2
Мессе, итальянский генерал, командовавший остатками нашей армии, сражавшейся под Эль-Аламейном, еще раньше приказал эвакуировать небольшой гарнизон Гафсы и построил импровизированный оборонительный рубеж в пяти милях к востоку от Макнасси. Этот рубеж был укомплектован немецким и итальянским разведподразделениями и усилен 10-й танковой дивизией, тремя немецкими пехотными батальонами и несколькими итальянскими танками. Они удерживали перевал, который штурмовала американская 1-я бронетанковая дивизия. К 25 марта атака американской пехоты на дороге Гафса-Габес была остановлена серией контратак 10-й танковой дивизии.
Наша спецгруппа 288 со своими противотанковыми орудиями настолько часто использовалась для "огневого прорыва", что меня нисколько не удивило, что нас вывели с линии "Марет" и послали в долину Эль-Геттар. Орудия американского корпуса Паттона приветствовали нас, словно старых друзей.
Ко мне на гусеничном бронетранспортере подъехал командир 10-й танковой дивизии. Мы находились под обстрелом, и он остановился лишь на несколько минут, чтобы сообщить обстановку. Дружески настроенный и, очевидно, бесстрашный, он прокричал мне, стараясь перекрыть гул обстрела:
– Выдвигайтесь вперед как можно быстрее со всем личным составом! Впереди в долине – там, за подъемом, рядом с дорогой – должна быть оборонительная позиция итальянцев. Но итальянцев, возможно, уже разбили. Мы видели множество итальянских пленных за американской линией фронта. Ваша задача – занять подходящую позицию, продвинувшись вперед как можно дальше, и вместе с оставшимися там войсками построить новый оборонительный рубеж.
– Так точно, господин генерал, – отозвался я.
– Продвижение американцев должно быть остановлено любой ценой, – добавил генерал-танкист. – Если эту линию прорвут, роммелевским силам придет конец. Сделайте все, что в ваших силах!
Пока генерал говорил, я отдал команду:
– Выгрузить оружие и боеприпасы. Транспорт отвести назад!
Генерал не хуже меня знал, что ситуация требует быстроты и решительности действий. Он не отчитал меня за то, что я прервал его.
– Итак, сделайте все, что в ваших силах, – спокойно повторил он и уехал.
Подгоняемые разрывами снарядов, солдаты быстро выполнили мой приказ. Высокие грузовики, как магнит притягивавшие снаряды вражеской артиллерии, уехали. Снаряды полетели за ними, а мы получили короткую передышку. Мои солдаты с оружием залегли к югу от дороги. Во время передышки офицеры смогли сориентироваться.
Мой приказ был короток:
– Пехотинцам развернуться в цепь и наступать широким фронтом. Остальным следовать сзади!
Надо было наступать как можно скорее. Я побежал вперед, чтобы стать во главе. Наш батальон быстро продвигался вперед по правой стороне дороги на Гафсу, используя каждое подвернувшееся нам укрытие. Через несколько минут мы достигли широкой плоской низины. Укрыться там было негде. Каждый мой солдат был виден как на ладони. Еще секунда, и это место превратится в ад, подумал я.
Скорее отсюда!
Я бежал так, как будто за мной гналась вся нечистая сила на свете. Любая заминка означала гибель. Солдаты неслись рядом со мной. Мы и в самом деле оказались в центре преисподней. То там, то здесь падали солдаты. "Санитаров!"– вновь и вновь слышался крик. Товарищи подхватывали упавших и тащили за собой. Другие солдаты бежали рядом со мной и сзади.
Прошло полчаса, но снаряды заградительного огня все еще рвались позади нас. Вместе со мной сквозь него проскочило лишь два взвода. Остальные пробовали вновь и вновь, но, неся тяжелые потери, не могли оторваться от земли.
Мы же, сумевшие выкарабкаться из этого пекла, упорно двигались вперед. Время от времени мы давали себе передышку, спрятавшись за каким-нибудь укрытием. Снаряды еще рвались среди нас и неподалеку, но это было уже сущим пустяком по сравнению с тем, что было раньше.
Мы взобрались на высотку, которую показывал мне генерал, но не увидели там никого – ни американцев, ни итальянцев. Естественных укрытий здесь было больше.
Около возвышения я заметил вход в пещеру. Перед ним стоял итальянский солдат. Мы подошли к нему. Я потребовал у него информации и воды.
– Aqua? Niente aqua, – ответил он. – Vino, buono vino rosso!
Он угодливо подал мне фляжку. Я сделал большой глоток. Мое усталое тело как будто налилось новой энергией. Из темной пещеры был вынесен длинный ряд итальянских фляжек, и все мои солдаты сделали по глотку.
Вскоре мои глаза привыкли к темноте, царившей в пещере. Я заглянул в нее – там находилось около шестидесяти итальянцев.
– Dove est vostro posizione? – спросил я.
– Niente posizione, soltanto Americani, – равнодушно ответил офицер.
Итальянцев начало беспокоить то, что мы столпились у входа в пещеру. Это могло выдать их укрытие.
Я быстро увел своих солдат. Вскоре мы снова попали под заградительный обстрел. Я увидел перед собой склон, изрытый ямами и щелями. Солдат я не видел, но я был уверен, что это и есть позиции итальянцев. Я уже знал, как они устраивают свои оборонительные рубежи: окапываются, делают хорошее укрытие за гребнем возвышенности и выставляют несколько передовых постов, каждый из которых имеет определенный сектор обстрела.
С огромным чувством облегчения я быстро распределил своих солдат по брошенным итальянцами одиночным окопам. Я распределил людей на широком фронте и назначил двух лейтенантов командовать секторами на флангах и по обеим сторонам дороги. Сам я остался на южной стороне дороги.
Размещая солдат на левом склоне, я обнаружил укрытие с тремя немецкими самоходными штурмовыми орудиями. Офицеров, командовавших ими, я нашел в глубоком итальянском бункере, защищенном несколькими слоями камней и земли, который наверняка был построен для старшего итальянского офицера.
Командовал отрядом штурмовых орудий обер-лейтенант, который очень обрадовался, узнав, что к ним для поддержки прибыла немецкая пехота. За исключением этих людей, в секторе никого не было. В течение ночи американцы атаковали наш участок обороны и захватили в плен всех итальянцев, кроме тех, кто сумел убежать в тыл.
– Непосредственно перед нами на склоне расположено гнездо американцев, оно находится в сорока шагах от нас, – сказал обер-лейтенант.
Произнося это, он не отрывался от смотровой щели бункера. Мне он показался толковым и мужественным офицером. Он сильно расстроился, узнав, что у меня с собой не было противотанковых орудий. Но до наступления ночи привезти их под обстрелом американцев было бы невозможно.
Вдруг обер-лейтенант воскликнул:
– Танки наступают!
На нас катилось около дюжины гигантских "шерманов". Они исчезли в низине – видны были лишь несколько башен. Вскоре я заметил, что к ним присоединилась американская пехота – две роты, насколько я мог судить.
Офицер рядом со мной встревожился. Я успокоил его:
– Танки сами по себе вряд ли пойдут в атаку – они, вероятно, будут оказывать огневую поддержку пехоте.
Но он думал по-другому:
– Я со своими орудиями не могу противостоять этим американским танкам. А пехота без противотанковых орудий не сможет защитить мои орудия от этих танков.
Возможно, он был прав. И тем не менее, я сказал:
– Я отвечаю за этот сектор. Оставайтесь здесь со своими орудиями, но поддержите нас огнем против пехоты.
Пора было поднимать моих людей по тревоге. У нас было лишь несколько тяжелых пулеметов и пять минометов, причем боеприпасов для них было очень мало. Через несколько минут с боевых позиций мне доложили:
– К бою готовы!
Мой приказ минометчикам: "Огонь по усмотрению!" – стал общим сигналом для всех видов оружия.
Весь мой рубеж открыл огонь одновременно. Израсходовав половину ленты, пулеметный расчет нырял в укрытие. Стреляли мои солдаты отлично – более слаженных действий я не видел даже на учебных занятиях или маневрах.
Результат был таким, какого я и ожидал: американская пехота не смогла поднять головы.
Когда первая волна снова пошла в атаку, мы вытащили наши пулеметы и минометы из укрытий и установили их на позиции. Я отошел на пару шагов от тяжелого пулемета около ямы, служившей мне командным постом, и в эту же минуту туда с визгом упал снаряд. Расчет из трех человек был уничтожен.
Американские танки сосредоточили свой огонь на наших позициях на высотке. А несколько минут спустя три немецких штурмовых орудия сломали свое укрытие и промчались мимо нас. Как бы извиняясь за свое бегство, офицер крикнул мне на ходу:
– Танковая атака! Надо уходить!
Нет, сказал я про себя. В старом Африканском корпусе Роммеля такого бы никогда не случилось. С такими вояками победы в Африке нам не видать!
Но, как я и ожидал, американские танки не стали подходить. Мы остались одни, два неполных взвода, и только Богу было известно, какой силы противник стоял против нас.
Я решил, что выбор итальянцами оборонительной позиции был, в конце концов, не так уж неудачен… Мы были рады убраться с гребня, оставив только НП за кучей камней, и выйти на обратный склон. Из укрытия мы продолжали вести заградительный минометный огонь и сдерживали атаку – пока не истратили почти все боеприпасы.
Среди нас был только один санитар, в гражданской жизни католический священник, который до войны учился в Швейцарии на средства американской благотворительной организации. Я послал его оказать помощь раненым и забрать у убитых личные жетоны. Полагаясь на защиту своей нарукавной повязки с Красным Крестом, он взобрался на гребень, когда обстрел прекратился, и принялся за свое дело на виду у американцев. Стволы танковых орудий угрожающе повернулись в его сторону, но командир противника увидел в бинокль повязку, и его не тронули. Я уважал американцев за их рыцарство, хотя мы и воевали друг с другом.
После наступления темноты войска, которым не удалось прорваться днем, присоединились к нам, и теперь я получил возможность расширить свой фронт к северу от дороги, где располагался капитан Молль с остатками своего батальона. В темноте мы выдвинули наши противотанковые орудия вперед, и я расположил их вдоль дороги для прикрытия флангов нашей пехоты в долине.
Я выделил сильную группу, которая должна была занять позицию на высотке. Ею командовал унтер-офицер, мечтавший стать офицером, который носил славную фамилию Роммель, хотя и не состоял в родстве с фельдмаршалом. Роммель со своими людьми занял этот холм и за ночь окопался на нем. Вскоре после полуночи я услышал впереди нас залпы минометов. Выделенные в дозор солдаты проползли вперед и выяснили, что американцы получали боеприпасы и провиант. Они были так близко, что наши солдаты могли различать огоньки сигарет американцев.
Мы тоже получили наши пайки и, что самое важное, боеприпасы. Артиллерия противника любезно оставила нас в покое. Но утром над нашими головами пролетел разведывательный самолет, и вскоре мы подверглись длительному артобстрелу, но, поскольку мы находились позади гребня, большинство снарядов со свистом пролетали над нашими головами и не причиняли нам никакого вреда.
Вновь наступила ночь. Между часом и двумя мы услышали, как подъехала еще одна американская колонна снабжения. Лейтенант Бекер с шестью минометами и четырьмя тяжелыми пулеметами ровно одну минуту поливал их огнем. Вскоре я сильно пожалел об этом, поскольку американцы, как будто обидевшись на нарушение некоего молчаливого соглашения, открыли беспорядочный огонь, который продолжался всю ночь. Если до этого мы могли еще размять ноги, походив вокруг своих одиночных окопов, то теперь регулярные залпы по дюжине снарядов лишили нас этого удовольствия.
С рассветом к нам наконец-то пришло подкрепление в виде семи танков, которые тут же заняли позиции в сухом русле позади нас. И когда позже танки и пехота Паттона снова пошли наступление, мы чувствовали себя гораздо увереннее, чем раньше.
Несколько подразделений американской пехоты скрылись в сухом русле на склоне, расположенном к югу от дороги. Часть их внезапно появилась сзади нас в нашем собственном русле. Их атака была отражена с помощью танков. Мы захватили нескольких пленных. Бой был жестоким, но к тому времени мы уже перестали отличать один бой от другого.
Вечером от фельдмаршала Кессельринга пришло сообщение: "Благодарю за стойкую оборону. Удерживайте позиции любой ценой".
Молль и я посовещались и решили направить ответ напрямую фельдмаршалу. Мы составили его и отправили. Текст был такой: "Позиции мы удержим, если будет выпивка".
Это была дерзкая выходка двух молодых офицеров, но, к нашему удивлению, она сработала и не последовало никаких наказаний. К вечеру пришел грузовик с "джерри кэнами" (канистрами) мускателя. Впервые с тех пор, как я прибыл в Африку, не считая моей службы в Асмаре, я хорошенько набрался. Удивительно, но выпивка определенно пошла нам на пользу. Поставленная перед нами задача теперь уже не казалась нам невыполнимой. Ну, где там эти американцы?
3
В течение двух ночей мы не могли установить связь с позицией Роммеля на высотке. Наши передовые дозоры попадали под сильный обстрел именно с этой точки. На рассвете вернулись двое солдат и доложили, что из всей группы Роммеля выжили только они. Американская пехота, находившаяся у подножия высоты, смела их минометным огнем. Роммель, по их словам, погиб.
Через год я встретил его во время короткой поездки в Германию. Он не погиб, был тяжело ранен и в течение ужасного дня и ночи дополз до сухого русла, где его подобрали немецкие парашютисты и доставили в полевой госпиталь. Он рассказывал мне свою историю, только что выписавшись из госпиталя, где проходил лечение.
Следующий день – кажется, это было 6 апреля – принес с собой самую мощную атаку американской пехоты. Противник достиг наших позиций, но был отброшен, прежде чем смог в них ворваться.
Следующий день, или даже следующая атака, думал я, будут для нас последними. Наши танки были отозваны. Мы опять остались одни. И снова нас спас приказ отступать. Мы выдвинулись на рассвете. Отправив орудия и автомобили, мы с Бекером уходили последними. В рассветных лучах солнца мы оглянулись назад и увидели, как первые американские дозоры достигли одиночных окопов, в которых мы так долго и, по-видимому, совершенно напрасно сражались.
Глава 44
Последняя битва
1
Пожалуйста, не подумайте, что я пытаюсь убедить вас в том, что только мой батальон воевал теперь в Африке. В действительности началось большое сражение, в котором участвовали крупные воинские соединения.
На севере 1-я армия противника после неприятного сюрприза, который преподнес ей Роммель под Киренаикой, была реорганизована и теперь возобновила наступление в общем плане операций против фон Арнима. По приказу Александера 27 марта американская пехота вошла в Фондук, намереваясь перейти хребет Восточный Дорсаль и выйти к Кайруану, создав, таким образом, угрозу тылу итало-германских сил генерала Мессе на русле Акарита.
А Монтгомери готовился тремя дивизиями: 50-я, 51-я, 4-я индийская нанести прямой удар по руслу Акарита. Он прорвался к этому руслу 6 апреля, после однодневной битвы, которая, по его мнению, была не менее жестокой и кровавой, чем все другие сражения после Эль-Аламейна. Атаки и контратаки в горах сменяли друг друга, и Александер впоследствии говорил, что, как и немцы, итальянцы "проявили безрассудное упорство и непоколебимый боевой дух". Но противостоять трем закаленным британским и индийским дивизиям и 450 орудиям было невозможно.
15-я танковая и 90-я легкопехотня дивизия дали, быть может, самое лучшее сражение за весь свой славный боевой путь (я опять цитирую Александера), но исход его был предрешен. Наша отступающая армия потеряла еще 6000 человек пленными. А на следующий день, когда мы покинули Эль-Геттар, американские солдаты из Алжира впервые соединились с британцами из Каира. Вот как закончилась наша "тяжелая, но ненужная" битва под Эль-Геттаром.
Следуя приказу, я отступил со своим батальоном с места вчерашнего боя, двигаясь по краю Макнасси и Сиди-Бу-Зид на Тунисской равнине и обходя Фондук, пока 10 апреля не достиг священного города Кайруан. Мы остановились на несколько минут.
Я провел их в сумрачном покое теологической школы, расположенной здесь. Эти несколько минут тишины оказали благотворное влияние на мои издерганные нервы. На всем пути от Эль-Геттара нас изводили, молотили, бомбили и обстреливали из пулеметов самолеты союзников. Кроме того, мы уже несколько месяцев не выходили из боя. Неужели это никогда не кончится? Неужели больше не будет мира и времени для раздумий?
Но время подгоняло. Мы вышли из Кайруана, и, когда наша колонна уже огибала городскую стену, я увидел, как в него въезжают первые британские бронемашины. Священный город поменял хозяев в течение нескольких минут. Интересно, предадутся ли они минутному духовному отдохновению?
Генерал Мессе не надеялся, что ему удастся остановиться к югу от горной гряды, под Энфидавилем. С понятной озабоченностью он отводил своих итальянцев к следующей возможной линии обороны между Загхуаном и морем, предоставляя немцам, как всегда, вести арьергардные бои.
В Загхуане над широкой южной Тунисской равниной вздымались ввысь горные пики. Гигантские утесы, глубокие ущелья и каменистые сухие русла предоставляли отличную защиту от артиллерии и бомбежек. Здесь преследующие нас танковые части не смогут быстро расправиться с нами. Здесь, как я полагал, мы могли бы продержаться, пока не прибудут подкрепления из Европы.
Мои товарищи резко расходились в мнениях о будущем. Одни полагали, что нужно вернуться на мыс Бон и отправиться морем на Сицилию, чтобы подготовиться к новой битве. Другие считали, что Гитлер не бросит Северную Африку на произвол судьбы и что в бой вступят танки "тигр" и новые самолеты люфтваффе, причем в таких количествах, что численное и материальное превосходство союзников сойдет на нет. Проблема снабжения будет решена паромами, способными перевозить два танка и вооружеными 88-миллиметровыми зенитками, которые будут охранять истребители, и буксируемыми планерами под названием "гиганты". Большую роль в снабжении наших войск будет играть Испания…