В целом же выборы, конечно, нельзя было назвать "чистыми и честными". На них оказывалось давление. Благодаря "Декрету о печати" большевистская пропаганда получила преимущества перед другими партиями. Кое-где Советы попросту сажали или изгоняли неугодных им агитаторов. В Питере Урицкий то арестовывал выборную комиссию, то выпускал, то не давал ей помещения и выгонял из Таврического дворца, где она заседала. "Контрреволюционные" области, не признавшие Советскую власть, оказались вообще выключены из "демократического волеизъявления". Как и районы боевых действий. Но и другие социалистические партии действовали неразборчиво. Играли на том, что списки кандидатов составлялись еще в сентябре, соответствовали тогдашнему раскладу политических сил. Играли на том, что смогли тогда захватить под контроль центральную и местные выборные комиссии. Эсеры спекулировали на чаяниях крестьянства, меньшевики - рабочих.
Несмотря ни на какие "технологии", давления и подгонки, уже при подведении первых предварительных итогов стало ясно - большевики безнадежно проигрывают. Одним не нравилась их партия и политика. Другие связывали с их правлением хаос, в котором очутилась Россия к концу 1917 года (хотя хаос обеспечился и без них, Временным правительством, а в ноябре-декабре он только углублялся естественным образом). И Ленин заговорил о том, что "Советы выше всяких парламентов, выше всяких учредительных собраний". Однако и не созывать "Учредилку" было уже нельзя. Пропаганда и выборная кампания всю страну охватили, и само существование Совнаркома и ВЦИК было "временным", до Собрания. 3 декабря ВЦИК принял постановление, что Учредительное Собрание "будет созвано, как только половина членов, именно 400 депутатов, зарегистрируется установленным порядком в канцелярии Таврического дворца".
Причем большевикам опять пришлось вести борьбу в собственных рядах. Они начали формировать свою фракцию заблаговременно, и в "бюро фракции" были заранее определены все те же "именитые" - Каменев, Рыков, Милютин и др. Которые готовы были "временность" Совнаркома и ВЦИК понимать буквально. Донести власть до "Учредилки" - и передать ей. А дальше Совнарком и тем более ЦК вмешиваться не имеют права (ведь в этом случае лица из бюро фракции, то есть они сами, получили бы больший вес в партийной иерархии, обошли бы других лидеров). Но метод борьбы с такой оппозицией был уже отработан. 11 декабря собрался ЦК, Ленин потребовал сместить бюро фракции. Троцкий, Свердлов и другие члены ЦК его поддержали. И бюро скинули.
А 20 декабря Совнарком установил дату Собрания - 5 января 1918 года. Хотя уже заранее предполагалось, что его придется разогнать. Но сделать это надо было умно. Обставить как-нибудь "позаконнее", подкрепить свою позицию. Эти шаги были возложены на Свердлова. И он их предпринял. Уже 22 декабря, через два дня после назначения даты Собрания, ВЦИК вынес решение созвать III Всероссийский съезд Советов. На 8 января. Узаконить разгон. И Свердлов заранее написал и разослал местным Советам, армейским и фронтовым комитетам циркулярное письмо: "Лозунгу - вся власть Учредительному Собранию - Советы должны противопоставить лозунг - власть Советам". Заблаговременно вбивался клин между "Учредилкой" и Советами. Обратим внимание и на форму - циркулярное письмо. Ознакомься, прими к сведению и отправь обратно. Чтоб следов не осталось. Свердлов и в дальнейшем часто будет прибегать к такой форме, как циркуляры.
