И хотя арбатская квартира была нанята ровно на полгода – до двадцатых чисел июля, уже в марте поэт просит друга Петра Плетнева подыскать ему дачу в Царском Селе: "… Мочи нет, хотелось бы… остановиться в Царском Селе. Мысль благословенная! Лето и осень таким образом провел бы я в уединении вдохновительном, вблизи столицы, в кругу милых воспоминаний… А дома, вероятно, ныне там недороги: гусаров нет, Двора нет…";
Просьбы Пушкина все настойчивее:
"…Ради Бога найми мне фатерку – нас будет: мы двое, 3 или 4 человека да 3 бабы. Фатерка чем дешевле, тем разумеется лучше… Садика нам не будет нужно, ибо под боком будет у нас садище… Ради Бога, скорее же!"
Еще до женитьбы, в январе 1831-го, поэт словно предчувствовал будущие осложнения: "Я не люблю московской жизни. Здесь живи, не как хочешь – как тетки хотят. Теща моя та же тетка".
Супружеская жизнь Пушкина впервые подверглась столь серьезным испытаниям. Он, муж, глава семейства, принимает волевое и единственно верное решение: "Я был вынужден уехать из Москвы во избежание неприятностей, которые под конец могли лишить меня не только покоя; меня расписывали моей жене как человека гнусного, алчного, как презренного ростовщика, ей говорили: ты глупа, позволяя мужу и т. д. Согласитесь, что это значило проповедовать развод… Не восемнадцатилетней женщине управлять мужчиной, которому 32 года. Я проявил большое терпение и мягкость, но, по-видимому, и то и другое было напрасно. Я ценю свой покой и сумею его себе обеспечить".
Ах, как неприятно было читать эти строки теще, Наталии Ивановне!
…Дорожный экипаж, увозивший молодую чету из Москвы, догоняла депеша, адресованная петербургскому обер-полицмейстеру:
"Находящийся в сей столице под секретным надзором полиции известный поэт, отставной чиновник 10-го класса Александр Пушкин, выехал из Москвы в Санкт-Петербург вместе с женою своею, за коим во время пребывания здесь в поведении ничего предосудительного не замечено".
Свадебное путешествие только начиналось…
"Поэзия в выигрыше"
Днем свет божий затмевает,
Ночью землю освещает…
А.С. Пушкин
Свадебное путешествие в мае 1831-го – и куда? В Царское Село! Пушкину хотелось поскорее увезти юную жену от московских тетушек и кумушек, от их советов и наставлений, мечталось очутиться вдруг "в кругу милых воспоминаний".
Супруги сняли небольшую дачу с мезонином и верандой, принадлежавшей вдове придворного камердинера Анне Китаевой. Дача – всего в нескольких минутах ходьбы от Лицея и Екатерининского парка. Здесь Пушкины прожили с мая по октябрь. И доставили немало удовольствия всем любопытствующим, наблюдавшим, как Пушкин под руку гулял возле озера с женою, одетой в белое платье и наброшенной на плечи, свитой по тогдашней моде, красной шалью.
Став женой русского гения, Натали приняла как венец магическое имя Пушкина и с той самой минуты перестала принадлежать лишь себе. Теперь и на нее, как и на знаменитого супруга, были направлены взоры тысяч людей – испытующие, восхищенные, завистливые, ревнивые. Отныне она рядом с Пушкиным, и ей даже "дарован" своеобразный титул – "поэтша".
Безоблачные месяцы жизни молодой четы! Поистине, те летние месяцы были озарены поэтическим вдохновением: написаны "Сказка о царе Салтане…", письмо Онегина к Татьяне, "Бородинская годовщина", "Клеветникам России", готовились к изданию "Повести Белкина". Молодая супруга помогала поэту – переписывала набело его рукописи. Была и первой слушательницей новых стихов.
