Западные державы господствовали над морем. Обладая колоссальными ресурсами, они могли в любой момент высадиться на западе и юге Европы. С их мощным флотом и транспортными средствами они могли, если бы пожелали, позволить себе обманные маневры хоть на всех фронтах.
Но мы были не в том положении, чтобы быстро перебросить значительные резервы по земле с востока на запад или с юга на север. Несколько фронтов, например в Норвегии, Финляндии и на Балканах, были "заморожены", поскольку в связи с нехваткой железнодорожного и морского транспорта мы не имели возможности быстро перебросить войска в необходимое место. Постоянные налеты вражеской авиации сильнейшим образом сказывались на состоянии европейской железнодорожной системы: нарушилось движение поездов, что, в свою очередь, повлияло на скорость переброски с фронта на фронт больших воинских формирований. В 1943 году союзники перешли в стратегическое наступление, и Германия была вынуждена перейти к обороне. События приняли иной оборот, как во второй части Первой мировой войны.
Рундштедт любил повторять, что Германия, являясь континентальным государством, находящимся в центре Европы и окруженным сильными державами, должна следовать с особой тщательностью разработанным политическим курсом; в противном случае от нее не останется живого места. Он прекрасно понимал, какая тесная связь существует между политикой и стратегией. Гитлер был всерьез обеспокоен предстоящим вторжением и задавался вопросом, где и когда оно произойдет. Верховное командование Германии считало, что высадка произойдет в районе Генуи, или в Южной Италии, или в Греции.
Мнение по поводу места возможной высадки союзников постоянно менялось. Секретная информация, слухи и заведомо ложная информация, поступавшие из самых разных источников, вселяли в Гитлера все большую неуверенность.
В 1943 году Гитлер был убежден, что следует отстаивать каждый метр завоеванной земли. Искусство управлять войсками в понимании фюрера состояло в том, чтобы любой ценой удерживать землю, на которую ступила нога немецкого солдата, и не оставлять завоеванных позиций без его личного согласия. Вероятно, наши противники с удивлением отмечали, что начиная с 1943 года Верховное командование вермахта только и делало, что цеплялось за оборонительные рубежи, окружая себя ими со всех сторон. Когда пришел приказ прорываться, было уже слишком поздно: к тому времени мы уже понесли слишком большие потери, людские и материальные. Но, что самое главное, никто уже ни в чем не испытывал уверенности. В 1943 году немецких генералов лишили их традиционной независимости. Фельдмаршалы не могли свободно перемещаться без согласия Гитлера, принимать любые, самые незначительные решения. Даже члены штаба фюрера, вроде генерала Йодля, должны были спрашивать разрешения Гитлера. Теперь все зависело от решения Верховного главнокомандующего, и в результате все контрмеры принимались с запозданием. Ведь Ставка Гитлера находилась в Восточной Пруссии! Пока он доставал карту и принимал решение в отношении отдельных дивизий на Восточном фронте, в Африке, на Западном фронте, тактическая ситуация уже давно была другой.
Нужно было удерживать не только длинную береговую линию, но и множество островов, находившихся у побережья. На многих позициях находилось всего по 20–30 человек. Командование Западного фронта отвечало только за часть европейского фронта, но это была крайне важная часть. В любой момент могло произойти вторжение из Голландии, Бельгии или Франции. Путь к сердцу Германии и, что самое важное, к Руру вел через Бельгию и Северную Францию к Кельну. В этом случае зона Рундштедта была бы фактически отрезана от Германии.
Рундштедт, начальник его штаба и начальник оперативного отдела были уверены, что основная высадка произойдет между Кале и устьем Соммы и союзники быстро продвинутся через Бельгию на линию Ахен–Кельн; расстояние по прямой порядка 400 километров. По мнению Рундштедта, союзникам наверняка известно, что "Атлантический вал" только на первый взгляд кажется внушительным сооружением и не является серьезной преградой. Кроме того, союзники знают, что в Бельгии нет боеспособных резервов и Рейнская и Рурская области остались без защиты.
К работам по строительству "Западного вала" были привлечены иностранцы, и среди них наверняка были сотрудники разведывательных служб, поэтому Рундштедт и его штаб справедливо считали, что союзники полностью владеют информацией о ситуации, сложившейся на Западном фронте. Наступление по линии Кале–Абвиль на Ахен–Кельн, как предполагал Рундштедт, нанесет смертельный удар по западному и южному флангам фронта и отрежет немцев от Германии.
Вероятно, у союзников были веские основания, не известные немцам, чтобы не переходить в наступление, которого так опасался Рундштедт. Может, союзники опасались мощного немецкого наступления с юга. Хотя как раз этого они могли не бояться.
Большая часть дивизий была рассредоточена вдоль побережья, и потребовалась бы не одна неделя, чтобы собрать более или менее боеспособную армию, которая могла бы привести союзнические армии к разгрому.
Следует отметить, что Рундштедт открытым текстом заявлял, что "Атлантический вал" – не более чем "пропагандистский блеф", как, впрочем, и "Западный вал". При случае он вроде как в шутку говорил об этом иностранным гостям. Рундштедт, воспитанный в старых традициях Мольтке и Шлифена, был убежденным сторонником гибкой стратегии. Искусство ведения войны заключалось, по его мнению, в подвижной (мобильной) обороне; неподвижность равносильна смерти. Читателям важно уяснить себе эту концепцию Рундштедта, чтобы понять дальнейший ход событий.
Весной 1943 года доклад о положении на Западном фронте был направлен Верховному командованию вермахта и представлен на рассмотрение Гитлера. К сожалению, как я уже говорил, Верховное командование приняло доклад к рассмотрению, не посчитав нужным дать немедленный ответ. Только в конце октября 1943 года очередной доклад Рундштедта побудил к действиям всех неофициальных вдохновителей штаба фюрера.
15-я армия обороняла побережье между Остенде и Гавром. Летом 1943 года Рундштедт получил сообщение от командования 15-й армии, что организация Тодта в условиях полной секретности ведет на ее участке побережья строительство. Даже командующему 15-й армией запрещалось появляться в зоне ведения строительных работ. По вполне понятной причине командование армии, которое даже не удосужились поставить в известность, выразило протест в связи с ведением строительства в ее зоне действий. Не говоря уже об этической стороне вопроса, строительные объекты превратились в мишени для вражеских бомбардировок и, следовательно, подставляли под удар находившиеся поблизости войска.
Рундштедт и его штаб находились в полном неведении относительно цели строительства и послали запрос в штаб вермахта. Запрос вызвал невероятное удивление: как, неужели командование Западного фронта не информировали, с какой целью ведется строительство? Было дано обещание, правда только в устной форме, исправить ошибку. Действительно, через некоторое время к Рундштедту приехали несколько офицеров Генерального штаба сухопутных войск и сообщили ему следующее.
В ближайшее время на Западном фронте будет применено новое оружие, которое окажет решающее влияние на ход войны; речь идет о "Фау-1" и "Фау-2".
Люфтваффе взяло на себя вопросы разработки и применения крылатых ракет дальнего действия "Фау-1". Ракета отличалась простотой конструкции, но имела низкие тактико-технические характеристики и была уязвима для средств ПВО. Ракета "Фау-2", разработанная коллективом генерала Дорнбергера, имела сложную конструкцию, обходившуюся в производстве во много раз дороже, чем "Фау-1", для ее запуска требовался комплекс подвижных подъемно-транспортных, заправочных, проверочных и стартовых агрегатов, но была неуязвима для средств ПВО. Применение "Фау" продемонстрировало большие потенциальные возможности ракет дальнего действия.
Спустя какое-то время по приказу Гитлера был создан специальный штаб, под началом Рундштедта, получивший название "Штаб для решения особых задач". В состав штаба вошли офицеры и инженеры люфтваффе и службы артиллерийско-технического снабжения армии. Однако вскоре выяснилось, что новое оружие, в большей степени это относилось к "Фау-2", находится в стадии разработки, и пока еще рано говорить о его практическом использовании. Во время испытаний в Восточной Германии был выявлен ряд серьезных просчетов, допущенных в процессе разработки.
По приблизительным оценкам, дальность полета "Фау-1" составляла от 180 до 200 километров, а "Фау-2" – от 250 до 300 километров. Продолжались работы по увеличению дальности до 800 километров, а если позволит время, и больше. Предполагалось сначала использовать ракеты "Фау-1", а позже "Фау-2". Время пуска держалось в строжайшем секрете. Стартовые позиции "Фау-1", внешне напоминавшие хозяйственные постройки, были разбросаны между Кале и устьем Сены.
Вражеская агентура, естественно, очень скоро обнаружила активизацию действий на побережье, и воздушный флот союзников подверг бомбардировке этот участок. Огромный комплекс для запуска "Фау-2", как и следовало ожидать, стал отличной мишенью для авиации противника. После некоторых неудачных попыток командование Западного фронта вышло с предложением внести изменения в конструкцию пусковых установок, чтобы они имели более простой и естественный вид и не привлекали внимание противника. Гитлер согласился с внесенным предложением, и проектировщики разработали новую конструкцию пусковых установок. К началу вторжения в 1944 году на участке между Кале и Гавром располагалось более восьмидесяти позиций для запуска "Фау-1".
Вновь встал вопрос о властных полномочиях. За "Фау-1" стояло люфтваффе, а за "Фау-2" – служба артиллерийско-технического снабжения армии. За строительство позиций отвечала организация Тодта, а тактическое руководство осуществляло командование Западного фронта. Когда осенью 1944 года "Фау-2" были в определенной степени готовы к применению, рейхсфюрер СС Гиммлер забрал у армии руководство разработкой и испытаниями "Фау".
Рундштедт крайне осторожно высказывался в отношении нового оружия. Он считал, что "Фау", безусловно, нанесут врагу серьезный ущерб, но едва ли окажут решающее влияние на ход войны. Кроме того, ракеты "Фау-1" были еще не до конца отработаны, и случалось, вместо того чтобы лететь в западном направлении, разворачивались в воздухе и приземлялись… в Бельгии! Сказывались ошибки, допущенные при конструировании приборов наведения. Но сильнее всего Рундштедта беспокоило то, что в результате возросшей активности противника в воздухе больше страдают войска 15-й армии, чем находящийся в Англии противник. Рундштедт старался получить по возможности обширную информацию в отношении этого нового, сверхсовременного оружия от сотрудников специального штаба, находившегося под его командованием. "Фау-1" была впервые применена в ночь с 12 на 13 июня 1944 года, а "Фау-2" – осенью 1944 года. Для использования этих чудо-ракет требовались специально обученные военные формирования.
По случайному стечению обстоятельств дата первого пуска по приказу Гитлера выпала на 6 июня, как раз на тот день, когда началось вторжение. Стартовые позиции для "Фау-2" располагались вблизи Арраса, между городами Кан и Сен-Ло, а впоследствии – в Голландии.
В старой германской армии практиковалась система приказов и директив. "Директива" не являлась приказом в чистом виде. С помощью директив Верховное командование доводило до командующих информацию о назначениях, намерениях и основных концепциях планируемых операций. Такой была общепринятая практика во времена Мольтке и Шлифена, и германский Генеральный штаб не пренебрегал этой традицией в 1914-м и в 1939 годах. Директива учитывала срок службы, занимаемое положение, опыт и независимость командующих. Она оставляла свободу в выполнении операций, в зависимости от ситуации.
Все изменилось с того момента, как Гитлер взял на себя командование сухопутными войсками. Теперь он отдавал детальные приказы лично или через свой штаб, не обращая внимания на чин командующего, будь он фельдмаршалом или полковником. Уже в 1943 году Рундштедт предвидел, что у него будут связаны руки, если противнику удастся произвести высадку. Он понимал, что ему не удастся самому принимать решения, как он это делал все пятьдесят лет службы, а придется по любому вопросу, даже самому незначительному, обращаться к Верховному главнокомандующему. Он настаивал на предоставлении свободы действий и требовал подробнейших "директив" от Верховного командования. Но все было тщетно.
Со своей стороны Рундштедт принял необходимые меры. Он отдал приказ, согласно которому следовало систематически сообщать о всех "узких местах" во вверенной ему зоне действий. С этой целью во всех находившихся под его командованием армиях были сформированы специальные штабы, состоявшие из офицеров армии и флота и люфтваффе, инженеров организации Тодта, саперов, артиллеристов. Все штабы возглавлялись армейскими генералами.
Отчеты предоставлялись на рассмотрение командующим армиями, которые затем, с комментариями, передавали их Рундштедту. С целью предоставления наиболее точной информации штабы проводили письменные опросы и при каждом удобном случае инспектировали различные участки огромного фронта.
К разряду наиболее важных проблем относились следующие:
1. Состояние, боеспособность, численность, оснащенность и уровень организации и обученности войск.
2. Степень готовности к боевым действиям, полная или условная. Готовность к наступлению или только к обороне.
3. Степень готовности постоянных и временных береговых укреплений.
4. Осуществление взаимодействия трех родов войск.
5. Обеспечение фортификационных сооружений боеприпасами, провизией, водой, медикаментами и тому подобным.
6. Наличие связи между всеми составляющими.
7. Перечень мер в случае высадки парашютистов в тылу.
8. Готовность резерва в случае необходимости быстро оказаться в нужном месте.
Военные командующие в Париже и Брюсселе, которые, как известно, не подчинялись Рундштедту, потребовали провести проверку готовности к обороне в их зонах. Для этой цели были выделены офицеры из штаба Рундштедта; они должны были не только провести проверку, но и выявить "слабые точки", которые можно исправить по ходу дела. Результаты проведенных исследований были вручены Гитлеру.
