можем погубить самый боеспособный в Белоруссии отряд, - продолжал Пономаренко.
- Я уверен, найдем и вытащим мы занозу, - заверил партизанского вожака нарком госбезопасности.
* * *
Когда Берия прибыл в Кремль, в приемной его придержал секретарь Сталина Поскребышев.
- Александр Николаевич, кто там? - спросил шеф НКВД у верного оруженосца Сталина.
- Жуков с Антоновым.
- Ясно.
Он определялся, как поступить:
"Вызывал же? Но у военных могут быть свои тайны с Иосифом. Подожду. У меня тоже не слабее секреты".
К своей радости он услышал гулкие шаги военных и тут же направился к тамбуру. Жуков, почему-то пропустив генерала Антонова вперед, сухо поздоровался с наркомом внутренних дел и пошел догонять подчиненного, который дипломатично сбавил ход.
Поскребышев доложил вождю о прибытии.
- Пускай войдет, - устало бросил Сталин.
- Лаврентий, я тебя вызвал по одному важному вопросу. Затевается, как ты уже знаешь от меня, встреча трехсторонняя, - СССР, США и Англия. Черчилль предлагает Каир, Рузвельт - Стамбул или Багдад. Я настаиваю на Тегеране. Так оно и будет. Я веду войну на своей территории - войсками надо руководить. Иран - сосед Закавказья.
Берия уставился, нет, скорее вцепился в красные глаза вождя от сотни прочитанных бумаг, - справок, донесений, приказов, директив и т. п.
- Я поеду только в Тегеран. Нам нужно создать в иранской столице штаб оперативного реагирования во главе с грамотными чекистами.
- У нас там есть боеспособная резидентура по линии внешней разведки, - заметил Берия. - Мне Павел Михайлович Фитин докладывал, что среди армянской диаспоры не только в Тегеране, но и по всей Персии есть много наших ушей и глаз.
- Что резидентура, что разведчики, "ушами и глазами" надо руководить, они привыкли жить вольницей, а немец, как мне докладывали, готовится тоже серьезно. Он хочет выкрасть или убить нас троих.
"Неужто, что-то новое пронюхал этот рвущийся к власти Абакумов и опередил меня в докладе Хозяину?" - подумал Лаврентий Павлович, и желваки на скулах заходили интенсивней.
- Я готов направить начальника Второго управления НКВД Петра Васильевича Федотова. Грамотный, цепкий, опытный чекист, - заторопился с ответом Берия.
- Ну, что ж пусть готовится, - рассеянно обвел глазами кабинет вождь. - Только предупреждаю, чтобы об этом никто не знал, куда он отлучится.
- Ясно, товарищ Сталин.
- Подготовьте мне документ относительно усиления охраны нашего посольства в Тегеране.
- Кое-какие наметки у меня уже есть, - Берия решил заверить Сталина, что до вызова он думал об этом.
- Не кое-какие, а когда будут зрелые мероприятия, тогда и доложите, - Иосиф Виссарионович зло сверкнул уставшими очами.
- Есть! - солдафонски рубанул Лаврентий Павлович.
- Свободны, я вас больше не задерживаю.
Лаврентий вскочил и быстрой походкой на коротеньких ногах засеменил к выходу. Ему не хотелось, чтобы вождь смог задать ему еще какие-то вопросы, на которые он стал бы мучительно искать ответы. В такие моменты он ненавидел себя и своего Хозяина, - вопросы всегда были неожиданные, а на них надо было отвечать конкретно. Тумана вождь не любил, как не любил и плаванья в ответах.
* * *
На следующий день Сталин вызвал Абакумова и поручил ему решить одну важную задачу, предварительно обрисовал предстоящую международную встречу в Тегеране.
- Товарищ Абакумов, мне нужен помощник за границей, - грамотный человек, чекист-профессионал, высокий, симпатичный, умеющий располагать к себе людей, как женщин, так и мужчин. Ему мы поручим как старшему, руководить нашими силами охраны в стране пребывания - в Иране. Там полно военных, как раз это прерогатива СМЕРШа, не так ли?
- Так точно, товарищ Сталин, - рявкнул Виктор Семенович.
- Но смотрите, об этом никто не должен знать. Есть у вас на примете такой человек? Можете ли назвать его мне вот прямо сейчас?
- Не-е-ет, - с растяжкой и так короткого безличной формы слова, откровенно признался руководитель военной контрразведки. - Мероприятие ответственное, надо прокрутить хоть несколько кандидатов, чтобы определиться.
- Ну, крутите, крутите… Даю вам трое суток на решение этой задачи, - приказал нарком обороны своему заместителю по безопасности.
Военная контрразведка в лице особых отделов в то время уже вышла из состава НКВД. СМЕРШ входил в НКО СССР. Наркомом оборонного ведомства стал Сталин.
