Опять, рассредоточившись, остановились в лесочке, в густом мелколесье. Предстояла ночевка, пока организуют переправу. Рыть ровик не хотелось. Выбрал ямку, постелил шинель на теплую землю, вещмешок под голову. Кругом ветки кустов, сквозь которые просматривается небо. Ползают букашки. Тихо, мирно. Вспомнилась прошедшая ужасная ночь, далекий призрачный дом и мысли о завтрашнем дне: как переправимся, что ждет на плацдарме и удастся ли вообще выжить… Тогда и впоследствии я редко думал о будущем, жил только настоящим. А здесь сказалась прошедшая ночь и неопределенность того, что будет завтра. Ночь прошла тихо. Громыхало где-то далеко. Спали до первых лучей солнца. Вот и забрезжил рассвет. Прозвучала команда: "Всем по машинам!" Двинулись на малой скорости, соблюдая большую дистанцию между машинами, к переправе. Все напряжены до предела, но впереди тихо. Немцы еще не разведали эту только что сооруженную ночью переправу. Она хорошо замаскирована и представляла собой понтон-паром для одной машины с пушкой. К понтону присоединен канат, концы которого тянутся к лебедкам на правом и левом берегах, причем обе лебедки и подъезды к ним затенены густыми кронами деревьев. Разглядеть переправу с воздуха можно, только когда понтон движется по реке. Подъезд к переправе тоже среди деревьев лиственного леса, так что замаскировались хорошо. Вот переправляется первая машина, а мы остановились метрах в 20 от берега под кустистым деревом. Машина заурчала уже на том берегу. Через несколько минут, когда понтон вернулся, нам махнули рукой и мы медленно въехали на настил понтона. Заработали лебедки. Понтон тихонько двинулся на тот берег. Только бы не появились "мессеры". Небо голубое, чистое, с редкими облачками. Томительно тянутся минуты переправы. Вот и другой берег. Быстро съезжаем и во весь дух поднимаемся на левый берег, въезжаем в густой сосновый бор, догоняем первую машину и останавливаемся. Ждем остальные машины дивизиона. Удача. Все три батареи переправляются благополучно. Противник обнаруживает переправу позже, но нас это уже не касается. Трогаемся и вскоре останавливаемся на опушке могучего бора. Здесь позиция нашей батареи. Еще утро. Недалеко, в одном-двух километрах, слышны пулеметные и автоматные очереди. Там передовая. Комбат с разведчиками почти бегом идут к передовой оборудовать НП, в батальон, который ведет бой и который мы должны поддержать. Связисты Иванов и Головин быстро тянут связь следом. Огневики спешно оборудуют позиции под наши пушки. Меня оставляют на батарее в резерве, хотя я надеялся, что отправят на промежуток. Вместо дежурства в этот раз я, по решению помкомвзвода Фисунова и старшины, должен буду вскоре нести обед и, если понадобится, необходимую утварь на передовую, а там по обстановке, вдруг придется кого-то заменить. Пока ложусь отдохнуть у кромки леса, прямо под куст, буквально усеянный ежевикой. Никогда не видел таких крупных ягод и в таком количестве. Полакомился, задумался. На душе как-то тревожно, хотя я уже привык к фронту, к существующему порядку. Но сейчас мы на плацдарме, и жди наступления немцев, которые попытаются нас скинуть в реку. Да и не люблю я эти походы с обедом. Они кажутся мне непрестижными, хотя гораздо опаснее, чем дежурства на промежутке и даже на НП, когда там все устроено и нет прямой атаки противника. Вообще, любые походы на НП опасны. Идешь или ползешь ничем не защищенный, а на НП или промежутке всегда есть защита - ровик, траншея или блиндаж.
