Вокруг Пушкина - Ирина Ободовская 8 стр.

Наталья Ивановна получала достаточные средства на содержание семьи от свекра Афанасия Николаевича: 40 тысяч в год. Таким образом, казалось бы, семья была обеспечена. Но Наталья Ивановна бережливостью не отличалась и безрассудно тратила все, что получала. У Гончаровых было семеро детей: три сына - Дмитрий (1808-1859), Иван (1810-1881) и Сергей (1815-1865) и четыре дочери - Екатерина (1809-1843), Александра (1811-1891), Наталья (1812-1863), будущая жена поэта, и Софья, родившаяся в 1818 году и вскоре умершая.

Детей Наталья Ивановна воспитывала строго. Говорят, она иногда била их по щекам. Если какую-нибудь из дочерей требовали к матери, девочка долго стояла у дверей, не реша­ясь войти... До сих пор принято было считать, что Наталья Николаевна и ее сестры получили очень скромное домаш­нее образование. Знание французского языка, танцы, музы­ка и регулярное посещение церковных служб - этим обыч­но тогда ограничивалось воспитание девушек в дворянских семьях. Однако в свете новых материалов теперь можно сказать, что образование детям Гончаровых было дано зна­чительно выше среднего.

В ЦГАДА хранится много ученических тетрадей детей Гончаровых. Просмотрев эти толстые подшивки в картон­ных переплетах, можно сделать вывод, что дети подробно изучали историю (русскую и всеобщую), географию, рус­ский язык, литературу, мифологию и т. д. Нечего и гово­рить об иностранных языках - немецкий, английский и особенно французский они знали очень хорошо.

* * *

Те краткие сведения о Гончаровых, которые мы сочли необходимым предпослать последующим главам, являются фоном; на нем как бы рисуется картина семейных отноше­ний всех действующих лиц. Нам становятся ясны условия, в которых росли и воспитывались дети Гончаровы. Дед, при­ведший к разорению семью и жестоко отнесшийся к сыну; душевнобольной отец, суровая, деспотичная мать - вот лю­ди, окружавшие сестер и братьев Гончаровых. Несомненно, тяжелое детство и юность на Никитской не могли пройти бесследно для формирования их характеров.

Время шло, и дети выросли. К началу того периода, кото­рый охватывают публикуемые письма (1832-1837 гг.), семья Гончаровых разъехалась в разные стороны. Поселилась в своем любимом поместье Ярополец Наталья Ивановна; уехала в Петербург младшая, Наталья, вышедшая замуж за Пушкина; поступили в столице на военную службу братья Иван и Сергей; окончивший Московский университет, старший сын, Дмитрий, служил в Министерстве иностран­ных дел. Сестры Екатерина и Александра были отправлены на Завод к деду. В доме на Никитской остался один Николай Афанасьевич.

Н.Н.ПУШКИНА И ЕЕ ПИСЬМА

Любовь его, как солнечный восход,

Воображенье согревает наше.

И тот, кто сомневается в Наташе, -

Не сторону ль Дантеса он берет?

Ведь Пушкин верил ей, идя к барьеру...

Кто смеет посягнуть на эту веру?

Д. Кугультинов

В 30 верстах от Тамбова, при впадении реки Кариан в Цну, в начале XIX века находилось богатое родовое поме­стье Загряжских Кариан, принадлежавшее близким родст­венникам Натальи Ивановны Гончаровой. Война, как мы уже говорили, заставила семейство Гончаровых покинуть родные места. В ту пору семья была довольно многочислен­на: два сына - Дмитрий и Иван, две дочери - Екатерина и Александра. Наталья Ивановна была на сносях. 19 августа прибыли они в Кариан, а 27 августа 1812 года родилась и бы­ла крещена в местной церкви та, которой было суждено впо­следствии стать женой великого русского поэта.

Как долго пробыла семья Гончаровых в Кариане, неизве­стно, но, вероятно, Наталья Ивановна с детьми оставалась там до лета 1813 года, а затем они направились в Калужскую губернию, на Полотняный Завод. Здесь семья Гончаровых прожила не менее года, а может быть, и больше. Маленькая Таша полюбилась деду, и, когда Наталья Ивановна уехала с детьми к мужу, Афанасий Николаевич оставил ее у себя. Со­хранилась небольшая миниатюра, изображающая Наталью Николаевну в детстве. Вероятно, она была заказана дедом, когда ему пришлось расстаться с любимой внучкой. Девочке на вид лет 5-6. Тонкие, правильные черты, выражение лица не по-детски серьезно. Те несколько лет, что Наташа Гон­чарова провела на Полотняном Заводе, окруженная всяческими заботами, были, вероятно, самыми счастливыми го­дами ее детства. Но девочка подросла, и Наталья Ивановна, не ладившая со свекром, взяла ее обратно. В ту пору Нико­лай Афанасьевич с семьей жил уже в Москве.

Впоследствии Наталья Николаевна не любила говорить о своем детстве. Тяжелая обстановка, царившая в доме, за­ставила ее замкнуться, и эта сдержанность в выражении чувств, по-видимому, осталась в ней на всю жизнь. От той поры сохранились воспоминания некой Надежды Михай­ловны Еропкиной. Гончаровы были знакомы домами с Еропкиными. Надежда Михайловна была умная, образован­ная девушка; в годы юности Натальи Николаевны ей было двадцать лет, поэтому она могла хорошо помнить Наташу Гончарову, и ее записки представляют значительный инте­рес для характеристики будущей жены поэта. Приведем не­которые выдержки из воспоминаний.

"Наталья Николаевна сыграла слишком видную роль в жизни Пушкина, чтобы можно было обойти ее молчанием. Многие считают ее даже виновницей преждевременной его кончины, что, впрочем, совершенно несправедливо... Я хо­рошо знала Наташу Гончарову, но более дружна была она с сестрой моей Дарьей Михайловной. Натали еще девочкой-подростком отличалась редкой красотой. Вывозить ее ста­ли в свет рано, и она всегда окружена была роем поклонни­ков и воздыхателей. Участвовала она и в прелестных живых картинах, поставленных у генерал-губернатора кн. Голицы­на, и вызывала всеобщее восхищение. Место первой краса­вицы Москвы осталось за нею.

Наташа была действительно прекрасна, и я всегда восхи­щалась ею. Воспитание в деревне на чистом воздухе остави­ло ей в наследство цветущее здоровье. Сильная, ловкая, она была необыкновенно пропорционально сложена, отчего и каждое движение ее было преисполнено грации. Глаза доб­рые, веселые, с подзадоривающим огоньком из-под длин­ных бархатных ресниц. Но покров стыдливой скромности всегда вовремя останавливал слишком резкие порывы. Но главную прелесть Натали составляли отсутствие всякого же­манства и естественность. Большинство считало ее кокет­кой, но обвинение это несправедливо.

Необыкновенно выразительные глаза, очаровательная улыбка и притягивающая простота в обращении, помимо ее воли, покоряли ей всех. Не ее вина, что все в ней было так удивительно хорошо. Но для меня так и осталось загадкой, откуда обрела Наталья Николаевна такт и умение держать себя? Все в ней самой и манера держать себя было проник­нуто глубокой порядочностью. Все было "comme il faut" (безупречно)- без всякой фальши. И это тем более удивительно, что того же нельзя было сказать о ее родственниках. Сестры были красивы, но изысканного изящества Наташи напрасно бы­ло бы искать в них. Отец слабохарактерный, а под конец и не в своем уме, никакого значения в семье не имел. Мать да­леко не отличалась хорошим тоном и была частенько прене­приятна... Поэтому Наталья Николаевна явилась в этой се­мье удивительным самородком. Пушкина пленила ее необы­чайная красота и не менее, вероятно, прелестная манера держать себя, которую он так ценил".

Наташа Гончарова была прекрасна, это бесспорно, но только красивая внешность не привлекла бы поэта. Было в ней, вероятно, и какое-то необыкновенное обаяние, и не случайно тонкий знаток человеческой души Пушкин в по­священном ей стихотворении "Мадонна" называет ее: "чис­тейшей прелести чистейший образец".

Впервые Пушкин встретил Наталью Николаевну зимой 1828 года на балу у танцмейстера Иогеля. По шутливому признанию самого поэта, Гончарова была его сто тринадца­тая любовь. Но те увлечения, те порывы страстей, которые волновали его в молодости, не были еще той любовью, ко­торой на склоне короткой его жизни одарила его судьба. Всеобъемлющее чувство Пушкина к Наталье Николаевне пришло к нему на рубеже нового периода его жизни. Ото­шла в прошлое бурно прожитая молодость, настала пора зрелости. Жажда личного семейного счастья, стремление любить и быть любимым - вот какие чувства владели им в эти годы. Пушкин не знал до тех пор настоящей семейной жизни. Нерадостное детство, юность, проведенная в казен­ных стенах лицея, годы ссылки, потом кочевая жизнь то в Москве, то в Петербурге, номера гостиниц - и никогда своего дома...

"Все что бы ты мог сказать мне в пользу холостой жизни и противу женитьбы, все уже мною передумано, - писал Пушкин незадолго до женитьбы своему приятелю Н. И. Кривцову. - Я хладнокровно взвесил выгоды и невы­годы состояния, мною избираемого. Молодость моя про­шла шумно и бесплодно. До сих пор я жил иначе как обык­новенно живут. Счастья мне не было. Счастье можно найти лишь на проторенных дорогах. Мне за 30 лет. В тридцать лет люди обыкновенно женятся - я поступаю, как люди, и, вероятно, не буду в том раскаиваться" (10 февраля 1831 г.).

Однако письма Пушкина в период его сватовства полны сомнений: будет ли с ним счастлива юная красавица, не по­жалеет ли она когда-нибудь, что вышла за него замуж, не сде­лала ли бы она лучшей, более блестящей партии. Ему каза­лось, что в нем нет ничего, что могло бы нравиться Наталье Николаевне. Но длинный список женщин, любивших Пуш­кина, говорит нам об обаянии личности поэта. Не могла, на­до полагать, не ответить на его безграничную любовь и На­талья Николаевна.

Наталья Ивановна долго не соглашалась на этот брак, на­пуганная ходившими толками и сплетнями о политической неблагонадежности поэта, о его образе жизни. Дошли эти слухи и до главы семьи Афанасия Николаевича. Наталья Николаевна писала деду:

Сего 5 мая 1830 года

Любезный дедушка!

Узнав чрез Золотарева (богатый калужский купец) сомнения ваши, спешу опроверг­нуть оныя и уверить вас, что все то, что сделала Маминька, было согласно с моими чувствами и желаниями. Я с при­скорбием узнала те худые мнения, которые вам о нем внуша­ют, и умоляю вас по любви вашей ко мне не верить оным, потому что они суть не что иное, как лишь низкая клевета. В надежде, любезный дедушка, что все ваши сомнения исчез­нут при получении сего письма и что вы согласитесь соста­вить мое счастие, целую ручки ваши и остаюсь навсегда по­корная внучка ваша

Наталья Гончарова

Н. Н. Озерова, видевшая Пушкина и Наталью Николаев­ну 3 мая 1830 года, писала: "Утверждают, что Гончарова-мать сильно противилась браку своей дочери, но что моло­дая девушка ее склонила. Она кажется очень увлеченной своим женихом". Письмо Натальи Николаевны к деду под­тверждает это.

Вопрос о приданом занимал важное место в переговорах будущей тещи с женихом. Гончаровы были полуразорены, но тем не менее дед мог бы выделить любимой внучке одно из незаложенных имений. Было свое состояние и у Натальи Ивановны. Но ни дед, ни мать не пожелали обеспечить На­талью Николаевну. И Пушкину в конце концов пришлось дать 11 тысяч рублей на приданое невесте из тех 38 тысяч, что он получил, заложив подаренную ему к свадьбе отцом часть Болдина.

Осенью 1830 года из Болдина, куда поэт приехал для ула­живания своих материальных дел, он писал своему другу Плетневу:

"Сегодня от своей получил я премиленькое письмо; обе­щает выйти за меня и без приданого, приданое не уйдет. Зо­вет меня в Москву..."; "Она меня любит" (9 и 29 сентября г.).

Письма невесты, по-видимому, были теплыми и поддер­живали в поэте уверенность в ее чувствах.

"Мой ангел, ваша любовь - единственная вещь на свете, которая мешает мне повеситься на воротах моего печально­го замка" (30 сентября 1830 г.).

Холерный карантин задержал Пушкина в Болдине на це­лых три месяца. Болдинская осень - один из самых ярких по чувствам и переживаниям периодов в жизни поэта. Нео­бычайный творческий подъем вдохновил гений Пушкина на создание едва ли не лучших его произведений...

В начале декабря поэт вернулся в Москву. 18 февраля 1831 года в церкви Вознесения, что у Никитских ворот, Пушкин и Наталья Николаевна Гончарова были обвенчаны. Молодые поселились на Арбате (дом, несколько переделан­ный, сохранился до наших дней под № 53).

"Я женат - и счастлив,- писал Пушкин Плетневу 24 фев­раля 1831 г.,- одно желание мое, чтоб ничего в жизни моей не изменилось, - лучшего не дождусь. Это состояние для ме­ня так ново, что кажется, я переродился"...

..."Женка моя прелесть не по одной наружности" (26 марта 1831 г.).

Но молодая чета недолго оставалась в Москве, Пушкин еще до свадьбы предполагал, что они будут жить в Петер­бурге. Вмешательство тещи в их семейную жизнь ускорило это решение: во второй половине мая 1831 года Пушкины уехали в столицу.

А душу твою люблю я еще более твоего лица (из письма Пушкина к жене).

По приезде в Петербург Пушкины остановились на не­сколько дней в гостинице Демута и вскоре переехали на ле­то в Царское Село, где поэт снял небольшую дачу вблизи парка.

Те несколько месяцев, что молодые супруги прожили в Царском Селе, были, вероятно, самыми безоблачными в их совместной жизни. Места, которые были связаны для Пуш­кина с воспоминаниями о юности, проведенной в стенах Царскосельского лицея, тишина, великолепная природа, общение с друзьями, жившими там на даче, наконец, новиз­на семейной жизни - все способствовало его прекрасному настроению.

Приведем несколько выдержек из писем друзей и род­ных, относящихся к этому периоду.

Сестра Пушкина О. С. Павлищева писала мужу из Пе­тербурга: "...Мой брат со своей женой приехал и устроится здесь, а пока проводит лето в Царском Селе. Они очень при­глашают меня жить у них в ожидании твоего возвращения... Они очень довольны друг другом, моя невестка совершенно очаровательна, мила, красива, умна и вместе с тем очень добродушна", "...Она совсем неглупа, но еще несколько за­стенчива".

"...Четвертого дни воспользовался снятием карантина в Царском Селе, чтобы повидаться с Ташей, - писал 24 сен­тября 1831 года Дмитрий Николаевич Гончаров деду Афа­насию Николаевичу. - Я видел также Александра Сергее­вича; между ними царствует большая дружба и согласие; Таша обожает своего мужа, который также ее любит; дай Бог, чтоб их блаженство и впредь не нарушилось. Они ду­мают переехать в Петербург в октябре; а между тем ищут квартеры".

"А женка Пушкина очень милое творение. C’est la mot! (Лучше не скажешь). И он с нею мне весьма нравится. Я более и более за него ра­дуюсь тому, что он женат. И душа, и жизнь, и поэзия в выиг­рыше",- писал Жуковский князю Вяземскому и А. И. Тургеневу.

"...Я на счет твой совершенно спокоен, зная расположе­ние Царского Села, холеры там быть не может - живи и здравствуй с Натальей Николаевной, которой я свидетель­ствую свое почтение, - пишет Пушкину его друг П. В. Нащо­кин из Москвы. - Я уверен, что ты, несмотря на все ужас­ные перевороты, которые тебя окружают, еще никогда не был так счастлив и покоен, как теперь - и для меня это не ничего; без всякой сантиментальности скажу тебе, что мысль о твоем положении мне много доставляет удовольст­вия... Натальи Николаевне не знаю, что желать, - все имеет в себе и в муже" (15 июля 1831 г.).

В своих воспоминаниях о Пушкине фрейлина А. О. Россет-Смирнова писала о встречах с поэтом и его женой ле­том 1831 года.

"...Я не знаю, известны ли вам сказки Пушкина? Он их писал в доме Китаева, придворного камер-фурьера. Я приез­жала к одиннадцати часам, когда не дежурила, и поднима­лась вместе с его женой в его кабинет. У него было ужасно жарко. Он любил жару... Когда мы входили, он тотчас начи­нал читать, а мы делали свои замечания".

Но в июле месяце, спасаясь от холеры, свирепствовав­шей в Петербурге, императорская фамилия и двор перееха­ли в Царское Село. Тишина и покой были нарушены, встре­ча Пушкиных с двором и великосветским обществом стала неизбежной. Однако жена поэта совсем не стремилась к этому.

"...Я не могу спокойно прогуливаться по саду, - пишет Наталья Николаевна деду 13 июля, - так как узнала от одной из фрейлин, что их величества желали узнать час, в кото­рый я гуляю, чтобы меня встретить. Поэтому я и выбираю самые уединенные места".

Родители Пушкина жили недалеко от Царского Села, в Павловском, и в течение лета часто виделись с поэтом и его женой. В письмах к дочери, Ольге Сергеевне, оставшейся на лето в Петербурге, мы встречаем много упоминаний о молодых супругах.

"Сообщу тебе новость, - пишет Надежда Осиповна (мать поэта) до­чери 25-26 июля 1831 года,-император и императрица встретили Наташу с Александром, они остановились пого­ворить с ними, и императрица сказала Наташе, что она очень рада с нею познакомиться, и тысячу других милых и любезных вещей. И вот она теперь принуждена, совсем это­го не желая, появиться при дворе". "...Весь двор от нее в восторге, императрица хочет, что­бы она к ней явилась, и назначит день, когда надо будет при­дти. Это Наташе очень неприятно, но она должна будет подчиниться...".

В половине октября Пушкины покинули Царское Село и поселились в Петербурге. В ноябре Пушкин вновь поступает на службу в Министерство иностранных дел. Он начина­ет работать над историей Петра I и получает разрешение на доступ в архивы.

Расположение императрицы к Наталье Николаевне было всем известно, и перед ней открылись двери великосвет­ских гостиных.

"Жена Пушкина появилась в большом свете и была здесь отменно хорошо принята, она понравилась всем и своим об­ращением, и своей наружностью, в которой находят что-то трогательное", - писал М. Н. Сердобин (родственник барона Б.А.Вревского) в ноябре 1831 года Б. А. Вревскому (псковский помещик, был женат на Евпраксии - дочери Н.А.Осиповой, соседки Пушкина по Михайловскому).

Дочь хорошей знакомой Пушкина Е. М. Хитрово (дочь фельдмаршала Кутузова, питала к Пушкину глубокую привязанность) Дарья Федоровна Фикельмон, жена австрийского посла, женщи­на умная и образованная, большая приятельница Пушкина, часто посещавшего ее салон, оставила в своем дневнике и письмах несколько высказываний о жене поэта. Приведем два из них.

"Пушкин приехал из Москвы и привез свою жену, но не хочет еще ее показывать (в свете). Я видела ее у маменьки. Это очень молодая и очень красивая особа, тонкая, строй­ная, высокая, лицо Мадонны, чрезвычайно бледное, с крот­ким, застенчивым и меланхолическим выражением, глаза зеленовато-карие, светлые и прозрачные, взгляд не то что­бы косящий, но неопределенный, - тонкие черты, красивые черные волосы. Он очень в нее влюблен".

"Госпожа Пушкина, жена поэта, здесь впервые явилась в свет; она очень красива, и во всем ее облике есть что-то поэ­тическое - ее стан великолепен, черты лица правильны, рот изящен, и взгляд, хотя и неопределенный, красив; в ее лице есть что-то кроткое и утонченное; я еще не знаю, как она раз­говаривает, ведь среди 150 человек вовсе не разговарива­ют,- но муж говорит, что она умна. Что до него, то он пере­стает быть поэтом в ее присутствии; мне показалось, что он вчера испытывал... все возбуждение и волнение, какие чувст­вует муж, желающий, чтобы его жена имела успех в свете".

Совершенно естественна и понятна застенчивость и скромность молодой жены поэта: ей было всего 19 лет и она впервые появилась в великосветском обществе. В. А. Солло­губ (писатель, приятель Пушкина), часто встречавшийся с ней в свете, пишет в своих вос­поминаниях: