Книга генерала В. И. Манойлина - это его воспоминания о жизни во времена Советского Союза и после его распада, о службе в советском Военно-морском флоте и о работе в одной из крупнейших нефтяных компаний постсоветской России. В период "холодной войны" 1946–1991 гг., на котором автор акцентирует свое внимание, он служил и работал в структурах Военно-морского флота, принимая участие в организации его базирования. Автор ставит своей целью информировать читателя о малоизвестных и вовсе неизвестных страницах истории советского Военно-морского флота, делая это в легкой повествовательной манере.
Содержание:
Обращение к читателю 1
Сальск 2
Война 5
Высшее Инженерно-Техническое Командное Училище Военно-Морского Флота 9
Кронштадтская военно-морская крепость 16
Тихоокеанский флот - Стрелок 20
Тихоокеанский флот - Камчатка 23
Тихоокеанский флот - Владивосток 30
Ленинград 34
Санкт-Петербург 55
Послесловие 60
Обращение к читателю
Спешу сообщить, что я не писатель, а прежде всего читатель, и, как и большинство людей, определяю, стоит ли внимания какая-либо книга уже после прочтения первых двух-трех страниц. Поэтому постараюсь сразу сообщить те сведения, которые помогут взявшему в руки эту книгу решить, читать ли ее дальше или нет.
Эта книга - мои воспоминания о жизни во времена Советского Союза и после его распада, о службе в советском Военно-морском флоте и о работе в одной из крупнейших нефтяных компаний постсоветской России.
И в советские времена - в звании от инженер-лейтенанта до инженер-генерал-майора ВМФ, и в современной России - в должности руководителя одного из структурных подразделений нефтяной компании - я занимался одним и тем же: участвовал в создании и поддержании морского могущества нашего государства.
Можно предположить, что заинтересовать читателя воспоминаниями не "раскрученного" средствами массовой информации человека будет более сложно, чем мемуарами известных политиков, деятелей искусства и шоу-бизнеса.
Надеюсь на справедливость утверждения журналиста А. Тарханова в газете "Коммерсант": "Воспоминания никому не известных людей неинтересны современникам, но они со временем только набирают вкус. Скандальные воспоминания знаменитостей живут только один сезон".
Начав писать, я совершенно четко представлял себе скептическое отношение читателей к авторам мемуаров, которое можно передать следующими словами финского писателя Марти Ларни: "Для подобной стряпни (мемуаров) не требуется особенно ценных продуктов. Авторы названных сочинений раскрывают кладовые своей памяти прежде всего потому, что это модно; к тому же иные из них считают непоправимым бедствием свой уход со сцены и то, что грядущие поколения ничего не будут знать о столь незаменимых личностях".
Осмелился я написать эту книгу в надежде на то, что ее содержание будет ближе утверждению А. Тарханова, чем М. Ларни.
Название книги, как это и должно быть, говорит о ее содержании. Период "холодной войны" начался в 1946 году, после окончания Второй мировой войны, и закончился в 1991 году после распада Советского Союза. Все это время я служил и работал в структурах Военно-морского флота, принимая участие в организации его базирования.
Если воспользоваться "терминологией" Санкт-Петербургского клуба моряков-подводников, то вместе с моряками этого клуба я считаю себя и всех моих коллег, занимавшихся обеспечением боевой службы и боевого дежурства сил Военно-морского, флота, ветеранами "холодной войны" на море.
Мне довелось служить и работать на разных флотах и в разных местах, а потом быть одним из руководителей, которые отвечали в целом за всю систему базирования Военно-морского флота, поэтому мне есть чем заинтересовать читателя (естественно, ни в коем случае не переходя границ дозволенной информации).
Открытая литература по базированию отечественного ВМФ встречается редко, одна из последних новинок - "Военные строители Черноморского флота". Хорошая, интересная книга, историческая ценность которой не вызывает сомнений. В ней много того, о чем раньше не писали.
Моя книга продолжит тенденцию информировать читателя о малоизвестных или неизвестных страницах истории советского ВМФ.
Но этим не ограничивается ее содержание - в ней будут и воспоминания о моей жизни и о моем отношении к той действительности, в которой я жил и живу. Это будет описание одной судьбы, а именно моей, в потоке истории, временные рамки которого ограничены датой моего рождения и датой издания этой книги.
* * *
Родился я в 1929 году. Этот год Сталин назвал "годом великого перелома" - назвал потому, что была завершена сплошная коллективизация сельского хозяйства, на основании чего делался вывод о ликвидации последней экономической базы возврата к капитализму.
Тогда же завершились все политические и экономические мероприятия, позволяющие заявить, что созданный семь лет назад, в 1922 году, Советский Союз превратился в единое, монолитное государство и что исключены все возможности его распада.
Работа над рукописью началась в декабре 2001 года, когда в России, которая стала самым крупным осколком разломанного и распавшегося в 1991 году Советского Союза, завершилась полная ликвидация последних экономических образований социализма.
Мои воспоминания охватывают период от "великого перелома" в сторону социализма до "полного разлома" этого социализма и развала первого в мире социалистического государства на пятнадцать капиталистических частей.
Книга вполне могла бы называться "От великого перелома до полного разлома", но я выбрал то название, под которым она выходит в свет.
Книга не является историческим очерком с указанием дат, строгой последовательностью повествования, анализом явлений и событий - в ней просто описание событий, эпизодов, людей прошедшего и нынешнего времени, изложенное с максимально возможной объективностью.
Я совершенно четко понимаю, что объективность личных воспоминаний - понятие не однозначное, а скорее, спорное. Как бы автор не заявлял о своей исключительной объективности, все равно мемуарист, по утверждению литературоведа И. Подольской, "записывает не то, что вспомнилось, но из того, что вспомнилось, выбирает то, что соотносится с его концепцией жизни и той конкретной личностью, о которой он пишет".
То, что выбрано для этой книги, представляется читателю в концепции, сформулированной Уильямом Сомерсетом Моэмом для своих мемуаров: "Я трактую предметы только так, как я их воспринимаю. Я не стремлюсь никого убеждать".
С начала перестройки и по сей день издано столько воспоминаний, разоблачений, разъяснений, уточнений, архивных открытий, что появление еще одних может быть отнесено к категории "а это уже перебор".
Я старался, чтобы перебора не было.
Попытаюсь довести до читателя только те события и случаи, которые, несмотря на их кажущуюся в некоторых случаях незначительность, были бы характерны только для того конкретного момента времени, о котором идет речь.
Осталось ответить на два вопроса, которые всегда возникают у читателя к автору мемуаров: первый - для чего, второй - для кого он пишет.
Отвечая на первый вопрос, приведу слова Уильяма Сомерсета Моэма: "Я пишу эту книгу, чтобы вытряхнуть из головы некоторые мысли, которые уж очень прочно в ней застряли и смущают мой покой" и сибиряка Н. А. Белоголового, написавшего в свое время воспоминания о декабристах: "Чувствую, что эти воспоминания могут показаться мелкими и скудными, но тем не менее пишу их в надежде, что они могут со временем пригодиться как достоверный материал".
Эпоха от 1917 года до наших дней настолько значима в мировой истории человечества, что интерес к ней не имеет предела. Все, кто имеет отношение к истории, философии, политологии, искусству, экономике и другим видам творческой деятельности, так или иначе уже вовлечены и будут вовлекаться в процесс изучения и осмысления этой эпохи.
На второй вопрос автору ответить легче: для читателя без разделения его на возраст, пол, социальное положение, национальность, вероисповедание, гражданство, и прочее, прочее. Раньше, в советские времена, был такой термин - "широкий круг читателей". Так вот, я старался, чтобы читательский адрес был именно таким, зная, что никто не станет читать книгу, которая не интересна и не нужна.
Сальск
Детство мое прошло в городе Сальске Ростовской области, расположенном в центре Сальских степей.
Сальск - крупная узловая железнодорожная станция на пересечении магистральной железной дороги Волгоград-Краснодар - Новороссийск и дороги Сальск-Ростов-на-Дону. Во время моего детства все это было Сталинградской железной дорогой.
На всех географических картах Сальск территориально относится к Северному Кавказу.
Через Сальские степи шли скифы, татаро-монголы, русские войска - на завоевание берегов Азовского и Черного морей, на покорение Кавказа; запорожские казаки - чтобы стать казаками кубанскими. В Сальских степях осели калмыки, а потом и донские казаки.
Там происходили драматические события Гражданской войны. По ним волнами, сменяя друг друга, прокатывались отряды белых, красных, зеленых и вообще непонятно каких, все кругом воевали друг с другом и все старались задержаться в этом богатом и сытном крае.
Магистральные дороги Сальских степей - это дороги жестоких битв за власть Советов и против нее.
Сальские степи - это степи знаменитой конницы Буденного.
После окончания Гражданской войны в Сальском районе были созданы три структуры, которые стали известны не только в нашей стране, но и за рубежом: совхоз "Гигант", конный завод имени Буденного и коммуна "Сеятель".
Совхоз "Гигант" был крупнейшим предприятием по производству зерна не только в СССР, но и в мире. Здесь впервые в нашей стране сельское хозяйство велось как заводское, его работники были не крестьянами, а рабочими и жили не в сельских мазанках, а в домах городского типа. Его роль и значение для страны были так велики, что по личному указанию Сталина за достигнутые успехи в сборе урожая московская футбольная команда "Динамо" после своего послевоенного турне по Англии была направлена в "Гигант" для встречи на футбольном поле с совхозной командой. Из Ростова и Сальска на эту встречу отправили специальные поезда с футбольными болельщиками. Мне посчастливилось побывать на этом матче.
Поле ровное, трибун никаких, народу много. Передние ряды болельщиков - полулежа, за ними - на коленках, за ними - стоя, за ними - на лошадях, последние - на верблюдах.
В воротах "Динамо" - легендарный Хомич в своей знаменитой кепке. Через несколько минут после начала игры счет стал 1:0 в пользу "Гиганта". Ликованию ростовских и сальских болельщиков не было предела. Встреча закончилась со счетом 10:1 в пользу "Динамо", но это никак не повлияло на гордость сальчан, потому что первый мяч знаменитому Хомичу забил сальский футболист.
На конном заводе имени Буденного была выведена знаменитая буденновская порода лошадей - специальная войсковая лошадь, которая и поныне высоко ценится специалистами за красоту, выносливость и высокие скаковые качества.
Коммуна "Сеятель" - попытка построить коммунизм в одном отдельно взятом хозяйстве. В 1920-е годы в советской России остались немцы, венгры, поляки, чехи, словаки, румыны и люди других национальностей, принимавшие участие в Гражданской войне на стороне красных. Возврат на родину для них был равнозначен дороге в тюрьму или на виселицу. Они воевали за коммунизм и приняли решение приступить к его строительству в России. Советское правительство выделило им громадный кусок земли под Сальском и помогло первоначальными кредитами.
Эти люди сотворили чудеса. Во-первых, они горели идеей. Во-вторых, они были западными или, как сейчас говорят, цивилизованными людьми. Они создали коммуну со следующими основными принципами: работают все вместе, руководство всех уровней выборное, дисциплина твердая; каждая семья живет отдельно, своего хозяйства и кухни не ведет, питание - в общей столовой, дети - в яслях, садах или школах.
Построили отличный жилой городок с каменными домами, уютными квартирами с водопроводом и канализацией, столовые, школы, клуб и т. п. В городке улицы и тротуары - асфальтированные, кругом палисадники и т. д.
Производственная база поражала воображение - все каменное, все добротное, везде электричество, везде механизмы. В коровниках захотевшие пить коровы нажимали носом кнопку в раковине - и вода текла.
Я попал туда на экскурсию, когда учился в четвертом классе. В это время дети моего возраста увлекались военной техникой, космонавтикой и произведениями Жюля Верна. Полет на Марс тогда считался вполне возможным делом, но когда я увидел корову, самостоятельно пьющую воду, был просто шокирован.
В голой степи были разбиты плодовые сады, размеры которых измерялись километрами. Все деревья - одинакового роста, все подстрижено, между рядами трактором все пропахано, никаких сорняков. Так же красиво содержались и зерновые поля. Поражала абсолютная чистота везде и абсолютное отсутствие заборов. Было непонятно, как можно жить без заборов, запоров и замков. Вот висят крупные прекрасные яблоки - подходи и рви, вот чудесный виноград, вот спелые арбузы. Почему все это не охраняется? Нам объяснили: свои не рвут - сознательные, чужие не появляются, поскольку коммуна расположена далеко от всех, а "на всякий случай" на дальних подступах дежурят конные патрули.
Опыт с построением коммунизма в отдельно взятом хозяйстве закончился плачевно. Во-первых, потому что в коммуне было очень много бывших иностранцев, и в 1936–1937 годах там с особым энтузиазмом искали шпионов, вредителей и других врагов народа. Во-вторых, начали отменять ранее выданные льготы и ограничивать права, а в-третьих, в связи с ростом хозяйства пришло много новых людей, убеждения и отношение к работе которых существенно отличались от тех, которые были свойственны его "отцам-основателям".
С началом войны коммуну преобразовали в колхоз - со всеми вытекающими последствиями.
Во времена моего детства Сальск был городом многонациональным.
В сальском русском языке было много украинских слов, говор был мягкий, хохляцкий. Никто никогда не разбирался, кто русский, а кто хохол - и мои сверстники, и я считали, что это одно и то же.
Близость к Кавказу и Калмыкии обусловила проживание в Сачьске калмыков, армян, лаков, татов, грузин и людей других национальностей. Но в нашей детской среде никогда никакого разделения по национальным признакам не было. Было другое - "с нашей улицы" или "не с нашей улицы" или из "такой-то школы".
По тем временам Сальск считался вполне приличным районным центром: крупный железнодорожный узел, большой каменный вокзал, центральная и несколько боковых улиц - мощеные, в центре каменные двухэтажные дома, хороший каменный кинотеатр, прекрасный городской парк, отличная городская библиотека, Дом пионеров, школы в хороших зданиях и т. п. Было несколько заводов и множество различных артелей. Все это в центре на небольшом участке, остальное же - одноэтажные саманные хаты, преимущественно с кровлями из камыша.
Главная достопримечательность - улицы. В сухую погоду пыль толщиной не менее десяти сантиметров. Пройдет машина, поднимет пыль - ничего вокруг не видно. В дождь - грязь неимоверная, с ноги сапог снимает. Самое приятное время - дня два после дождя. Протопчут дорожки, они мягкие, ходить по ним одно удовольствие - ни пыли, ни грязи.
Мои родители - школьные учителя. Отец - Иван Кузьмич, донской казак, учитель математики, окончил Томский учительский институт. Мать - Антонина Владимировна, кубанская казачка, с золотой медалью окончила гимназию в Ставрополе, что дало ей право на преподавание в школе. В советское время она училась в учительском институте и преподавала русский язык и литературу.
Старший брат Владимир до седьмого класса учился в школе, расположенной недалеко от нашего дома. На летних каникулах довольно большая группа его школьных товарищей играла в Гражданскую войну. Естественно, в такой войне должны быть белые и красные.
На этот раз для придания игре большей живости решили, что будут с одной стороны красные, с другой - махновцы. Махно - это значит конница, это набеги, грабежи, засады и все прочие элементы "бандитской героики", столь привлекательные для подвижных игр подростков. Как положено, тянули жребий, кому на какой стороне играть. Брату досталась команда Махно, а в этой команде он и его двое товарищей добровольно, а не по жребию, вызвались играть самого Махно и двух его ближайших соратников.
Об этом стало известно руководству школы, которое решило исключить всех троих из школы - в советской школе не могут учиться дети, играющие роль Махно. Приказ решили подписать, когда кончатся летние каникулы, чтобы все было прилюдно, показательно и с большим воспитательным эффектом, чтобы никто и никогда и мыслить не смел добровольно принимать во время игры личину врага Советов.
Узнав об этом, мой брат и его товарищи тем же летом подали заявление и были приняты в железнодорожную школу. А это - уже другое ведомство. Это не Сальское районо, а Сталинградская железная дорога.
Показательное увольнение из школы не состоялось, брат закончил десять классов железнодорожной школы, потом Ростовский институт инженеров железнодорожного транспорта и всю свою жизнь работал только на железной дороге.
Мы жили в собственном вполне приличном доме: стены саманные, кровля металлическая, три комнаты, кухня и большая веранда. Главное - большой участок. В те времена базар в Сальске был великолепный, цены столь низкие, что моим родителям их учительской зарплаты вполне хватало, чтобы не заниматься своим огородом. Поэтому участок зарос великолепной полевой травой, было много деревьев, в том числе чудесной белой акации.