"Я… поднималась вместе с его женой в его кабинет… Когда мы входили, он тотчас начинал читать, а мы делали свои замечания", – вспоминала фрейлина Россет. Не все так благостно, – есть в мемуарах Александры Осиповны и язвительные строки:
"Так как литература, которою угощает меня Пушкин, наводит смертную скуку на его жену, то после чтения я катаю ее в коляске, чтобы привести ее в хорошее положение духа";
"Ужасно жаль, что она так необразованна; из всех его стихотворений она ценит только те, которые посвящены ей: впрочем, он прочел ей повести Белкина, и она не зевала".
Достойный образчик светского злословия. Можно сказать, классического.
"Раз, когда он (Пушкин) читал моей матери стихотворение, которое она должна была в тот вечер передать Государю, жена Пушкина воскликнула: "Господи, до чего ты мне надоел со своими стихами, Пушкин!" Он сделал вид, что не понял, и отвечал: "Извини, этих ты еще не знаешь, я не читал их при тебе". Ее ответ был характерен: "Эти ли, другие ли, все равно. Ты вообще надоел мне своими стихами"".
Пушкин будто бы ответил: "Натали еще совсем ребенок. У нее невозможная откровенность малых ребят".
Примечание это сделано дочерью Александры Осиповны Ольгой Смирновой. Пушкинисты до сих пор спорят о том, фальсифицированы ли "Записки А.О. Смирновой, урожденной Россет" ее дочерью или нет. Но даже если Ольга Николаевна и добросовестно передала воспоминания матушки, то не кроется ли в них ревность Натали, ее способ самозащиты, такой по-детски наивный? И дело вовсе не в том, что будто бы она не любила и не понимала поэзию, – ей просто хотелось, чтобы Александра Россет, красивая и умная женщина, которой вполне мог увлечься ее знаменитый супруг, поскорее покинула бы их дом…
Поверим Жуковскому, на правах соседа и старинного приятеля часто бывавшего в гостях у поэта, – он не ошибся: "А женка Пушкина очень милое творение… И он с нею мне весьма нравится. Я более и более за него радуюсь тому, что он женат. И душа, и жизнь, и поэзия в выигрыше".
И вот стечение обстоятельств – Двор переезжает из Петербурга в Царское Село из-за вспыхнувшей эпидемии холеры. И здесь, прогуливаясь с мужем по живописным аллеям парка, юная красавица Пушкина встретится с российским самодержцем и его августейшей супругой – Александрой Федоровной. Но и для поэта та встреча с императрицей станет первой, и весьма значимой для него в будущем.
Как ни странно, но Александра Федоровна тогда проявила больший интерес не к Пушкину, – ее поразила необычайная одухотворенность молодой супруги поэта.
Фрейлина Александра Россет запишет в своем дневнике:
"Императрица сказала о Natalie: "Она похожа на героиню романа, она красива и у нее детское лицо"".
Мать поэта, Надежда Осиповна, сообщит последние новости дочери Ольге:
"…Император и императрица встретили Наташу с Александром, они остановились поговорить с ними, и императрица сказала Наташе, что она очень рада с нею познакомиться, и тысячу других милых и любезных вещей. И вот она теперь принуждена, совсем этого не желая, появиться при Дворе".
Сколько юных красавиц были бы в восторге от столь оглушительного успеха – Наташа готова лишь подчиниться монаршей воле…
Дедушке, Афанасию Николаевичу, в Полотняный Завод летит ее трогательное письмо:
"Я не могу спокойно прогуливаться по саду, так как узнала от одной из фрейлин, что Их Величества желали узнать час, в который я гуляю, чтобы меня встретить. Поэтому я и выбираю самые уединенные места".
На даче в Царском Селе поэт поздравил свою Наташу с днем рождения – ей исполнилось девятнадцать.
Время в России неспокойное – кругом холера, и до Москвы долетают злые слухи, что Пушкин якобы стал ее очередной жертвой, а бедная беременная жена – молодой вдовой.
…Закончилось Царскосельское лето, наполненное волнениями и яркими впечатлениями: дворцовыми праздниками, знакомствами, встречами с друзьями. Наступила благодатная осень, близился и заветный лицейский день. Но встретить его поэту в Царском Селе не довелось, – незадолго до славной годовщины Пушкины переехали в Петербург.
