В мае 1931 года в Пэлхем-Бей, что в Бронксе, состоялась коронация дона Сальваторе Маранцано. Старый дон украсил помещение распятиями, картинами на религиозные темы и другими теологическими атрибутами, которые выглядели бы естественно на собрании людей, принадлежащих к любой прослойке общества, но не на сборище сливок преступного мира Америки. Около пятисот мафиозо съехались со всех уголков страны, чтобы выразить уважение новому капо ди тутти капи. Маранцано держался по-королевски: важно, надменно и самодовольно. Он побеспокоился даже о такой мелочи, как стул, более высокий, чем у всех остальных. С бокалом шампанского в руке король мафии встал и произнес торжественную речь:
- Я, Сальваторе Маранцано, капо ди тутти капи, объявляю вечный мир. Никогда больше мы не станем решать споры при помощи оружия. Мы поделим эту страну по справедливости и будем жить так, как завещали нам наши предки. Время кровавых войн прошло. Друзья мои, я буду вашим Цезарем, неустанно заботящимся об укреплении и возвеличении нашей империи. А теперь хочу представить вам новых глав пяти семейств Общества Чести в Нью-Йорке. Сальваторе Луканиа - семья Массерия. И его консильере Вито Дженовезе. Гаэтано Гальяно - семья Саетта. И его консильере Антонио Луччезе. Джованнино Профачи - семья Айяле. И его консильере Джованнино Маглиокко. Винченцо Мангано - семья Бальзамо. И его консильере Филипп Мангано. А моим преемником я объявляю Джино Бонанно и его консильере Кармине Таланте. Как отец, я отпускаю вам все прежние грехи. Да будет так. Аминь.
С этими словами Маранцано осенил крестным знамением собравшихся головорезов. После благословения мафиозо длинной вереницей потянулись к трону дона Сальваторе. Каждый кланялся, целовал перстень на его руке и вручал плотный конверт, набитый долларами. Поведение Маранцано произвело удручающее впечатление на молодых сицилийских главарей. Они были слишком американизированы. Все эти феодальные обычаи казались им дикостью. Замечая недовольство на их лицах, Чарли Луканиа улыбался. Будто нарочно, Маранцано сам подставлял себя под удар. "Усатый папаша" даже представить себе не мог, что в этом зале есть люди, мнение которых расходится с его собственным. И это было его главной ошибкой.
Глава 11
"Сицилийская вечерня"
Сальваторе Кальдероне, глава сицилийской мафии в Питтсбурге, встретил Чарли Луканиа с распростертыми объятиями. Человек прогрессивных взглядов, он ничего не имел против сопровождавших Чарли еврея Мейера Лански и неаполитанца Майкла Миранды, профессионального "кидалы", который в свое время работал на Арнольда Ротштейна.
- Маранцано-то, старый козел, такое выкидывает, - брякнул Кальдероне, - я чуть от смеха не обос…ся, когда он объявил, что без присутствия чапероне никто не смеет заговорить с женщиной. По-моему, Чарли, нам всем скоро придется отрастить усы, обвешаться иконами с ног до головы, а в постель вместе с девчонкой затаскивать священника, чтобы он по ходу дела отпускал нам грехи.
- Да, - согласился Чарли, - так будет, пока Маранцано жив.
Кальдероне с тоской сказал:
- Хоть бы он сдох поскорее. Веришь ли, до чего все это надоело. Приходит вонючий старикашка, сует нос в мои дела и учит меня, как жить.
- А знаешь, Тури, - Луканиа посмотрел ему прямо в глаза, - за этим я к тебе и пришел. Чтобы обсудить проблему с Маранцано. Да и не только с ним.
- А с кем еще?
- С этим его дружком Приццоло из Детройта. Или Магаддино из Буффало. Корень зла не только в Маранцано. "Усатые папаши" все вместе навязывают нам свои чертовы законы. Никто из нас своей жизни не хозяин. Мы не можем жить так, как нам хочется. Нас вынуждают к этому шагу.
Кальдероне насторожился. Разговор принимал неожиданный и, прямо скажем, опасный оборот.
- Чарли, я хочу спросить тебя, как своего старого друга. Скажи, ты уверен, что этот разговор стоит продолжать?
Луканиа ответил вопросом на вопрос:
- Ты хочешь жить, Тури?
- Все настолько серьезно?
- Этот парень, Мейер Лански, который приехал со мной, он - главный в еврейской Организации. Друзья предупредили его, что Маранцано готовит ликвидацию всех еврейских боссов.
- Ну и что? - Кальдероне пожал плечами. - Черт возьми, какое мне до этого дело? Я-то здесь при чем? Раз Маранцано так решил, значит, у него есть на то причины.
- Причина одна: он ненавидит евреев.
- Ну. Ненавидит.
- А ты понимаешь, что, кроме евреев, наш Цезарь ненавидит еще кое-кого?
- Ты хочешь сказать, есть черный список?
- И ты знаешь имена?
- Знаю.
Кальдероне бросил на собеседника тревожный взгляд и, хотя кроме них двоих в комнате никого не было, почти шепотом спросил:
- Кто?
На память ему пришли все нелицеприятные, откровенно крамольные высказывания, которые он позволял себе произносить в адрес дона Маранцано. Правда, это было в кругу друзей, но кто знает - может, среди этих "друзей" находился некто, по совместительству выполнявший функцию ушей и глаз "капо ди тутти капи"?
- В первую очередь евреи, - ответил Луканиа, - вторыми пойдут в расход мои лучшие друзья: Торрио, Костелло, Анастасиа, Джо Адонис, - он секунду помедлил, - я… А потом сицилийцы, которые не захотят, как ты выразился, пускать в свою постель священника. Их уберут не потому, что так будет нужно для дела. Просто они еще не стали импотентами. Такими, как Маранцано.
По спине Кальдероне прошел холодок. Он понимал, что Чарли во многом прав.
- Так что ты предлагаешь?
Лаки сказал, отчеканивая каждое слово:
- Мы должны составить свой черный список.
- Мы? Мы - это кто? Ты и я?
- Не беспокойся, Тури, у нас больше друзей, чем ты думаешь. Они поддержат нас.
- Друзья - это друзья. Мне-то что делать?
- Быть с нами заодно, вот и все. Ты ведь ничего не имеешь против того, чтобы избавиться от Маранцано раз и навсегда?
- Assasine? - Кальдероне перешел на сицилийский.
Луканиа также ответил на родном языке:
- Si. Assasine.
- Но у Маранцано тоже много друзей, - предупредил Кальдероне.
Чарли заверил:
- Мы о них позаботимся.
- Обо всех?
- Обо всех.
- Эта чистка будет, как война, - заметил Кальдероне. Луканиа без особого беспокойства объяснил:
- Нет, все будет гораздо проще. Наши друзья одновременно начнут действовать по всей стране, в каждом городе. Они к этому готовы. Все уже решено. Вот я и приехал, чтобы спросить, на чьей ты стороне, Сальваторе? Ты же хорошо знаешь, что значит ошибиться в выборе. Или мы - их, или они - нас. Третьего не дано, - Чарли улыбнулся, - Маранцано часто любит произносить эту фразу.
- Культурный, - брезгливо процедил Кальдероне. - Знаешь, Чарли, он напоминает мне надоевшего до чертиков школьного учителя, которому хочется подложить под задницу гвоздь.
- Я могу на тебя рассчитывать?
- Да. Я с вами.
Из Питсбурга Луканиа, Лански и Миранда отправились в Кливленд, к местному капо-мафиозо Фрэнку Милано. Куда менее решительный, чем Кальдероне, он попросил не втягивать его в столь сомнительное дело. Тогда на помощь Чарли пришел Моу Далитц, местный еврейский босс, с которым Милано сотрудничал во многих сферах бизнеса на протяжении десяти лет. Одновременно Моу Далитц, как участник конгресса гангстеров в Атлантик-Сити, активно поддерживал Чарли Луканиа. "Вот представь себе, Фрэнки, - сказал он, - в один прекрасный день меня возьмут да и шлепнут. Просто так, ни за что. Только потому, что я еврей. А где гарантия, что Маранцано потом не захочет убрать и тебя? Спрашиваешь, за что? Но ты же имел дело с жидом! Разве этого мало? Для Маранцано вполне достаточно".
Аргументы Моу Далитца сыграли решающую роль. Фрэнк Милано согласился примкнуть к заговору. Без малейших колебаний Чарли поддержали еще два босса: Аль Капоне и Санто Траффиканте, вотчиной которого считался Майами. Предательство разъедало даже пять семейств Нью-Йорка, главари которых стали таковыми благодаря Маранцано и, по идее, должны были хранить ему верность. Столь широкая поддержка окрылила Чарли, и он стал менее осторожным в делах и словах. Поэтому было вполне закономерно, что Маранцано узнал о переговорах, которые Луканиа ведет за его спиной. Предупреждения боссу всех боссов поступали отовсюду, где появлялся вероломный глава семьи Массерия. Дон Сальваторе был глубоко возмущен. Не успели зарыть в землю Джо Массерию, как на его месте появился новый враг, еще более коварный и опасный, способный плести интриги не хуже самого "капо ди тутти капи". Основываясь на своем знании классических ситуаций, почерпнутом из древнеримской истории, Маранцано решил не ждать нападения, а напасть первым. Как это сделал Цезарь при Филиппах в 44 году до нашей эры. Составленный им черный список приговоренных к смерти насчитывал шестьдесят четыре имени. Номером первым, конечно же, был Лаки Лючано. Маранцано не стал поручать его убийство своим людям, ибо в мае торжественно поклялся соблюдать вечный мир. Ликвидация одного члена мафии руками другого означала войну. Наемный убийца со стороны - всего лишь деловая мера, которая никого, кроме жертвы, не затрагивала. Маранцано заказал Лаки Лючано двадцатитрехлетнему убийце Винсенту Коллу, по национальности англосаксу.
