Содержание:
-
Былой войны разрозненные строки 1
-
Очерки. Эссе. Судьбы 48
-
Статьи 63
-
Гольбрайх Ефим Абелевич 94
-
Примечания 103
Ефим Гольбрайх
Былой войны разрозненные строки
Слово об авторе и его книге
Принято считать, что минувшая война советского народа против немецко-фашистских захватчиков составляет целую эпоху в его истории, и как всякая эпоха, она содержит в себе часть бесценного общенародного опыта, сконцентрированного в четырех страшных годах и персонифицированного в непосредственных участниках этой беспримерной борьбы. Конечно, о войне написано много, но кто скажет, что тема ее исчерпана? Каждая новая книга о ней добавляет к общей картине народного бедствия нечто новое, создает новые образы и называет новые имена. Уже в этом одном состоит непереоценимое значение военной литературы.
Отрадно заметить, что автор обладает завидной человеческой памятью и зорким взглядом, которые позволяют ему с такой живостью и достоверностью воскрешать картины минувшего. Читая его, явственно узнаешь быт и нравы довоенного Витебска, драматические события начала войны, бои на юге Украины. Глубоко впечатляют героические сцены обороны Сталинграда, явившейся суровой академией войны для молодого солдата Е. Гольбрайха, фрагменты тяжелых боев на Сиваше, в Крыму и Прибалтике.
Множество образов солдат и офицеров проходят перед взором читателя, оставляя в его сознании какую-то черточку памяти о себе. Это тем более важно, что другой памяти о них, может, уже и не осталось на этой земле.
Скуп, лапидарен и емок язык записок. Автор счастливо избегает приблизительности и общих мест, образы его просты, ярки и выпуклы. Благородная печать трудной правды войны лежит на лучших страницах записок, согретых теплом человеческого участия и доброты. И, конечно, светлой памятью о тех, кто в трудное время был рядом, но их уже нет с нами сегодня.
Я желаю счастливой судьбы этим солдатским запискам.
Василь Быков
Вместо предисловия
Писать хотелось всегда.
Не решался. Казалось, что писатели не просто люди одаренные, но особые.
Особости в себе я не ощущал.
Александр Дюма старший как-то сказал: для того, чтобы писать, нужно обладать бесстрашной уверенностью в себе. Ее не было. С годами я убедился, что одного "бесстрашия" мало. Нужна еще и "искра Божия". Не могу утверждать, что у меня она есть или была. Но, может, пробегала?
После Победы о войне стали писать многие ее участники. Их книги получили полупрезрительное наименование "лейтенантской литературы": "ну что они могли там видеть из окопа".
Из окопа виден быт войны, ее подробности, которые только и делают повествование достоверным.
Из этой "лейтенантской" плеяды вышли такие крупные мастера, как Виктор Некрасов, Григорий Бакланов, Василь Быков, Эммануил Козакевич. С ними было не сравниться.
Но годы шли, и наступило время, о котором поэт сказал; пора, пора, уже в лицо нам дует воспоминаний тихий ветерок. Приходилось часто выступать, и однажды, после встречи подошел руководитель одного из театров, известный народный артист, обнял меня и сказал: "Мне кажется, я стал лучше".
Это было толчком. Первую книгу я написал очень быстро. В сущности, мне оставалось записать свои устные рассказы и систематизировать материал. Рукопись я послал Василю Быкову.
К моей великой радости, он вызвался написать к ней предисловие. Но и с его предисловием надо вспомнить авторитет и место В. Быкова в литературе и общественной жизни четверть века назад - рукопись пять лет ходила по инстанциям, вышла в усеченном виде, тем не менее, удостоилась нескольких теплых слов в "Новом мире".
Добрыми словами откликнулись на книгу Лев Славин, Вениамин Каверин, Алесь Адамович. Ролан Быков и Вячеслав Кондратьев собирались переиздать ее в Москве, Виктор Астафьев, справедливо упрекнув автора в газетности отдельных мест, не преминул отметить "такую редкость, как еврей в пехоте". Запали в душу слова Даниила Гранина: "книга понравилась точностью деталей, честностью и добротой".
