Однако мечты Донского не оправдались - работа над сценарием растянулась еще на несколько лет, так как чиновникам из Госкино не нравилось относительно лояльное отношение сценаристов к русской эмиграции…
Чехословакия
Относительно спокойное пребывание Галича в Дубне было прервано событием чрезвычайной важности, которое заставило многих людей коренным образом пересмотреть свое отношение к советской системе. В ночь на 21 августа войска пяти стран Варшавского договора во главе с Советским Союзом вторглись в Прагу, чтобы подавить возникшие в Чехословакии робкие попытки демократизации социалистического общества.
Было такое чувство, что надо против этого безобразия как-то протестовать - ну, например, выйти на площадь и устроить молчаливую демонстрацию. Свои чувства по этому поводу Галич выразил в песне, которую назвал "Петербургский романс". Формально здесь говорится о восстании декабристов 14 декабря 1825 года, но фактически о современности: "Мальчишки были безусы - / Прапоры и корнеты, / Мальчишки были безумны, / К чему им мои советы?! / Лечиться бы им, лечиться, / На кислые ездить воды - / Они ж по ночам: "Отчизна! / Тираны! Заря свободы!" / Полковник я, а не прапор, / Я в битвах сражался стойко, / И весь их щенячий табор / Мне мнился игрой, и только. / И я восклицал: "Тираны!", /И я прославлял свободу, / Под пламенные тирады / Мы пили вино, как воду. / И в то роковое утро - / Отнюдь не угрозой чести! - / Казалось куда как мудро / Себя объявить в отъезде. <…> И всё так же, не проще, / Век наш пробует нас: / Можешь выйти на площадь? / Смеешь выйти на площадь / В тот назначенный час?! / Где стоят по квадрату / В ожиданье полки - / От Синода к Сенату, / Как четыре строки".
Во всех поэтических сборниках Галича под этой песней стоит дата: 23 августа 1968 года. Безусловно, она имеет под собой основания, поскольку опирается на авторские комментарии, но вот что странно: на пяти из четырнадцати известных нам фонограмм автор называет 23 августа, а на одной - 22-е, то есть неясно, была ли написана песня на следующий день после советского вторжения или через день. Единственная фонограмма, содержащая упоминание 22 августа, была сделана в июне 1974 года на даче Пастернаков в Переделкине: "Мы жили в Дубне, когда начались все события августовские 68-го года. И ровно 22-го числа я написал песню под названием "Петербургский романс". Там был Копелев Лев Зиновьевич. Он в этот день уезжал как раз уже из Дубны. Я ему подарил эту песню - он попросил, чтоб я ему записал ее текст, - и он ее увез. И вечером, уже 24-го числа, он ее прочел на кухне своим многочисленным детям, внукам, зятьям, золовкам… И вот один из его зятьев Павлик Литвинов, странно и хмуро усмехнувшись, сказал: "Актуальная песня!" Это было 24 августа. 25 августа произошло некое событие на площади".
Непосредственная участница событий Раиса Орлова, по приглашению Галича приехавшая в Дубну вместе со своим мужем Львом Копелевым и поселившаяся по соседству в той же гостинице, говорит, что он писал "Петербургский романс" весь август и читал им куски из еще не написанной песни, а "в те дни, сразу же после вторжения, был закончен рефрен" - о выходе на площадь. Кстати, если верить Орловой, то отношения Галича и Донского уже тогда были "на ножах": "Донской настойчиво навязывает нам монографии об его творчестве, изданные во Франции, в Италии. Он завидует Саше и возмущается им. Саша его ненавидит. Как можно при этом работать вместе - непостижимо".
Вот как Орлова описывает момент, когда она узнала о советском вторжении: "Утром 21 августа Лева неистово барабанит в дверь ванной: "Скорее выходи! Танки в Праге".
Мы втроем с Сашей пошли в лес. Что же будет дальше? Что с нами со всеми теперь сделают? В тот момент почти не было сомнений - только массовый террор". Через несколько дней Галич вручил им текст "Петербургского романса". Орлова продолжает: "24 августа, перед нашим отъездом в Москву, он подарил нам эту песню, надписал. Вечером к нам домой пришли дочь Майя с мужем Павлом Литвиновым, Лева прочитал им…" По словам Литвинова, "Галич подарил слова этой песни Копелеву и Орловой, они отвезли ее в Москву, и в тот же вечер, накануне демонстрации, я услышал ее слова. Песня была не побудительным толчком, а аккомпанементом", то есть к тому времени решение о выходе на площадь уже было принято. И лишь несколько лет спустя, вернувшись из ссылки, Литвинов собрал у себя дома всех участников той демонстрации и пригласил Галича, который спел для них "Петербургский романс".
