И назначение было, между прочим, весьма и весьма "ключевым". Потому что "Прибой" являлся главным пунктом "отмывки" денег, поступающих извне. Финансы ЦК большевиков декларировались именно как доходы от "Прибоя" и "Правды". Но "Правда" была закрыта, "Прибой" остался. Новгородцева в своих мемуарах не удержалась, чтобы не коснуться вопроса о деньгах. Хотя и, понятно, в отредактированной форме: "Благодаря тому, что почти никто из наших авторов не брал гонорара, издательство давало прибыль. Это позволяло нам систематически снабжать деньгами центральный орган партии. Деньги я обычно передавала через Дзержинского, он заходил ко мне за ними". В общем Свердлов подмял под себя канал финансирования партии и партийную бухгалтерию.
И в связи с этим требуется сделать немаловажное отступление. Дело в том, что финансирование большевиков из Германии через банк "Ниа" в данный момент пресеклось. Русская контрразведка вскрыла этот канал. Обнаружила его выходы в Сибирский банк на счета Козловского и некой Суменсон, действовавшей под видом сотрудницы швейцарской фирмы "Нестле". Оставался второй канал - наличными, через Карла Моора ("Байера").
16 июля Радек, находившийся в Стокгольме, доложил Ленину, что Моор готов передать деньги и запросил о из распределении. Но после неудачного мятежа, когда вся российская пресса вопила о работе большевиков на Германию, это было слишком опасно. И Владимир Ильич предпочел перестраховаться. Он пишет: "Но что за человек Моор? Вполне ли и абсолютно ли доказано, что он честный человек? Что у него не было и нет ни прямого, ни косвенного снюхивания с немецкими социал-империалистами?… Тут нет, т. е. не должно быть, места ни для тени подозрений, нареканий, слухов и т. п." (ПСС, т. 49, с. 447). Хотя он прекрасно знал Моора, тесно общался с ним в Швейцарии, и не кто иной как Моор давал поручительство перед кантональными властями, чтобы Ленин смог поселиться в этой стране.
Вероятно, намек Ленина не был понят. И 24 сентября секретарь Заграничного Бюро ЦК Семашко вновь доложил, что Моор готов передать большевикам "полученное им крупное наследство". На что ЦК РСДРП(б) ответил уже открытым текстом: "Всякие дальнейшие переговоры по этому поводу считать недопустимыми". Но затем случилась революция, большевики взяли власть, и 4 ноября 1917 года Воровский направил в Берн телеграмму на имя Моора: "Выполните, пожалуйста, немедленно Ваше обещание. Основываясь на нем, мы связали себя обязательствами, потому что к нам предъявляются большие требования". Моор тотчас доложил о телеграмме германскому посланнику Ромбергу, и тот передал информацию в Берлин, указывая: "Байер дал мне знать, что это сообщение делает его поездку на север еще более необходимой".
Из данной цепочки фактов А. Г. Латышев, исследовавший вопросы финансирования большевиков, сделал справедливый вывод: после июльских событий, избегая из осторожности связей с немцами, большевики где-то крупно задолжали. А в ноябре, когда власть уже была в их руках, хотели вернуть долг (Латышев А. Г. Рассекреченный Ленин. М., 1996). Но отсюда вытекает вопрос, на который ответа так и не дано. А где они могли задолжать? У кого? Причем "где" и "кто" были такими, что большевики считали необходимым расплатиться. Ясное дело, кредиты они получили не у российских банкиров, которых без всяких проблем позже "экспроприировали". Но, выходит, с июля по ноябрь финансирование шло и не из Германии! Следовательно, существовал еще одни канал. И такой, что перед хозяевами приходилось связать "себя обязательствами". Такой, что хозяева потом могли предъявить "большие требования"… Этот канал до сих пор остается неизвестным.
Можно лишь строить догадки. Как уже отмечалось, троцкисты были связаны с еврейскими масонскими ложами, с американскими банкирами в лице Якоба Шиффа. Но в последующих главах будет приведено свидетельство, что и Свердлов имел контакты с Шиффом. И контакты эти осуществлялись через американскую миссию. Может быть, и деньги в период с июля по октябрь поступали оттуда. "В долг", обставляясь какими-то упомянутыми "обязательствами". В любом случае ясно, что Свердлов к данному неизвестному каналу имел самое прямое отношение. И даже счел нужным на отмывочную "бухгалтерию" поставить собственную супругу.
Кстати, детей они в этой неспокойной обстановке отправили к деду, Мовше Израилевичу, в Нижний Новгород. Хотя до сих пор никаких связей с ним так и не поддерживали. Ни разу, кроме мимолетного визита в 1910 г. не встречались. А внуков своих старый гравер вообще ни разу не видел. Скитаясь по России во время отсидок мужа, Клавдия Тимофеевна никогда к тестю не заезжала. И в ссылки к супругу детишек с собой таскала - и в Нарым, и в Туруханский край. Откуда видно, что теплых отношений между семьей Якова Михайловича и его отцом до сих пор не возникло.