Винсент Колл был выходцем из печально известной "адской кухни". К преступному миру он приобщился с двенадцати лет, имел три судимости и часто работал на пару со своим братом Питером, после чего оба брата вместе мотали срок в одной тюрьме. Выйдя на свободу в третий раз, Винсент Колл решил заняться заказными убийствами. Он был отличным стрелком и очень любил оружие. Всего за год Колл составил себе имя на смерти пяти человек. Еще через год он выдвинулся в ряд первых лиц в бизнесе уничтожения и стал известен далеко за пределами "адской кухни" под кличкой Бешеный Пес. Маранцано, который всегда интересовался молодыми талантами, был весьма наслышан о деятельности Винсента Колла.
Бешеный Пес не признавал некого и ничего. В кабинете такого человека, каким был дон Сальваторе, он вел себя дерзко и развязно. Пепел со своей сигары Колл стряхивал прямо на роскошный ковер, даже не замечая недовольства на лице Маранцано.
- Принеси ему пепельницу, Джино, - приказал дон телохранителю.
- Человек, которого ты должен будешь убрать, - обратился Маранцано к убийце, - находится на очень высоком уровне. Его имя знают все деловые в Нью-Йорке.
- Дядя, мне наплевать, кто он. Громкие имена меня не смущают, - небрежно бросил Колл.
- Это я уже заметил, - процедил Маранцано, - но клиент действительно очень серьезный. Босс. Глава семьи. Его зовут Сальваторе Луканиа по прозвищу Лаки. Лаки Лючано.
Колл улыбнулся, демонстрируя свои великолепные белые зубы.
- Вот эта штука, - он похлопал по пиджаку в том месте, где висела кобура с револьвером, - избавляет от удачи любого. На раз-два. Тебе это будет стоить тридцать пять кусков. Согласен?
- Хорошо, - дон Сальваторе полез в нагрудный карман. У него вошло в привычку постоянно таскать с собой крупные суммы наличными. На всякий случай.
Отсчитав тридцать пять тысяч, Маранцано бросил деньги перед Коллом. Бешеный Пес встал.
- Слушай, дядя, у вас, итальянцев, вроде есть такой обычай: на похороны врага приносить венки. Это правда?
- Да. У нас принято уважать своих врагов. - Маранцано протянул ему фотографию Лаки. Даже не взглянув на карточку, Колл сгреб деньги со стола:
- Тогда заранее позаботься о венках для этого Лаки Лючано. С парнем скоро случится несчастье.
Надвинув шляпу на глаза, Бешеный Пес исчез за дверью. По старой профессиональной привычке он шагал как бы крадучись, осторожно и бесшумно, хотя сейчас в этом не было никакой необходимости. Парень серьезно относился к своему делу - это сразу бросалось в глаза. Маранцано остался доволен. Думая о Лаки Лючано, он вслух произнес крылатую латинскую фразу:
- Fu… e non e!
Дни и ночи Чарли Луканиа проводил в раздумьях, пытаясь найти способ убрать Маранцано. Как только старый дон получил предупреждение от своих друзей, он немедленно усилил меры предосторожности. Он перестал появляться на людях, постоянно переезжал из отеля в отель, окружил себя плотным кольцом охраны, не притрагивался к еде, пока кто-нибудь из прислуги не снимал пробу. При выездах его машину сопровождали два лимузина с охраной. Все текущие дела дон решал из своего офиса на Парк-авеню, который круглосуточно стерегли четыре десятка самых верных людей. На первый взгляд Маранцано был неуязвим. Чарли не мог придумать способа, как к нему подобраться. Выход, сам того не ведая, подсказал Мейер Лански, когда пожаловался своему другу на проблемы с налоговой полицией:
- Чарли, эти придурки меня совсем замучили. Каждую неделю они врываются ко мне, опять новенькие, орут, размахивают "пушками", переворачивают все вверх дном. Нет чтобы спросить, где то, где это. Я бы им все показал. А так они припрутся, наорут здесь, чего-то там конфискуют. Главное, зачем? Никаких незаконных записей мы не ведем, все цифры держим в голове, так нет же, на следующей неделе все начинается сначала. Поговори с Фрэнком, может, его друзья смогут избавить нас от этих типов?