После Чехословакии
Вскоре после советского вторжения в Чехословакию Галич в разговоре с Валерием Лебедевым произнес такие слова: "Что ж, империя достигла, думаю, предела своих возможностей. Это пик. Лет через двадцать начнется распад".
Точность прогноза поразительна, поскольку именно с конца 1980-х годов в Советском Союзе начались стремительные и неуправляемые процессы распада.
После августовских событий Галич с некоторыми перерывами продолжал находиться в Дубне, а в сентябре поехал в Минск, где по договору с "Беларусьфильмом" проводил семинар кинематографистов. Заодно заключил договор на сценарий комедии "Пестрый чемоданчик". Минчанин Валерий Лебедев, ныне проживающий в Канаде, подобрал Галичу книги по истории города, и вскоре они там встретились: "Месяц общения в Минске, песни, разговоры, разговоры. Потом встречи в Москве, потом снова в Минске. Там поездки с Александром Аркадьевичем на моем мотоцикле "Ява". Нужно было видеть эту картину: огромный Александр Аркадьевич в шлеме, который торчал на макушке его большой головы. "Бронтозавр на ящерице", - шутил он. Это были его первые в жизни выезды на мотоцикле, которые его не только не пугали, а веселили и бодрили".
На этом мотоцикле они приехали в лес (подальше от посторонних глаз) и начали обсуждать слухи о готовящемся увольнении главного редактора "Нового мира" Твардовского. Галич спрашивал Лебедева: "Ну что им стоит уволить и вообще закрыть журнал?" А тот говорил, что власти никогда на это не пойдут, поскольку, если уволят Твардовского, интеллигенция взбунтуется и начнутся массовые отказы от подписки. Галич на это грустно улыбался: "Пойдут, Валера, они на все могут пойти". Так и случилось: в 1970 году Твардовский был освобожден от поста главного редактора журнала, а реакция подписчиков оказалась близкой к нулю…
Вскоре на том же мотоцикле они поехали на Минское море и там, прогуливаясь по берегу, толковали о разных делах. После чехословацких событий Галич сильно нервничал и даже говорил Лебедеву, что не понимает, почему власти до сих пор не устроили ему "автокатастрофу". Тот его успокаивал, убеждая, что, мол, властям это невыгодно - будет большой скандал. И в итоге убедил Галича: "Ну раз так все хорошо складывается, Валера, то не вернуться ли нам домой и пообедать?" - "Именно, Александр Аркадьевич. Но прежде, перед обедом - выпить и закусить".
А со сценарием "Пестрый чемоданчик" так ничего и не вышло. Вероятно, на "Беларусьфильме" перестраховались и решили дать задний ход, поскольку молва о Новосибирском фестивале уже распространилась по всей стране: например, на одном из кинематографических семинаров в Репине под Ленинградом заведующий отделом культуры ЦК КПСС Василий Шауро заявил, что в Академгородке Галич выступил с "возмутительным антисоветским репертуаром" и в Репине он теперь вряд ли появится. Однако Шауро ошибся, поскольку в 1971 году Галич ездил в Репино и пел там, о чем свидетельствует композитор Александр Журбин, сумевший попасть на этот концерт благодаря своему коллеге Владимиру Фрумкину.
Барды
1
Было бы непростительной ошибкой пройти мимо такого интересного и важного вопроса, как взаимоотношения Александра Галича с его коллегами по "бардовскому цеху". Песни Галича настолько сильно отличались от репертуара других бардов, что те его часто критиковали. Еще на слете в Петушках молодой бард Борис Рысев раскритиковал песни Галича на предмет "отсутствия" в них музыки, а тот в свою очередь рассказал ему историю о балете, в котором поют. Через год они встретились на Новосибирском фестивале. После одного из ночных концертов Галич, припомнив тот случай, подошел к Рысеву и сказал: "Вы сегодня единственный, кто пел". После этого Галич в буфете запивал водку кефиром, а находившийся рядом Владимир Бережков похлопывал его по плечу и говорил: "Саша, ну что Вы, Саша…"
Во время того же фестиваля на одной из домашних посиделок произошел еще один забавный случай. Александр Дольский решил "поучить" Галича. Так прямо и заявил: "Александр Аркадьевич! Ты неправильно пишешь песни!"
Через 19 лет Дольский честно рассказал о своем первом впечатлении от его серьезных песен: "Я до этого Галича слышал в записях: "Автоматное столетие", "Парамонова" и так далее - песни с юмором, ироничные, сатирические. А песен трагического плана - "Памяти Пастернака", "Караганда", "Ошибка" - я не слышал. И когда я их первый раз услышал, я не сразу их воспринял так, как я, скажем, сейчас их воспринимаю. Вот это очень интересный момент. Я на себе испытал феномен восприятия творчества Галича - как его народ воспринимает. Мне это показалось слишком. Я даже как-то не согласен с ним был - потом я об этом ему говорил.
То есть мы настолько были отуплены всей этой нашей учебой, нашей пропагандой, мы так мало знали и так мало понимали, что воспринять мне это было трудно. Эта информация у меня была после XXII съезда практически вторая - такого плана. <…> В глубине души я чувствовал и понимал мощь и силу этого искусства, но социальную суть я не сразу воспринял. Мне нужно было еще потыкаться носом в этих чиновников, в этих сволочей, которые сидели на местах, узурпировали власть, издевались над народом. Мне нужно было самому походить, чтоб меня попинали, чтоб мне поговорили всякие плохие слова, чтоб меня пообманывали. Вот тогда я все понял".
2
На Новый 1970 год Галич прилетел в Свердловск, чтобы доработать несколько своих сценариев, на которые у него был заключен договор с местной киностудией. На аэродроме его встретил Дольский. Взяли такси за рубль пятьдесят и поехали к Дольскому домой. По дороге разговорились: "Он был очень красивый - Галич. Как город. А я уже "Солнцедару" даванул. И все про Высоцкого спрашиваю. А он, конечно, ничего про него не знает, но из вежливости все рассказывает. Благородный был человек. Так я про Высоцкого все и узнал. А так бы ни в жизнь. А Галич спрашивает: "А гнет тут чудовищный?" - "Да нет, - говорю, - так себе. Гнет как гнет. И выпить продается. ‘Арманьяк’, вон, 4-12. 0,75. Югославский". Он понял. А то у меня денег-то не было. <…> У Галича было очень много денег. Потому что он написал "Вас вызывает Таймыр". Этот "Таймыр" во всех театрах шел. Во всех! Галичу не надо было даже Сталинской премии! Такой он был богатый. Он эту премию Шатрову подарил. Ну, в общем, дает мне 25 рублей, купите, мол, Саша, чего-нибудь. Я покупаю за 3-62, а сдача у меня остается. А Галич как бы не замечает. Благородный был человек. Дней через семь у меня уже был миллион".
Насчет Сталинской премии за "Таймыр" - это что-то новенькое. Печатных подтверждений этому найти не удалось. Есть, правда, упоминание Госпремии в разгромной статье 1968 года "Нужны четкие идейные позиции", где цитируется письмо кандидата биологических наук С. Малецкого: "В своем очень объемном письме в редакцию он всячески превозносит его как талантливого драматурга, киносценариста, лауреата Государственной премии…", и высказывание Юрия Кукина, где он приводит ответ Галича третьему секретарю обкома Новосибирска во время фестиваля бардов: "Не буду объяснять Вам, что я автор сценариев двенадцати фильмов, за которые получил Госпремии…" Если такая фраза действительно была сказана, то Галич здесь явно преувеличил, поскольку такого количества премий у него никогда не было. Имеется достоверная информация лишь о двух наградах: Большая премия "Хрустальный глобус" на VIII Международном кинофестивале в Карловых Варах за фильм "Верные друзья" и грамота КГБ за "Государственного преступника". Кроме того, если бы Галич получил Сталинскую премию за "Таймыр", то никто из критиков не осмелился бы эту пьесу ругать, так как премия стала бы для автора своего рода "охранной грамотой".
Что же касается помощи драматургу Михаилу Шатрову, то, по свидетельству Алены Архангельской, Галич ее действительно оказал, но отнюдь не деньгами: "Помню, был период, когда драматург Михаил Шатров находился в простое. Папа ему сказал: "Есть замечательная тема - декабристы, народовольцы и большевики. Не моя, ты напишешь лучше"".
Заметим также, что о Высоцком Галич знал не понаслышке, так как был с ним давно знаком, о чем сам же Дольский и рассказал на вышеупомянутом вечере памяти Галича в Ленинграде: "Когда однажды я встречал его в свердловском аэропорту Кольцово и мы потом ехали в Свердловск, он мне рассказывал о Высоцком. <…> Он с большим уважением о нем говорил и даже с большой теплотой. Из этого я сделал вывод, что они знакомы очень хорошо".
И еще один штрих, упомянутый Дольским: "Я помню, как Галич воскликнул: "Саша, я был молод и сказочно богат!" Но он все время думал о том, что происходит вокруг, и постепенно нащупал в себе то, что позволило в итоге сказать: "Я выбираю свободу". Он признался, что пришел в восторг, когда это получилось, и решил - это важней материального благополучия. А потом, увидев, какой успех имеют у людей его песни, - как актер я его отлично понимаю! - пошел по этому пути".