Комендант этапа получил распоряжение от уффичио: подполковник Риччи отзывается в Рим (мы по наивности полагали, что его отдают под суд за тёмные сделки, не соответствующие званию офицера), подполковник Белевский получает отпуск в Италию, с ним едет Иванов, а остальные прикомандировываются к штабу корпуса, находящемуся здесь в Днепропетровске.
Красные танки сделали налёт на Гришино, но были отбиты. Хозяева вернулись с базара и сообщили нам потрясающие цены: ведро картошки (полпуда) стоит 400 рублей, курица - тысячу, пуд муки - две тысячи рублей. На этапе кормят рисом с консервами. Ходили в штаб корпуса представляться командиру корпуса: каждый брал под козырёк и называл чин и фамилию (я - соттотененте Габриэли). Штаб корпуса на днях эвакуируется в Киев, нас обещают отправить туда в первую голову. Мы должны являться в штаб в 11 утра и 7 часов вечера.
Селиванов наведался в железнодорожную больницу- ему прописали очки и предложили сделать бесплатно зубные челюсти: для итальянцев делают всё бесплатно, так как они хорошо относятся к населению. Мне рассказывали, что при раздаче пищи немцам из котла собирается около кухни голодный народ, а немцы после раздачи выливают остатки на землю. Итальянцы же охотно раздают остатки пищи, и можно видеть около итальянской кухни человек тридцать русских с посудинами. Когда итальянский полковник узнал, как немцы обращаются с голодным населением, то приказал готовить лишнее, чтобы раздавать народу. Жители относятся к итальянцам с жалостью: куцые шинельки, вид непрезентабельный, недоедают. "Ну какие же это солдаты? Им бы около мамы сидеть…" А немцы все хорошо одеты, подтянуты, откормлены. И зачем Муссолини влез в эту войну? Да ещё так некрасиво: когда в 1940 году французы были разбиты, то Муссолини полез на Францию (ударил в спину), французы защищались от всей итальянской армии несколькими батальонами альпийских стрелков и их не пустили. В 1916 году австрийцы нанесли поражение итальянцам на Изонцо несколькими дивизиями старых резервистов и Россия для спасения "союзничков" была вынуждена тогда начать брусиловское наступление. Говорят, что Гитлер был против вступления Италии в войну: если бы она осталась нейтральной, то Муссолини смог бы задавать тон всему миру.
На базаре цены растут: подсолнечное масло - 600 рублей литр, картофель - 450 рублей пуд, стакан темной соли - 50 рублей. Рабочий получает у немцев 300–400 рублей в месяц и, кажется, суп.
Немцы отпустили итальянцам 120 тонн бензина и обещали поезда для эвакуации итальянской армии в Киев и дальше. Говорят, что в Днепропетровск приехал Гитлер - около вокзала арка.
У моих хозяев стоит в комнате огромный платяной шкаф с резьбой, с тремя дверцами. Три или четыре воскресенья подряд (когда мы были в Екатеринославе) из деревни приезжали какие-то хорошо одетые муж и жена торговать этот шкаф: давали 3 тысячи, хозяева хотели 3500 рублей. Пока торговались, выпивали две или три бутылки самогона с закуской, и, наконец, хозяева уступили 250 рублей, но к соглашению не пришли. Хозяева жаловались мне на покупателей, я и говорю им: вот вы торгуетесь из-за 250 рублей, а сколько бутылок самогону вы выпили с ними? Хозяин говорит, что, мол, "с хорошими людьми приятно поговорить"… Русская психология. А самогон стоит 300–400 рублей бутылка…
15 февраля 1943 года. Сегодня день нашего отъезда из Екатеринослава, где мы прожили с месяц. Попрощались с милыми хозяевами, которые о нас заботились, как о родных. Накануне нам устроили баню: хозяйка нагрела воды, налила в огромный железный чан, и мы вымылись в тёплой хате. Хозяйка нам и бельё выстирала: купили ей кусок мыла - снаружи мыло, а внутри огромная дыра. Вот жулики!.. В рот пальца не клади. Нашли мальчишек с саночками, хозяин помог погрузить на них наши "гробы" и брезентовые мешки с замочками, потом долго стоял у ворот и смотрел нам вслед. У нас же нечем было даже его вознаградить, кроме спасибо за всё. Приглашал нас, если война кончится благополучно, посетить его, обещал нам стол и дом.
Привезли вещи к дому, где помещался штаб корпуса. Там уже было несколько русских переводчиков. Поели хлеба с консервами, которыми нас угостил Морини (Поморский, молодой сербский офицер, русский, окончил военное училище в Белграде, был в плену у итальянцев - ибо русские честно защищали Сербию до последнего). Очень любезный господин. Он ездил в командировку: должен был отвезти в казачий отряд продукты из интендантства, но поручения выполнить не смог и сам еле спасся. Продукты привёз обратно, не забыв и себя.
Около двух часов дня подошёл автомобильный транспорт, отправлявшийся в Киев на погрузку в Италию. Огромные понтоны, каждый на двух платформах. Итальянская армия по ним переправлялась через Днепр. Рядом с шофером в кабинке сидит старик Селиванов, закутанный шарфом. Мальчишки на улице смотрят и смеются: "Гляди, поп сидит!.." Так за ним и осталось прозвище "поп", но, чтобы не позорить русского имени, мы на вопросы отвечали, что это польский ксендз. Он нам в печёнках сидел. Он сразу же нам заявил, что приехал сюда, чтобы занять пост губернатора. Сам из бывших социалистов, в Константинополе был учителем музыки (скрипка). У него были необычайно длинные пальцы, и он устраивал представления: показывал, например, как Маргарита идёт к Фаусту и как возвращается от него - очень забавно. Его из Рима возили даже в Фраскати, в какой-то аристократический салон показывать "ловкость рук", был большой успех.
Жена его была моложе и помогла немцам раскрыть заговор против фон Паппена, немецкого посла, и в благодарность его устроили к итальянцам переводчиком в чине сотготенетте, хотя он никогда военным не был. 70 лет - возраст почтенный, но он был первый старик, внешность и поведение которого никаким уважением пользоваться не могли. Мы между собой разговаривали - как от него избавиться.
В 2 часа ночи приехали в Кременчуг. Все дома забиты немецкими танковыми частями. Мы с Селивановым сунулись в один дом, вышел немецкий солдат и сказал: "Как вам не совестно так поздно беспокоить?" Старик Сильвано (фамилия "губернатора" к нему подходила - в переводе на русский язык она означала леший: вероятно, над ним подшутили в Риме, когда подбирали подходящую итальянскую фамилию) хвастал своим знанием немецкого языка. На упрёки немца спросил по-немецки: "А который час?"
Мы пытались постучать в другие дома и на вопрос - "кто там?" - отвечали: "русские офицеры", но везде было занято. В одном доме оказались наши - Фиалковский со Сладковым, который всегда льнул к лицам, от которых мог получить выгоду - у Фиалковского же было два огромных мешка с продуктами, а у нас ничего. Около печки возится хозяйка, что-то им готовит и подаёт огромную миску, полную макарон. Так как нам не предложили, то мы с Селивановым сели в уголке, вынули хлеб и консервы и поужинали в 3 часа ночи. Потом обнаружилось, что Фиалковский отличался феноменальной скупостью, но он был для нас чужой человек. Он прибыл из Албании и выслужился в офицеры из солдат. Купил я ещё в Болонье коробку трубочного табаку; в Юзовке увидел, что он курит трубку, подарил ему, а когда через несколько дней попросил папиросу, то он не дал. Как-то после этого, уже в Риме, я проходил вечером по улице; на террасе кафе сидит Фиалковский и приглашает меня сесть, заказывая мороженое для меня. Когда я рассказывал это другим, то мне не верили - что он мог так раскошелиться!..
В 6 часов утра, ещё затемно, сели на наши грузовики, с час простояли на базарной площади - там я пополнил свой запас махорки. Отец нашего покойного Сережи Бриллиантова (штабс-капитана Марковского полка) был настоятелем собора в Кременчуге. Получили на этапе продукты и двинулись в путь. Мимо нас проезжали беженцы из Изюма и Барвенково, прошёл эвакуированный конный завод с прекрасными лошадьми. Выехали из Кременчуга в 10.30 утра и к 12-ти часам дня остановились в деревне Жолнино. Так как была распутица и везде косогоры, а итальянские грузовики без цепей и вообще не приспособлены к русской зиме (другое дело немцы), то остановились на ночлег. Так как в деревне был тиф, то староста отвёл помещение на хуторе, за полтора километра от деревни. Мы должны были добраться до Золотоноши, но туда 60 километров и наш транспорт не выдержал бы.
Мы с Селивановым (мадридским) остановились в хате, крестьяне рассказывали, что у них по-прежнему колхоз, к рождеству немцы разрешили колоть свиней: две свиньи отдавать немцам, а третью колхозникам - дели как хочешь… В общем, живут лучше, чем городское население. Наших офицеров пригласила на ужин местная интеллигенция - староста, врач, агроном. Я не ходил, так как у меня было нечто вроде гриппа. Но мне рассказывали, что их встретили очень сердечно: "наши русские царские офицеры приехали!" Некоторых даже к бабам приспособили. Утром на рассвете, по заморозку, мы должны были тронуться в путь. Хозяева рано утром нам приготовили нечто вроде обеда, мы с ними сердечно попрощались и вышли на большую дорогу. Мимо нас прошёл наш камион, но он был испорчен и шёл в починку. Мы устроились в грузовике другой, понтонной роты, за деревней догнали наш транспорт и пересели в него.
По дороге я столкнулся с двумя хорватскими офицерами. Узнав, что я говорю по-русски, спросили меня: "А можете даже кокошку (курицу) купить?" - "Могу"…
Ехали весь день до темноты и за десять часов пути сделали 39 километров, так как просёлочные дороги были в ужасном состоянии - снег, косогоры и грязь невылазная.
Вечером прибыли в большое село Ираклиево, вроде нашего волостного - районный административный центр.
Остановились на площади возле сельского правления (сельсовет), где стояло много вооружённых молодых людей - милиция. Пока наши искали пристанище на ночь, я разговорился с группой милицейских и молодёжи. Собралась толпа, стали меня расспрашивать о старой России, о прошлом и о возможном будущем. Пошли шутки, анекдоты, меня потчевали местным табаком (жёлтым). Рассказали мне, что немцы затребовали из их района 300 человек на работы в Германию, что человек 200 согласились, а остальных - "добровольцами назначаются такие-то…" Я их успокаивал, говоря, что рано или поздно немцы будут вынуждены обращаться хорошо с русским народом и вернуться к частной собственности, что Россия за свою тысячелетнюю историю испытала и татарское нашествие, и польское, и шведское, и всех переборола, что так будет и с немцами - не век им владеть захваченной русской землей. Меня молодёжь слушала внимательно - итальянец, а так хорошо по-русски говорит… Благодарили меня за тёплые слова. Одних милиционеров вокруг меня было с десяток - немцы согнали их со всего района, чтобы забирать молодежь в Германию.