Осененный внезапной идеей, Лаки встрепенулся:
- Налоговая полиция? Врываются, да? И делают что хотят?
Мейер сморщился, как от зубной боли:
- Чарли, послушай, мне неприятно об этом говорить. Чертовы легаши… Пусть Фрэнк…
- Как они выглядят, эти легавые? - перебил Лаки.
- Как нормальные люди, пока не вытащат свои поганые значки.
- Нашел. Я нашел! - Чарли хлопнул себя по лбу. - Ну, конечно. Спасибо тебе, старина!
- За что? - обомлел Лански. Но его друг уже ничего не слышал, поглощенный телефоном. Он позвонил Лепке и Багси Сигелу и срочно вызвал их к себе, в "Барбизон плаза". Боссы "Корпорации убийств" прибыли незамедлительно.
- Ребята, есть идея, как можно шлепнуть Маранцано, - провозгласил Чарли, - вот что мы должны сделать…
Когда он объяснил суть своей идеи, Лепке громко хмыкнул и посмотрел на Багси. Тот весело расхохотался:
- Чарли, ты гений! Старый козел ни за что не догадается.
Луканиа обратился к Лепке:
- Для этой операции нам нужно человек пять-шесть. Класс должен быть самый высокий.
- Не сомневайся, Чарли, - заверил Бачелтер, - я подберу надежных людей. На это дело пойдут лучшие из лучших.
- Команду поведу я, - безапелляционно заявил Багси Сигел.
Луканиа усмехнулся:
- Кто, если не ты, Бен. Я сам хотел просить тебя об этом. Мне понравилось, как ты сделал Массерию.
- Маранцано я сделаю еще лучше, - пообещал Сигел.
Луканиа и Лепке принялись обсуждать технические моменты будущей акции. Вдруг раздался телефонный звонок. Сигел снял трубку.
- Нет, он занят. Понимаю тебя, приятель, но ничем помочь не могу. Где ты сейчас? В холле? Хорошо, я спущусь к тебе.
Бросив трубку, Багси вышел. Поглощенные разработкой плана операции, Луканиа и Лепке не заметили его отсутствия.
- Ред Ливайн, Сэмми Левин, Рильз и Голдштейн, - перечислил Лепке имена киллеров, - эти парни способны замочить самого сатану.
- О’кей, - согласился Чарли, - такие вполне подойдут. Я знаю этих ребят.
Вошедший Сигел сказал:
- Чарли, тебя очень хочет видеть один человек.
- Я занят. Потом, - отмахнулся Лаки. Но Сигел настаивал:
- Чарли, тут дело серьезное. Я думаю, ты все-таки захочешь с ним встретиться СЕЙЧАС ЖЕ, потому что этого парня зовут Джино Сантуцци.
Услышав имя одного из телохранителей дона Сальваторе Маранцано, Лаки насторожился:
- Сантуцци? Давай его сюда, Бен!
Бывший профессиональный боксер, а ныне гангстер Джироламо Сантуцци вошел, едва не задев головой дверной косяк. На его широком, грубом лице, по которому в свое время немало помолотили на ринге, застыло выражение глубочайшей скорби. Шляпу он прижимал к мощной груди обеими руками, всем своим видом напоминая раскаявшегося грешника.
- Что же ты стоишь в дверях, Джино, - дружелюбно окликнул Чарли Луканиа, - проходи, садись. Я тебя внимательно слушаю.
- Мистер Лючано, прошу вас, простите меня! - выпалил Сантуцци. Лаки вскинул брови:
- Не понял. За что?
- Мистер Лючано, я был среди тех шестерых подонков на Статен-Айленде. Не могу себе простить, что поднял руку на такого уважаемого человека. Я долго мучился и решил прийти к вам, чтобы извиниться.
Напоминание о той страшной октябрьской ночи 1929 года едва не вывело Чарли из себя. Но он сдержался.
- Я не виню тебя, Джино. Ты тут ни при чем. Ты выполнял приказ.
- Спасибо вам, мистер Лючано, большое спасибо. Вы понимаете. Вы справедливый человек.
- Садись же, - велел Лаки, - а то у меня шея болит смотреть на тебя.
Благодарный Сантуцци осторожно опустился на краешек кресла.
- Так что у тебя ко мне, Джино?
- Мистер Лючано, вас хотят убить.
Эта новость не являлась неожиданностью для Лаки. Поэтому он совершенно спокойно, даже шутливо спросил:
- Кто это так рассердился на меня, а, Джино? Неужто столь уважаемый всеми нами дон Сальваторе Маранцано?
- Так вы уже знаете? - Сантуцци был разочарован.
- Я не знаю. Скажем так: догадываюсь. У дона Сальваторе против меня странное предубеждение.