Вскоре начало стрелять одно орудие. Значит, наши уже оборудовали НП и ведут пристрелку по немецким позициям. Пролетела группа "мессеров". Вскоре справа и слева по реке послышалась бомбежка. Бомбят переправы. Успело ли переправиться достаточно войск и техники? На передовой усилилась стрельба. Слышны частые минометные налеты. Вот и обед. Поел на кухне без аппетита, хотя завтрак был скудным и давно. Повар налил полный 10-литровый термос, наложил большой котелок каши с тушенкой, привязал узелок с хлебом. Я взгромоздил все на себя, взял карабин - лишняя тяжесть, но мало ли что. Старшина напутствует, чтобы шел осторожно, не спешил, "видишь, что начинается?..". Это о немецкой контратаке. Даже благословил. Видно, что он понимает опасность похода и не считает его непрестижным. Но у меня другое мнение. Встряхнулся и пошел по "нитке", недавно проложенной связистами. Пересек поле и углубился в лес. Иду по узкой лесной дороге. Впереди уже непрерывная стрельба и разрывы мин и снарядов. Изредка слева и справа падают снаряды. Я приседаю, но мешает термос. Как проскочить? Лес кончился. На опушке промежуток. Там окопался наш телефонист, помнится, Головин. Я прилег рядом и осмотрелся. Впереди полностью сгоревший и разрушенный поселок. Только кое-где видны фундаменты построек и остовы печек. За поселком купы деревьев вдоль извилистой речушки или оврага. По ту сторону немецкие позиции, по эту наши. Уточняю у Головина, каким путем добраться до НП. Он указывает на одну группу деревьев и говорит, что там блиндаж НП, туда протянута связь, которая все время рвется из-за минометного обстрела. Недавно перед моим приходом Иванов, связист с НП, ликвидировал очередной порыв связи, и она пока держится. Да и я все сам вижу. До блиндажа метров 100–150. Все пространство простреливается минометным и артиллерийским огнем. Вдобавок пулеметные и автоматные очереди. Правда, последние вроде идут в основном по передовой, по первой линии траншей, по пехоте, что хорошо видно по трассирующим следам. Прикидываю, как пробежать этот участок. Вдоль поселка непрерывно лопаются в воздухе бризантные разрывы, посылая вниз, на землю, свои смертоносные осколки. Замечаю, что они перемещаются туда-сюда, справа налево и обратно. Минометные налеты следуют с немецкой пунктуальностью через 4–5 минут. Надо проскочить в паузу между налетами и когда бризантные разрывы еще в стороне, справа или слева. За одну пробежку дистанцию с термосом, котелками и карабином не преодолею. Правда, карабин решил оставить у связиста. Все равно не преодолеть дистанцию за 3–4 минуты. Выбираю на глаз какую-то развалину, уже за бризантными разрывами. Проклинаю свою близорукость. Возможно, это бугор. Ладно, сойдет и бугор. Теперь надо выбрать благоприятный момент. Выжидаю. Вот кончается минометный налет, а разрывы бризантов еще в стороне. Вскакиваю и во весь дух мчусь к развалинам. Сваливаюсь в небольшую ямку за невысокой кирпичной кладкой (очевидно, остатки фундамента). Термос давит по спине.
Бешено стучит сердце, сейчас выскочит! Перевожу дух, глядя в небо. Там так безмятежно, как дымки, рвутся бризантные разрывы. Ближе, ближе, затем уходят в сторону. Двигаются почти по прямой. Мне они уже не страшны, я проскочил опасную зону. Переждав пару минометных налетов, опять вскакиваю и бегом к заветной куще. Вот и вход в землянку-блиндаж. Вваливаюсь туда прямо на Шалевича.
- Ты откуда и зачем здесь? Тебя ведь оставили в резерве.
- Принес обед.
- Какой к черту обед, видишь, немцы лупят! Голову нельзя поднять! Связь и та то и дело рвется, хотя протянули две нитки. Иванова уже ранило, лежит в другой землянке. Наступление захлебнулось, только отбрехиваемся.
- Старшина приказал принести обед. Вот суп, каша, хлеб.
- Дурак старшина! Рисковать из-за обеда! Ладно, вроде чуть стихло. Разольем по котелкам, а ты живо обратно. Возможно, немцы в контратаку пойдут. Ты здесь не нужен. Сиди на батарее… Позовем, когда потребуешься на замену. Комбат, Комаров, Дубровских с рацией и Сашка Хвощинский и Гиянитулов рядом в траншее, наблюдают и огонь корректируют. Я только что оттуда, поем, передохну и сменю Сашку.
Примерно такой разговор состоялся на НП. Разлив все по котелкам ребят и оставив принесенный котелок с кашей, Шалевич приказал мне немедленно возвращаться. Обстрел опять усилился. Так не хотелось опять бежать через насквозь простреливаемый участок! Шалевич указал более безопасный путь по лощине, хотя он и длиннее. Переждав очередной налет, я короткими перебежками и с пустым термосом вернулся на промежуток, взял карабин и уже спокойно, расслабленно возвращался по знакомой лесной дорожке. Сзади загрохотало еще сильнее. Там что-то нехорошее происходит. Прошуршали над головой снаряды и разорвались где-то в районе наших позиций. Но мне сейчас все равно. Только дойти и брякнуться отдохнуть. Лес кончился. Вон через поле и наши позиции. Вечерело. Надо же, как долго ходил!
Пришел в батарею, скинул термос на кухне, доложился старшине и узнал новости. В районе соседней 5-й батареи немцы прорвались и вышли прямо на огневую позицию. Была рукопашная схватка. Немцев отогнали. Там большие потери. Наш участок пока держится, хотя после моего ухода немцы перешли в наступление (недаром я слышал грохот). Правда, сейчас стихло. Позднее я узнал, что Шалевич чуть не попал к немцам. Он лег в блиндаже отдохнуть и заснул. А немцы слегка потеснили нашу пехоту, и все, кто был в траншее, отошли вместе с пехотой на 200–300 метров. Блиндаж с Шалевичем оказался в расположении противника. К счастью, грохот разбудил его, и, выглянув из блиндажа, он увидел невдалеке, прямо перед собой, немецкий танк и услышал немецкую речь. Схватив автомат, он по-пластунски пополз среди кустов и вскоре вышел на своих. Говорил позже, что если бы его заметили, то все, хана ему, конец.
Пока мы на огневой обсуждали новости и гадали о дальнейшем, со стороны переправы стал нарастать шум, и вскоре мимо нашей батареи, вперед и левее, двинулась большая колонна средней и тяжелой артиллерии на тягачах. Куда это они? Там же передовая, а они всегда сзади нас. Значит, там прорыв! А здесь удалось переправить много техники! Теперь жди нашего наступления. Вот дадим жару! Все повеселели. Опасность, что нас сбросят в Вислу, миновала. Прошла еще группа танков и вереница пехоты. Вскоре стемнело, бой впереди вначале усилился, но вскоре затих, и мы узнали по связи с передовой, что немцы и на нашем участке отошли, испугались окружения. Теперь жди переезда на новое место. Плацдарм отстояли!
Пока я отдыхал от пережитого, а потом, когда стемнело, первый раз за последние дни спокойно уснул под знакомым кустом ежевики, завернувшись в шинель, на передовой происходили драматические события. После отхода немцев НП нашего дивизиона и батареи продвинулись вместе с пехотой вперед и расположились на кирпичном заводе, точнее, среди его развалин. Настала ночь. Справа и слева постреливали. Сплошной линии обороны не существовало. Немцы ракет почти не пускали. Обстановка была не ясна. Пехоты рядом не было. Выждав некоторое время, комдив Козиев решил уточнить, что впереди, и посмотрел на наших разведчиков Абрашу Шалевича и Сашу Гиянитулова, кого послать. Выбрал последнего, и Саша, захватив автомат, скрылся в темноте. Прошло 10, 20 минут, может, около получаса, впереди было тихо, а Саша не возвращался. Все забеспокоились, насторожились. Начало слегка светлеть. Тогда Шалевич ползком, среди редкой травы и кустов, направился вперед и через 50–100 метров обнаружил убитого Сашу. С него были сорваны награды и захвачен автомат. Очевидно, он наткнулся на немецких разведчиков и они по-тихому его "убрали". Шалевич прислушался, присмотрелся, но никаких признаков немцев не обнаружил. Они ушли, отступили дальше. Вернувшись, он доложил о случившемся. Сашу перенесли к заводу и вызвали машину. Уже быстро светлело, и тут поступила команда сменить позицию. Нашего Сашу (Рашида) перевезли и быстро, пока все готовились к переезду на новое место, захоронили. Мы лишились самого смелого разведчика и хорошего товарища.