В конце весны Рундштедт по собственной инициативе уведомил штаб вермахта, что в связи с ухудшением ситуации в целом Италия может перейти на сторону союзников. Свои соображения Рундштедт изложил в форме телеграммы, направленной в Ставку фюрера. Письменного ответа не последовало, но в ходе телефонных переговоров эта тема обсуждалась членами штаба Рундштедта и штаба вермахта.
После окончания войны в Африке страны оси оказались в невыгодном положении. Союзники высадились в Сицилии. Было ясно, что они пересекут Мессинский пролив. Итальянцы сражались весьма неохотно; немецких частей в Италии было слишком мало, и вся надежда зиждилась на том, что итальянцы, по крайней мере, будут энергично защищать свою страну. Но, как оказалось, это мнение было ошибочным. Ширился протест влиятельных кругов против Муссолини. Большинство итальянского офицерского корпуса, особенно армейского, не делало тайны из своей преданности королю.
Германия уже не могла оказывать Италии серьезную помощь ни в промышленной, ни в военной сферах. Итальянцам пришлось пережить потери в Африке, а теперь перед ними появился враг, готовящийся напасть на их страну с юга. Рундштедту уже давно стало ясно, что Италия примет сторону союзников, и это приведет к самым серьезным последствиям для командования Западного фронта. Над его зоной на французском Средиземноморском побережье нависла угроза с юга. Если союзники захватят север Италии, они окажутся в тылу западной обороны. С авиабаз, расположенных в долине реки По, их эскадрильи будут свободно действовать против Германии, а с юго-востока – против Франции.
Рундштедт был практически уверен, что союзники не станут медленно, шаг за шагом завоевывать Италию с помощью примитивных фронтальных атак, а высадятся в Генуэзском или в Венецианском заливе и нанесут удар не только по Италии, но, косвенным образом, по жизненно важным точкам зоны действий командования Западного фронта и, следовательно, Германии. Понятно, что подобный план должен был рассматриваться в штабе союзников, но, вероятно, существовала какая-то веская причина, по которой этот план не был приведен в действие; но ведь в 1943 году Рундштедт не знал планов союзников. Как бы там ни было, но Италия удерживала Сардинию, Корсику и Средиземноморское побережье, а следовательно, могла сокрушить западную оборону ударом с юга. Проблема состояла в том, что южное побережье, захваченное в ноябре 1942 года, фактически не было укреплено; планы строительства укреплений находились в стадии разработки.
Немецкие войска, расположенные на побережье между испанской границей и Тулоном, были малочисленны и плохо вооружены; с артиллерией дело обстояло еще хуже. Эти фактически недееспособные части могли рассчитывать только на полевые укрепления. Что касается резервов, то имелась пара танковых дивизий в долине Роны и у Тулона из числа тех, которые готовились для отправки на Восточный фронт. Германские морской и воздушный флоты были слишком слабы, чтобы взять на себя защиту еще и Южного фронта.
А что произойдет, если еще и западный фланг 4-й итальянской армии, располагавшийся между Тулоном и Ментоной, откажется сражаться? Что в этом случае делать командованию Западного фронта? Кем забить брешь? Ответ на тот момент был чрезвычайно прост: в наличии не было сил, которые можно было бы использовать в качестве замены. Далее. Вполне возможно, что 4-я армия получит приказ из Рима сражаться против немцев. И что тогда?
Теперь становится ясно, почему за несколько месяцев до перехода Италии на сторону союзников Рундштедт посчитал необходимым передать свои соображения Гитлеру. С любой точки зрения следовало сделать все возможное, чтобы не причинить вреда итальянским войскам и штабу, прикомандированным к штабу Рундштедта. Члены итальянского штаба оказались в трудном положении. С одной стороны, являясь орудием политиков, они получали секретные инструкции из Рима. С другой стороны, они подчинялись Рундштедту. Здравый смысл и безошибочный такт фельдмаршала облегчили положение итальянцев.
В конце лета 1943 года Гитлер назначил генерал-полковника Гудериана генерал-инспектором танковых войск. Таким образом, лучший теоретик и практик танковой войны занял самый высокий пост в танковых войсках. Этот шаг говорит о том, что Верховное командование, в чьем подчинении находились танковые формирования, задумывалось о грамотном тактическом и стратегическом их использовании. Не следует забывать, что большинство командующих, в том числе и штабных генералов, никогда не служили в танковых частях, и, вне всякого сомнения, танки использовались бы в 1943–1944 годах гораздо более рационально, если бы ими распоряжались знающие люди.