Однажды перед встречей ко мне обратилась пионервожатая и деловито осведомилась: "Вы Герой Советского Союза? Я грустно ответил: Нет".
Через некоторое время она вернулась и с надеждой в голосе спросила: "Вы устанавливали знамя Победы над рейхстагом? Я совсем расстроился и печально повторил: Нет".
Но когда она заглянула в третий раз и в полном отчаянии поинтересовалась, был ли я узником Освенцима, я понял в моей военной биографии есть существенные пробелы…
Я пришел на войну рядовым солдатом пехоты, и мне просто повезло, что остался жив. Из моего поколения с войны вернулось три процента. Когда я написал эту книгу, моей старшей внучке было семь лет, она училась во втором классе и как-то, придя домой, спросила: "Дед! Ведь если есть такая отметка, как двойка должен же ее кто-то получать!" Я насторожился. Как все родители и деды, я был твердо убежден, что двойку может получать кто угодно, но только не моя любимая и в то время единственная внучка. И я ей об этом сказал. Но убедить ее, по-видимому, не удалось, потому что она хитро прищурилась и неожиданно сказала: "Дед, а дед! Вот почему мы все умеем играть на пианино, а ты нет!" Я почувствовал себя несчастным. Действительно, все и она тоже умеют, а я нет. Чтобы как-то восстановить пошатнувшийся авторитет я сказал: "Зато я книгу написал!" Но это не произвело на нее впечатления. "Подумаешь! сказала она. Это каждый может! Ты же ничего не сочинил. Ты написал, как было!"
И это самая большая награда, которую я когда-нибудь получал.
Автор
Перед войной
В середине тридцатых годов, как сказал в одном из выступлений Сталин, "жить стало лучше, жить стало веселей", и эта его фраза сразу стала лозунгом, висевшим на всех заборах. Осенью 1935 года были снижены цены на хлеб, отменены карточки на основные продукты питания, а с 1 января 1936 года и на хлеб. Примерно в это же время были сняты ограничения по социальному происхождению для поступающих в ВУЗы. Было принято первое постановление о генеральном плане реконструкции Москвы, пущена первая очередь метрополитена. А любимой песней сразу после выхода кинофильма "Веселые ребята" надолго стала "Легко на сердце от песни веселой".
Вставали и шли на работу - говорили: на службу по гудку. Гудки были разные: густой и низкий на заводе "Красный металлист", звонкий и голосистый на фабрике "КИМ", высокий и дребезжащий на комбинате "3намя индустриализации". Непостижимым образом гудки соответствовали своим "хозяевам": на "Красном металлисте" работали, в основном, мужчины, на чулочно-трикотажной фабрике "КИМ" сплошь женщины, а на новом комбинате "Знамя индустриализации" состав был смешанным.
Век паровых машин еще не закончился. Вдоль стен цехов, под потолком проходила трансмиссия длинный вращающийся вал с насаженными на него против каждого станка шкивами. На станке тоже имелся шкив, они соединялись кожаными или брезентовыми ремнями. Для выключения станка приводной ремень переводился на холостой ход. Ременные передачи были ненадежными, часто рвались. Но уже появились первые электромоторы. Шла индустриализация страны.
В стародавние времена в Витебске, на левом, высоком берегу Западной Двины, был воздвигнут величественный Успенский собор. В тридцатые годы несколько лет велись споры и дискуссии: сносить или не сносить. Победили воинствующие безбожники слово "атеисты" еще не было в ходу и решили собор взорвать. В окрестных кварталах заклеили окна бумагой, и однажды утром взрыв потряс город и души верующих. В то время еще не было такой тяги к старине, и молодежь, которая сейчас разыскивает иконы, одобрительно отнеслась к этой варварской акции. Заодно разрушили орган в польском костеле, и мальчишки бегали по городу с разнокалиберными трубками от этого необычного инструмента.
