Источник этих сведений неизвестен. Что касается печенегов, то, по свидетельству летописи, в первые годы после вокняжения Владимира они неоднократно нападали на киевские пределы в союзе с Ярополковым воеводой Варяжко. Чем заканчивались эти войны, мы не знаем. С Варяжко же в конце концов Владимир примирился. Вероятно, был заключен и русско-печенежский мир.
В 982 году Владимир совершил второй поход в Вятичскую землю. Вятичи вновь были побеждены на поле брани. "Повесть временных лет" не упоминает о каких-либо карательных мерах Владимира или об увеличении дани. Татищевский же источник, напротив, прибавляет к сказанному, что Владимир установил "сугубую" (то есть увеличенную вдвое) дань с непослушных.
Покорение вятичей все же не стало окончательным. Свободолюбие этого племени, нежелание подчиняться кому бы то ни было вьщеляли его среди прочих восточнославянских племен. В течение более чем ста лет вятичи не могли примириться со своей зависимостью от Киева. Еще и Владимиру Мономаху в 80-е годы XI века придется дважды воевать с вятичским вождем Ходотой и его сыном.
Эти времена ожесточенной борьбы вятичей против Киева отразились в народных былинах, и в частности в знаменитом рассказе о путешествии "старого казака" Ильи Муромца из города Мурома через "Брынские леса" к Чернигову. Путь Ильи, будущего богатыря "Красна Солнышка" Владимира, шел вдоль рек Ока и Угра, на юг, через вятичские города и селения. Здесь и мнились сказителям старин те "дороги нехожалые", среди которых свивали свои гнезда страшные "Соловьи-разбойники". И действительно - ни пешему, ни конному не было здесь пути - и не только во времена Владимира Святого, но и сто лет спустя. Не зря Мономах, вспоминавший на склоне лет свою жизнь, в поучении детям ставил себе в особую заслугу то, что ходил из Переяславля Южного к Ростову прямой дорогой, "сквозь вятичей". Сыну же Владимира Святославича, святому Глебу, в 1015 году пришлось отправляться из того же Мурома в Киев кружным путем - через Смоленск и далее по Днепру.
Летопись, бывшая в распоряжении В.Н. Татищева, рассказывает о продолжении второго вятичского похода Владимира Святославича. Князь якобы двинулся еще дальше, "в поле", и, "покорив землю Польскую (в первоначальном тексте "Истории…" Татищева значилось: "покорив поляны". - А. К.), град Суздаль утвердил".
Суздаль был основан, по-видимому, еще до Владимира. Само название города свидетельствует скорее о финно-угорском происхождении его основателей. Что же касается названия "Поле" (Суздальское Ополье), то оно действительно встречается в летописях, но применительно к более позднему времени. Позднейшие летописи (например, Степенная книга царского родословия, которой, кстати, в данном случае пользовался и Татищев) сообщают о походе Владимира в Суздальскую землю - но под 992 годом, и связывают этот поход с легендарным основанием князем Владимиром города Владимира-на-Клязьме (основанного на самом деле Владимиром Мономахом). Может быть, летопись, бывшая в распоряжении В.Н. Татищева, основывалась именно на этом предании?
Походы Владимира тем временем следовали один за другим, каждый год.
"В лето 6491 (983), - читаем в "Повести временных лет", - пошел Владимир на ятвягов, и победил ятвягов, и взял землю их".
Ятвяги - литовское племя. Они расселились между реками Неман и Нарев. В конце X века их земли граничили как с Киевским государством, так и с принадлежавшей Польше Мазовией. К северу от ятвягов жили племена пруссов. Уже в силу своего географического положения земля ятвягов привлекала внимание правителей Руси, Польши и Германской империи. Однако она им не принадлежала и оставалась независимой. На этот раз Владимир не мог ссылаться на пример деда или отца; в своем ятвяжском походе он не имел предшественника.
Причины ятвяжского похода, по-видимому, схожи с теми, которые двигали Владимира в Польшу и Червенские грады. Прибалтика - еще одни ворота в Восточную Европу. Обладание Ятвяжской землей означало, помимо прочего, контроль над важным участком торгового пути, шедшего по Неману и Висле (через приток Вислы Нарев). Пошлины, взимаемые с купцов, и сами товары, привозимые купцами с запада и востока, служили постоянным источником дохода, столь необходимого князю и его дружине.
