Принимая святое крещение, человек добровольно признает авторитет Церкви по всему кругу вероучительных вопросов, потому что этот авторитет основан на неизменном действии в Церкви Святого Духа и апостольском преемстве церковного священноначалия. В противном случае он либо отрицает святость самой Церкви и в этом смысле открыто отказывается от христианства, либо считает ее псевдоцерковью, как это делали все раскольники во все времена, объявляя "истинными церквями" только свои расколы. В любом случае такой человек тем самым ставит себя за пределами Церкви как единого сообщества свободных личностей, выбравших жизнь в Боге, почему само понятие Церкви в греческом языке звучит как εκκλησία (лат. ecclesia), то есть собрание.
Отсюда название специальной богословской дисциплины, изучающей вопросы церковного устроения, - экклезилогия. Экклезиологические вопросы, как мы уже заметили, непосредственно упирались в догматические, а догматические вопросы на официальном церковном уровне могли быть решены только после решения сугубо экклезиологического вопроса о том, кто внутри Церкви может быть гарантом общецерковной позиции: кто может в Церкви ставить последнюю точку в любом вопросе?
В первые века этот вопрос был наиболее острым: все христиане признавали, что Церковь всегда права, но кто в самой Церкви может быть гарантом и выразителем этой правоты? Уже с первых шагов Церкви внутри ее начались определенные споры по разным вопросам, многие из которых были совершенно непринципиальны, а иные имели абсолютное значение. Сами по себе эти разноречия были естественны: все церковные люди были свободными личностями и могли задаваться любыми вопросами, тем более когда сама Церковь как земная организация людей еще не дала на эти вопросы однозначного ответа. Поэтому вопрос об истине в Церкви упирался в неизбежный вопрос о критериях самой истины: какими абсолютными мировоззренческими принципами должна руководствоваться Церковь при решении любых вопросов и кто в самой Церкви имеет право выносить эти решения, чтобы можно было ссылаться на его безусловный авторитет?
Иными словами, встал вопрос о формулировании общецерковных догматов, то есть истинных мировоззренческих положений Церкви, и общецерковных канонах, то есть дисциплинарных правилах жизнедеятельности в Церкви. В догматах и канонах была зафиксирована официальная позиция Церкви, а соответственно, правильная позиция для всех ее членов. Такая позиция называлась "ортодоксальной", то есть в буквальном переводе с греческого "православной".
Поэтому само понятие "православие" (греч. ορθοδοξία, лат. orthodoxia) означает не какую-то отдельную религию, а правильное понимание этой религии, в данном случае христианства. В этом смысле все организации, называющие себя христианскими церквами, считают себя православными, но только одна из них может быть действительно Православной Церковью.
Какой бы аморфной ни казалась Церковь первых поколений своего существования для внешнего наблюдателя, в ней уже было принципиально важное иерархическое разделение на клир и мир, то есть на священнослужителей (клириков) и простых членов Церкви (мирян). Это разделение восходило к самому Иисусу Христу, который отобрал для своего служения двенадцать апостолов, передал им на Тайной Вечери возможность совершать евхаристию, то есть превращать хлеб и вино в Плоть и Кровь Христа для причастия, а после вознесения Христа на апостолов спустился Святой Дух, что знаменовало собой рождение Церкви Христовой, отмечаемое в праздник Пятидесятницы. Все остальные люди отныне могли получить свое крещение и причащение только от апостолов либо от тех людей, которым этот дар передали сами апостолы, то есть рукоположенных священнослужителей Церкви. В свою очередь, эти священнослужители могли также рукополагать других людей, и, таким образом, священство Церкви увеличивалось в огромном количестве.
Вот эта причастность к цепочке рукоположений, восходящих к самим апостолам, и называется апостольским преемством - основой существования всей церковной иерархии. В обязанности священству вменялось, во-первых, совершать церковные священнодействия, во-вторых, просвещать свою паству и обращать к Христу новых людей, в-третьих, управлять самой Церковью. Одновременно с этим внутри самого священства произошло разделение на три степени служения - епископство, пресвитерство и диаконство.
Связана эта стратификация исключительно с управленческой функцией клира. Дело в том, что уже в I веке церковные общины настолько разрастались, что для их эффективного управления и евхаристического окормления очень быстро потребовалось назначать главного священнослужителя, который бы мог управлять всей общиной, как правило, в масштабах одного города и его окрестностей. Тема города здесь не случайна - христианство преимущественно распространялось именно по городам и только потом находило понимание в сельской местности, где отказ от языческих суеверий, в основном связанных с аграрноприродным циклом, проходил значительно медленнее. В итоге таким главным священнослужителем, управляющим всей местной иерархией, стал епископ, обладающий исключительным правом совершать два основных священнодействия, обеспечивающие Церкви ее количественный рост.
