В Военно-морском флоте начало бетонных работ на новой крупнокалиберной береговой батарее было большим событием, поэтому на мой участок приехало высокое руководство. В числе приехавших были генерал-лейтенант Моргунов - командующий береговой обороной ВМФ, вице-адмирал Байков - комендант КВМК, генерал-майор Лабайдин - начальник Главвоенморстроя. Всего было человек десять адмиралов и генералов. Обошли. Посмотрели. Везде порядок, все на месте, все расписано, куда ни пойдут - тут же доклад, что готовы. Разрешили начинать. Пошел бетон. Дело идет четко. Через час собрались уезжать, вдруг заглох работающий дизель, запустили резервный - он тоже заглох после непродолжительной работы.
Все руководство набилось в дизельную и смотрит на механика, который колдует с дизелями. Проходит час - дизели стоят. Генералы и адмиралы начинают рассказывать мне и механику, кто мы такие и что нас ждет. Механик встает с коленок, поворачивается к руководству и говорит спокойным голосом: "Товарищи адмиралы и генералы! Не пошли бы вы все на.., а я за это время дизель починю". Руководство остолбенело, а комендант крепости сказал: "Товарищи, а ведь механик дело говорит. Давайте выйдем отсюда". Все молча вышли и молча ждали еще минут десять.
Дизель заработал, руководство уехало, мне оставили двух обеспечивающих главного инженера строительного управления и сотрудника госбезопасности.
В дальнейшем до самого окончания строительства ни разу не было, чтобы оба дизеля одновременно выходили из строя. Тут сработал хорошо известный в армии и на флоте "генеральский эффект".
Большой бетон у меня шел целый месяц, всего бетонировал шесть блоков, каждый блок 2–3 суток, потом перерыв до двух суток, потом новый блок.
На бетонирование каждого блока у меня был обеспечивающим либо главный инженер строительного управления, либо главный инженер УНР, либо начальник УНР.
Все обеспечивающие инженерные начальники ни разу не вмешались в мою деятельность, ни разу не давали каких-либо команд. Они не дергали меня, они отлично понимали, что такое "большой бетон" и какое нервное напряжение у начальника бетонных работ.
В случае, если бы обеспечивающий увидел, что начальник участка не справляется с руководством, то немедленно начальник участка был бы отстранен, а обеспечивающий взял бы на себя руководство работами.
Еще один урок для меня - не мешай подчиненным работать, не лезь под руку, а если нужно, в критический момент бери руководство на себя.
Когда большой бетон закончился, то сотрудник госбезопасности собрался уезжать. Я ему сказал, что мы с ним целый месяц круглосуточно были вместе, а даже двух слов друг другу не сказали. Его ответ: "Радоваться этому надо, а не сожалеть".
После бетонных работ начались монтажные. Привезли орудийные системы. Бронебашня весит 18 тонн, ее надо поднять на высоту 4 метра, кранов такой грузоподъемности нет. Есть одна ручная лебедка грузоподъемностью 5 тонн. Сделали наклонную эстакаду из бревен, смазали пушечным салом дорожку эстакады, к лебедке - полиспаст, на лебедку - солдат, к башне - солдат с ломиками. "Эх, ухнем - сама пошла". Затащили. Поставили на место, смонтировали.
Все это время, пока шел бетон и монтаж, я жил в лесу. Круг общения - только по работе, изредка с домашними. Радиоприемника нет, радиотрансляции нет, газеты раз в неделю. Так уставал, что и этих старых газет не читал. В кино не ходил, про телевизор только слышал, что где-то у кого-то есть. Почти год весь мир сузился у меня до размеров береговой батареи.
О смерти Сталина я узнал по звонку служебного телефона. Затырканный монтажом и повседневными хлопотами, я в тот момент не осознал исторической значимости этого события. Собрали солдат, замполит объявил, были казенные дежурные слова о вечной преданности делу Сталина и клятвы, что никогда не свернем, а будем идти только туда, куда нас вел товарищ Сталин. Разошлись, приступили к работе. Солдаты говорили о текущих делах и своих заботах. Тему, а что же дальше будет, не обсуждали. Я тоже над этим не задумывался, мне казалось, что как было, так и будет. В офицерской среде говорили так же осторожно, как и при жизни вождя.
Что делалось в стране, о чем писал и говорил весь мир, на нашей стопятидесятидвухмиллиметровой бронебашенной батарее не было известно.
Потом появились газеты об изменениях в руководстве, об изменении структур министерств, о громадном потоке соболезнований, о процедуре прощания.
Во главе партии стал Хрущев, во главе правительства - Маленков. Кто такой Хрущев, я толком не знал, Маленков чаще мелькал в газетах, поэтому фамилия была знакомая.