Мы не знаем о каких-либо столкновениях Польши и Руси по поводу ятвяжских земель в конце X века. Известно, однако, что польские правители смотрели на эту территорию как на зону своего исключительного влияния. В польском латиноязычном документе "Dagome iudex" (ок. 990) указывалось на важное значение той части польско-прусской границы, которая доходила "до места, называемого Русь". Польского князя Мешка, конечно же, не могло не волновать утверждение в этих землях киевского князя.
И вновь мы убеждаемся в точности и расчетливости действий Владимира. Время для начала похода было выбрано им не случайно.
В 983 году вспыхнуло большое восстание славян, живших к востоку от Лабы (Эльбы), - лютичей, ободритов и других. К этому времени они формально считались подданными германского императора и христианами, однако на самом деле оставались убежденными язычниками. Восстание было жестоким. Главный удар славяне нанесли по ненавистной им церкви. Они жгли монастыри, убивали немцев, особенно служителей церкви. Приносились кровавые жертвы языческим божествам. Власть немцев была низвергнута. По всему Полабью восторжествовало язычество, причем в наиболее свирепой и воинственной форме.
Восстание краем затрагивало и Польшу, ибо значительная часть славянского Поморья от города Волин до Гданьска в то время принадлежала ей. Польша была крещена совсем недавно, при князе Мешке в 966 году, по латинскому образцу. Христианство не успело утвердиться и в ней. Языческие лозунги, проникая на ее территорию, становились популярными среди населения. Многочисленные враги Мешка из числа местной знати без труда могли воспользоваться ими в целях свержения династии Пястов. Нет сомнений, что Мешко с большим вниманием следил за развитием событий в Полабье. Его симпатии и поддержка были, конечно, не на стороне родственных славян, но на стороне императора-единоверца.
Земли пруссов и ятвягов не были затронуты войной. Христианство почти не проникало сюда, и для жестокой вражды между христианами и язычниками просто не было оснований. Но ненависть заразительна. И пруссы, и ятвяги вполне могли стать союзниками лютичей и ободритов. Это, конечно, понимали и в Польше, и в Германии. Поэтому объективно наступление Владимира в Прибалтике должно было восприниматься как жест в поддержку Империи, несмотря на то, что сам Владимир был язычником. Ибо это было наступление порядка и государственности против беспорядка и анархии.
Косвенные данные позволяют нам предположить, что война с ятвягами была недолгой. Летом (в июле?) Владимир вернулся в Киев. Это кажется удивительным - ведь его противник был весьма силен.
Много воевавшие впоследствии с ятвягами поляки с содроганием отзывались о бесстрашии и свирепости этого народа. Никто из ятвягов не покидал поля боя. Женщины сражались наряду с мужчинами. И те, и другие "с охотой", как казалось врагам, принимали смерть. Как и русы, ятвяги смотрели на смерть с легкостью - как на переход в иной мир, в котором каждому надлежало предстать перед судом своих предков. Смерть с честью, в бою облегчала этот переход, гарантировала безбедное пребывание в загробном мире.
Владимир, вероятно, действовал не только с помощью силы. Но так или иначе, а по крайней мере часть Ятвяжской земли вошла в состав Русского государства. Позднее на землях между Неманом и Наревом возникнет так называемая "Черная Русь" - одна из составных частей будущей Белоруссии. Однако сами ятвяги со славянами не смешались. Уже вскоре они освободились от дани киевским князьям и впоследствии не раз воевали с Русью.
Ятвяжский поход Владимира имел еще одно важное последствие для Руси. Вступив в Прибалтику, Русь как бы прикоснулась к кипящему котлу религиозной ненависти, заразилась враждой, охватившей и язычников, и христиан, живших в этом регионе. Мы уже говорили, что среди ятвягов и пруссов христиан почти не было. Зато они имелись на Руси. Воины Владимира и прежде неприязненно относились к последователям Христа. После их возвращения из ятвяжского похода эта неприязнь приняла более резкие формы и ознаменовалась жестоким убийством - первым открытым убийством на религиозной почве, о котором мы имеем достоверное свидетельство в источниках. Но об этом нам предстоит отдельный разговор - в следующей главе.
Очередной поход Владимира пришелся на 984 год. На этот раз князь направил свое войско на северо-восток, в земли радимичей. Покорением этого племени должно было в основном завершиться воссоединение восточнославянского мира.
О радимичской войне "Повесть временных лет" сообщает подробнее, чем о предыдущих военных предприятиях киевского князя. Причина этого, на первый взгляд, совершенно случайна - имя княжеского воеводы, возглавлявшего передовой отряд. В силу своей необычности оно попало в народную поговорку и уже через нее - в летопись. Но имя в язычестве всегда играет особую роль. Оно раскрывает сущность человека, само влияет на его судьбу и во многом способно определять ход событий.