- Будет сделано, - отчеканил Абакумов.
- Выберите только такого, чтоб был представителен, силен, умен и решителен.
- Ясно, товарищ Сталин.
Через отведенное время Абакумов снова сидел в кабинете у Сталина и докладывал, что у генерала Железникова на Брянском фронте есть такой человек. Он помощник начальника военной контрразведки фронта, подполковник Кравченко Николай Григорьевич.
Выходец из казаков, украинец. Кандидат отвечает всем предъявляемым требованиям.
- Ну, тогда вызывайте его, я тоже хочу с ним познакомиться. Но сначала выясните его пригодность к поездке, состояние здоровья и желание.
- Есть, товарищ Сталин.
* * *
Душным июльским днем сорок третьего года шифровкой из Центра подполковник Н.Г.Кравченко был вызван из Брянского фронта в ГУКР СМЕРШ.
Москва встретила офицера непривычной тишиной после постоянной огневой канонады на фронтах, отчего в ушах гудело даже тогда, когда не стреляли. На военно-транспортном самолете он добрался в Белокаменную быстро, хотя и не очень комфортно. Устроившись в гостинице, позвонил дежурному по Главку.
- Вас ждет генерал Абакумов завтра в 10.00. Приведите себя в порядок. Он не переносит неопрятно одетых военнослужащих. Прошу не опаздывать. Разрешение на проход в дом два будет готово к вашему прибытию в бюро пропусков, - проинструктировал дежурный офицер.
- Понятно, - коротко ответил Кравченко.
Николай Григорьевич, прибыв на Лубянку, зашел к дежурному по Главку. Получив соответствующий инструктаж, он без пяти десять вошел в приемную хозяина СМЕРШа. В 10.00 четко отрапортовал:
- Товарищ генерал, помощник начальника управления контрразведки СМЕРШ Брянского фронта подполковник Кравченко по вашему приказанию прибыл.
- Здравствуйте, Николай Григорьевич, - Абакумов встал из-за стола и направился к подчиненному. Он протянул ему руку, поздоровался. Приятный запах одеколона исходил от его наглаженной гимнастерки с двумя большими нагрудными карманами.
"Однако же крепкое рукопожатие у начальника. Видно, мужик силен физически", - подумал Кравченко.
"Стальная рука у этого высокого черноволосого украинца. Чувствуется, у хохла силища - дай Боже. Такого и я туда хотел, и Сталин, я думаю, согласится с кандидатурой. Да и умишком природа его не обошла, как мне докладывали направленцы и кадровики. Статный мужик - гренадер настоящий", - в свою очередь предался быстрым раздумьям, идя к столу, а затем, усаживаясь на свой деревянный стул с высокой спинкой, Виктор Семенович.
- Садитесь, - хозяин кабинета предложил мягкое кресло у приставного столика.
- Спасибо.
- Ну, не разговаривать же нам стоя. А речь пойдет о важном, ответственном деле.
- ???
- Мы вас собираемся направить в заграничную командировку,
- после этих слов генерал внимательно взглянул в глаза подполковника и добавил, акцентируя повтором неординарность задания.
- Командировку очень важную… очень ответственную. Здоровье позволяет?
- Не жалуюсь, товарищ генерал.
- Как обстановка на Брянском?
- Есть результаты, - и по главной линии, я имею в виду разоблачение немецкой агентуры, и нашу - зафронтовую, - периодически забрасываем. Существенно помогли фронту загранотряды, - Кравченко еще хотел, видимо, что-то сказать, но Виктор Семенович прервал его.
- А командировка планируется в Иран, а точнее, в Тегеран. Вы, наверное, знаете, что там стоят наши войска. Скоро туда отправятся эшелоном пограничники - 131-й мотострелковый полк пограничных войск НКВД с очень важной целью - для охраны руководителей трех держав-союзниц, которые будут участвовать несколько дней в международной конференции, - постепенно раскрывал скобки предстоящей командировки Абакумов.
Николай знал, что там находятся советские войска, обеспечивающие безопасность прохождения ленд-лизовской и другой помощи Красной Армии через "оперативные коридоры" по территории Ирана.
- На здоровье не жалуетесь? - опять повторил почему-то вопрос хозяин кабинета и внимательно посмотрел на желтую ленточку на кителе.
"Наверное, он крутится вокруг проблемы со здоровьем в связи с моим ранением", - подумал Николай Григорьевич.
- Нет, со здоровьем все в порядке. О ранении уже забыл.
- Это хорошо. Ваша задача будет заключаться в оперативном руководстве нашими негласными и гласными возможностями. Главное, - обеспечение надежной охраны советской делегации и делегаций союзников…
- Понятна задача?
- Да, однако, я полагаю, мне помогут там местные наши коллеги разобраться с расстановкой сил и средств, а я уж буду действовать по оперативной обстановке, - четко без шапкозакидательства ответил Николай.
- С вами хочет встретиться товарищ Сталин, - неожиданно огорошил подполковника Абакумов.
- ???
- Чего вы стушевались?
- Все же Сталин! - выдохнул Кравченко.
- Он прост, как правда. Уважает честность, не любит поддакивания. Пиши правильно, если даже диктуют ошибочно, - приосанился из-за умной фразы Абакумов.
После этой встречи руководитель СМЕРШа водил Николая Григорьевича Кравченко в Кремль. Со Сталиным, наверное, они говорили о тонкостях предстоящей операции в далекой горной стране, но нам до сих пор не дано узнать конкретику этой беседы. Не явилось ли это плодом черной зависти у многих партийных чиновников и руководителей Лубянки?
Многие вехи дальнейшей жизни нашего героя, выстроившиеся в цепь трагической судьбы, особенно после 1953 года, когда шла охота "на ведьм", красноречиво говорят об этом.
Но с подробностями лукавства, подлости и жестокости читатель познакомится чуть ниже.
ГНЕЗДО СКОРЦЕНИ
На фоне продвижения с жесточайшими боями Красной Армии на запад в начале 1943 года в Берлине колченогий Геббельс организовывал митинги, на которых призывал специально подобранные толпы к тотальной войне. Он, артистически потрясая вытянутой вперед правой рукой, как бы спрашивал собравшихся граждан:
"Вы хотите тотальной войны?"
И послушные толпы исступленно вопили:
"Да! Да! Да!"
Тотальная война входила, в первую очередь, в планы Гиммлера и Кальтенбруннера, сменившего павшего от рук чехословацких партизан Гейдриха.
Новое детище Геббельса предполагало усиление фашистского террора в самой Германии и за ее пределами. В системе РСХА создается "Управление VI S" - (управление зарубежной разведки СД, отдел террора и диверсий). Возглавил его по приказанию бонз третьего рейха человек со шрамами - Отто Скорцени, о деятельности которого уже много написано. Школа диверсантов и убийц располагалась в охотничьем замке Фриденталь, в часе автомобильной езды от Главного управления имперской безопасности (РСХА). Она благодаря удачной расположенности и разнообразному ландшафту местности была идеальным местом для обучения того специального подразделения имперской службы безопасности, скрывающегося под наименованием "Специальные курсы особого назначения Ора-ниенбург". Обучающийся контингент носил гражданскую одежду. Выпускники покидали альма-матер только в ночное время. Их вывозили на машинах к аэродромам и железнодорожным вокзалам.
Гауптштурмфюрер Отто Скорцени был искренним адептом нацизма и естественно лично предан фюреру. Он был его "головным агентом".
Со временем он скажет:
"Будь Гитлер жив, я был бы рядом с ним!"
Эти слова прозвучали 31 августа 1960 года в ирландском городке Далкей, на собрании так называемого Общества историков. Его там никто не задержал, - холодная война находилась в самом разгаре!
Но вот что интересно, взгляды у Отто Скорцени с калейдоскопической быстротой менялись в зависимости от обстоятельств. Заглянем в его дневниковые записи конца 1941 года, когда он стал свидетелем краха мифа о непобедимости вермахта. Узнавши о потерях своей эсэсовской дивизии "Дас рейх", еще недавно находившей в нескольких километрах от северо-западной окраины Москвы, он вполне объективно замечает:
"…10.12.41.
Скоро станет ясно и войскам: продвижение вперед закончено. Здесь наша наступательная сила иссякла. У соседней 10-й танковой дивизии осталась всего дюжина танков".
Когда операция генерал-фельдмаршала Федора фон Бока "Тайфун" провалилась, Скорцени охватил ужас:
"Поскольку похоронить своих убитых в насквозь промерзшей земле было невозможно, мы сложили трупы у церкви. Просто страшно было смотреть. Мороз сковал им руки и ноги, принявшие в агонии самые невероятные положения. Чтобы придать мертвецам столь часто описываемое выражение умиротворенности и покоя, якобы присущее им, пришлось выламывать суставы. Глаза мертвецов остекленело уставились в серое небо. Взорвав заряд тола, мы положили в образовавшуюся яму трупы погибших за последние день-два".
Это было всего лишь начало конца гитлеровскому режиму. Потом были еще более мощные удары, о которых говорилось выше.
Скорцени всегда оценивал события реально, ошибался он только в одном - в фанатичной вере в провидение своего фюрера. Но, как известно, провидение покинуло Гитлера после того, как он напал на Советский Союз. Ему все чаще и чаще приходилось то дипломатично оправдываться, то объявлять траурные дни в Германии, то выражать соболезнования семьям генералов, павших в боях на Восточном фронте.