Мой прораб Белов, фронтовик, сапер, наводивший понтоны на многих реках войны, принес пол-литра. Помянули Сталина. Белов всплакнул. Совершенно искренне сказал, что страна потеряла великого полководца, что на фронте "В бой за Родину! В бой за Сталина!" был не только лозунг, но и порыв души.
Батарею построили в установленный срок. На первой же стрельбе были показаны отличные результаты. Морской буксир на тросе тащил специальный щит, по которому вела огонь батарея. Было двенадцать выстрелов и одиннадцать попаданий.
Сейчас все брошено, разграблено и растащено.
После окончания строительства батареи я получил назначение начальником технического отделения Строительного управления крепости. Работал в аппарате управления я недолго, меня снова перевели начальником строительного участка. Но эта короткая по времени работа в управлении дата мне исключительно полезный опыт аппаратной работы.
Мои объекты располагались в городе, все мои производители работ, мастера, механик были старше меня и с большим производственным опытом. На участке было много вольнонаемных рабочих высокой квалификации, в том числе отделочников. Я впервые ощутил прелесть работы с подчиненными, которые опытнее, а во многих вопросах и грамотнее меня.
Так получилось, что моему участку поручали и ремонтные работы в квартирах руководящего состава крепости и строительного управления, так что мне пришлось побывать в квартирах людей, должности которых мне тогда казались высочайшими.
Главное мое чувство - это удивление. Люди, которые командовали тысячами подчиненных и вершили крупные дела, жили предельно скромно. Квартиры двух-, максимум трехкомнатные. Мебель почти вся казенная с бирками. Ремонт простейший - побелить потолок, наклеить обои, покрасить окна, двери.
На моем участке строилась городская детская соматическая больница. Проектировал эту больницу один из ленинградских проектных институтов.
Здание двухэтажное, на высоком цоколе, по торцам две симпатичные круглые башенки выше основной кровли. Мы закончили каменные работы и приступили к штукатурке фасада. Когда делали круглые башенки, то выполнили довольно сложные работы. Народ ходил мимо, и люди всегда говорили, что красиво получается. Мы тоже радовались, что хоть что-то сделаем, кроме казарм и складов боеприпаса.
В это время Хрущев начал борьбу с наследством Сталина в строительстве и архитектуре. Было объявлено, что высотные дома в Москве - это очень плохо, что надо экономить народные деньги и устранять все излишества в архитектуре. Народу жить негде, а тут деньги тратятся на разные финтифлюшки. Пошла директива - все лишнее убрать, излишеств ни-ни-ни. Стали искать излишества и в нашем УНР.
А у нас, как на грех, казармы, склады, масса инженерных сетей и жилые дома самого простейшего вида. Начальник УНР докладывает, что ничего не нашли. Его куда-то вызвали, что-то сказали. Он вызывает меня и говорит: "Убирай башенки на больнице". Разломали башенки, здание стало кургузым, зато послали отчет, что достигнута экономия в строительстве за счет того, что не стали строить башенки.
В это время стали происходить странные вещи. Председателем правительства стал Маленков. Он заявил, что надо теперь заниматься не только тяжелой промышленностью, но и легкой. Под это дело в Иванове и других центрах текстильной промышленности из сельских мест набрали массу женщин. Оказалось, что Маленков не прав. Приоритет все равно за тяжелой промышленностью. Маленкова сняли, а к нам в строительное управление Кронштадта вместо солдат направили 300 человек женщин маленковского призыва в легкую промышленность.
Бедные женщины. Сколько пришлось им перенести. Расселили их в бывших казармах и направили на стройку учениками. Когда солдат учат строить, его казна кормит, поит и одевает. А гражданским ученикам на стройке платили 200 рублей в месяц. Обед в рабочей столовой тогда стоил пять рублей.
Человек пятьдесят этих женщин направили и на мой участок для обучения.
А в это время - подписка на заем. Девчата, конечно, не подписываются ни на копейку. Меня вызывают, твои люди, ты за них отвечаешь, иди агитируй и обеспечь подписку. Никуда я не пошел, никого не агитировал. Просто доложил, что результат агитации нулевой.
В Кронштадте в это время трудились опытнейшие строительные начальники, у которых мы учились как инженерному делу, так и искусству выживания.
В нашем УНР главным инженером был И. С. Горелик. Как-то он вызвал меня и говорит, что был у коменданта крепости, где на совещании шла речь об одном объекте моего участка. Дела на объекте шли неважно, и комендант крепости обругал Горелика, применяя при этом весьма крепкие выражения. Горелик все это мне рассказал со смехом, особенно цитируя выражения и угрозы, что такого главного инженера такой-то метлой надо гнать с должности.