"В Петербург – к тебе, женка моя"
В гранит оделася Нева;
Мосты повисли над водами;
Темно-зелеными садами
Ее покрылись острова,
И перед младшею столицей
Померкла старая Москва…
А.С. Пушкин
Ах, как говорливы камни! Они впитали в себя голоса, звук шагов, шелест платьев, смех, ночные всхлипывания… И готовы говорить, говорить без умолку. Им надо столько успеть рассказать, пока они есть, пока безудержное всесильное время не источило их и не лишило памяти.
"На Галерной, в доме Брискорн"
Вот он, адрес первой семейной квартиры поэта в Петербурге. Во всяком случае, так принято считать, – всего несколько дней прожили Пушкины на Вознесенском проспекте у Измайловского моста в доме Берникова по возвращении из Царского Села, где на даче Китаевой провели они счастливые месяцы. В середине октября 1831-го поэт привозит свою Натали в дом на Галерной. Понравилась ли ей квартира на унылой петербургской улице, где сплошь дома да камень, после роскоши царскосельских садов? Да и задавалась ли таким вопросом Натали, – ведь рядом был Он, знаменитейший в России поэт, ее муж, и она уже носила под сердцем его дитя…
Вероятней всего, переехать на Галерную посоветовал Пушкиным Дмитрий Гончаров, временно поселившийся на ней, а затем навестивший сестру и ее мужа в Царском Селе. Свои петербургские новости отписывает он "Любезнейшему Дедушке" в Полотняный Завод:
"Прибывши сюда благополучно… переехал в Галерную улицу в дом Киреева… Я видел также Александра Сергеевича, между ими царствует большая дружба и согласие; Таша обожает своего мужа, который также ее любит; дай Бог, чтоб их блаженство и впредь не нарушалось. – Они думают переехать в Петербург в октябре, а между тем ищут квартиры".
Квартиры, что сдавала внаем вдова тайного советника Ольга Константиновна Брискорн, были: "в бельэтаже одна о девяти, а другая о семи чистых комнатах с балконами, сухим подвалом, чердаком… на хозяйских дровах по 2500 рублей в год". На одну из них (какую именно, уже не узнать) и пал выбор Александра Сергеевича.
Прежде таких дорогих квартир в Петербурге снимать Пушкину не приходилось. "Женясь, я думал издерживать втрое против прежнего, вышло вдесятеро", – пенял он на дороговизну петербургской жизни другу Нащокину.
Когда-то в Москве, устав от нравоучений тещи, поэт мечтал о вольной жизни в столице: "То ли дело в Петербурге! заживу себе мещанином припеваючи, независимо и не думая о том, что скажет Марья Алексеевна".
На новой квартире Пушкиным предстояло прожить осень, – первую в их совместной жизни, встретить новый, 1832 год и его весну. Сюда на Галерную из мастерской Александра Брюллова, брата великого Карла, возвращалась с портретных сеансов Натали, – художник работал тогда над акварельным портретом красавицы Пушкиной. Супруг жаждал поскорее увидеть творение мастера: "Брюллов пишет ли твой портрет?"
Несколько недель, пока Пушкин уезжал по делам в Москву и жил у Нащокина, Натали пришлось быть одной. На Галерную, в дом Брискорн, "милостивой государыне Наталии Николаевне Пушкиной" доставлялись из Москвы его письма.
Исполненные любовных признаний и беспокойства:
"…Тоска без тебя; к тому же с тех пор, как я тебя оставил, мне все что-то страшно за тебя. Дома ты не усидишь, поедешь во дворец, и того и гляди, выкинешь на сто пятой ступени комендантской лестницы".
Первые месяцы супружеского счастья, или, по Пушкину, – покоя и воли. А ведь еще недавно друзей Пушкина так занимала его будущая свадьба: не погасит ли проза семейной жизни святой огонь поэзии?
Опасения напрасны: увидели свет восьмая глава "Евгения Онегина", третья часть "Стихотворений Александра Пушкина", подготовлен альманах "Северные цветы", изданный в пользу осиротевшего семейства друга Дельвига.
Мудрец Василий Жуковский, пристально наблюдая за душевным состоянием женатого Пушкина, нашел, что его семейная жизнь пошла на пользу и поэзии.
В этом доме Натали и сама дерзнула писать стихи, или, точнее, послать их на отзыв мужу. "Стихов твоих не читаю. Черт ли в них; и свои надоели. Пиши мне лучше о себе, о своем здоровьи", – ее робкие поэтические опыты Пушкин безжалостно пресек. Почти как Онегин, резко одернувший милую Татьяну. Продолжала ли она втайне заниматься стихотворчеством? – Кто может сейчас ответить…
Супружеская жизнь потребовала от нее вскоре иных забот, и дом на Галерной стал для Натали своего рода "школой молодой хозяйки", а муж – первым наставником в житейских делах. Пушкин недоволен слугами: Василием и Алешкой, их дурным поведением. И выговаривает жене, не проявившей должной твердости с ними, да еще принявшей без его ведома книгопродавца:
"Вперед, как приступят к тебе, скажи, что тебе до меня дела нет; а чтоб твои приказания были святы".
Жизнь в доме вдовы тайного советника по какой-то причине Пушкиных не устроила. Возможно, дело было в самой Галерной: в веке девятнадцатом, как и ныне, ни единое деревце на ней на не радовало глаз – сплошная каменная "першпектива". Рискну предположить, что, думая о будущем младенце, Наталия Николаевна хотела подыскать квартиру где-нибудь в зеленом уголке Петербурга. Видимо, дом Алымова на Фурштатской улице вблизи Таврического сада (да и окна самой квартиры выходили на бульвар) удовлетворял ее пожеланиям. Как-никак, а место это считалось аристократическим кварталом Литейной части Петербурга.
…Много позже, во второй половине девятнадцатого века, на Галерной рядом с домом Брискорн поселится знаменитый русский этнограф, человек-легенда Николай Николаевич Миклухо-Маклай. Две мемориальные доски на двух соседних домах: поэту и путешественнику, знатоку коренных народов Океании и Австралии. Удивительное вневременное соседство!
"На Фурштатской, в доме Алымова"
В начале мая 1832-го чета Пушкиных перебирается на Фурштатскую: слуги перетаскивают в экипаж вещи, Александр Сергеевич бережно усаживает в карету отяжелевшую супругу. Наталия Николаевна на сносях…
Уже из новой квартиры Пушкин поздравляет свою тригорскую соседку Прасковью Александровну с рождением и крестинами внука:
"Кстати о крестинах: они будут скоро у меня на Фурштатской в доме Алымова. Не забудьте этого адреса, если захотите написать мне письмецо".
Квартира на втором этаже состояла уже из четырнадцати комнат с паркетными полами, кухней, людской и прачечной.
В доме Алымова в семействе поэта случилось радостное прибавление: родилась дочь Маша. Здесь Пушкин пережил все волнения, свойственные молодому отцу, и, как признавался друзьям, плакал при первых родах, и говорил, что обязательно убежит от вторых. С оттенком иронии и явного самодовольства сообщает он о счастливом событии княгине Вере Вяземской:
"…Представьте себе, что жена моя имела неловкость разрешиться маленькой литографией с моей особы. Я в отчаянии, несмотря на все свое самомнение".
Сергей Львович, не раз бывавший в гостях у сына и невестки, – иного мнения. Отец поэта в умилении от маленькой Маши и своими восторгами спешит поделиться с дочерью:
"Она хороша как ангелок. Хотел бы я, дорогая Оленька, чтоб ты ее увидела, ты почувствуешь соблазн нарисовать ее портрет, ибо ничто, как она, не напоминает ангелов, писанных Рафаэлем".
Появление на свет Маши Пушкиной дало повод и для… злословия. "Пушкин нажил себе дочь, – замечает Энгельгардт, – Но стихотворство его что-то идет на попятную".
В доме на Фурштатской бывал и патриарх гончаровского рода дедушка Афанасий Николаевич. Будучи по делам в Петербурге, он ходатайствовал о получении субсидий для имения либо же о разрешении на продажу майоратных владений. И, конечно же, не преминул навестить свою любимицу Ташу. Поздравил внучку с новорожденной, положил той "на зубок" пятьсот рублей и крестил правнучку Машу.