Вероятно, были и сомнения, как в этот раз сложится. И Новогородцева пишет: "К нашей радости, дед с охотой принял внучат". Невольно напрашивается предположение, что Яков Михайлович не забыл хорошо приплатить папе на содержание отпрысков. В прошлых главах было показано, что он был отнюдь не лишен "коммерческой жилки". И, как будет показано, в дальнейшем не забывал о собственном кармане. Откуда вполне логичным будет допустить, что и летом 1917-го, когда через его руки бесконтрольно протекали энные суммы, кое-что могло уйти и на личные нужды "товарища Андрея". Может, и отец подобрел, поняв, что его "блудный сын" все же не окончательный балбес, а его революция - не пустое занятие. Что сумел Янкель найти свой "гешефт".
Ну а основное внимания Свердлова, как и всего ЦК, было в это время сосредоточено на организации VI съезда партии. Началась подготовка к этому важному мероприятию еще до восстания. А теперь ее приходилось вести без Ленина, без ряда других лидеров. И когда в середине июля было создано Организационное бюро по созыву съезда, возглавил его не кто иной, как Яков Михайлович. Он и подыскивал помещение, и составлял повестку дня, и регламент. И делегатов принимал. И регистрацией их заведовал. А если вспомнить его опыт с проведением Уральской конференции, возникает мысль, что и отбор части делегатов произвел он же.
И вот что знаменательно: именно на VI съезде произошло объединение большевиков с троцкистами! Встает вопрос, кто наводил мосты с ними, вел переговоры? Кто обеспечил это объединение? Не Ленин. Он в столице так и не появлялся. Не Сталин. Он уже в те времена Троцкого ненавидел. И "дипломатом" не был, переговоры с его участием были бы обречены на провал. Были выключены из активной деятельности и Зиновьев, Каменев. А остальные члены ЦК и лидеры большевиков были фигурами не того масштаба, чтобы влиять на политику партии. Остается - Свердлов.
Мало того, если копнуть факты, то выясняется, что Яков Михайлович помогал не только объединению с троцкистами. А поучаствовал даже в создании Львом Давидовичем его группировки! Как уже отмечалось, "межрайонцы" сформировались и оформились на Межрайонном совещании райсоветов Петрограда, фабзавкомов, профсоюзов, землячеств, женских и молодежных рабочих организаций. А одним из главных организаторов этого мероприятия был Свердлов.
Вот вам и разгадка событий июльского мятежа. ЦК большевиков голосует против, но троцкисты действуют. И кто-то из лагеря большевиков тоже действует. Вместе с троцкистами… Ну а после провала мятежа, после случившегося разнобоя и раздрая, был сделан вывод, что на будущее так не годится. Нужна более тесная консолидация. Возможно, что это подсказали "силы неведомые". В роли связующего звена между Разливом и ЦК Свердлов имел возможность оказать соответствующее влияние и на Ленина. Вспомним и о неведомых источниках финансирования. Это могло быть очень сильным аргументом в пользу объединения. Дескать, деньги-то получить можно, но…
И слияние осуществилось. Съезд открылся 26 июля, полуподпольно, в помещении, арендованном у христианского братства при Сампсониевской церкви на Выборгской стороне. Как вспоминал потом делегат Ю. Н. Флаксерман, Свердлов встречал собирающихся. "Весь он как бы светился, излучал бодрость и энергию. Он протянул мне руку, крепко сжал мою и радостно сказал: "К нам пришли межрайонцы!" Впереди была большая работа, партия крепила свои ряды, а в межрайонке - Луначарский, Володарский и другие…" Этих других, Троцкого и иже с ним, Флаксерман из воспоминаний по понятным причинам скромненько опустил.
Ленина избрали почетным председателем, а реально заседание вел Свердлов. Но основные доклады - политический отчет и доклад о политическом положении Ильич поручил все же не ему, а Сталину. Яков Михайлович выступал только с организационным отчетом. И надо сказать, что сохранившийся текст этого отчета выглядит неясным и путанным. В нем ничего не сказано о фракциях, существовавших в социал-демократии, о их разногласиях. Ни разу даже не упоминается слово "большевик"! А в качестве главного достижения выделяется все то же - что в партию вступили 4 тыс. межрайонцев.