Узнали, что нам предстоит завтра ужасная дорога, и командир транспорта распорядился остановиться на ночлег. Ко мне подошёл милиционер и сказал: "Можете остановиться в доме моих родителей, я сегодня ночью в карауле, и моя кровать свободная". Провёл нас - меня и двух Селивановых - по расхлябанной дороге километра полтора к себе в дом. Семья - папаша, мамаша и дочь с ребёнком (муж на войне) - бывшие зажиточные крестьяне, ныне колхозники. Мы побрились, помылись, навели красоту. Хозяйка пригласила к столу - солёная капуста и огурцы, послали за самогоном. Только сели за стол, как вошла пожилая женщина, сестра хозяйки, держит под головным платком свёрток. Говорит, обращаясь ко мне: "А я вам медку принесла! Наши ребята рассказывают, что около сельского правления какой-то итальянец вёл такие душевные разговоры, и так чисто говорил по-нашему, что аж до сердца дошло. Это вы будете?" Я стал отрицать из скромности. Она говорит: "Теперь об этом вся деревня говорит, поэтому я вам к блинам медку принесла…"
Хозяйка завозилась у печи с блинами. Поели и поговорили всласть. Старик Селиванов ("губернатор") нажрался как свинья, не соблюдая элементарных правил приличия, и попросился спать, его отвели в соседнюю комнату и уложили. Хозяйка спросила, кто он такой и зачем мы его с собой возим? Пришлось опять объяснять, что это польский ксендз.
За ужином с самогоном хозяева рассказывали о своей горемычной жизни: в селе комендант-немец и три жандарма; "немцы выдают в месяц по 12 килограммов суррогатов - гречихи, проса и ячменя, а при советской власти получали в год по 20 пудов пшеницы и ржи - по 12 кило в месяц". Немцы крестьян бьют - это очень не нравится русским. Туполобые немцы не понимают русской психологии. Теперь вот забирают молодёжь на работы в Германию, если кто попытается бежать - приказано по ним стрелять, для этого согнали милицию со всего района. Забирают мать, а маленькую дочку оставляют, забирают единственного кормильца семьи…
18 февраля 1943 года. Приказано ехать дальше в 4 часа утра, по заморозку. В темноте мы садились в камионы, пришла хозяйка и спросила: "Вы не забыли чего-нибудь?" Оказывается, "губернатор" забыл пояс с пистолетом! Мне пришлось шлепать по замерзшим лужам, версты полторы и обратно. Принёс пистолет и бросил под сиденье - мы решили не говорить ему ни слова, пока сам не вспомнит. Хозяйка рассказала о ночных приключениях "губернатора" - ночью он проснулся, чтобы выйти "до ветру", и не мог найти двери, тыкался везде и поднял такой шум, что вся семья проснулась (мы спали, как убитые, и ничего не слышали). Хозяева вывели его во двор. Правда, за ужином меня он спросил: "А где здесь тёплая уборная?" Я ему пояснил: "Александр Александрович, в русских деревнях нет теплых уборных, даже в городах имеется таковая не во всех домах". Он ответил: "А я знаю случаи, когда в деревнях у крестьян есть тёплые уборные". Было бы бесполезно разубеждать будущего "губернатора"…
В 9 часов утра приехали в Золотоношу - гоголевские места, сразу романтикой повеяло. Городишко маленький, домики покрыты соломой, как в "Старосветских помещиках". Никаких следов "социалистического строительства" незаметно, жителей, верно, не больше трех тысяч, как и во времена Гоголя. Небольшие домики, окружённые садами, вероятно, построены до "октября" и с тех пор не ремонтировались. На углах улицы указатели - мы остановились на углу "Хитлерштрассе". Я подумал - "холера вам в живот, вам эта "Хитлерштрассе" ещё боком вылезет!.."
Рядом немецкий этап со столовой, как обычно, но туда никто из итальянцев не пошёл - итальянцы со своими союзниками уживались плохо. Я спросил какого-то прохожего о чём-то, он меня стал расспрашивать, как это я так хорошо "по-нашему" говорю, и сразу же образовалась толпа. Ко мне подошёл Фиалковский и говорит: "Смотрите, сколько народу вокруг вас!" Пришлось прекратить разговор и отойти.
Двинулись в дальнейший путь. Нас немецкое командование направило по просёлочным дорогам, так как по главным шла переброска немецких войск. Мы с полчаса ожидали, пока огромные немецкие колонны пересекали шоссе. На Полтавщине распутица, а ближе к Киеву больше снега и холоднее. Не доезжая станции Переяслав (которая находится в 30 верстах от этого города), наш транспорт остановился в лесу, и мы прождали шесть часов, пока начальник транспорта на своём легковом автомобиле ездил к немцам за маршрутом, а когда он приехал, то мы расположились в железнодорожном посёлке на ночлег. Мы с Селивановым-мадридским расположились в одной хате, хозяйка, очень милая, приготовила нам поесть, мы достали наши консервы и один из наших пошёл с хозяйкой за самогоном, так как немцы воспрещают жителям выходить из дому с наступлением темноты. Самогон отвратительный, жёлтого цвета и вонючий, нужно зажимать нос, чтобы пить, но нужно было согреться. Мне нездоровилось, но хозяйка даже мне делала намёки…
Утром поехали дальше. В соседнем доме крики - уворовали кур, это работа итальянских солдат: вороватый народ, в одном селе украдут, а в другом дают приготовить. В нашем камионе несколько солдат, один слез и по дороге в какой-то хате под навесом украл пук махорки, но курить её было невозможно, табак ещё не созрел, пришлось выбросить. В другой хате солдат украл круг макухи из подсолнухов, мякоть с шелухой, только масло выжато; солдат оторвал кусок и стал жевать, говорит: "это русский хлеб"… Я ему объяснил, что это корм для свиней, а русские это не едят. Он выбросил этот круг на дорогу..
Доехали до Борисполя и там простояли с час. Там молочный колхоз или совхоз, и жители несли в ведрах сыворотку - немцы великодушно им продавали, кажется, по рублю за ведро. Мосты через Днепр взорваны, и жителям воспрещается переходить реку по льду, тогда как с левого берега Киев снабжался продуктами. Приехали в Дарницу - места знакомые, так как в прошлом я неоднократно здесь проезжал. Большой лес, это раньше было дачное место для киевлян. В лесу итальянский этап и бараки, отсюда отправляются военные поезда в Италию. Под вечер нам, русским, дали отдельный крытый грузовик, и мы двинулись в Киев, впереди капитан на своем автомобильчике. В спешке забыли в нашем камионе под сиденьем пояс с пистолетом "губернатора", а тот о нём за несколько дней даже не вспомнил. Так и пропало оружие, и по приезде в Рим пришлось ему заплатить стоимость пистолета - триста с лишним лир.
Подъехали к Днепру, река скована льдом. Железнодорожный и Николаевский цепной мост, красивое сооружение, были взорваны красными при отступлении, и от цепного моста торчали лишь быки. Рядом строился бетонный мост. Переехали через Днепр по временному деревянному мосту, на каждом пролёте - вышка с противоавиационным орудием и стоят часовые.
Киев
Я после 25 лет отсутствия снова увидел Киев - самый красивый город в России: на красном фоне заходящего солнца сияют золотые купола Лавры и других церквей, видно, что главный собор Лавры взорван, хотя купол остался. Кажется, советчики везде оставили заряды взрывчатых веществ с часовым механизмом. Свернули направо к Зверинцу. Сам город мало разрушен, но очень запущен - дома, видно, с самой революции не ремонтировались. На Мариинско-Благовещенской остановились, здесь был штаб итальянской 8-й армии, на углу бывшей Безаковской улицы (бывший здесь памятник Безаку снесён). Нашли пристанище на Мариинско-Благовещенской, дом 131. Здесь когда-то сдавали комнаты студентам, комната когда-то была большая, перегорожена на четыре жилплощади, видно по кругу для лампы на потолке, тепло, горит буржуйка. Угостили хозяйку тем, что имели.
Пришли соседи посмотреть на невиданных итальянцев, хорошо говорящих "по-нашему". Поужинали в столовой итальянского этапа на бульваре Шевченко (бывший Бибиковский), подавали русские девушки, поговорили, пошутили с ними - им было приятно, что мы так чисто говорим по-русски: отец итальянец, мать русская, так что, естественно, материнский язык…