Вот и новая огневая позиция на поле перед густым сосновым лесом. День теплый, солнечный. Вдалеке, за лесом, слышна легкая, какая-то ленивая перестрелка на передовой. Изредка автоматная или пулеметная очередь, еще реже минометный налет. Немцы и мы заняли оборону. Затишье на фронте. Самая спокойная обстановка. Они и мы интенсивно окапываемся. Огневики начали оборудовать свои позиции под пушки, а мы, взвод управления, направляемся на сооружение НП.
Теперь меня взяли на НП вместо погибшего Гиянитулова. Идем группой: радист Степанов с рацией, три разведчика-наблюдателя, Шалевич, Хвощинский и я со стереотрубой, лопатами, топором и пилой. Во главе - младший лейтенант Комаров. Состав группы, кроме Комарова, полностью молодежный, от 17 до 22 лет.
Сначала зашли на НП полка в самой гуще леса. Там разведчики и связисты уже соорудили здоровую вышку до верхушек деревьев. Поднялись на верхнюю площадку. Передовой за лесом почти не видно, видно только поле за передовой. Что они будут наблюдать? Спустились и пошли дальше. Редкие очереди все слышней. Вот и опушка. Где-то рядом протарахтел и замолк наш "максим". Прилегли на самой кромке леса. Впереди поле, а метрах в 70–100 овраг, обозначенный купой деревьев. По эту сторону наши траншеи, по ту немецкие. Где и как удобнее оборудовать НП? Обычно НП оборудовали на самом переднем крае, в пехотной траншее или около. Но здесь оказался плохой обзор, так как траншея была в низине, на склоне оврага. К тому же она хорошо просматривалась с немецких позиций по ту сторону оврага и НП быстро бы обнаружили. Решили рыть блиндажик на 6–7 человек в глубине леса, в нескольких метрах от опушки. Но где установить стереотрубу? Вначале последовало стандартное предложение: вырыть и замаскировать на поле, метрах в 20–30 от опушки, ровик, установить там стереотрубу и протянуть от ровика до блиндажа ход сообщения (узкую траншею), тоже замаскированный. Но это требовало большой работы, причем короткой июльской ночью. И тут я предложил установить стереотрубу на сучковатой развесистой сосне, которую я заприметил невдалеке на опушке, и рядом рыть блиндаж. Перед сосной росло несколько мелких сосенок, маскировавших ее, а наверху было несколько толстых разлапистых ветвей, где было удобно соорудить миниатюрную незаметную со стороны площадку для наблюдения. Обзор был превосходный, но позиция была опасно уязвима для любого пулеметного и даже автоматного обстрела. Предложение было необычным. Особенно возражал Шалевич. Перед его глазами стоял случай с Анацким под Калинковичами, когда тот полез на дерево и был тут же убит. Я знал об этом, но знать одно, а видеть собственными глазами - другое. Лейтенант Комаров колебался. Между мной и Шалевичем возник спор примерно такого содержания:
- Ты соображаешь, что будет? Как только заметят что-то подозрительное, сразу снимут очередью из пулемета! Да и случайно могут зацепить при обычном "прочесывании передовой", и поминай как звали, - говорил Шалевич.
- Не заметят, - отвечал. - Правда, сидеть придется весь световой день тихо, шевелиться аккуратно, да и за густой хвоей они наблюдателя так далеко не разглядят. А прочесывание идет обычно понизу, по траншеям, и больше ночью, а днем обычно редко, - возражал я. - Кроме того, сейчас затишье, наступления не предвидится, и за несколько дней можно будет засечь много точек.
- А как выдержать такой длинный день? Ты сможешь просидеть 14–16 часов не шевелясь? А пить, есть как? А солнце припечет?
- Я выдержу, если хорошо оборудовать сиденье, а легкое шевеление незаметно. Пить можно из подвешенной фляжки, есть не обязательно. Только плотно позавтракать, да и бутерброд сжевать можно, если невтерпеж. От солнца там густой навес веток, а дождя пока не предвидится. Да в сильный дождь можно и незаметно слезть.
- Конечно, заманчиво, но опасно, помнишь, как Анацкого срезали, когда полез на дерево под Калинковичами?
- Так там было наступление! Жуткая стрельба. Да, и он полез на дерево днем, и это было глупо. Я первый полезу. Ну, не выдержу, соскочу. Смотрите, какое сучковатое дерево. Залезать и слезать легко.