Съезд рассмотрел вопрос о явке Ленина на суд Временного правительства. Постановил - считать такую явку невозможной. И взял курс на вооруженное восстание. Сведения об этом просочились куда шире, чем следовало. Каким-то образом попали и в прессу. Поднялся шум. И 28 июля последовало распоряжение Временного правительства о запрете каких бы то ни было съездов и конференций. Тут же Свердлов по своей инициативе созывает внеочередное закрытое заседание. И призывает быстренько-быстренько, пока не разогнали, избрать ЦК. Это и происходит быстренько-быстренько. Как пишет Новгородцева, "протокола этого заседания не велось, результаты выборов полностью не оглашались. Яков Михайлович занес результаты выборов шифром в свою записную книжку и огласил их только на Пленуме ЦК, после окончания съезда".
Вот таким странным и сомнительным образом был избран новый ЦК, большевистско-троцкистский, из 21 члена и 10 кандидатов в члены ЦК. После чего VI съезд партии… перебрался из Выборгского района в Нарвский и вполне спокойно, без спешки и суеты завершил свою работу. Ну а Пленум ЦК собрался 4–5 августа далеко не в полном составе. И при этом избрал "узкий состав ЦК". Для проведения текущей работы. Куда Ленин вообще не вошел - якобы как отсутствующий. А 6 августа собрался "узкий состав" и сформировал Секретариат ЦК, он получил и второе название, Оргбюро. В него вошли Свердлов, Иоффе (от троцкистов), Дзержинский, Муранов и Стасова.
Отслеживая эти хитрые ходы и манипуляции Якова Михайловича, можно прийти к версии, что он не прочь был и переориентироваться. С Ленина на Троцкого. Или, во всяком случае, обеспечил себе возможность лавирования между ними. А скорее всего, возможность играть на подобном лавировании. В свою пользу.
15. В "мутной воде"
Сам способ, которым сформировалось Временное правительство, сам его состав и методы вели его к катастрофе. Утвердившись у власти в результате заговора и альянса с Советами, оно создало "вторую силу", подталкивающую его слева. А поставив во главу угла "революционные" ценности, оно никак не могло конкурировать со своими более левыми противниками. Они, как ни крути, оказывались "революционнее". Остановить процесс, навести хоть какой-нибудь порядок? Но тогда правительство превращалось в "запрещающий" орган, а Советы - в "разрешающий", защищающий "права и свободы". И в результате периодических кризисов и смен кабинетов шло "полевение" самого Временного правительства. Одни демагоги приходили, "углубляли революцию" по-своему, что приводило лишь к дальнейшему ухудшению обстановки, и при очередном кризисе они уходили, уступая место другим демагогам, еще более некомпетентным и радикальным. Но и к согласию это не приводило, поскольку левела и оппозиция - за теми, кто дорывался до власти, стояли в очереди более "революционные" конкуренты. За меньшевиками - большевики. От эсеров тоже откололось в самостоятельную партию мощное левое крыло во главе с террористкой и истеричкой Марией Спиридоновой…
Получался заколдованный круг. И выход из него был только один. Тот же самый, который применили французы в мае 1917 г. Диктатура. Могла ли она спасти Россию? Трудно сказать. Но могла, по крайней мере, временно стабилизировать обстановку, сделать ее подконтрольной. Такую попытку и предпринял Корнилов. Генерал либеральных взглядов, республиканец. Но по натуре он был человеком честным, искренним, очень смелым. И никудышным политиком. Когда он был назначен Верховным Главнокомандующим, то ужаснулся, увидев глубину развала. В Петрограде его даже конфиденциально предупредили, что на заседании правительства нельзя… докладывать секретные вопросы! Все тут же станет известно противнику "в товарищеском порядке". И намекнули на министра земледелии эсера Чернова. В самом правительстве уже были шпионы, и мало того - правительство знало об этом!
Самые разные круги в России связывали с Корниловым надежды на спасение. К нему отовсюду шли письма и петиции. Ехали люди изливать свои беды и обиды. Казаки, помещики, общественные деятели, изгнанные из частей офицеры и члены семей офицеров, убитых солдатней. И он начал действовать. Но не против правительства, а в его поддержку. Он подготовил докладную записку, в которой изложил план: 1) распространение на тыловые районы военно-революционных судов; 2) ответственность перед законом Советов и комитетов за свои действия; 3) восстановление дисциплинарной власти начальников и реорганизация армии. Предполагалось сделать то, на что не решился царь. Двинуть на столицу надежные части - 3-й конный корпус, 7-ю Дикую дивизию, Корниловский полк и др., сведя их в особую Петроградскую армию. Разогнать большевиков, а если их поддержат Советы, то и их тоже. Разоружить бездельный петроградский гарнизон. И установить диктатуру. Но не персональную, а коллективную, диктатуру правительства. Которая твердой рукой доведет страну до общенародного волеизъявления - Учредительного Собрания.
Этот проект и был представлен Керенскому - министру-председателю и одновременно военному министру. Но… он заюлил. Он ведь был одновременно и товарищем председателя Петроградского Совета. И видел себя не иначе как в роли "вождя революции". Человек самовлюбленный, подленький. Впрочем, эти качества для политиков не так уж редки. Но он был еще и полной "пустышкой" и мог держаться "на гребне" только в революционной атмосфере. Очень опасался за персональную власть, которой достиг. Боялся, что его потеснит тот же Корнилов. Боялся, что при новом раскладе - "твердой власти", он со своим единственным талантом, талантом демагога, очутится на втором плане. И, несмотря на устную договоренность, достигнутую с Корниловым, Керенский медлил, мурыжил, и представленный ему проект на заседание правительства не выносил.
Вместо решительных действий было созвано Московское Государственное Совещание. Из представителей "общественности", различных партий, разных слоев населения, деловых кругов. Шумели, что это Совещание решит все наболевшие вопросы, утрясет все проблемы, позволит прийти к общенародному согласию. Но, разумеется, ни к каким реальным результатам подобное мероприятие привести не могло, вылившись в пустую говорильню. Каждый высказывал свое, и никто не хотел воспринимать противного…
А большевики не болтали, они действовали. "Кадровые" методы Свердлова срабатывали безукоризненно. Партия к концу лета была практически "завоевана", то есть стала не расплывчатой массой, а управляемой, относительно дисциплинированной структурой. Сказывалось и усиление троцкистами. Сказывалось и стороннее финансирование. И вслед за завоеванием партии пошло завоевание Советов. Нет, не всех. Чтобы взять верх во всех Советах, у большевиков даже и в это время сил еще не хватило бы. Но действовал тот же принцип - захватить "ключевые" точки. В Петрограде, Москве, других важнейших центрах. И сюда настойчиво внедряли своих людей, перевербовывали активистов, разочаровавшихся в других партиях.
Ленин в августе перебрался из Разлива еще дальше, в Финляндию. Там уже царили вполне сепаратистские настроения, власти вели себя независимо от Петрограда, и российской контрразведке и прокуратуре туда ходу не было. Живую связь стало поддерживать труднее, тем не менее Свердлов дважды ездил к нему в Финляндию, что давало возможность при необходимости ссылаться на мнения Ильича и в спорных вопросах прикрываться его авторитетом.
А в конце августа ситуация резко изменилась. Немцы в результате частной операции взяли Ригу - разложившаяся 12-я армия бежала без боя. И теперь-то даже большинство членов правительства спохватилось, выступали за решительные меры. Керенский был вынужден принять план Корнилова. Были подготовлены несколько законопроектов - о введении в Питере военного положения, о мобилизации в нуждах фронта промышленности и транспорта, введении смертной казни, укреплении армии. Но Керенский пока не подписывал их. Обещал подписать позже, когда к столице подойдут надежные части. Чтобы неизбежное возмущение не застало правительство "безоружным".
И Корнилов поверил. Отдал приказ на выступление. Полки стали грузиться в эшелоны для отправки в Петроград. Казалось, все шло к развязке. Если и не бескровной, то малой кровью. Тыловые шкурники из запасных частей никакой реальной силы не представляли и уж конечно стоять насмерть не стали бы. Фронтовики раскатали бы их мгновенно. Но… внезапно предал Керенский. Роли "спасителя отечества" (которая могла достаться вовсе не ему, а Корнилову), он предпочел роль "спасителя революции". Объявив Верховного Главнокомандующего изменником. А заодно под предлогом "спасения" вознамерился получить диктаторские полномочия - лично для себя.
Состоялось бурное заседание правительства. Министры его не поддержали. Он кричал, что раз так, он уходит к Советам, несколько раз хлопал дверью. А в итоге распустил кабинет, 27 августа самочинно присвоил себе диктаторские полномочия и единолично отстранил Корнилова от должности. На что, кстати, не имел никакого юридического права. 28 августа он потребовал отмены движения войск к Петрограду. Корнилов отказался, выступил с резким воззванием к народу, указав, что правительство опять попало под влияние "безответственных сил".
Столица была в панике. Керенский объявил Верховным Главнокомандующим самого себя и собирался то обороняться, то бежать. Советы тоже серьезно думали о бегстве. Савинков, назначенный генерал-губернатором, пытался сформировать оборону из ни на что не годного гарнизона, не желающего сражаться. Корнилов и его сподвижники были объявлены мятежниками… А большевики очень здорово воспользовались моментом. 28 августа под руководством Свердлова и Дзержинского прошло совещание Военной организации с участием представителей полков. На заводах началось формирование Красной гвардии - этот процесс тоже подмяли под себя большевики. Для защиты от "контрреволюции" (то бишь защиты Временного правительства) получали на складах винтовки, пулеметы, патроны, вооружая своих сторонников.