"Был у Владимира воевода по имени Волчий Хвост, - рассказывает "Повесть временных лет". - И послал его Владимир вперед себя. Встретили радимичи Волчьего Хвоста на реке Пищане, и победил радимичей Волчий Хвост. Оттого и корит (то есть дразнит. - А. К.) Русь радимичей, так говоря: "Пищанцы [от] волчьего хвоста бегают"".
Смысл насмешки понятен без труда. Радимичи бежали с поля боя, чем и заслужили укоризны соседей. Но вся соль - в имени победителя. Здесь и горький подтекст: вечное противостояние гонителей и гонимых, бегающих и догоняющих - иными словами, "зайцев" (воистину, "пищанцев") и "волков". Но испугались-то "пищанцы" не самого "волка", а одного только "волчьего хвоста". "Волк" (Владимир) еще и не приблизился к ним. И всю силу своего оружия по-настоящему до конца не использовали ни те, ни другие.
Археологи предположительно определили место сражения радимичей и киевлян. Невдалеке от этого места обнаружено захоронение воина-радимича того времени. Его вооружение - панцирь, боевой топор, нож - не многим отличалось от вооружения киевского дружинника.
Владимир возложил на радимичей дань. Взималась она в виде "повоза" - иными словами, радимичи сами должны были свозить ее в княжеские города - вероятно, города по Днепру (Любеч) или по Десне (Чернигов). В известном смысле, такая дань была предпочтительнее прежнего "полюдья", ибо исключала возможность злоупотреблений со стороны княжеских тиунов или наместников. Но в то же время она была унизительнее, обиднее.
Радимичский "повоз" сохранялся еще и в XI веке. "И платят радимичи дань Руси, повоз везут и до сего дня", - отмечал позднейший редактор-летописец.
Как видим, в состав собственно Руси Радимичская земля не вошла. И в X, и в XI веке "Русью" называли не всю территорию Древнерусского государства, какой мы ее представляем, но лишь часть - непосредственное достояние Рюрикова рода. Вероятно, радимичская область, как и земли вятичей, сохранила свое самоуправление. Владимир так и не послал туда на княжение никого из своих сыновей.
Следующий 985 год отмечен в летописи большим походом Владимира на болгар. Руководил русскими войсками на этот раз Добрыня. Союзниками Владимира стали тюркиогузы, называемые в русских источниках торками:
"В лето 6493 (985) пошел Владимир на болгар с дядей своим Добрынею, в лодьях. А торков привел берегом, на конях. И победил болгар".
"Повесть временных лет" не уточняет, какие болгары имелись в виду - волжские или дунайские. Одинаковое имя, под которым те и другие были известны на Руси, вызвало недоумение многих историков - начиная со средневековых историописателей Руси и кончая современными исследователями.
Сама логика рассказа, участие в походе торков-огузов, кочевавших в X веке на обширных пространствах от Аральского моря до Днепра, - все это подсказывает восточное, волжское направление похода Владимира. Большинство летописцев XV–XVI веков так и полагало; они называли болгар, на которых напал князь Владимир, "низовскими" или "волжскими".
Но существует и прямо противоположная точка зрения. Василий Никитич Татищев в своей "Истории Российской" так излагал ход событий 985 года:
"Владимир, собрав воинство великое, и Добрыню, вуя (дядю. - А. К.) своего, призвав с новгородцы, пошел на болгоры и сербы в лодиах по Днепру, а конныя войска руские, торков, волынян и червенские послал прямо в землю болгорскую, объявив им многие их нарушении прежних отца его и брата договоров и причиненные подданным его обиды, требуя от них награждения".
Болгары здесь однозначно понимаются как дунайские. В числе участников войны с Владимиром Татищев называл и сербов. Далее в его "Истории" приведены подробности похода:
"Болгоры же не хотя платить онаго ("награждения", или иными словами дани. - А. К.), но совокупившись со сербы, вооружились противо ему (Владимиру. - А. К.). И по жестоком сражении победил Владимир болгоров и сербов и попленил земли их, но по прозьбе их учинил мир с ними и возвратился со славою в Киев, взятое же разделил на войско и отпустил в домы их".