Грудой развалин лежал собор на крутом склоне получившей от него название Успенской горки. Собор был сложен на каком-то особо крепком растворе и не поддавался разборке. Его каменные глыбы оказались не по зубам довоенной технике. Лишь в послевоенные годы, когда восстанавливался почти дотла разрушенный город, разобрали и развалины собора. Теперь он упоминается в архитектурных справочниках и ностальгических статьях…
В те годы источников информации было несравненно меньше, и очень популярны были стенгазеты. Выпускались стенгазеты и фабричного производства, они продавались в писчебумажных магазинах и назывались "Ильичевка". "Ильичевка" была складная, состояла из восьми паспарту, складывалась в пакет чуть толще спичечного коробка и удобно укладывалась в портфель. А заметки вставлялись в уголки.
В майские праздники рабочие заводов и фабрик выезжали за город с семьями, прихватив провизию, самовары. Ехали весело, пели революционные песни, играли духовые оркестры. Даже небольшие предприятия имели духовой оркестр, и играть в нем считалось уважаемым делом.
У пристани грузились на баржи. С интересом смотрели на лошадей, иногда их было две-три, запряженных цугом, тянувшим вверх по Двине тяжелые, глубоко сидящие в воде большие лодки или маленькие баржи лайбы. За лошадьми шел погонщик.
Однажды, удобно устроившись на бортах двух барж, стоявших бок о бок, я с детским любопытством наблюдал за веселой суматохой. Неожиданно баржи разошлись, и не успев сообразить, что произошло, я полетел в темный, узкий проход между ними… Плавать я не умел, сразу захлебнулся и широко раскрытыми от ужаса глазами увидел сквозь толщу воды, как отец в одежде прыгает за мной, а другие люди упираются в борта начавших снова сходиться барж… Потом сушились у костра. Мама оставалась дома, ей не сказали.
На демонстрациях несли на палках чучела Чемберлена и Керзона во фраках, в обязательном цилиндре или просто обобщенного "капиталиста" или "попа". Чучела дергали за веревочки, и "чемберлены" закатывали страшные глаза, вертели головой и махали руками. Народ смеялся.
По праздникам на аэродромах ударников первых пятилеток и детей катали на самолетах. Возле ажурного деревянного сооружения толпились желающие прыгнуть с парашютной вышки.
В Москве, во время одного из таких праздников, от неосторожного виража сопровождавшего истребителя погиб первый в мире восьми-моторный многоместный самолет "Максим Горький" гордость советского самолетостроения. Этот день стал днем национального траура.
В праздничных колоннах, среди веселого и парадного люда, сновали юркие пионеры и миловидные девушки в юнг-штурмовках. На груди у них были яркие красные банты, в руках копилки или простые железные кружки. Это был так называемый "кружечный сбор" в пользу МОПРа Международной Организации Помощи Революционерам. Монеты сыпались в них звонко и щедро. Дети кидали гроши была еще такая монета достоинством полкопейки.
Пионерские отряды были не в школах, а при фабриках и заводах, и вожатыми в них назначались заводские комсомольцы. В революционные праздники пионеры выступали в рабочих клубах со спортивными упражнениями.
После всевозможных перестроений на сцене возникала пирамида, на вершину которой по плечам и спинам нижних "ярусов" легко взбегала маленькая девочка с красным флагом и звонким голосом торжественно произносила: Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!..
Готовые фабричные лекарства в довоенные годы почти не выпускались. В аптеках денно и нощно трудились провизоры, растирая пестиками в ступках снадобья и комбинируя порошки и таблетки по рецептам врачей. Если же лекарство было микстурой, надо было принести пузырек или бутылку. Лекарства отпускались бесплатно и только по рецепту врача. Впрочем, идя в продовольственный магазин, тоже брали с собой мешочек или газету. И даже объявления такие висели: "Товар отпускается в тару покупателя".
Парфюмерные магазины повсеместно имели вывески, на которых красовались большие интригующие буквы ТЭЖЭ. Эти четыре буквы оставались загадкой для многих поколений. Оказалось, что расшифровываются они разочаровывающей бытовой прозой: Трест эфирно-жировых эмульсий.
Разочарование и недоумение по поводу этих загадочных букв уже тогда вылилось в частушку:
На губах ТЭЖЭ, на зубах ТЭЖЭ,
На щеках ТЭЖЭ целовать где же?
Личные часы, особенно наручные, были редкостью. О человеке, который имел часы, так и говорили: "с часами". Самой популярной и чуть ли не единственной маркой были "кировские". По карманным часам узнавали представителей старшего поколения. Но таких было мало. В каждой квартире "тикали" ходики с тяжелыми гирями на цепочке.
С 1 апреля время переводилось на час раньше так называемое летнее время, а с 1 октября на час позже. Более рациональное использование светлого времени давало существенную экономию керосина и электроэнергии.
Долго экспериментировали с рабочей неделей. Поначалу были так называемые пятидневки: четыре дня работали, пятый выходной. По этому поводу в ходу была частушка:
Мамочка ударница, а папочка герой.
Четыре дня работают, а пятый выходной.
Но выходной день был не общим, а скользящим и вызывал много неудобств. Придешь за делом, а нужного человека нет, зашел назавтра этот есть, другого нет. Неудобно это было и в личном плане: выходные дни мужа и жены зачастую не совпадали. Пятидневка продержалась недолго, уступив место шестидневке: пять дней работали, шестой выходной. Выходные дни были твердо определены и известны заранее: шестого, двенадцатого, восемнадцатого, двадцать четвертого и тридцатого числа каждого месяца. Тридцать первое было рабочим днем. Шестидневка прочно вошла в быт и существовала много лет, почти до самой войны.
Были и летние, более низкие цены на молочные продукты, которые с наступлением осени снова повышались.
Но однажды время осталось летним, а цены зимними…
Одеты мы были более чем скромно. Как правило, я донашивал вещи старшего брата, на которых красовалось от двух (локти) до четырех (др. места) аккуратных заплат. От своей школьной подруги я как-то услышал: осенью ты ходил без головного убора, но в перчатках. Шиковал? Скорей всего шапки просто не было, а перчатки подарили.
Никаких украшений у наших девушек не было. Да и откуда им взяться? Если бы, поженившись, парень и девушка надели обручальные кольца, их немедленно исключили бы из комсомола. Девушка с золотыми сережками могла не подавать заявления - таких в комсомол не принимали. Золотые вещи были принадлежностью детей из состоятельных семей. Юнг-штурмовки и красные косынки очень шли нашим девушкам. Ребята по большей части ходили в косоворотках. Галстук, правда, уже не считался мещанством, но в силу еще не вошел.
Гремела война в Испании. Пилотки республиканской Армии сделались модным головным убором. После восьмилетки мальчишки рвались в военные училища (обучение в школе начиналось с восьми лет, военные училища давали среднее образование). Приезжавшие в отпуск курсанты были популярны у девушек и уважаемы у парней.
Но война гремела не только в Испании.
В июне-августе 1938 года вспыхнул вооруженный конфликт в районе озера Хасан.
В середине июля группа советских пограничников перешла маньчжурскую границу якобы в ответ на нарушение ее японским жандармом (на самом деле нарушения не было: он был застрелен советским командиром-пограничником на сопредельной территории) и стала возводить укрепления у высоты Заозерная. Командующий ОКДВА (Особая Краснознаменная Дальневосточная Армия) маршал Блюхер расследовал происшедшее и предложил наказать виновных. В ответ нарком Ворошилов обвинил его в неудовлетворительном руководстве и пораженчестве. В конце августа Блюхер был отозван в Москву, арестован и расстрелян…
По окончании военных действий советская пропаганда объявила о "блестящей победе". И вот ее итоги: Красная Армия и пограничники потеряли убитыми около восьмисот человек (792) и более двух тысяч семисот (2752) ранеными. Японцы, соответственно: 826 и 913…
Говорить о карьере считалось позором. Время было суровое, новый быт более чем скромен. Новый Год считался религиозным праздником и отождествлялся с Рождеством Христовым. Впрочем, елку кое-кто, крадучись, уже проносил в дом.