Во-первых, епископ может рукополагать пресвитеров и диаконов, а двое епископов могут рукополагать нового епископа.
Во-вторых, епископ может освящать антимнис, специальный матерчатый плат, на котором можно совершать Литургию - главное церковное богослужение, смыслом которого является евхаристия. Не случайно впоследствии епископов станут называть "князьями Церкви".
В отличие от епископа, пресвитер не может никого рукополагать или освящать антимнис, но он может выполнять все остальные священнодействия: и крещение, и евхаристию, и венчание, и отпевание и т. д. Если все епископы - это архиереи, то пресвитеры - это просто иереи, то есть священники в собственном смысле слова. Однако в связи с этой необходимой стратификацией в раннем христианстве периодически возникал спор о том, насколько епископ может представлять всю полноту своей поместной Церкви или он обязательно должен советоваться со всеми пресвитерами своей епархии и по всем вопросам выступать вместе с ними. Неудивительно, что вульгарно-политический взгляд на этот вопрос со стороны некоторых либеральных и марксистских исследователей интерпретирует это противоречие как конфликт "церковной аристократии" и "церковной демократии", хотя в действительности речь шла именно об эффективном управлении Церковью, которая в условиях постоянных внешних и внутренних угроз не могла себе позволить паралич безвластия. В конце концов, в любой епархии может найтись много несогласных священников по любому вопросу, и если бесконечно согласовывать с ними каждое решение, то никакие решения в принципе не будут приняты, а о принятии общецерковных догматов и канонов можно и не мечтать. Поэтому Церковь очень рано пошла по пути епископского управления, что колоссально упростило принятие решений на местах и общецерковное общение между разными епархиями.
Весьма показателен повод, заставившая Церковь ввести третий священный сан - диаконский, о котором вспоминается в Деяниях Апостолов: "В эти дни, когда умножились ученики, произошел у Еллинистов ропот на Евреев за то, что вдовицы их пренебрегаемы были в ежедневном раздаянии потребностей. Тогда двенадцать Апостолов, созвав множество учеников, сказали: нехорошо нам, оставив слово Божие, пещись о столах. Итак, братия, выберите из среды себя семь человек изведанных, исполненных Святаго Духа и мудрости; их поставим на эту службу, а мы постоянно пребудем в молитве и служении слова" (Деян. 6:1–4). Еллинисты - это те самые эллинизированные евреи, образ жизни которых порядком отличался от тех, кто не принимал эллинизацию. Здесь мы видим, что даже в первом поколении христиан евреев, непосредственно общающихся с апостолами, уже были конфликты между собой на почве этнокультурой идентичности, так что даже одних вдов кормили меньше, чем других. Этот сюжет свидетельствует нам о том, что далеко не только возвышенными богословскими вопросами пришлось заниматься первым организаторам Церкви, но также преодолевать конфликты столь низменного характера, и этим во все времена придется заниматься Вселенской Церкви в мире, который лежит во зле (1 Ин. 5:19).
Между тем диаконы стали далеко не только попечителями "о столах", а главными помощниками епископов и пресвитеров во всех богослужениях, выполняющими самые разные ритуальные функции, а служение в сане диакона стало необходимым этапом для всех, кто хочет стать пресвитером и епископом соответственно.
Итак, уже на самом раннем этапе Церковь четко иерархизировала свою структуру, определив три уровня священства - диаконство, пресвитерство и епископство. Все остальные церковные звания уже не имеют никакой сакраментальной, то есть сакрально-ритуальной, функции, неотъемлемой для Церкви, а обусловлены все теми же задачами управления Церковью.
Например, когда епископий стало слишком много, то был введен титул архиепископа, "первого среди равных" епископа, который служил в столичном городе данного региона и мог в административно-экономическом смысле управлять подчиненными епископиями.
Так же появился титул митрополита - епископа митрополии, крупнейшего города, который мог быть столицей целой страны. При этом впоследствии возведение в сан епископа, а также получение титулов архиепископа и митрополита далеко не всегда предполагало наличие собственной территории, а могло быть особой наградой с какими-либо дополнительными обязанностями и привилегиями.