Я расстроился, что подвел своего главного инженера, и обеспокоенно спросил, неужели речь идет о снятии с должности. Горелик сказал: "Витя, запомни: если начальник кричит на тебя и матерится, значит, он тебя любит, он тебе доверяет. Так что мне беспокоиться не о чем. Страшно, когда начальник говорит: "Проходите, товарищ Горелик. Садитесь, пожалуйста. Объясните пожалуйста, почему и т. д.".
Много раз я потом убеждался в правильности этого тезиса Горелика.
К 1955 году в стране начались подвижки по многим направлениям. Одним из наиболее крупных событий стало освоение целины.
В структуре военно-строительных органов произошло чрезвычайно важное и полезное событие - строительные батальоны были преобразованы в военно-строительные отряды (ВСО). Солдаты в них стали военными рабочими. За свою работу на стройке отряд получал от строительной организации все заработанные деньги. Часть шла на содержание отряда, остальные начислялись на личные счета военных рабочих.
Из 37-ми офицеров батальона в военно-строительном отряде осталось семь. Их стали называть "Семеро смелых". Кинофильм с таким названием был популярен до войны.
Были опасения, что эти отряды станут неуправляемыми, что дисциплину там не удержать и т. п.
Сперва были беспорядки, но потом все утряслось.
Военные рабочие стали работать лучше солдат. Эффект реформы был явный.
В дальнейшем штаты ВСО корректировались, статус военных рабочих уточнялся, в конце концов они вновь стали солдатами, но главное осталось - солдат стал работать за деньги.
В нашем Военно-морском флоте также происходили крупные перемены. Происходила переориентация в главном: куда и как идти флоту.
Было принято решение о сокращении объемов капитального строительства в Кронштадте и о развертывании нового крупного строительства на Тихоокеанском флоте.
31 декабря 1955 года в 22 часа мне удалось собрать все подписи под актом сдачи в эксплуатацию жилого дома, что завершило выполнение годового плана УНР.
Встретил дома Новый год с женой и семимесячным сыном, пришел на работу на следующий день, где мне немедленно вручили предписание - прибыть 8 января 1956 года в отдел кадров Тихоокеанского флота для прохождения дальнейшей службы.
Тихоокеанский флот - Стрелок
К новому месту службы на Тихий океан я ехал поездом. Из Москвы до Владивостока продолжительность пути составляла тогда восемь с половиной суток.
В те времена такая дальняя поездка в купированном вагоне скорого поезда была приятным путешествием. В вагоне было два проводника, содержавшие свое заведение в чистоте и порядке. На узловых станциях состояние вагонов проверялось сотрудниками санитарного контроля.
Качество пищи в вагонах-ресторанах фирменных поездов было отменным.
Потом все изменилось, в вагонах стало грязно, а в поездных ресторанах как в забегаловках.
В середине пятидесятых годов на всех остановках поезда были привокзальные рынки с разнообразным и качественным набором всего съестного. Были и специализированные рынки. Например, ночью поезд проходил через какую-то станцию, где продавали только пуховые оренбургские платки, через какую-то другую, опять ночью, где были громадные связки чудесного репчатого лука. На станции Кунгур продавали игрушки и копилки, где-то рыбу, где-то баранину. Проводники заранее все объявляли, что позволяло принять наиболее оптимальное решение, где и как завтракать, обедать и ужинать.
Привокзальные рынки придавали дальней дороге на поезде неповторимую прелесть и своеобразие, которые безвозвратно утеряны.
В районе Байкала на скале был высечен барельеф с изображением Сталина, подсвечиваемый специальным прожектором. Работа великолепная и зрелище эффектное. Говорили, что это сделал какой-то заключенный, за что его вроде бы отпустили на свободу.
Во Владивосток поезд прибыл поздней ночью. Вышел на привокзальную площадь, пурга метет, за небольшим светлым кругом около здания вокзала - все остальное в кромешной тьме. Спросил, где военная гостиница. Махнули рукой - тут недалеко. Как-то добрался, мест нет. Спасибо, положили в коридоре.
Утром вышел на улицу, а там резкий ветер несет тучи угольной пыли. Практически весь город на печном отоплении или от местных котельных, а топливо - дальневосточный уголь, сгорание плохое, все мелкие несгоревшие остатки в трубу и на улицу.
Поискал глазами бухту Золотой Рог, о великолепии которой много слышал и читал, толком ничего не увидел, только корабли, суда и портовые краны. Невольно вспомнил знаменитую фразу Остапа Бендера: "Нет, это не Рио-де-Жанейро" и пошел в отдел кадров.
В отделе кадров флота мне дали назначение начальником участка одного из УНР Военно-морского строительного управления "Дальвоенморстрой", располагавшегося в поселке Крым на расстоянии 99 км от Владивостока. Для меня это расстояние, именно в 99 км, не имело никакого значения, а вот для офицеров, которые служили во Владивостоке, а их переводили в Крым, - значило много. Дело в том, что при переводе офицера на новое место службы на расстояние больше 100 км денежное подъемное пособие выдавалось в полном размере. При этом, что для 101 км, что для 10 000 км, как было у меня, размер пособия не изменялся. Но за 99 км этот размер пособия уменьшался вдвое, что, естественно, вызывало недовольство офицеров.
Начальником Дальвоенморстроя был инженер-полковник Ю. Е. Васильев.
УНР, в который я прибыл для дальнейшего прохождения службы, командовал инженер-майор Клифус Н. А.
В состав Дальвоенморстроя входило до десятка УНР и других специальных организаций, с числом работающих около десяти тысяч человек.
Эта организация была создана специально для строительства новой базы Тихоокеанского флота. Параллельно на флоте существовало Строительное управление флота, которое вело строительные работы на всех других объектах флота.
Создание специально для строительства новой базы флота, отдельной мощной организации, свидетельствовало о чрезвычайной важности этого дела.
Новая база была впоследствии названа Военно-морская база "Стрелок" по названию пролива между островом и материком на подходе к базе.
ВМБ "Стрелок" - это начало нового периода в развитии системы базирования Тихоокеанского флота, который планомерно превращался в мощную ракетно-ядерную группировку советского Военно-морского флота.
Новая база начала строиться строго по науке, т. е. не кусочками, а по заранее разработанным зональной схеме и генеральным планам отдельных площадок. Зональная схема включала не только гавань для стоянки кораблей, специальные площадки, жилые и казарменные городки, судоремонтный завод, дороги автомобильные и железные, но также производственную базу строителей.
Перед началом строительства строилась сперва промбаза, а потом на ее основе приступали к строительству основных объектов. Промбаза по тем временам была просто шикарная. Завод сборного железобетона, карьеры каменные и песчаные, база механизации, автобаза, автомобильные и железные дороги.
Военно-строительные отряды обустраивались в каменных зданиях, койки в один ярус, отличные бытовые комнаты.
На первых порах, естественно, были и сборно-щитовые казармы, в которых временно размещались конторы, общежития для офицеров, столовые и т. п.
Начальник нашего УНР Н. А. Клифус был призван в строительные органы флота из запаса. Его даже во время войны в армию не призывали, он был управляющим строительным трестом на Урале и обустраивал там заводы, эвакуированные с запада.
И таких примеров были десятки, когда уже немолодые люди и с большим стажем работы призывались специально в Дальвоенморстрой. Звания они имели маленькие, так как были из запаса, а должности занимали большие, потому что за спиной у них был практический опыт. Укомплектование Дальвоенморстроя происходило исключительно высокими темпами.
Военно-строительные батальоны располагались в зимних палатках. Офицеров и служащих, прибывающих из самых различных мест, размещали в казармах, где в одном помещении спали более ста офицеров чином от полковника до лейтенанта. Койки стояли впритык, так что на койку можно было попасть, перелезая через спинку койки. Все удобства на улице. Электрический свет был только до 12 часов ночи. На улице мороз и темнота. Если удобства потребовались после полуночи, то пользоваться ими было крайне неудобно.
Несколько каменных казарм досталось Дальвоенморстрою от Шкотовского сектора береговой обороны, который ко времени моего приезда был уже расформирован.
Шкотовский сектор береговой обороны был в свое время флотским соединением, обеспечивающим защиту морского побережья от высадки десантов. В его состав входили береговые артиллерийские батареи и пулеметные батальоны, огневые точки которых тянулись вдоль побережья, а также батальоны морской пехоты. Сектор находился в непосредственной близости от Владивостока.
На западных рубежах страны шла война с Германией, а здесь рядом Япония - союзник Германии. Напряжение всю войну было высоким, во всем секторе круглосуточное дежурство.
Мои товарищи, которые прибыли в Дальвоенморстрой, когда управление Шкотовским сектором завершало процесс расформирования, наблюдали такую сцену. На середину бухты удивительной красоты вышли два гребных яла с матросами береговой обороны на веслах. На первом яле комендант сектора, его начальник штаба и замполит. Все с женами. На борту яла самовар. На втором яле - духовой оркестр. Тишина. Вода - чистейшая. Видно дно. Видно рыбу. Берега - сказка. Уссурийская тайга. Кто не видел уссурийской тайги в ее первозданном виде, тому никакие описания не помогут, все равно не поймет, что это такое.
Оркестр играет вальсы, полковники с женами пьют чай.