Вслед за дедушкой еще одна "гостья" из Полотняного Завода "пожаловала" на Фурштатскую – "медная бабушка". Бронзовая статуя Екатерины Великой, назначенная Наташе в качестве приданого и потребовавшая в дальнейшем многих хлопот и Пушкина, и Наталии Николаевны, царственно "возлежала" во дворе дома Алымова (дом ещё именовался и по имени владелицы).
"Я хотел бы получить за нее 25 000 р., что составляет четвертую часть того, что она стоила… – обращается Пушкин к Бенкендорфу. – В настоящее время статуя находится у меня (Фурштатская улица, дом Алымова)".
Видимо, этот петербургский адрес помнился Натали необычным подарком – поэтическим подношением от графа Дмитрия Ивановича Хвостова, стихотворные опусы коего не раз вызывали усмешку ее мужа. Стихотворение "Соловей в Таврическом саду" сопровождалось любезным посланием графа:
"Свидетельствуя почтение приятелю-современнику, знаменитому поэту Александру Сергеевичу Пушкину, посылаю ему песенку моего сочинения на музыку положенную, и прошу в знак дружбы ко мне доставить оную вашей Наталье Николаевне".
…Любитель муз, с зарею майской,
Спеши к источникам ключей,
Ступай послушать на Фурштатской,
Поет где Пушкин-соловей.
"Жена моя искренно благодарит Вас за прелестный и неожиданный подарок", – спешит с ответом Пушкин и обещает на днях "явиться с женою на поклонение к нашему славному и любезному патриарху".
Напевала ли Наталия Николаевна подаренную ей "песенку"? Впрочем, почему бы и нет? Ведь однажды Пушкин в разговоре со старой уральской казачкой обмолвился: красавица жена будет петь ее старинную песню.
Ну, а граф Хвостов, польщенный благосклонным отзывом Александра Сергеевича, не преминул сделать запись, что "музыка на сей голос и со словами помещена в Музыкальном журнале г. Добри". Но разыскать ноты славной песенки, что когда-то порадовала Натали, пока так никому не удалось.
После рождения первенца Натали еще более похорошела, и князь Вяземский спешит сообщить о том супруге: "Наша поэтша Пушкина в большой славе и очень хороша".
О своем первом посещении дома Пушкиных (вероятно, на Фурштатской) оставил восторженный отзыв молодой граф Владимир Соллогуб:
"Самого хозяина не было дома, нас приняла его красавица жена. Много видел я на своем веку красивых женщин, много встречал женщин еще обаятельнее Пушкиной, но никогда не видывал женщины, которая соединила бы в себе такую законченность классически правильных черт и стана. Ростом высокая, с баснословно тонкой тальей, при роскошно развитых плечах и груди, ее маленькая головка, как лилия на стебле, колыхалась и грациозно поворачивалась на тонкой шее; такого красивого и правильного профиля я не видел никогда более… Да, это была настоящая красавица, и недаром все остальные даже из самых прелестных женщин меркли как-то при ее появлении. На вид она была сдержана до холодности и мало вообще говорила".
В записках графа есть и весьма тонкие наблюдения, объясняющие многое в грядущих событиях:
"В Петербурге, где она блистала, во-первых, своей красотой и в особенности тем видным положением, которое занимал ее муж, – она бывала постоянно и в большом свете, и при Дворе, но ее женщины находили несколько странной. Я с первого же раза без памяти в нее влюбился; надо сказать, что тогда не было почти ни одного юноши в Петербурге, который бы тайно не вздыхал по Пушкиной; ее лучезарная красота рядом с этим магическим именем всем кружила головы; я знал очень молодых людей, которые серьезно были уверены, что влюблены в Пушкину, не только вовсе с нею не знакомых, но чуть ли никогда собственно ее даже и не видевших".
…В сентябре Пушкин выехал в Москву "поспешным дилижансом". Дом на Фурштатской опустел: Наталии Николаевне вновь предстояла разлука с мужем… А ему – новые тревоги: