Герцог Эрколе, зная, что сын шляется по проституткам, прекрасно понимал, что не помогут никакие увещевания. Конечно, Эрколе и сам был небезгрешен (во времена Ренессанса целомудрие было синонимом мужского бессилия), но проявлял определенную сдержанность. У него было лишь две любовные интриги: одна с Людовикой Кондулмиере, молодой аристократкой, родившей ему дочь Лукрецию, а другая – с Изабеллой Ардуино, неаполитанкой, одной из придворных дам его жены. Сын Изабеллы, дон Джулио (его прекрасные глаза были притчей во языцех), вместе с единокровной сестрой Лукрецией воспитывался при дворе, под присмотром герцогини Элеоноры. Сын, в отличие от отца, любил крупных, обладающих повышенной сексуальностью женщин; Альфонсо предпочитал простолюдинок, с ними было проще. Правда, в результате он подхватил сифилис. С первой женой, Анной Сфорца, женщиной своенравной, с причудами, Альфонсо жил на условиях формального соглашения, не обращая внимания на ее времяпрепровождение. Когда двадцатилетний муж перестал навещать ее в спальне, она утешала себя, проводя ночи с очаровательной черной рабыней. Анна умерла при родах, в те дни такие случаи были нередки. Не было ничего странного и в ее неудачном браке.
Часто можно услышать, что Альфонсо не пользовался известностью. Его действительно не любили при дворе, но, заметьте, только придворные и аристократы, которые не испытывали к нему доверия и даже задавались вопросом, не является ли кардинал Ипполито более достойным их уважения. Ипполито больше подошла бы карьера военного, чем кардинальский пурпур. Между братьями частенько возникали разногласия, и между членами двух дворов нередко случались потасовки. Младшие братья создавали еще более беспокойную атмосферу. Правда, это не имело отношения к Сиджизмондо, набожному, проводящему жизнь в молитвах и начисто лишенному честолюбия. К нарушителям спокойствия относились красивые и веселые дон Ферранте и незаконнорожденный дон Джулио. Эрколе пробовал найти Джулио подобающее место в церкви, но это было абсолютно бесперспективное занятие. Джулио был настолько красив и пользовался таким успехом у женщин, что никогда бы не согласился добровольно надеть церковное ярмо.
Таким было семейство, в которое благодаря власти папы и силе золота должна была войти Лукреция. Герцог Эрколе и Альфонсо, каждый по-своему, должны были примириться с Лукрецией, а вот членом их семейства, не желавшим принять дочь папы и уже приготовившимся к началу военных действий, была сестра Альфонсо – Изабелла д'Эсте, маркиза Мантуанская. С первого взгляда становилось ясно, что эта выдающаяся женщина является истинным представителем своей династии. Во имя государственных интересов она была способна разработать, выполнить и довести до логичного завершения самые дерзкие планы; умная, честолюбивая, энергичная, что, впрочем, нисколько не мешало ей оставаться невероятно женственной. Поскольку правительство Мантуи находилось в руках мужа, она могла только советовать ему в тех редких случаях, когда он соглашался выслушать ее. Изабелла предпринимала немало попыток, претендуя на главенствующее положение в интеллектуальной сфере жизни. Она и в мыслях не допускала, что кто-то может оспаривать ее положение "первой женщины ее эпохи". Она любила, а частенько и сама проектировала экстравагантные наряды, и дамы подражали ей во всем. Изабелла придавала огромное значение различным деталям, выбранные ею ткани отличались совершенством, меха – безупречностью, а цветовые гаммы и фасоны – оригинальностью.
Двор Изабеллы, самый блестящий в Италии, был всегда полон очаровательных и остроумных молодых девушек. Ее замок в Минчио, идеальное место для женщин-литераторов, был заполнен классическими скульптурами, картинами, книгами и вещами, найденными при раскопках. Изабелла знала латынь, изучала греческий и поддерживала переписку с известными поэтами, художниками и литераторами, которых ей довелось узнать. Она отвечала на письма в том же стиле, в каком они были написаны. С годами она приобретала все более широкую известность, ее имя символизировало самую яркую представительницу итальянского Возрождения. Однако, вопреки общему мнению, хотя у нее был развит художественный вкус и она следовала моде, ей недоставало прирожденной интуиции; она была скорее образованна, нежели одарена свыше, и превозносила мужчин вроде Кальметы, Акколти или Триссино в выражениях значительно более теплых, чем те, что она использовала для Ариосто. Но стоило ей обратить свои мысли на вопросы государственной важности, как она словно сбрасывала с себя невидимые оковы, выпрямлялась и демонстрировала оригинальность суждений и почти дьявольский ум.
Как и следовало ожидать, ее усилия, связанные с выходом во внешний мир, оставляли немного времени для нежного и интимного мира женщины. Появлявшаяся временами нежность, так ей несвойственная, была отголоском слабой наследственности со стороны мягкой и нежной матери. Изабелла не была столь привлекательной, как ее придворные дамы, но так следила за своей внешностью, что, будучи довольно приземистой, создавала полное впечатление величественной фигуры.
Неизбежный приезд Лукреции впервые пошатнул устои созданного Изабеллой мира. Она не знала, чего ожидать от новой невестки и ее двора, с которым никто не решался конкурировать. К этому моменту каждый считал своим долгом сообщить Изабелле о красоте и достоинствах Лукреции, но непосредственно из уст бывшего мужа Лукреции (который первым браком был женат на сестре маркиза Мантуанского) она слышала клеветническую версию о скандальном прошлом новоявленной невестки. Необходимость относиться к подобной женщине как к равной и оказывать ей как хозяйке Феррары должное уважение, было ничто по сравнению с мыслью о той роли, которую Лукреция сможет играть на границе ее владений, в ее родном городе и среди людей, которые называли ее, Изабеллу, "первой женщиной эпохи" и даже "богиней". Каждое сообщение о богатстве и очаровании конкурентки наносило очередной удар по самолюбию Изабеллы Мантуанской.
Долгие зимние месяцы, с октября по январь, при дворе Мантуи были до предела заполнены делами. Изабелла муштровала прислугу, часами изучала новые фасоны, подбирая цветовые гаммы, бархат и меха, чтобы найти наиболее оригинальное сочетание. Она не довольствовалась золотом и парчой и отыскивала новые идеи в украшенных цветными рисунками рукописях. Изабелла занималась пением, аккомпанируя себе на лютне. Она знала, что Лукреция обожает танцы, и решила превзойти ее даже в этом. Она не только научилась французским и итальянским танцам, причем при полном отсутствии способностей к этому виду искусства, но и овладела навыками учителя танцев.
14 ноября 1501 года, в то время как Лукреция в Риме все еще мучилась от неопределенности положения, герцог Эрколе уже послал Изабелле официальное приглашение на свадьбу. Совсем недавно оригинальный текст помог пролить свет на вопрос, который на протяжении длительно времени ставил историков в тупик. Почему на свадьбе Борджиа-Эсте в Ферраре Изабелла появилась одна? Почему ее не сопровождал муж? Люцио, заслуживающий наибольшего доверия историк дворов Мантуи и Феррары эпохи Ренессанса, расценивает факт отсутствия Гонзага в Ферраре как недоверие к герцогу Валентинуа, который своей страстью к интриганству наводил ужас на всех тиранов Италии. Люцио цитирует письмо из Бользано от Маттео Мартино да Буссето маркизу Мантуанскому, в котором он сообщает, что папа заключил тайный союз с Францией и Венецией и отдал распоряжение, чтобы армия Валентинуа напала на Феррару во время свадебных торжеств и захватила в плен владельцев тех территорий, которые он собирается оккупировать. Гипотеза кажется столь абсурдной, что, как я полагаю, могла вынашиваться только при дворе императора Максимилиана, чей рассудок был явно расстроен. Буссето советует маркизу Мантуанскому не оставлять своих владений и вести пристальное наблюдение на границах. Письмо написано 9 декабря 1501 года и, как нам теперь ясно, не имеет никакого отношения к отсутствию Франческо Гонзага на свадьбе. Именно герцог Эрколе был тем, кто воспрепятствовал появлению Гонзага по причинам, изложенным им в письме дочери.
Письмо начиналось с официального приглашения маркизы Мантуанской на свадьбу: "Ваша Светлость должна присутствовать на свадьбе, поскольку является нашей дочерью". И дальше: "Нам кажется предпочтительнее, чтобы, учитывая сложившееся положение, Его Светлость Франческо Гонзага не появлялся у нас, и я уверен, что Его Светлость проявит благоразумие, внимательно рассмотрит вопрос, полностью отдавая себе отчет в происходящем". Это больше чем совет, это – приказ. "Ваша Светлость в состоянии объяснить ему это", – заканчивает письмо герцог, тем самым показывая, что он более уверен в понимании со стороны дочери, нежели со стороны зятя. Итак, если Гонзага испугался (а для этого у него были серьезные основания), то герцог Феррарский, который был не из тех, кого могли напугать бредовые фантазии, стал первым, кто поддержал его. Свойственное Валентинуа стремление к завоеваниям было общеизвестно, и Эрколе был осведомлен о том, что папа жаловался на Гонзага Сарацени и Беллингьери, говоря, что он "излишне свободен в речах" и прежде всего виновен в том, что давал пристанище его, понтифика, врагам, включая Джованни Сфорца. Вот почему Изабелла отправляется в дорогу без мужа. Ее сопровождает маркиза Котронская, а в Ферраре встречают невестка Елизавета Гонзага, герцогиня Урбинская и близкая подруга Милия Пио ди Монтефельтро – одна из самых остроумных женщин своего времени. Изабелла знала, что они разделяют ее взгляды и будут поддерживать во всех вопросах.
Свадьба Борджиа в Ферраре запустила в действие огромный механизм и даже развязала закрытый кошелек герцога, хотя он и вел подробный учет всех расходов. Джикомо и маэстро Никколо получили заказы на изготовление шкатулок. Придворный ювелир вставлял новые драгоценные камни в старую оправу. Бернардино, венецианский гравер, вместе с Джорджио делла Корделле и Франческо Спаньоле занимались новой сбруей с золотыми пластинами для лошади жениха. Художники Фино и Бартоломео да Бресци разрисовывали, красили и покрывали позолотой экипажи, в которых должны были ехать придворные дамы. На улицах, в замке Тедалдо и в Сарацено и Сан-Доменико были установлены деревянные эстрады для актеров, которые должны приветствовать невесту. Но больше всего народу, настоящая армия, было задействовано в подготовке театральных представлений – комедий, интермедий и так называемых мавританских танцев под личным руководством герцога. Постановщики Эрколе Паниццато и Филлипо Пиццабекари ломали голову над тем, как добиться впечатления, достойного аудитории и отмечаемого события. В большом зале палаццо делла Реджионе художники и декораторы под руководством художника Якопо Майнарди декорировали белой, красной и зеленой тканью ступени, которые должны были выдержать пять тысяч зрителей, драпировали золотой тканью балдахин герцога, развешивали гирлянды из зелени и изобразили огромные гербы д'Эсте и Борджиа, а также великого покровителя Феррары – короля Франции. Пока сотня актеров, музыкантов и танцоров репетировала свои выступления, составлялся перечень театрального реквизита. Этот невероятный по масштабам список включал: плюмажи из страусовых перьев для Джованни Массариато, сорок фунтов специального страховочного каната, колокольчики, тамбурины и цветные шары для маэстро Бельтрано, двадцать четыре зеркала для маэстро Джорджио, шестнадцать навесов из красного шелка для мессира Люка, украшенные вышивкой перчатки для Марино, полосатые цветные чулки для Сальваторе Байони, тридцать девять колец, чтобы "мнимые мавританки" вставили их в уши, шпоры, ожерелья и маски феррарского специалиста Джероламо делла Виола, таинственный "музыкальный шарик", парики, меха, канделябры, ленты, пояса, колокольчики, трубы, непонятные предметы одежды, сорочки, камзолы, плащи и башмаки.
До Ферарры Лукреция с компанией добирается с несколькими остановками. Они проезжают через Сполето, где Лукреция когда-то была губернатором. В Урбино их встречает знаменитая Елизавета Гонзага, герцогиня Урбинская и сестра маркиза Мантуанского. Миновав Пе-заро, они двигаются дальше на север. Все расстроены дошедшими до них слухами: Джан Баттиста Карраччьо-ло, жених прекрасной Доротеи, которую похитил Валентинуа, собирается на них напасть. 28 января они приезжают в Болонью, где их принимает семейство Бентивольо, тирана этого города. В замке Болоньезе, одном из красивейших замков Бентивольо, происходит встреча Лукреции с Альфонсо д'Эсте. Жених и невеста проводят какое-то время "в приятной беседе о присутствующих", после чего Альфонсо откланивается. Последняя часть пути проходит по реке. Утром 1 февраля 1502 года Изабелла д'Эсте Гонзага с братом доном Джулио отправляются встречать Лукрецию на последнем этапе пути.
Следующая встреча, которой более всего страшилась Лукреция, состоялась в Торре-делла-Фосса, где герцог Эрколе ожидал свою невестку с группой придворных сановников. Как только лодка коснулась берега, Лукреция встает, быстро проходит по мостику и наклоняется, чтобы поцеловать руку свекру. В свою очередь герцог поднимает ее, заключает в объятия, произносит слова приветствия, берет за руку и ведет ее и наиболее влиятельных членов ее двора к своему большому золотому "Буцентав-ру" – кораблю, предназначенному для праздничной церемонии. Здесь Лукрецию ожидают послы, чтобы выразить дань уважения невесте, а затем все присутствующие входят в своего рода беседку, где Лукрецию усаживают между французским и венецианским послами. Изабелла д'Эсте оказывается между венецианским и флорентийским, а герцогиня Урбинская – между флорентийским послом и послом от Люкки. В последующем разговоре галантный французский посол де ля Рош Мартин ведет себя так, словно является воплощением французской учтивости и рыцарских манер. Снаружи до них доносится громкий смех синьоров и придворных, наблюдающих за тем, как шуты Лукреции подшучивают над Эрколе д'Эсте и Альфонсо. Корабль приближается к Ферраре, и уже видны выстроившиеся вдоль берега арбалетчики Альфонсо, слышен грохот артиллерийских орудий, принадлежащих Альфонсо, и радостные звуки, извлекаемые трубачами, которые скачут вдоль берега, держась рядом с кораблем. К четырем часам под артиллерийский салют вся компания прибывает во дворец Альберто д'Эсте, где Лукреция должна остаться до утра. Невесту встречают Лукреция д'Эсте, старшая законная дочь Эрколе д'Эсте, и большая группа дворян из Феррары и Болоньи. Сенешаль Альфонсо представляет Теодору Анджелини с двенадцатью юными камеристками, отобранными герцогом Эрколе. Девушки в нарядах из красного атласа и черного бархата кажутся робкими и до крайности смущенными. С лица Лукреции не сходит улыбка; она выражает признательность за комплименты и поздравления. Герцог Эрколе дарит Лукреции пять карет; одна запряжена белыми лошадьми и декорирована золотом, другая, декорированная коричневым атласом, с гнедыми лошадьми и так далее. Но вот наступает время прощаться, и семейство д'Эсте возвращается в Феррару.
Поднявшись в апартаменты, Лукреция, наконец-то оставшись одна, может стереть с лица застывшую с раннего рассвета улыбку. Она бросила взгляд на возвышающуюся вдали четырехугольную громаду замка Эсте и решила, что пока не может утверждать, что добилась окончательного успеха. Завтра наступит кульминационный и завершающий момент свадьбы. Лукреция, вероятно, трепетала при мысли о новой близости. Она очень устала и находилась в полном смятении и мыслей и чувств.
Утро. Женщины надевают на Лукрецию свадебное платье из чередующихся лент золотого и темного, почти черного атласа, с широкими рукавами по французской моде, отделанное мехом горностая, и длинный золотой плащ, подбитый горностаем по моде XVI века. Законченность наряду придают фамильные драгоценности д'Эсте, которые выгодно смотрятся на фоне темного атласа, золотой ткани и меха горностая. Ожерелье из великолепных рубинов и бриллиантов обвивает шею Лукреции, драгоценные камни искрятся в золотой сетке, поддерживающей ее длинные волосы, оставляя открытым лоб. Невеста готова. Она спускается вниз и садится на огромного серого жеребца, покрытого попоной из малинового бархата, подарок герцога, и направляется в город в сопровождении французского посла и собственной свиты. В воротах стоят доктора из Феррарского университета, цвет городской интеллигенции, готовые нести балдахин из темно-красного атласа, под которым едет невеста. Один информатор сообщает нам, что французский посол ехал рядом с невестой, но не под балдахином, а другой – что он вместе с венецианским послом следовал за невестой. Процессия движется в следующем порядке. Впереди арбалетчики герцога Эрколе, за ними восемьдесят трубачей и двадцать четыре музыканта с флейтами и волынками. Далее следуют дворяне Феррары; на них невероятно дорогие золотые цепи. Они бросают быстрые взгляды в толпу: какое впечатление производит это на простолюдинов? За ними – дворянки герцогини Урбинской, одетые по ее приказу в черный бархат или атлас; дон Альфонсо на лошади, упряжь которой украшена золотыми пластинами работы мессира Бернардино, венецианца. Руководствовался ли жених собственным вкусом, или это вышло случайно, но на нем одежда спокойных тонов – бежевый камзол, черный берет с белым пером и бежевые чулки. Рядом с ним скачет его шурин Аннибале Бентивольо, окруженный друзьями, Джероламо даль Формо из Модены, Алессандро Фаруффино, Андреа Понтеджино и Биджо дей Банчи.
За ними снедаемые любопытством и недоверием римские и испанские аристократы. Они казались иностранцами (и, вероятно, именно так себя и чувствовали) и держались слишком высокомерно (а ведь на них не было никаких украшений!), хотя кое-кто из испанцев, чьи тонкие лица покрывала изысканная бледность, а одежда была из золотой парчи или черного бархата, вызывали восхищение своим мрачным благородством. Следом едут пять епископов, послы из Люкки, Сиены, Венеции и Флоренции и четыре посла из Рима в длинных плащах из золотой парчи. За ними шесть барабанщиков и два клоуна. Клоуны возвещают о прибытии Лукреции, которая медленно движется впереди под блестящим балдахином. Она настолько преисполнена чувством ответственности, что, когда ее лошадь становится на дыбы, испугавшись фейерверка, продолжает улыбаться. Лукреция соскальзывает с лошади и пересаживается на одного из своих мулов, которого подводят грумы. Кортеж торжественно въезжает в город. Герцог Эрколе подъезжает к Лукреции, и они едут между домами, через площади Феррары. Рядом с Лукрецией герцогиня Урбинская в новом изысканном платье из черного бархата, расшитого золотыми знаками зодиака. За ней три женщины Орсини – Орсина Орсини Колонна, Джеронима Борджиа Орсини и Адриана Мила – и двенадцать карет с местными и иностранными красавицами, вызывающими всеобщее восхищение. Затем личная кавалькада Лукреции и вереница повозок с багажом, запряженных мулами в попонах из желтого и коричневого атласа.