Наконец, в V веке появляется самый главный титул патриарха - главы всей Поместной Церкви как автокефальной (самоуправляемой) части единой Вселенской Церкви. Патриарший титул позволяет соответствующей Поместной Церкви окончательно закрепить свою суверенность, после чего она уже никогда не может произвольно оказаться частью другой Поместной Церкви.
Но это все будет потом, когда Церковь благодаря Константину и его последователям обретет воистину имперское могущество, - в первые три века Вселенская Церковь представляла собой своеобразную "конфедерацию" городских епископий, разбросанных по всему Средиземноморью и за его пределами, подобно многочисленным колониям, у которых нет и практически не может быть одного центра.
Вместе с этим ни в коем случае нельзя сказать, что главой Церковью были епископы, как впоследствии архиепископы, митрополиты или патриархи. Главой Церковью христиане считают только самого Господа Иисуса Христа, в то время как епископы - это только наследники апостолов, управляющие не всей Церковью в целом, а конкретной иерархией на конкретной территории.
Источником общецерковной власти является церковный Собор, на котором решаются все возможные вопросы и его постановления имеют всеобщеобязательную силу для тех, кто в нем участвовал, а также силу весьма авторитетного прецедентного права для всех остальных членов Церкви. Если не считать первое собрание одиннадцати апостолов для избрания двенадцатого апостола Матфея вместо отпавшего Иуды (Деян. 1:13–26) и упомянутого нами собрания для постановления семи диаконов (Деян. 6:1–6), то первым большим Собором в истории Церкви был так называемый Апостольский Собор в Иерусалиме 49 года (Деян. 15: 1–34), на котором после определенной дискуссии было решено отказаться христианам от соблюдения целого ряда иудейских канонов (обрезания и др.), сохранить которые требовала группа христиан из обратившихся фарисеев. Иерусалимский Собор знаменовал собой разрыв с иудаизмом и начало систематической самоорганизации Церкви.
В дальнейшем таких Соборов было очень много, они собирались в самых разных городах по самым разным поводам, ссылались друг на друга и противоречили друг другу, образуя своего рода коалиции различных епископий, далеко не всегда мотивированных исключительно богословскими соображениями. Конечно, в соорганизации подобных коалиций определенную роль нередко играли чисто секулярные факторы - влияние местных богословских школ, сходство региональных интересов, этнокультурная идентичность, ситуативная солидарность по разным причинам вплоть до личных, карьерных и психологических проблем тех или иных членов Церкви. Но чем больше становилась Церковь, тем труднее было навязать ей какое-либо непопулярное мнение или безусловный авторитет какого-либо одного богослова - ставшая одной из масштабных религиозных организаций всей Римской империи благодаря своему неуклонному миссионерству, христианская Церковь сама начала мыслить в еще более масштабных "имперских" категориях и не могла себе позволить расколоться из-за каких-либо маргинальных веяний.
Даже удивительно, что за три первых столетия развития христианства, весьма тяжелых в сравнении с последующими временами, ни одно внутрицерковное движение деструктивного характера, каковые всегда были, не возобладало настолько, чтобы произвести в Церкви масштабный раскол. Во многом это можно объяснить атмосферой постоянного выживания и риска, заставляющей христиан консолидировать свои силы больше, чем разобщать, и оставлять решение сложных догматических вопросов на потом. Ведь не надо забывать, что первые три века в истории Церкви - это не только эпоха миссионерской экспансии, но и эпоха спорадических гонений на Церковь, устраиваемых римскими властями в ответ на эту экспансию. Поэтому любая христианская община все время испытывала опасность с двух сторон - извне, со стороны языческого государства и общества, и изнутри, со стороны периодически возникающих фанатичных раскольников, превратно понимающих сущность и задачи церковной жизни.
В этом смысле исследователь эпохи раннего христианства, как, впрочем, и других эпох, всегда стоит перед проблемой различения подлинных христиан того времени и тех экстремистски настроенных неофитов, которых тогда часто можно было встретить в различных экстатических мистериях и которые приняли Церковь Христову за очередную такую "мистерию" и навязывали ей суицидально-истерическое отношение к реальности. Разумеется, никто из этих квазизелотских групп, исполненных ревности не по разуму (Рим. 10: 2), не мог повлиять на всю Церковь, но они могли изрядно испортить жизнь любому приходу, провоцируя негативное отношение к Церкви со стороны других людей, которые могли принять ее за очередную восточную секту, со дня на день ожидающую конца света и уродующую своих адептов. В более-менее спокойные времена процент таких людей понижался, но в любой кризисный момент их число возрастало, и иным клирикам приходилось в большей степени успокаивать этих радикалов, чем защищать Церковь от внешних нападок. Еще хуже было, если подобный контингент проникал в церковную иерархию и достигал епископства, но таких случаев было немного. Между тем христиан не так легко было найти и тем более осудить на законных основаниях - средний христианин, как правило, ничем не выделялся на фоне общей римской толпы, он был нормальным добропорядочным гражданином, был готов служить в армии, участвовать в общественной жизни, содержать семью и заниматься своей профессией. Единственное, что можно было заметить, - это то, что он периодически удаляется в места собрания христиан и проведения Литургии, а также читает молитвы, крестится, постится по-своему и не выражает особого почтения к богам и к императору, позволяя себе сомнения в адрес их величия, за что мог даже получить упреки в "безбожии" и "богохульстве", в чем обвиняли многих философов, начиная с Сократа. Иное дело, если этот христианин распространял свою веру, и трудно было не узнать о том, что он действительно не чтит Юпитера и Августа и верит в того самого "еврейского Спасителя", о котором все больше говорят на праздничных рынках и в римских термах, - вот в этом случае никто не мог гарантировать благополучный исход его жизни.
Религиозные сообщества Римской империи часто прикрывали свою деятельность под маской "коллегий" - своего рода структурных единиц римского общества, представляющих собой профессиональные корпорации в какой-либо сфере. Для регистрации одной коллегии требовалось не менее трех лиц, отсюда возникла латинская поговорка "Трое - уже коллегия" (Tres faciut collegium). Важным преимуществом коллегии была легальная возможность снимать помещения, проводить праздники и хоронить своих членов. Поэтому многие религиозные группы оформляли себя как коллегии и успешно пользовались этим статусом, так что всем была известна их религиозная природа. Христиане не могли себе позволить такой роскоши, но они объединялись в специальную разновидность коллегий, а именно попечительские коллегии (collegia tenuiorum), предназначенные для помощи малоимущим, особенно в вопросе о легальных погребениях, стоящих определенных денег. Такая маскировка позволяла христианам на законных основаниях устраивать благотворительные мероприятия для своих членов и хоронить их по своему обряду, ведь это непосредственно входило в задачи каждой церковной общины. Если же говорить о нелегальных собраниях христиан, то они обычно проходили в катакомбах, то есть подземных помещениях разного назначения, какими весьма славилась римская архитектура. Катакомбное существование было крайне дискомфортным и опасным, но к нему привыкали целые поколения членов Церкви, даже не мечтающих о том, что когда-нибудь их единоверцам разрешат строить целые храмы, да еще подобные Иерусалимскому Храму, разрушенному в 70 году в результате Римско-иудейской войны. Между прочим, это весьма сказалось на психологии некоторых христиан, которые в эпоху легализации и торжества христианства уже не могли привыкнуть к новой жизни. В то же время необходимо помнить, что гонения на христиан не были всеобщим и постоянным явлением со времен апостолов и до прихода Константина, - все зависело от личной воли правящего императора и его окружения, что на самом деле только увеличивает ответственность каждого из них. Безусловно, гонения I - начала IV века против христианства были самыми страшными периодами в его истории, и они основательно запомнились Церкви на будущее, когда аналогичные ужасы приходилось переживать Церкви во время иноверческой оккупации или большевистских репрессиях в XX веке. Невозможно на нескольких страницах описать всю историю того морального падения Римской империи и того взлета христианского духа, которые мы наблюдаем в эпоху первых мучеников Церкви и их августейших мучителей, но если не знать этой истории, то тогда будет трудно понять, что означало для христиан появление императора Константина.
Христианство было самой безобидной и самой беззащитной религией Римской империи, что прекрасно понимали его враги, и это понимание еще больше их раздражало, поскольку лишало весомых аргументов против Церкви. Практически все религии в основе своей были связаны определенной этнической идентичностью, но у христиан не было даже этого козыря, поэтому они не могли взять себе в союзники чьи-либо патриотические и националистические настроения. Если же были какие-то религии условно-космополитического характера, то они всегда опирались на определенные социальные страты, как, например, религия Митры Непобедимого - ведущий соперник христианства на определенном этапе - опиралась на военное сословие. У христианства даже в этом отношении не было своей "электоральной базы", говоря современным политическим языком, потому что ничьи социальные интересы оно не выражало, на что натыкаются все исследователи социально-детерминистского толка, от позитивистов до марксистов.