Современных террористов порой называют "инопланетянами". Похоже, что фюреры НСДАП тоже казались своего рода пришельцами некоторым политикам того времени. Вспомним растерянность перед Гитлером "мюнхенских договорщиков" (Чемберлена, Даладье); вспомним обморок президента Чехословакии Бенеша, когда Геринг сказал ему буквально следующее: "Я спасу от вас Прагу тем, что своими бомбами сотру ее с лица земли…". А вот что говорил рабочим активистам-агитаторам Роберт Лей:
"Рабочий класс Германии нуждается в такой встряске, от которой у него вылетят не только все зубы, но и мозги. Эта встряска - война. Немецкий рабочий умрет, чтобы возродиться. Из пепла восстанет рабочий-властелин. Чтобы править миром, нужно иметь очень много мозгов - столько природа вам не отпустила, но чтобы все-таки им править, можно и не иметь мозгов, заменив их силой".
А дальше совсем просто:
"Вы должны понимать, что именно мы сделаем. Мы дадим рабочему многое не для того, чтобы он этим пользовался, а для того, чтобы получить от него безграничную веру. Дав безграничную веру, мы и дадим рабочему всё".
Это не были фразы, вызывающие оторопь мысли. Это были методы (к счастью для человечества - лишь первые пробы), вызывающие паралич воли (хорошо, что временный). Я думаю, фюреры тогда победили, потому что сумели застать врасплох.
Через два года, в 1935-м, Лей на весь мир (и в пику Сталину, говорившему об обострении классовых противоречий в СССР) объявил, что в Германии уже и де-факто отсутствует классовая борьба, и начал усиленно строить социализм при набирающей обороты военной машине: повышать зарплату, возводить кварталы новостроек, посылать рабочих в отпуск за границу, обеспечивать бесплатное образование и медицину. Нельзя сказать, что ему это давалось легко: приходилось постоянно конфликтовать с Герингом, Гейдрихом, позже-Шпеером, желавшим наложить лапы на богатую казну Трудового фронта. Но Лей умел давать им отпор; он постоянно и демонстративно, а главное, публично подчеркивал, что борется за реальные блага для рабочего класса, а также и - за его спокойное и хорошо обеспеченное будущее.
Любопытен отрывок из переписки Лея с Альбрехтом Хаусхофером по поводу немецкого социализма. Хаусхофер, прекрасно осведомленный о завоевательных планах Гитлера, понимающий, с кем имеет дело, пишет, что "социализм - не социализм, если он только средство". Лей с ним соглашается, но добавляет, что будет "делать свое дело" несмотря на все "противоречия".
"Мы жили тогда как в раю, - вспоминала в шестидесятых годах бывшая работница завода концерна Боша Клара Шпер. - Отец получил новенький "Фольксваген". Мы переехали в большую квартиру, где у нас с сестрой была своя комната с балконом, на котором сестра развела настоящий цветник из карликовых роз… Мама каждый вечер перед сном крестилась на портрет фюрера, висевший у нас над радиоприемником. А просыпаясь по утрам, мы улыбались нашему рабочему вождю, фотографию которого принес с завода отец. Как мы его любили!"
Девочка Клара, конечно, не догадывалась, как любил и ее, и весь рабочий класс сам трудовой вождь!
"Я занимаюсь скучной работой - внушаю недоумкам, что они соль земли, раса господ, будущие властелины мира!.. - разоткровенничался однажды Роберт Лей в письме к Альбрехту Хаусхоферу (от 19 апреля 1935 г.). - Наши такие же тупицы, как остальные. Главное было дать им работу… Наш рабочий, пока он работает, внушаем и управляем, как прыщавый подросток. Он наденет военную форму, даже не заметив, будучи уверен, что его просто переставили на другое место на конвейере общенационального труда".
Если сравнить это высказывание с приведенным выше о "рабочем-властелине", то возникает ощущение, что этот "теоретик" просто зарапортовался. Ведь все-таки он предлагал "заменить силой" мозги, а не безмозглость!
Когда милитаризация экономики начала отсасывать все больше средств из казны Трудового фронта и социальные программы пришлось сворачивать, Гитлер, боявшийся серьезного недовольства со стороны рабочих, говорил Лею: "Поддержите их, Роберт, поддержите еще немного… Без кавказской нефти и украинского хлеба мне вас по-настоящему поддержать нечем".
В ответ Лей, сам не расстававшийся с бутылкой, объявил первую в мире общегосударственную кампанию по борьбе с пьянством, для "экономии семейного бюджета". А "сэкономленные" за год этой кампании, горячо поддержанной, особенно немецкими женщинами, алкогольные напитки потом, в годы войны, пошли на фронт для поддержания боевого духа немецких солдат.
Где та степень цинизма, что, подобно концентрации яда в крови, может стать для организма смертельной, даже - для организма политика?!
Роберт Лей родился в 1895 году в семье, как он всюду говорил, "бедных крестьян", на самом деле - крупных рейнских землевладельцев. Учился в университетах Йены, Бонна и Мюнстера. В первые дни войны добровольцем вступил в армию. Летчик, лейтенант, кавалер Железного креста. В 1918 году на два года - французский плен. С 1921-го по 1925-й - нормальная жизнь: научная работа, счастливый брак, рождение детей. Всего четыре года. В 1925-м он становится членом НСДАП, сразу заняв должность гауляйтера земли Рейнланд.
С тех пор Гитлер ездил в Кёльн, как на "гастроли в Америку", поскольку Лей сумел разжечь "адский интерес" к "баварскому выскочке" в салонах богатых рейнских промышленников (и особенно - у их жен), и те выкладывали по 300–500 марок за посещение его выступлений. Если партийный казначей Шварц говорил: "Мой фюрер, вам пора съездить в Кёльн", - это означало, что партийная казна настолько истощилась, что следует ее быстро пополнить.
В конце 1925 года на конференции партийных руководителей Северных земель - той самой, где Геббельс громогласно требовал исключения из партии "мелкого буржуа Адольфа Гитлера", Роберт Лей единственным выступил в поддержку фюрера, перекричав Геббельса и объявив собрание неправомочным. Гитлер это запомнил. Обоим.
Карьерный рост Лея в партии был весьма стремительным. В 1932 году он начальник организационного отдела НСДАП; с 1933 - фюрер Трудового фронта.
Гитлер постоянно предлагал своему "самому великому идеалисту" множество постов и должностей. В сороковом, например, - пост министра вооружений. Лей тогда переживал семейную драму и, возможно, поэтому отказался, рекомендовав вместо себя Шпеера. Фюрер предлагал ему взять на себя и обеспечение экономики "рабской силой", сгоняемой в рейх со всей Европы. Лей снова отказался, на этот раз в своеобразной форме: попросил Гиммлера организовать ему арест и отправку в концлагерь, чтобы "на собственной шкуре подсчитать КПД от принудительного труда". Гиммлер организовал! Лей двое суток таскал валуны из болота, выстаивал на аппельплаце и совершал ночные пробежки под дождем и плевками охранников. И пришел к выводу, что рабский труд "не производителен".
Рабами занялся Заукель; Лей же, "выйдя на свободу", составил для Гитлера подробную записку по способам и методам разжигания "гражданской войны среди евреев", объяснив, что именно эти мысли посетили его, когда он лежал на нарах. В нем всегда словно бы жили два человека: один - действующий, второй - чувствующий. Этот второй порой корчился от боли, почти умирал… Но никогда не мешал первому. Первый же обращался со вторым, как деспотичный и удачливый старший брат с младшим неудачливым недоумком.
Занимался Лей и проблемами образования, например, придумал "школы Адольфа Гитлера" и так называемые "Рыцарские замки" - особые учебные заведения для выращивания нацистской элиты. Хорошо известно его высказывание о том, что начинать надо с трехлетних детей и, как только ребенок научится думать, давать ему в руки флажок, а "потом - школа, Гитлерюгенд, штурмовой отряд, служба в армии… Человек попадает к нам в обработку, сам того не понимая, и, когда он проходит через все эти стадии, его берет Трудовой фронт и не отпускает до самой могилы, хочет он этого или нет".
В конце тридцатых трехлетние дети в Германии уже могли прогуливаться в форме и тянуть ручонки в нацистском приветствии. Пятилетние ходили строем и выкрикивали лозунги, как того требовал устав.
Устав для "Орденсбурген" ("Рыцарских замков") - высшей категории нацистских школ - Лей писал сам.
Рекомендовалось ежедневно большую часть учебного времени заниматься верховой ездой, поскольку это "укрепляет и поддерживает в молодом человеке ощущения полного господства над живым существом".
Для университетов у него были предусмотрены свои методы. Немецкая система образования ведь была и оставалась тогда лучшей в мире. В Германию веками ездили учиться самые передовые представители дворянства, а позже и разночинцы. Математическая и философская школы дали человечеству непревзойденные и поныне образцы полета и точности работы человеческой мысли. Все это намеревались разрушить, и как можно скорее: Германии нужны солдаты. "Поменьше часов в аудиториях, побольше - на воздухе", - требовал для студентов Лей.
Напомним, что автор новой организации учебного процесса в высшей школе Германии для обучения собственных детей, живших тогда с матерью в Париже, приглашал профессоров из Итона.
Личная жизнь Лея - отдельный разговор, материал для романов. Легион любовниц был отставлен и забыт, когда в сорок лет он познакомился с двадцатилетней сестрой Рудольфа Гесса Маргаритой, выросшей в Александрии, где у Гессов была процветающая торгово-экспортная фирма.
Их соединяло все - страстное, с годами не остывающее чувство, абсолютная преданность друг другу, равенство интеллектов, круг общения, дети, наконец. Всё, кроме убеждений. Он оставался душой национал-социализма; она - коммунистом в душе.
В 1938 году, после так называемой "Хрустальной ночи", Маргарита, как ей казалось, окончательно ушла от мужа и уехала с детьми в США. В том же году Лей снова женился. Будучи обвенчан с Маргаритой по протестантскому обряду (их брак не был тайной лишь для узкого круга посвященных), теперь он просто поставил свою подпись в берлинском муниципалитете рядом с подписью девятнадцатилетней девушки по имени Инга. Бедняжка выдержала всего пять лет брака с ним и в 1943 году покончила с собой.
На ее похоронах Гитлер, видимо, желая утешить соратника, показал ему предсмертное письмо Инги, оставленное именно ему, Гитлеру, в котором она просила фюрера сделать все, чтобы вернуть ее "бесконечно любимому Роберту его бесконечно любимую Маргариту".
Этот риторический вопрос, по-видимому, так навсегда и останется риторическим - почему, о Господи, ну почему умные и прекрасные женщины так любят негодяев?!
Маргарита вернулась в Германию в мае 45-го года, когда Третьего рейха больше не существовало, а ее муж и брат были объявлены военными преступниками.
Последние месяцы жизни Роберта Лея - тоже материал для романа, причем авантюрно-детективного. Ему и Борману, как самым верным, единственным не изменившим ближайшим соратникам, Гитлер оставил все шифры и коды альпийских шахт - тайну золота НСДАП. Борман погиб (это позже расплодились версии о его счастливом бегстве в Латинскую Америку, а тогда его смерть не вызывала сомнений), и единственным хранителем "золотой тайны" оставался Роберт Лей, о чем пронюхали американцы. Уже в Нюрнберге был разработан план по вызволению из тюрьмы заключенного № 4 (под первыми тремя номерами в списке обвинения проходили Геринг, Гесс и Риббентроп). План имел кодовое название "Фариа" (вспомним роман Дюма "Граф Монте-Кристо"), Информация об этом частично дошла до нас благодаря соперничеству американской и британской разведок, вынужденных затем предоставить друг другу расшифровки своих "прослушек", которыми были оборудованы некоторые тюремные камеры. Кое-что позже передал Маргарите работавший с заключенными американский психолог Гилберт.
Среди бумаг оказалось и одно из последних писем. Оно было потом воспроизведено по памяти дочерью Лея, профессиональной переводчицей и журналисткой. А недавно удалось обнаружить и подлинник. Приводим его полностью.
Я не уверен, что смогу передавать тебе записки таким же образом. Завтра нам, по-видимому, предъявят обвинительное заключение, и условия ужесточатся. Поэтому хочу кое-что объяснить. Не волнуйся, - я совершенно здоров, и в тюремный госпиталь меня таскают напрасно. Но им я не могу ничего сказать, а тебе попытаюсь. Со мной тут произошел казус - я впервые в жизни пожалел себя. Но казус даже не в этом, а в том, что эта жалость вдруг взяла и умножилась… в сотни тысяч раз. Это было как удар, и я самым пошлым образом грохнулся в обморок, да еще в присутствии Гилберта. В сотни тысяч, миллионы раз… Понимаешь, откуда эта "арифметика"?.. К убийцам всегда являются их жертвы… Я никого не убивал. Но я знал. Этого оказалось довольно.
Сам не верю, что со мной такое произошло. Но так я и попал в госпиталь в первый раз. А дальше еще нелепее. Стали сниться сны: как будто я не я, а какой-то старик, которого гонят пинками, а он не понимает - за что, куда? А то я - целая толпа полуголых, но еще надеющихся… Сердце выделывает такие номера, что меня в очередной раз тащат в госпиталь, делают бесконечные уколы. Одним словом - полная капитуляция арийского духа! Или кто-то сходит с ума. Политик? Идеология? Забавный вопрос.
А еще забавней, что я этим бредом хотел успокоить тебя по поводу своего здоровья. А может быть, и успокоил… по поводу гипотетического выздоровления души? Прости за самое нелепое из всех писем. Но ты поймешь.
Р. 19 октября 1945 года
Комментировать это письмо нет смысла.
Лей покончил с собой 20 октября 1945 года. Он повесился в душевой комнате нюрнбергской тюрьмы, скрутив жгутом полотенце, которое охранник по рассеянности оставил в его камере. Возможно, сыграли свою роль и те препараты, которые начали давать ему американцы по плану "Фариа", чтобы погрузить Лея в состояние анабиоза и вынести его из тюрьмы под носом у союзников. Возможно, сыграла свою роль непримиримая позиция Маргариты с ее твердым "гессовским" характером, любящей и страдающей, но считавшей мужа глубоко виновным в произошедшем с Германией.
Возможно, в петлю Лея толкнул и стыд, о чем он упомянул в предсмертной записке: "…Я больше не в состоянии выносить чувство стыда". Какого качества был этот стыд? Трудно сказать. В раскаянье поверить еще труднее.
Вот отрывок из письма Роберта Лея жене от 7 февраля 1938 года (перевод автора). Возможно, он что-то объясняет.
…И это повторяется вновь и вновь. Опять ты, как школьная учительница, ходишь с линейкой и прикладываешь - тут короче принципа, тут у же, а тут так грязно и темно, что делений не видно. Грета, я не хочу жить в вымеренном мире!.. Чего же хочешь ты? В Австралию? Чтобы наши дети видели меня в белых штанах на корте или в смокинге среди праздных болтунов?! Или вообще в халате с газетой, в которой пишут о том, как меняется мир за шторами?! Пойми, устойчивое развитие исчерпало себя! Я еще помню ту жизнь. Потому и люблю эту! С толпами, парадами и трибунами! С ложью и мечтами, с проклятиями, с обожанием! С бешеным ритмом, с хаосом! Даже со своей усталостью и вечно повышенной температурой. Я люблю все это. А ты… любишь меня. Ты, умная, чистая… идеал Женщины… любишь меня таким. А потому стать иным, примеривать на себя роли с меньшим количеством слов, выходов на авансцену, или вообще оставаться за сценой, когда на ней идет величайшее в истории действо, мне будет уже непереносимо, убийственно стыдно.
Для сравнения приведу еще отрывок из публичного выступления Роберта Лея перед рабочими, то есть - из тех самых "слов со сцены", на сокращение количества которых он не желал соглашаться: "Моя жизнь, мой ум и нервы всецело принадлежат двоим: моему фюреру и вам! <…> Я только невидимая деталь в общем механизме великого государства, призванного обеспечить вам счастливую жизнь. <…> Когда общий механизм сможет работать без этой детали, я сам выброшу себя на свалку металлолома на заводском дворе…".
"Лицемерие политиков есть лицемерие высшей пробы". Думаете, это автор так отзывается о Роберте Лее? Нет, это сам Роберт Лей - о Чемберлене и Даладье!..
Любопытная деталь. В современной Германии наглухо забыли таких "популярных" у нас персонажей, как, к примеру, Мюллер или Кальтенбруннер. И действительно - зачем немцам помнить этих убийц?! А вот Лея немцы помнят. Немцы ведь любили свой социализм. Они любили и человека, который его олицетворял. Они еще долго помнили его в послевоенные годы. Пока не узнали правду.
И они… устыдились своего "рабочего вождя". Как устыдились и своего национал-социализма, за который кровью заплатил весь мир.
Геббельс
Фауст. Жить без размаху? Никогда!
Не пристрастился б я к лопате,
К покою, к узости понятии…
Мефистофель. Вот, значит, в ведьме и нужда!
Гёте. Фауст
О Геббельсе известно много, да и сам он, будучи среди фюреров Третьего рейха самым говорливым, был одновременно и довольно писуч - оставил не только речи, статьи, пьесы, стихи и прозу, но и письма, записки, дневники. Не оставил только воспоминаний - не успел.
Для интересующихся этой личностью можно порекомендовать трех его биографов: Е. Брамштеде, Г. Френкеля и Р. Манвелла. У нас выходила их книга "Йозеф Геббельс. Мефистофель усмехается из прошлого". Книга информативная, подробная, хотя общий тон повествования может раздражать своей сдержанностью. В ней имеется ряд неточностей и ошибок, связанных с той документальной базой, на которую опирались биографы в период работы. С тех пор открылись новые источники информации по истории Третьего рейха, и появилась возможность заполнять "белые пятна" не догадками и версиями, а фактическим материалом.
Чем интересен Геббельс? Своей схожестью со всеми неудачниками в той или иной профессии, которые рвутся в "большую политику", чтобы мстить всем и каждому за собственную несостоятельность? Своим гипертрофированным эгоизмом, подменяющим любовь к другу, ребенку, женщине - любовью к нации или человечеству? Своими "изобретениями", которым так радуется дьявол, например - методом "поэтической правды", которым (забывая поблагодарить изобретателя) широко пользуются современные политики и журналисты?
Ноу-хау Геббельса настолько сделалось нормой, хорошим тоном у этих господ в наши дни, что иногда кажется, что Геббельс изобрел не метод, а вычленил и слепил новую профессию, которая до него существовала лишь в качестве вкраплений в другие специальности. Приведу три примера.
Первый. "Наши враги утверждают, что солдаты фюрера прошли по всем странам Европы как завоеватели; на это мы можем сказать: везде, где бы они ни появлялись, они несли с собой счастье и благополучие, порядок, спокойствие, общественную гармонию, изобилие, работу и достойную жизнь". (Из выступления по радио 19 апреля 1945 г.).