Весь этот текст, конечно, осмыслен и истолкован самим Татищевым. Можно вычленить летописную, известную из "Повести временных лет", канву его рассказа. Но версия похода - совершенно иная, чем в "Повести временных лет". Татищев, разумеется, не сочинил ее, но позаимствовал из более ранних средневековых источников - русских или, что более вероятно, польских. Так или иначе, основа "дунайско-сербской" версии похода Владимира - древнерусская.
О войне Владимира с дунайскими болгарами и сербами знают и польские средневековые хронисты, использовавшие в свою очередь русские источники. Так, польский хронист XVI века Мацей Стрыйковский сообщал, что Владимир "собрал большое войско, с которым, переправившись через Дунай, подчинил земли: Болгарскую, Сербскую, Хорватскую, Семиградскую, Вятницкую (Вятичскую. - А. К.), Ятвяжскую, Дулебскую, и те земли, где теперь волохи, мултаны и татары добручские, и всех их привел в послушание одним походом и возложил на них дань…".
Как мы видим, сведения польского хрониста относительно войн Владимира путаны. Поход Владимира на восточнославянских (но не балканских!) хорватов имел место, например, в 992 году; тогда же, возможно, Владимир воевал и в Седмиградии (Трансильвании). Войны же с вятичами и ятвягами летопись датирует 981–983 годами. Но откуда попали в "Хронику" Стрыйковского и в "Историю" Татищева сербы?
Свет на события проливает внелетописный источник, к которому мы уже обращались в нашем повествовании и информативность которого оценили очень высоко. Этот источник - "Память и похвала князю Русскому Владимиру" Иакова мниха. Именно в ней находится тот текст, который, очевидно, и вызвал недоумение средневековых описателей русской истории, но который сегодня способен дать однозначный ответ на вопрос о том, какие же болгары подверглись нападению Владимира в 985 году. После сообщения о победе князя над радимичами, вятичами и ятвягами мы читаем следующее: "…и серебряныа болгары победи".
Название "серебряные болгары" было достаточно ясным для древнерусского читателя. Это именно волжские, или камские болгары, основавшие свое государство еще в VII или VIII веке на средней Волге и Каме. "Серебряными" их называли и позднее. Так, южнорусский летописец, составитель Киевской летописи, рассказывая о походе суздальского князя Всеволода Большое Гнездо в 1183 году "по Волге на болгар", уточняет: "Сами же (суздальцы. - А. К.) поидоша на конях… к Великому городу серьбреных болгар". Упомянутый здесь город - Болгар (или, позднее, Биляр), столица Волжского государства; русские называли этот город Великим. Еще в прошлом веке на основании данных топонимики было установлено, что местность вокруг самого Великого города в древности получила наименование "Серебряной"; так называлась и речка, впадавшая в реку Билярку.
Но для книжников более позднего времени название "серебряные болгары" оказалось совершенно непонятным. В одном из списков "Памяти и похвалы" вместо словосочетания "серебряный болгары" читаем: "сербяныи болгары". Это-то сочетание и было прочитано еще более поздними списчиками или читателями текста как "сербяны и болгары". (Напомню, что в древнерусском письме слова не отделялись друг от друга пробелами.) Такое прочтение и оказалось в распоряжении М. Стрыйковского или его информатора, а также у В.Н. Татищева (если он не пользовался в данном случае как источником исключительно текстом Стрыйковского). Такое же понимание текста было предложено и в современной исторической науке; более того, оно сделалось едва ли не преобладающим. Так возник очередной историографический миф - о "дунайском" походе князя Владимира 985 года.
(Вот и еще повод посетовать на неразработанность источниковедения нашей древнейшей истории. Сколь хрупка, оказывается, фактическая основа наших исследований. Один миф порождает другой. Легко догадаться, сколько споров вызвал этот несуществующий поход, сколько копий было сломлено, сколько предположений о причинах и последствиях похода было высказано. Как менялся взгляд на внешнюю политику Владимира, на историю русско-болгарских и русско-сербских отношений!)
Итак, поход 985 года был направлен на восток, в земли волжских болгар. На основании имеющихся источников это можно утверждать совершенно определенно.
Не первый раз Русь сталкивалась с миром ислама. Но если раньше походы русских в мусульманские (главным образом, прикаспийские) области больше напоминали пиратские, грабительские набеги, имевшие целью лишь захват добычи, то теперь Владимир начинал войну за обеспечение жизненно важных государственных интересов своей страны. Это была прежде всего торговая война - война за преобладание на восточном отрезке великого трансконтинентального торгового пути, шедшего по Волге в страны Востока. В какой-то степени она явилась оборотной стороной червенского похода Владимира.