Обстановка накалялась. 1 января произошло первое покушение на Ленина, офицеры пальнули в проезжающий автомобиль на Фонтанке. Сорганизовались правые партии (точнее, относительно правые), готовили свой сценарий Собрания. Готовили "демократические" манифестации в его поддержку. Но и большевики готовились. По разным линиям. Один ход был политическим и пропагандистским. 3 января ВЦИК рассмотрел и принял "Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа". В ней были собраны разнородные компоненты. С одной стороны - подтверждение декретов о земле, мире и т. д. С другой - декларировалась власть уже существующих структур, Совнаркома и Советов. И указывалось: "Поддерживая Советскую власть и декреты Совета Народных Комиссаров, Учредительное Собрание считает, что его задачи исчерпываются установлением коренных оснований социалистического переустройства общества".
То есть "Декларация" предлагала "Учредилке" всего лишь узаконить большевистскую власть и разойтись по домам. Велась и силовая подготовка. Гарнизонные "революционные" полки давно уже выродились в анархический сброд, готовый митинговать за кого угодно и повернуть штыки против кого угодно. Поэтому большевики стянули в город более надежную и дисциплинированную силу - матросов. Из них составились оцепления, заслоны против манифестантов, охрана Таврического дворца. Был сформирован и "военный штаб" для руководства этими силами. Возглавил его Свердлов.
К 5 января из-за транспортных и иных трудностей кворум едва-едва набрался: прибыло 410 из 715 делегатов. Но решено было начать. Открытие "Учредилки" запланировали на 12 часов. Но из-за тех же демонстраций, манифестаций, оцеплений многие опаздывали. Начало перенесли на 16. Большевики набрали менее 25 % мандатов. Большинство досталось эсерам. Причем списки их партии составлялись еще до раскола на правых и левых, и среди избранных превалировали правые. Много было и кадетов. Их избирали по прошлой думской популярности, а то и из ностальгии - весна 1917-го, время кадетского правления, в воспоминаниях людей казалась уже "раем" по сравнению с осенью и зимой. Хватало и меньшевиков - их позиции были сильны в профсоюзах.
Могло ли Учредительное Собрание спасти Россию? Объединить, поднять, вывести из кризиса? Разумеется, нет. Ведь через все это страна уже проходила - через власть кадетов, социалистов, продемонстрировавших свою полную никчемность и беспомощность. Через пустопорожние Государственное, Демократическое совещания, "предпарламент". По сути идея Учредительного Собрания с самого начала была мертворожденной. Она была придумана либералами-заговорщиками, чтобы, с одной стороны, убаюкать монархистов надеждой на всенародное избрание нового царя, а с другой, в расчете легитимизировать собственную власть. Но политические и социальные бури, борьба за власть, которым открыл дорогу Февраль, уже успели смести и монархистов, и самих заговорщиков. И Учредительное Собрание никак не могло стать выходом из тупика. Оно могло лишь ознаменовать "второй круг" внутри тупика.
Из той глубины хаоса, в которой очутилась Россия к январю 1918 г., реальный выход оставался только один - диктатура. Я здесь не ставлю вопрос, какая именно могла бы быть диктатура, чья диктатура была бы хуже, а чья лучше. Но в принципе проблема имела лишь единственное решение. Царь такое решение отверг, оно претило его натуре. Либералы и социалисты возможность встать на путь диктатуры упустили. Большевики - нет.
Начиная заседание, торжествующая "демократия" попыталась сделать так, чтобы Учредительное Собрание открыло как бы само себя. Для этого заранее определили старейшего из депутатов, эсера Швецова. Не тут-то было. На трибуну прорвался запоздавший Свердлов, бесцеремонно отобрал у Швецова председательский колокольчик и объявил, что ВЦИК поручил открыть заседание ему. После чего с ходу зачитал "Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа", от себя добавив: "Позвольте надеяться, что основы нового общества, предуказанные в этой декларации, останутся незыблемыми и, утвердившись в России, постепенно охватят и весь мир".
Свердлова освистали, шумели. В качестве кандидатуры на роль председателя его даже рассматривать не стали. Правые эсеры предложили Чернова, левые - Спиридонову. И большевики ее тоже поддержали. Тем самым поддержав и усугубив вражду между правыми и левыми эсерами. Чернов набрал 244 голоса, Спиридонова 151. А когда был поднят вопрос об обсуждении зачитанной Свердловым декларации, Собрание, естественно, отказалось. Против проголосовало 247, за - 146. Чем "Учредилка" дала прекрасный повод для большевистской агитации - теперь она оказалась противницей "прав трудящегося и эксплуатируемого народа", передачи земли крестьянам, мира и т. д., и т. п.
Чернов выступил с речью по земельному вопросу. И пошли прения. Говорильня все в тех же худших "демократических" традициях, где каждому оратору важнее самому блеснуть и на трибуну вылезти. Кто ругал большевиков, кто поднимал какие-то местные или частные проблемы. Одни не слушали других. И друг с другом уже начинали по обыкновению цапаться, старые счеты вспоминать. В полночь большевики ушли, огласив заявление, что Собрание "встало поперек дороги рабочему и крестьянину". С ними ушли левые эсеры, "левые мусульмане", еще часть делегатов. И "Учредилка" вообще лишилась кворума, в зале осталось около 200 делегатов (всего-то по списку было избрано 715). Тем не менее оставшиеся продолжали колебать воздух речами. Конец известен. В половине пятого - матрос Железняков. И сакраментальная фраза: "Караул устал, прошу очистить помещение". Учредительное Собрание, просуществовав 12 часов 40 минут, приказало долго жить…
6 января вышел декрет о его роспуске. А демонстрации и манифестации, начавшиеся было в его защиту, были безо всяких церемоний разогнаны, кое-где и стрельбой. Давал ли Свердлов команду открыть огонь или кто-то еще из "военного штаба" - Подвойский, Урицкий, Прошьян, Бонч-Бруевич, или матросы действовали самостоятельно, в рамках полученных заранее инструкций, мы не знаем.
Куда более важную с политической точки зрения акцию Свердлов провел через несколько дней. III Всероссийский съезд Советов. На него делегаты тоже запаздывали, открыть его пришлось не 8 января, а чуть позже. А может, надо было получше подготовиться. Ведь многие были возмущены роспуском Учредительного Собрания, пальбой по демонстрантам. Но руководство партии левых эсеров оказалось несложно обработать. Вероятно, получилось обработать и кое-кого из правоэсеровских и меньшевистских деятелей, подвизавшихся в структурах Советов. Они-то уже получили доступ к власти. Так зачем им какая-то "Учредилка", которая их потеснит?
Свердлов применил и еще один любопытный прием. Второй раз обыграл уже единожды опробованную карту - с торжественным объединением рабочего и крестьянского съездов. Хотя, вроде бы, те и другие Советы уже объединились в ноябре. Но сперва, 10 января, открылся III Всероссийский съезд Советов только рабочих и солдатских депутатов. Где позиции большевиков были сильнее. Свердлов во вступительном слове объявил: "Акт роспуска Учредительного Собрания мы должны сопоставить с созывом III Всероссийского съезда Советов - этого верховного органа, который единственно правильно отражает интересы рабочих и крестьян".
Таким образом, подольстил съезду. Вы, мол, главные, а не "Учредилка". После чего сразу дал слово "от имени революционных отрядов Петрограда" Железнякову - братишка не подвел, так живописал, что над "Учредилкой" оставалось только животики надрывать. Потом откуда-то вытащили с приветствиями якобы "посланцев рабочих" Норвегии, Швеции, США, Англии, вскружив головы простонародным делегатам эдаким "международным признанием". На второй день выступил Ленин с отчетом Совнаркома, Свердлов с отчетом ВЦИК, Сталин с докладом по национальному вопросу. Съезд постановил всецело одобрить политику Совнаркома и ВЦИК. Утвердил отвергнутую учредиловцами "Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа". А тем самым узаконил и разгон Учредительного Собрания.
13 января открылся III Всероссийский съезд Советов крестьянских депутатов. И, кстати, "кадровые" методы, коими действовал Яков Михайлович в системе Советов, уже дали плоды. В ноябре у большевиков на съезде было около 10 % мандатов, теперь каким-то образом насчитали 50 % от большевиков и всякого рода "сочувствующих". И здесь вместо всяких других вопросов на первом же заседании Свердлов вынес предложение о слиянии со съездом рабочих и солдатских депутатов. Дружно приняли, опять торжествовали, праздновали и обнимались. Ну а при этом крестьянский съезд как бы автоматически присоединился к решениям рабоче-солдатского.
После чего заседали уже вместе. И если кто-то пытался высказывать "не те" мнения, его сразу забивали. А под занавес, когда уже наговорились и назаседались, Яков Михайлович вынес на голосование и протолкнул два "маленьких" пунктика. Формальных. Бумажных. О том, чтобы из принятых декретов Совнаркома изъять оговорку "впредь до окончательного решения Учредительного Собрания". И из наименования Совнаркома "временное рабоче-крестьянское правительство" изъять слово "временное". Вот так незаметно, между делом, осуществился на самом-то деле еще один переворот. Все, что напринималось и воспринималось как временное, одним махом стало постоянным. И сам Совнарком перестал быть "пятым кабинетом" Временного правительства.
Съезд избрал и новый состав ВЦИК. Теперь не по раздельности, от рабочего и от крестьянского, теперь избирали от общей массы делегатов двух съездов. Что сказалось и на составе ВЦИК. Он остался многопартийным, но большевики уже смогли обеспечить себе "парламентское большинство. Из 306 членов - 160. Председателем ВЦИК был опять избран Свердлов, секретарем - Аванесов.
19. Мир или война?
Жизненное правило говорит - долги надо платить. А Германия, конечно, не за красивые глазки и не из симпатий к Ленину финансировала большевиков. Ей позарез требовался сепаратный мир на Востоке. Потому что положение немцев и их союзников было критическим. Не было сырья. Начинался голод. По тотальным мобилизациям призывали уже 17-летних и 55-летних. А в 1917 г. в войну вступили США. Пока что они воевали чисто номинально, только еще создавали, обучали и перевозили через океан свою армию. По расчетам, они могли изготовить ее только к концу лета - началу осени 1918 г. Поэтому последней ставкой немцев было замириться с Россией, получить от нее продовольствие и сырьевые ресурсы, вернуть 2 млн. пленных, находящихся в русских лагерях, сосредоточить все силы на Западе и разгромить Францию до развертывания американцев.
Но и расходиться с Россией "при своих интересах" Германия не намеревалась. Зря что ли воевали? Как уже отмечалось, немцы желали ослабить нашу страну на будущее, расчленив ее. Поэтому двурушничали, поддерживая не только большевиков, а и сепаратистов. А начальник штаба Восточного фронта генерал Хоффман придумал удобную "двуединую" формулу: поддержать лозунг "мира без аннексий и контрибуций", но обязательно вместе с "правом наций на самоопределение". И "самоопределившиеся" национальные окраины неизбежно попадут под влияние Германии, станут ее марионеточными придатками.
Переговоры в Бресте начались еще в декабре. Большевики готовились к ним торжественно, помпезно, в эйфории от только что одержанных успехов. Делегацию возглавили Иоффе и Каменев, в ее состав вошли Карахан, Сокольников, Мстиславский, эсерка-террористка Биценко. А перед самым выездом из Петрограда кому-то пришло в голову, что раз власть народная, то в делегацию обязательно надо включить представителей "революционного народа". И прихватили первых попавшихся солдата, матроса, рабочего и крестьянина. Причем, подходящего крестьянина отловили уже на улице, по дороге на вокзал и соблазнили ехать большими командировочными. Конечно, на заседаниях эти фигуры не играли никакой роли, помалкивая в тряпочку. Но тем не менее, их педантично сажали "выше" приехавших с большевиками генералов и офицеров Генштаба. "Представители народа" числились "полномочными делегатами", а офицеры - всего лишь "консультантами".
В Бресте советских делегатов ждал очень неприятный сюрприз. Они-то рассчитывали, что Германия и ее союзники с радостью ухватятся за возможность сепаратного мира, подмахнут договор, и все. Не тут-то было. Выяснилось, что уходить с оккупированных территорий немцы и австрийцы не собираются, и в результате "права наций на самоопределение" Россия потеряет Польшу, Литву, Латвию и, с большой вероятностью, Закавказье. Долго бодались из-за этого права. Большевики утверждали, что волеизъявление народов в условиях оккупации будет недемократичным, а немцы возражали, что в условиях большевистского террора оно будет еще менее демократичным. Впрочем, делегаты подобрались такие, что особо не впечатлялись. И переговоры напоминали дешевый фарс.
Секретарь делегации Л. М. Карахан с ходу занялся бурной коммерцией. Он срочно затребовал из Петрограда царских денег и принялся обменивать их на немецкие: в Питере 1 марка котировалась в 8 рублей, а в Бресте деньги шли по довоенному курсу, 1 рубль - 2 марки. А местные крестьяне, с которыми связался "красный дипломат", давали и того больше - 3,5 марки за "николаевский" рубль. На эти средства Карахан принялся скупать в немецких военных магазинах все, что под руку подвернется: часы, обувь, мануфактуру, косметику, вино. В результате, вынужден был вмешаться даже генерал Хоффман, которому германский "военторг" направил жалобу, что уже не в состоянии обеспечивать товарами собственных офицеров.
Иоффе и Каменев под предлогом посещения лагерей военнопленных ездили отовариваться в Варшаву. Не отказывали себе и в других удовольствиях. Сопровождавшие их немцы потом со смехом рассказывали "военспецам", как еврей Каменев вошел в роль русского вельможи и плясал "русскую" в варшавском публичном доме. А "представитель трудового крестьянства" Сташков во время заключительного обеда так надрался, что уже не мог поставить свою подпись под соглашением о прекращении военных действий. И когда пришло время ехать на вокзал, начал брыкаться: "Домой? Не желаю домой! Мне и здесь хорошо! Никуда я не поеду!" Его приводили в чувство всем составом "советских дипломатов", а немцы деликатно подали санитарный автомобиль, куда и загрузили на носилках нетранспортабельного "делегата".
Итогом переговоров стало лишь заключение временного перемирия на неделю и выработка чисто декларативной формулы мира "без аннексий и контрибуций". Немцы намекнули, что так и быть, примут ее - если согласятся Франция, Англия, США. Хотя такой надежды, разумеется, не было. Когда советская делегация уезжала, закупленное "дипломатами" барахло не умещалось в купе и загромождало проход вагона. Через линию фронта вещи Карахана таскали 10 солдат. А по приезде в Питер он загрузил ими огромный лимузин, куда едва поместился сам. Причем, по воспоминаниям подполковника Д. Г. Фокке, секретарь был настолько увлечен перевозкой собственный покупок, что забыл на вокзальных ступенях… портфель со стенограммами, протоколами, подлинниками соглашений - в общем, со всей документацией брестских переговоров. Случайно замеченный "военспецами", портфель был передан Каменеву.
В дальнейшем перемирие было продлено. Страны Антанты предложенную формулу, конечно, отвергли. И обе стороны оказались в тупике. Советское правительство не могло принять германских условий - опасаясь, что его тут же свергнут. Не только левые эсеры, но и большинство в собственной партии было за "революционную войну". Да ведь и воевать-то было нечем! Армия уже разбежалась по домам. Ленин опрашивал делегатов Общеармейского съезда по демобилизации, ставил вопросы, могут ли военные задержать возможное наступление противника или хотя бы вывезти из прифронтовой полосы склады, запасы, артиллерию. Ответы были отрицательными. И большевики пытались тянуть резину. Предлагали перенести переговоры в Стокгольм.