Когда взошло солнце, колонну на большой скорости обогнала группа машин. У нас, впрочем, как и у англичан, был запрещен обгон конвоя там, где существовала угроза нападения с воздуха, поскольку дорожные пробки были удобными целями для бомбардировщиков. Только я собрался проучить нарушивших этот запрет водителей, мчащихся мимо меня, как между машинами появился просвет. Я приказал водителю замедлить движение, развернуться и приготовился уже быть беспощадным, как вдруг узнал приближающуюся машину. Да, это был старый знакомый "мамонт"! Он догнал нас. Наверху, отведя назад плечи, маячила знакомая до боли фигура. Я лихо козырнул.
Роммель помахал рукой и прокричал что-то, но ветер отнес его слова. Его лицо было неподвижным и серьезным.
Глава 35
Американские "шерманы" с высокими башнями
У Роммеля были все причины для мрачного настроения. В утро нашей эвакуации из Мерса-Матрука, в 2000 километрах западнее его, на пляжи Французской Северной Африки высаживалась первая волна союзников. Роммель приближался к ливийской границе – он шел назад. Позади осталось множество битв. Но уже тогда он предвидел, что именно ему предстоит встретиться с новыми силами противника в Африке.
Темп преследования был высок. У нас случилось два коротких столкновения с новозеландцами к востоку от Сиди-Баррани и на рубеже старого британского минного поля под Бук-Буком. К 10 ноября мы уже пересекали в гораздо более спокойной, чем ожидали, обстановке знакомые прибрежные равнины, расположенные южнее ущелья Халфая. Справа от нас раскинулись пляжи, на которых так часто купались в море нагишом. Мы двигались вверх по серпантину к Соллуму.
Новозеландцы, следуя за нами по пятам, взяли Соллум, Бардию и Капуццо; танки 7-й бронетанковой дивизии промчались через пустыню по краю насыпи и соединились с новозеландцами.
Наша первая короткая остановка была около Сиди-Азиза на Трай-Капуццо. Как обычно, мы сразу же развернули наши противотанковые орудия, чтобы быть готовыми отразить налеты авиации и наземные атаки. Окопавшись, мы поставили на огонь чайник, чтобы запить чаем печенье и консервы – остатки запасов, взятых в качестве трофеев в Тобруке. И вот мы снова возвращались туда.
Только начала закипать вода, как на горизонте заплясали знакомые маленькие флажки: южноафриканские бронемашины, как гончие, неслись за нами. Все больше и больше машин показывалось из-за горизонта. Порядочное число их шло в плотном строю прямо на нас. Наши артиллеристы быстро приступили к работе, мы ведь этих гостей к чаю не приглашали. Мы открыли огонь с максимальной дальности. Машины отвернули и скрылись за ближайшим хребтом.
Наше подразделение шло позади германо-итальянской танковой армии. И еще несколько изнурительных недель нам предстояло идти в хвосте. Наша группа была единственной частью, которая не участвовала в боях под Эль-Аламейном, поэтому мы чувствовали себя в долгу.
Я знал эту местность довольно хорошо, и не только по совместным поездкам с Роммелем, но и по своему арьергардному опыту прошлого года. Мое подразделение теперь состояло из опытных специалистов по ведению боевых действий в арьергарде. Мы за считаные минуты могли развернуть оборонительный порядок, оборонительные позиции и столь же быстро свернуть их.
Исключительно высокий боевой дух Африканского корпуса существовал во многом благодаря вере наших солдат в превосходство наших танков и противотанковых орудий (которые также хорошо защищали пехоту от танков) над боевой техникой противника. Но теперь это превосходство было потеряно. Американские "шерманы" с высокими башнями превратились в самый настоящий кошмар для наших войск.
Нас здорово потрепали, когда мы "перекатами" уходили по Виа-Балбия. Я нашел удобную позицию, чтобы встретить противника с востока; к моей радости, нам прислали подкрепления – обстрелянных парашютистов из бригады генерала Ромке, которая с боями вырвалась из окружения под Эль-Аламейном. С 88-миллиметровой зениткой наготове я не боялся никого.
Вскоре из-за горизонта показались американские танки.
Местность была волнистой, и они то появлялись, то исчезали из виду. Пускай подходят! Я решил терпеливо ждать на этой хорошо замаскированной позиции и не открывать огонь до тех пор, пока танки противника не приблизятся настолько, что можно будет с максимальным эффектом использовать 50-миллиметровые орудия. Я пытался убедить в преимуществе такой тактики старшего артиллерийского офицера, прибывшего с подкреплением, однако у его артиллеристов еще не было опыта таких боев, и они не обладали выдержкой, присущей артиллеристам Африканского корпуса.
Когда два британских танка находились еще далеко для 50-миллиметровых орудий, одно наше 88-миллиметровое орудие открыло огонь. Оба танка тут же метнулись в мертвую зону. Я тщательно изучил местность в бинокль. Танки сразу накрыли нас огнем, который был так же точен, как и огонь полевой артиллерии. Они сосредоточили его на моих 88-миллиметровках, которые открыли огонь преждевременно. А мои артиллеристы даже не видели противника! Я заметил какое-то движение в том месте, где исчезли танки. Значит, противник вел наблюдение оттуда. Но прежде, чем мы сумели разобраться с этим НП, наши 88-миллиметровые орудия были уничтожены.
Это не понравилось нашей моторизованной пехоте. По опыту боев мы знали, что теперь нам придется рассчитывать только на 50-миллиметровые противотанковые орудия; при этом все прекрасно понимали, что они не идут ни в какое сравнение с пушками новых танков Монтгомери по эффективности и дальности стрельбы.
Я еще раз убедился в важности хорошо замаскированных позиций и дисциплины стрельбы, если мы хотим обладать преимуществом фактора внезапности и долгое время вести боевые действия в режиме "бой – передвижение", что сейчас становилось неизбежным. Мои солдаты были обучены этой тактике, и у нас была возможность проверить ее эффективность во время боев под Адждабией.
Не встретив сопротивления, британцы 13 ноября вошли в Тобрук. Их основные силы продвинулись за шесть дней на 350 километров, и у них едва хватало материального обеспечения продолжать марш; но через два дня после захвата они привели в рабочее состояние порты Мерса-Матрука и Бардии и, таким образом, получили возможность держать у нас на хвосте хотя бы свои легкие части. В Дерне они были к 16-му, а значит, могли использовать тамошний аэродром, кроме аэродрома Гамбута, расположенного немного позади, чтобы обеспечивать сухопутным частям поддержку с воздуха. Их истребители почти сразу смогли обеспечить прикрытие конвою из Александрии на Мальту, которая находилась на грани голода.
18-го числа бронемашины противника были отброшены нашим арьергардом под Шелейдимой и Антелатом, располагавшимися в главных проходах в насыпи. Мы вновь выдвинулись ночью. Мы оставили Бенгази. Проливной дождь дал нам двухдневную передышку под Адждабией, после чего противник вновь устремился по пятам за нами.
Наша часть, все еще численностью около полка, оборудовала оборонительный рубеж на холмистой песчаной местности. Мы чувствовали себя бодро, насколько я помню, потому что ближайший немецкий склад был нетронут и мы набрали непривычно много запасов. Пища, которую готовила наша полевая кухня, казалась в тот момент особенно вкусной, и у нас было много сигарет и шоколада. Я не ограничивал рацион своих солдат. Кто знает, что принесет завтрашний день?
Мы как следует вкопали наши орудия и пулеметы и выбросили лишний песок из орудийных окопов. Минометы были установлены в сухом русле возле полевой кухни. Все позиции были замаскированы верблюжьей колючкой.
Вспомнив науку Роммеля, я осмотрел нашу позицию с фронта. Ее было трудно обнаружить. Только одно русское орудие калибра 76,2 мм было плохо замаскировано, но, прежде чем я успел поправить маскировку, мой наблюдатель, который осматривал местность в мощный бинокль на треноге, крикнул мне из орудийного окопа:
– Танки противника на северо-востоке!
Я запрыгнул в углубление рядом с ним и взглянул в бинокль, одновременно отдав команду:
– Приготовиться к бою – танки с северо-востока!
Все видимое движение на нашем рубеже прекратилось моментально. Теперь связь осуществлялась только по полевому телефону.
К тому времени танки противника появились и в других секторах. В небе кружили два британских разведывательных самолета, которые, к счастью, не обнаружили нас. Рядом к западу от нас открыла огонь легкая зенитка, и оба самолета были сбиты. Из штаба полковника Ментона по телефону мне сообщили:
– Один из британских пилотов спасся на парашюте, был пленен и с изумлением заявил, что даже не подозревал, что летает как раз над нашими позициями.
Перед нами разворачивалась драматическая картина. Около тридцати танков постепенно сосредоточились в длинном, мелком сухом русле впереди нас. Наша тяжелая артиллерия вела из Адждабии беспорядочную стрельбу через наши головы, но без особого успеха. К танкам в русле присоединились две артиллерийские батареи и пехота. Ящики со снарядами были приторочены к лафетам орудий. В бинокль я отчетливо видел движения рук артиллеристов, обслуживающих свои орудия, которые вели ответный огонь по батареям Адждабии. Их снаряды свистели над нашими головами.
Затем я увидел бронированные командные машины. Из них вышло несколько британских офицеров, очевидно штабных. Но наши артиллеристы получили приказ не открывать огонь до тех пор, пока цель не пересечет определенный рубеж. И все они продемонстрировали примерное спокойствие и выдержку.
В оптику я увидел британского офицера с хлыстом, который дал рукой сигнал: "шерманы" поползли в нашу сторону. Трое из них двигались по колее, по которой буксировали одно из моих орудий. Артиллеристы когда-то служили в Иностранном легионе.
Три танка ровной скоростью приближались к нашему рубежу открытия огня. Начали движение и другие танки. Вот первый "шерман" достиг рубежа и пересек его. В быстрой последовательности снаряды покинули стволы наших пушек. Снаряд попал в первый танк – это было прямое попадание в его куполообразную башню. Однако он отскочил вверх, не причинив вреда: броня была великолепна.
Танки остановились, а некоторые из них, включая ведущий "шерман", развернулись. Пока он разворачивался, наш следующий залп поразил его борт. Он вспыхнул. Мы нашли уязвимое место даже у этого страшного монстра.
Дуэль между танками и противотанковыми орудиями была в полном разгаре. Она длилась уже два часа. Два моих орудия были уничтожены, но мы подбили гораздо больше танков, и атака захлебнулась. С большим мастерством и отвагой британские ремонтники в самый разгар сражения оттаскивали поврежденные танки с поля боя.
Наши усилия оказались напрасны. Авангард 22-й бронетанковой дивизии, которая прошла 26 миль по пустыне, вышел на нас справа и угрожал прорвать наш фланг. И вновь мы двинулись в путь, чтобы откатиться назад в Эль-Агейлу.
Роммель потерял всю Киренаику.
Глава 36
Потеря триполитании
1
В Эль-Агейле меня вызвали в штаб Африканского корпуса.
Командующий попросил меня кратко доложить об оборонительных возможностях оазиса Марада. Кто-то в штабе вспомнил о моей поездке туда в начале 1941 года.
– Мараду, – сказал я, – можно легко удержать, если разместить там достаточное количество войск и обеспечить их всем необходимым. Возможно, их придется снабжать по воздуху, поскольку противник может легко перерезать пути снабжения по суше. – Все это прозвучало как "Военное руководство для детей", а что другое я мог сказать? Генерал находился в добром расположении духа и, проанализировав мое мнение, предложил мне чашку кофе – первую чашку настоящего кофе за много недель.
У меня сложилось впечатление, что идею обороны Марады отвергли еще до того, как я добрался до аэродрома. За тот короткий срок, что остался до начала нового наступления противника, подготовить эффективную оборонительную систему на линии Эль-Агейла – Марада было невозможно.
Два раза британские войска доходили до Эль-Агейлы и останавливались здесь. Это самая неприступная оборонительная позиция Ливии. Сначала наступающие должны форсировать соляные болота, которые, после небольшого промежутка, начинаются снова, на этот раз южнее, затем тянется пустынная местность с серпообразными барханами, образованными ветрами пустыни. Дальше их встречает крутой откос, потом снова барханы, а за ними опять соляные болота. Эль-Агейла находится в 240 километрах от Бенгази и почти 500 километрах от Тобрука. Только свежая армия с бесперебойным материально-техническим снабжением могла сюда прорваться. Но в штабе понимали, что в этот раз мы Эль-Агейлу не удержим. Роммель, правда, сделал следующее заявление:
– Эль-Агейла – последний рубеж, где должно быть остановлено наступление 8-й армии.
Но мы не получили достаточного количества подкреплений, чтобы выстоять под натиском врага.
Воздух, конечно, был насыщен слухами. В войсках поговаривали, что в Тунисе высадились крупные подразделения. Водители, работавшие на линиях снабжения, говорили об огромных танках "тигр" – тяжелых танках, которые Гитлер обещал прислать Роммелю еще до Эль-Аламейна, – а также о легендарных "дымовых минометах", которые оказались многоствольными минометами с русского фронта. Они также рассказывали о "гигантах" – огромных транспортных планерах, способных брать на борт легкий танк или 250 солдат.
Наконец-то, решили мы, Верховное главнокомандование в Берлине решило сделать что-то и для Золушки – немецких войск в Африке. Но на нашем фронте мы реальных подкреплений так и не увидели; наоборот, некоторые специальные подразделения Африканского корпуса были переброшены из Ливии в Тунис.
Здесь, на западе, англо-американские силы вторжения крепко держали за горло Марокко и Алжир. Поэтому все, даже самые незначительные подкрепления, выделяемые для Африки, направлялись в Тунис, а не в Ливию к Роммелю. Если учесть всех солдат, которых мы подобрали на долгом пути отступления, то теперь у нас было 25 000 итальянцев (не все из них, конечно, представляли собой эффективную боевую силу) и 10 000 немцев. А танков у нас было меньше сотни.
План Роммеля состоял в том, чтобы не удерживать Эль-Агейлу дольше, чем это было нужно. Он надеялся заставить Монтгомери распылить свои силы и, подготовив наступление, вернуться в Буэрат и прикрыть порт Триполи.
В начале декабря противник, похоже, понял, что мы намерены отступать и дальше. Возможно, он догадался об этом, узнав, что Роммель, опасаясь потерять тысячи итальянцев, не имеющих транспорта, как это случилось под Эль-Аламейном, отвел их части первыми. Он оставил подвижные немецкие части, велев им удерживать свои позиции до тех пор, пока Монтгомери не нанесет серьезного удара.
Мы стали выдвигаться ночью 12 декабря, поскольку стало ясно, что противник планирует фронтальную атаку. Спецгруппа 288 должна была защищать тыл Африканского корпуса на территории, расположенной между дорог на Мараду и побережьем, а также прибрежную дорогу у Средиземного моря. Британцы медленно продвигались через наши минные поля, мины-ловушки и траншеи, но к 15-му числу они двинули на нас все свои силы. Сильный удар танками на марадской дороге нам нанесла 8-я бронетанковая бригада, в результате чего мы потеряли целую роту.
И хотя британские танки не смогли преодолеть глубокую траншею, пересекавшую главную дорогу, новозеландцы нанесли нам свой знаменитый "левый хук". Они обошли нашу основную позицию и угрожали, в случае захвата сухого русла Матратин, расположенного к западу от Эль-Агейлы, отрезать нас от наших войск. Значительная часть нашего арьергарда, перекатами продвигаясь вдоль дороги, находилась еще на восточной стороне русла, а единственный удобный путь через него проходил вдоль главной дороги. Новозеландцы заняли позицию, но на этот раз не очень удачную. Они, похоже, заблудились этой ночью, хоть она и была лунной; и, разбившись на мелкие группы численностью до роты, мы решили прорваться сквозь разрывы их войск. Но мы потеряли несколько танков, орудий и солдат.
Во всех руслах мы подрывали дренажные трубы и мосты, а также устанавливали на всем нашем пути мины. Противнику придется двигаться очень осторожно. И все-таки ночью 16-го числа он настиг нас под Нофилией. Два дня мы перестреливались с передовым отрядом Монтгомери, а затем откатились к Сирту. К 22-му впереди осталась только одна дивизия – 15-я танковая. 21-я танковая и 90-я легкопехотная дивизия были уже с главными силами в Буэрате и готовили новую линию обороны. Противник колебался, прежде чем продвинуться дальше за Нофилию, поскольку теперь он находился более чем в 400 километрах от своей базы в Бенгази. Ему нужно было оборудовать взлетно-посадочные полосы, если он собирался напасть на нас в Буэрате. Поэтому он продвинулся на 130 километров вперед к Сирту. И хотя его передовой отряд был немногочисленным, он угрожал нашему флангу, и наша спецгруппа 288 снова отошла. Деревня досталась противнику.
2
В сочельник я стал командиром передового батальона арьергарда на дороге Виа-Балбия на расстоянии видимости от Сирта. В тот день я наблюдал, как войска Монтгомери входят в деревню, и даже видел, как они расчищали посадочную полосу.
Какая странная ночь для праздника. Мы соорудили импровизированную елку из деревянного шеста, в котором просверлили отверстия и воткнули в них ветки верблюжьей колючки. Мы украсили деревце фольгой и импровизированными свечами. В качестве рождественского подарка каждый из моих солдат получил по три сигареты – мы копили их какое-то время. Из не слишком полной почтовой сумки были извлечены письма из дома и розданы тем, кому они были адресованы. И эти письма стали самым лучшим рождественским подарком.
Мы зажигали свечи на нашей рождественской елке, когда вдруг увидели трех человек, пробирающихся к нам в темноте. Я велел окликнуть их. Они нерешительно подошли, и оказалось, что это был немецкий дозор, состоявший из одного офицера и двух солдат. Офицер объяснил, что ему в части, стоявшей западнее нас, приказали выяснить, кто расположился впереди них.
– Дальше идти незачем, – сказал я, – впереди нас только томми. Присоединяйтесь-ка лучше к нашему скромному празднику.
Но офицер оказался слишком ответственным и извинился, сказав, что должен продолжить патрулирование. Он ушел на восток во тьму. Я узнал, что произошло потом, случайно встретив его много лет спустя в Италии. Он заблудился и, пробродив несколько часов, снова вышел к тому месту, где мы ставили нашу елку. Совершенно правильно он заключил, что мы, уходя, скорее всего, заминировали дорогу. Он пошел на запад, надеясь найти грузовик, с которого сошел, чтобы отправиться в пеший дозор. На грузовике он двинулся на запад догонять нас, избегая дороги, так как полагал, что она заминирована. И все-таки он наткнулся на мины, подорвался и был серьезно ранен.
Два его спутника, оба легко раненные, несли его, пока им не посчастливилось встретить группу саперов, минирующих дорогу, и те отправили их в безопасное место.
Из этой истории, я полагаю, не выведешь никакой особой морали. Разве что не стоит быть слишком ответственным в сочельник.