Цезарь Гай Галерий Валерий Максимиан Август (250–311) родился в Дакии, около Сердики (ныне столица Болгарии город София), в очень простой сельской семье, причем задунайского происхождения, потому что его мать, ярая язычница, бежала оттуда на юг, спасаясь от нашествия племени карпов, еще более диких, чем были сами дакийцы. Поскольку его мать звали Ромулой, то в будущем он назовет свою родину в Дакии Ромуальской страной. Все свое детство Галерий пас скот, за что получил прозвище Арментарий (Скотовод). Оказавшись в римской армии, которая любому варвару во все времена давала возможность кардинально изменить свой социальный статус, разбогатеть и увидеть мир, Галерий прославился, с одной стороны, своей выносливостью и исполнительностью, а с другой - чрезвычайной дикостью нравов. Поэтому про него ходил миф, что его пресловутая мать родила его от дракона. Сам он поддерживал другой миф, а именно что он родился от бога войны Марса. Управляя Балканами с 293 года в качестве цезаря, он чувствовал себя как дома, где он мог найти общий язык и с римскими солдатами, и с местными варварами. В его подчинение также входили рафинированная Эллада и Крит, но к ним он был холоден, да и что было делать там воинственному сатрапу, поставленному на подавление мятежей и охрану границ. Когда в 296 году Персия напала на Армению, бывшую с 287 года сателлитом Римской империи, Диоклетиан послал в Месопотамию против персов легионы Галерия, потерпевшие там неожиданное поражение, после чего Галерий бежал навстречу войскам Диоклетиана, наступающему на персов из Антиохии. В наказание за поражение Диоклетиан заставил Галерия идти пешком за его каретой целую милю, что последний вряд ли мог забыть, учитывая его характер. Через год легионы Галерия не только победили персов, но и вернули пять утраченных при Валериане провинций по ту сторону Тигра. Это событие заставило Персию надолго перестать тревожить римские границы, а самого Галерия окончательно сделало первым фаворитом Диоклетиана. По Аактанцию, более бесчеловечного варвара на римском престоле не существовало: Галерий держал медведей для травли своих пленников и бросал связанных христиан на горящие угли, а сам смотрел на мучения этих людей, наслаждаясь трапезой. В довершение всего он не скрывал симпатии к персидским порядкам, где каждый человек признавался рабом царя, и хотел ввести аналогичные порядки в Риме. Следует заметить, что если Диоклетиан действительно хотел возродить дух римской национальной традиции, то Галерий мешал ему в этом несравнимо больше, чем все мировое христианство.
В 305 году исполнилось двадцать лет правлению Диоклетиана, и, по старому имперскому обычаю широко отмечать десятилетие каждого правления, ему пришлось отправиться в Рим устраивать там широкие народные гулянья. "Пришлось", потому что, вопреки гипотезе о влюбленности Диоклетиана в римские традиции, в самом Риме он практически не бывал и не собирался туда, но вот эти самые традиции заставили его потратить казну и самому уехать в "далекую" Италию. Подарком городу, конечно, были его роскошные термы, ставшие предметом всеобщего обсуждения, но вот сами празднества показались пресыщенным римлянам скромными до неприличия и авторитет его власти в этом городе резко упал.
В итоге его правление, относительно славное до некоторых пор, запомнилось консервативным римлянам презрением к их национальным традициям, а христианам - самыми страшными гонениями в трехсотлетней истории Церкви. На этом психологическом фоне Диоклетиан и Максимиан в обещанный срок подали в отставку и провозгласили августами Констанция и Галерия, последний, как уже было сказано, выдвинул в цезари своих приятелей Севера и Максимина Дазу.
По Лактанцию, Галерий получил от Диоклетиана формальное одобрение этих кандидатур, но не получил морального - бывший император признал их совсем не годными, а первого назвал пропойцей и танцором, обратившим день в ночь, а ночь в день. При этом Галерий поставил Диоклетиана перед фактом, что уже отправил Севера в Медиолан к Максимиану получить от него пурпурный плащ - атрибут любого императора. По Галерию, цезарь Север должен был управлять теми частями Запада, от которых недальновидно отказался август Констанций, то есть Италией и Африкой. Для этого Север был официально усыновлен Констанцием, почему и получил имя Флавий, а также имя Валерий как приемный член рода Диоклетиана. Таким образом появился новый цезарь Флавий Валерий Север И, управляющий Италией и Африкой.
Так же как и Север, другой новоявленный цезарь Максимин Даза был известен армии не более как приятель Галерия, хотя мы знаем о нем больше: он был сыном сестры Галерия, родившимся в 270 году, все детство также был пастухом, а впоследствии был усыновлен своим дядей, благодаря которому быстро дослужился до должности военного трибуна. Когда его, к всеобщей неожиданности, объявили цезарем, то он взял имя Гай Валерий Галерий Максимин II Даза, или Дайа (Daia), и еще больше скрепил союз с Галерием, выдав свою дочь за его сына. В качестве управляемой территории он получил Египет и Сирию.
Для Константина, оказавшегося в положении заложника при дворе Галерия, сложившаяся ситуация была катастрофической, у него не было возможности влиять на какие-либо решения, а поднимать мятеж, пользуясь популярностью среди легионеров, подобно очень многим правителям из римской истории, он не хотел, и правильно делал: если начать свое правление с переворота, то где гарантий, что оно не закончится переворотом? При этом оставаться при Галерии было смерти подобно, потому что как политику - а он решил быть политиком - ему здесь ничего не светило, а как человеку угрожала опасность убийства со стороны нового августа.
Галерий поставил в известность Константина, что не собирается отпускать его в Рим, но после длительных препираний дал государственную печать и сказал, что к утру издаст приказ о его отправке к коллеге-августу. Но Константин достаточно хорошо знал Галерия, чтобы поверить ему, и поэтому после совместной вечерней трапезы, когда август отошел ко сну, он тайно удалился из дворца и направился в Британию.
Теперь уже, post factum, можем отдать себе отчет в том, как много зависело от быстроты его ног. Кратчайший путь в Британию лежал через Центральную Европу и Галлию. По пути неизбежно придется пройти провинцию Реций к северу от Альп, которая принадлежала новоиспеченному цезарю Северу: если Галерий пошлет ему письма с приказом арестовать или просто убить по дороге Константина, то его провал неминуем. Почтовая система Римской империи, созданная Августом и усовершенствованная Адрианом, была одним из самых основательных достижений римской цивилизации и отменно работала. Как обладатель государственной печати, Константин имел право брать себе лучших лошадей и на самые дальние расстояния, то есть на двести километров. Это означало, что максимум каждые двести километров ему нужно отдавать лошадей на почтовые станции, чтобы брать новых. Однако он знал, что, как только во дворце Галерия заметят его исчезновение, благодаря имперской почтовой системе Север, да и не только он, очень быстро получит смертоносный приказ. Поэтому он решил перебить ноги всем лошадям на всех почтовых станциях, чем парализовал на длительное время почтовую систему, но смог добраться до Британии и в последний момент увидеть своего умирающего отца. Констанций всем дал понять, что хочет видеть Константина своим преемником.
Легионеры Констанция с радостью не только признали власть Константина в качестве цезаря, но даже провозгласили его августом. Сам Константин прекрасно понимал, что это не совсем тот путь прихода к власти, на который он рассчитывал, но пойти против доброй воли оказавшихся в его подчинении войск было бы совсем неразумно. Если бы Константин был равнодушен к Риму, то он мог бы организовать очередную "Галльскую империю", и нет никаких гарантий, что в возникающей на глазах системе многовластия он бы не оказал достойное сопротивления войскам какого-нибудь Севера. Но Константин осознавал себя политиком Римской империи и уже имел свое собственное видение того, как она должна развиваться в будущем. В то же время на данный момент у него ничего не было, кроме галльских войск, и фактически он оказался перед тем страшным выбором, перед которым нередко оказываются большие политики: или взять власть в свои руки, или быть убитым. Но тут его репутация разумного и милостивого военачальника, удвоенная аналогичной славой его отца, стала работать на него - легионы самого Галерия начали волноваться по поводу сомнительных Севера и Дазы и тоже признали августом Константина! Назревающая ситуация напоминала классические сюжеты очередной римской смуты. Двадцать лет Диоклетиановой стабильности показались наивным сном.
Однако Галерий понял, что начинать свое августовство с гражданской войны не стоит, и принял половинчатое решение, признав Константина цезарем Запада, то есть Галлии и Британии, который отныне должен подчиняться августу Запада Флавию Северу. Казалось, это было начало нового стабильного двадцатилетия, когда август Галерий с цезарем Дазой будут править Востоком, а август Север с цезарем Константином Западом. Возможно, так бы оно и было, если бы не роковая страсть к власти над другими людьми…
Провозглашение Константина цезарем Запада было восстановлением справедливого порядка, потому что он был наследником августа Констанция, чье мнение в вопросе о новых цезарях было полностью проигнорировано. Ведь по системе тетрархии через каждые двадцать лет новые августы должны назначать новых цезарей, а это возможно только в том случае, если сами августы находятся друг с другом в хороших отношениях и согласовывают свои кандидатуры. Во всяком случае, каждый из них имеет моральное право настаивать на кандидатуре одного цезаря, но никак не двух. Галерий нарушил эти очевидные неписаные правила, не спросив мнения Констанция, и это говорит о том, что либо он ожидал его скорой смерти, либо вообще решил отнестись к нему как к смиренному чудаку, довольствующемуся своими далекими от Рима и от Никомедии провинциями. И ведь нельзя сказать, что Констанций Хлор не давал повода так его воспринимать. Но одно дело - отец, а другое - сын. Константин своими действиями напомнил Галерию, что он живет в государстве, где все-таки есть определенные моральные принципы, без которых говорить о каком-то культурном превосходстве Рима над варварами просто невозможно.
Как только Константин занял трон своего отца, он очень быстро освоился в галльских и британских делах, поскольку в усмирении местных варваров и их романизации заключалась главная миссия любого цезаря Запада. В течение нескольких дней он остановил очередное вторжение франков и алеманов, но при этом интересно, что, по историку Аврелию Виктору, вождь алеманнов Эрок сопровождал Константина для его защиты и участвовал в его провозглашении цезарем ("О цезарях", 41 г.). Отсюда можно заключить, что некоторые вожди германских и галльских племен не только смирялись с господством римлян, но даже сотрудничали с ними, в частности, в целях сопротивления другим племенам.
23. Максенций против Флавия Севера
Между тем среди имперской политической элиты еще нашлись люди, решившие, что их обделили вниманием при назначении новых цезарей, - это была семья бывшего августа Запада Максимиана Геркулия и его сына Максенция, женатого на дочери Галерия Максимилле, все последние годы живущего в Риме на правах частного лица. Если Галерий был обязан посоветоваться с коллегой-августом Констанцием о назначении новых цезарей, то советоваться с Максимианом не было никакой необходимости. Новые августы совсем не обязаны были согласовывать с предыдущими своих цезарей, но только друг с другом. Поскольку систему тетрархии создал Диоклетиан и привел Галерия к власти, то из чувства благодарности и политеса Галерий должен был обсудить своих цезарей с Диоклетианом, что, как мы помним, он и сделал, о чем у Лактанция сохранился известный рассказ. Также имело бы смысл доверительно поговорить на эту тему с Максимианом, хотя уже и не обязательно. Но если Галерий игнорировал позицию коллеги-августа, то мнение Максимиана ему было тем более не так интересно.
Всем было хорошо известно, что Максимиан Геркулий сопротивлялся идее сменить правителей тетрархии и не раз горячо спорил с ее основателем по этому поводу. Оказаться в один день обычным гражданином после того, как ты двадцать лет правил почти всем Западным Средиземноморьем, согласится далеко не каждый, а Максимиан в своем понимании ценностей римского права не далеко ушел от Галерия. В итоге семья Максимиана решила вспомнить "старые добрые времена" солдатских переворотов, и 28 октября 306 года Максенций был провозглашен в Риме императором с титулом цезаря. Таким образом Максенций стал править Италией, Испанией и частью Африки, которыми до него правил его отец.
Схема захвата власти у Максенция была довольно узнаваемая. Август Галерий с первых шагов своего правления начал заниматься фискальной политикой и, в частности, решил основательно обложить чопорных римлян большим налогом за только что построенные Диоклетианом термы. Во всяком случае, по Риму пополз такой неприятный слух, и нужно только представить себе, какие это были обложения и какова была психология римлян, если в городе начались настоящие беспорядки и преторианская гвардия вновь почувствовала себя субъектом мировой истории. Однако на этом узнаваемость заканчивается, потому что у преторианцев была еще одна, беспрецедентная до сих пор причина, заставившая их поднять мятеж. Дело в том, что еще Диоклетиан низвел римскую преторианскую гвардию до уровня обычного городского гарнизона в силу ее ненужности, а также и потенциальной опасности, хорошо известной ему по всей истории III века. Новый август Север пошел еще дальше и приказал распустить этот гарнизон вообще, но только он не подумал, как бы деликатнее и безопаснее для общества и себя самого оформить этот роспуск. Поэтому у преторианцев появилась самая веская причина за всю историю своих политических игр вспомнить ратное дело, а заявление "наследного принца" Максенция о готовности сохранить преторианскую гвардию в случае своей победы спровоцировало необратимые события.
Так город Рим впервые за двадцать два года напомнил о своем политическом значении.
Реакция Галерия и Севера на переворот в Риме была самой естественной - на историческую столицу Империи из Медиолана отправились войска, поддержанные всей Северной Италией. Но вдруг выяснилось, что многие легионеры Севера симпатизируют Максенцию, а его агенты буквально разлагают армию своей пропагандой. Если не считать фискальных мер, интересующих в большей степени римских обывателей, легионеры поддерживали Максенция, во-первых, потому что они воспринимали его как законного наследника своего отца, сохранившего к себе достаточное уважение среди италийских солдат, а во-вторых, потому, что прецедент с запретом преторианской гвардии по определению не мог добавить популярности новому правителю в военной среде. Поэтому, когда легионеры Севера дошли до ворот Рима, они подняли бунт, обратили свое оружие против самого августа. Значительную подрывную роль сыграл префект претория Севера Ануллин, тайно подкупающий солдат ради того, чтобы они дезертировали из похода. Оставшись с немногочисленным войском, Северу пришлось ретироваться обратно, и он заперся в городе Равенне, известном своими крепкими стенами. Не прошло и нескольких дней, как на авансцену римской политики вернулся сам Максимиан, с полным знанием дела решивший помочь сыну и осадить Равенну. Взять этот город приступом было совершенно невозможно, и Максимиан решил заслать в этот город своих шпионов, которые должны были добраться до самого Севера и убедить его в том, что Равенна недовольна им и его скоро убьют заговорщики, хорошо скрывающиеся в его ближайшем окружении, и поэтому ему лучше сдаться Максимиану.
Насколько же комична ситуация, когда прибывшие из-за могучей крепостной стены осажденного города настоящие шпионы, настойчиво объясняют кесарю, что его подлинные недоброжелатели находятся за соседней стенкой. Но еще более комичной выглядит эта ситуация, когда кесарь им верит и бежит в объятия подлинного противника, до сих пор не скрывавшего своей враждебности. Именно так и поступил август Запада Флавий Валерий Север II, после чего его арестовали, привезли в заточение в Рим, где Максенций держал его в качестве заложника.
Когда Галерий в апреле 307 года привел свои войска под стены Рима, его зять Максенций казнил Севера, а по другой версии, вынудил его покончить собой. Место августа Запада оказалось вакантным. В отрядах Галерия у стен Рима начался тот же ропот, что и в рядах Севера, - Максенций становился слишком популярным в армии, фактически отказавшейся брать Вечный город. Галерий еле упросил нескольких воинов сопроводить его назад, чтобы не быть убитым по дороге. Такого унизительного, а главное - абсурдного поражения он еще не знал, оно затмило в его сознании и память о том, как ему пришлось бежать за каретой Диоклетиана, и о том, как сын Констанция смог ускользнуть из его дворца, нарушив все его планы на будущее. Максенций крепко обосновался в Риме, дав жесткий отпор уже двум тетрархам.