Мы были молоды и, несмотря на опыт, неосторожны. Кроме того, я так горячо отстаивал идею, что решили рискнуть. Если не выйдет, сделаем НП, как обычно. Вечером оборудовали площадку на толстых ветках на высоте 8–10 метров. Старшина раздобыл и принес очень удобную подушку. Протянули связь, закрепили стереотрубу. Я замаскировал все так, что даже в десятке шагов почти ничего не видно. Оставили только обзор для окуляров стереотрубы.
Утром, еще не рассеялся туман, я плотно позавтракал, захватил фляжку с водой, залез, хорошо, даже удобно устроился. Ноги на ветках, за спиной ствол, руки свободны. Надел трубку телефона, настроил стереотрубу под свое паршивое зрение и стал наблюдать, поворачивая окуляры вправо - влево. Как здорово все видно! Не то что с земли. Да и близорукость не мешает. Уже в первые полчаса я обнаружил еще не законченную немецкую вышку для НП, блиндаж, куда в течение всего дня шныряли военные (с земли ничего бы не увидели). Значит, здесь командный пункт. "Привязал" обнаруженное к реперным точкам и сообщил все вниз в блиндаж. Там Комаров с Шалевичем нанесли эти цели на карту и сообщили комбату. Затем, в течение дня, засек дорогу, тянущуюся за немецкой передовой, по которой довольно часто курсировали машины, еще что-то. До часу или двух дня я не чувствовал утомления. Был возбужден и как-то по-детски доволен своей "работой". Потом стал уставать, но было вполне терпимо. Потихоньку разминался. Стреляли редко и, как я и предполагал, все понизу. Только после 16–17 часов почувствовал утомление и стал часто поглядывать, как заходит солнце. Но вот стало слегка темнеть, появился туман, и я с облегчением слез с дерева и стал энергично разминаться. Поел с аппетитом и завалился спать в блиндаже.
На другой день была очередь Шалевича. Он позавтракал, но тянул с подъемом на дерево, а уже здорово рассвело. Видно было, что эта затея ему не по нутру. Но делать нечего, и он залез. Однако долго сидеть неподвижно не смог и стал заметно шевелиться. Мы забеспокоились и крикнули, чтобы не суетился. Но тут раздался треск от неприятельского пулемета. Полетели сучья, и Шалевич стремглав скатился вниз. Мы залегли, не подымая головы. Прошла еще одна короткая очередь, и все стихло. Было неясно, заметили ли наш НП или это "профилактика". Но наблюдение с дерева прекратили, перешли на обычное, окопное устройство НП. Обзор неважный, но зато спокойнее и привычнее. Пришлось опять копать и маскировать позицию.
Через пару дней утром Комаров отправил меня и еще одного связиста на батарею, помыться и заодно вернуться с обедом и сухим пайком. Мы возвращались в батарею теплым летним лесом. Передовая с ее редкими перестрелками удалялась, обычное напряжение, когда там находишься, спадало, и было ощущение, что идем на отдых. Вот кончился лес. На поле видны огневые позиции нашей батареи, а у опушки кухня с землянкой старшины и повара. Одно орудие начало стрелять. Очевидно, шла пристрелка по нашим реперным точкам. Следовало ждать ответных действий противника. Но мы были в стороне, в лесу, у нас было ощущение тыла, хотя до передовой каких-то 2–3 километра. Помылись, подкрепились на кухне, чуть отдохнули, лежа на сухой траве под деревом, и, захватив пропитание, двинулись обратно. Только отошли на 20–30 метров от кухни, как в нескольких метрах сзади раздалась серия взрывов. Меня обдало воздушной волной, пороховым дымом. Просвистело несколько осколков. Мы уткнулись в землю, помнится, в мелкую ямку. Я оглянулся и увидел свежую воронку буквально в 2–3 метрах от себя. Чудом не накрыло снарядом и только потому, что снаряд перелетел через меня, разорвался сзади и основная масса осколков ушла вперед. Если бы он упал перед нами или это была бы мина, то нас могло изрешетить.
Если бы! Сколько еще было и будет этих "если бы", счастливых и не совсем. Конечно, привыкаешь на передовой ко всему, но подспудно, внутри, сидит напряжение и готовность к немедленной реакции. Отпускает только, когда отходим в тыл или отдыхаем в блиндаже в периоды затишья.