Николай II. Дорога на Голгофу. Свидетельствуя о Христе до смерти - Петр Мультатули 9 стр.


Кроме того, на бумаге отсутствует личная печать Николая II, а сама бумага не завизирована Правительствующим Сенатом, без чего никакой Царский манифест не имел юридической силы.

Немало путаницы возникает при выяснении вопроса о том, как выглядела та самая бумага, которую подписал Государь. Так, В. В. Шульгин пишет о том, что текст отречения был написан на телеграфных "четвертушках". "Это были две или три четвертушки, - пишет он, - такие, какие, очевидно, употреблялись в Ставке для телеграфных бланков".

А. Разумов справедливо задается вопросом: "Сообщение Шульгина весьма любопытно, но вызывает ряд вопросов. К примеру, сразу возникает вопрос: как же подписывал Государь этот удивительный подлинник из нескольких телеграфных четвертушек - каждый листок в отдельности или поставил одну общую подпись в конце? Каким образом разместилась информация на этих четвертушках?".

Но самое поразительное, что бумага "начальнику штаба" не представляет собой никаких "четвертушек"! Это цельный лист бумаги с напечатанным текстом. К слову сказать, такие судьбоносные документы, тем более составленные в таких условиях, обычно писались лично, чтобы не было сомнений в их подлинности. К слову сказать, текст так называемого "отречения" великого князя Михаила Александровича был написан именно от руки. Что помешало Николаю II сделать то же самое?

А. Разумов сравнил подписи Царя на экземплярах "манифеста" и установил, что они идентичны и скопированы с подписи Николая II под приказом о принятии им верховного командования в 1915 году.

Любопытно и следующее. В своем дневнике Николай II пишет, что передал два экземпляра какого-то манифеста. Но сегодня существует по меньшей мере 4 экземпляра "манифеста"! И все, как нас утверждают, подлинники!

Наконец, еще один потрясающий факт. Как известно, по утвердившейся версии Государь отрекся 2 марта 1917 года. Но уже 1 марта в ряде газет был опубликован текст "отречения", оформленный именно как манифест!

А. Разумов убедительно доказывает, что текст "отречения" является фальшивкой. Он составлен генералами Алексеевым и Лукомским при помощи заведующего канцелярии Ставки Н. А. Базили.

Таким образом, совершенно понятно, что ни с юридической, ни с моральной, ни с религиозной точек зрения никакого отречения от престола со стороны Царя не было. События в феврале - марте 1917 года были не чем иным, как свержением Императора Николая II с прародительского престола; незаконное, совершенное преступным путем, против воли и желания Самодержца, лишение его власти. "Мир не слыхал ничего подобного этому правонарушению. Ничего иного после этого, кроме большевизма, не могло и не должно было быть".

Поставленный перед лицом измены генералитета, который почти в полном составе перешел на сторону заговора, Николай II оказался перед двумя путями. Первый путь был следующим: обратиться к армии защитить его от собственных генералов. Но что это означало на деле? Это означало, что Царь должен был приказать расстрелять практически весь свой штаб. Но, во-первых, это было немыслимо по соображениям государственной безопасности: перед судьбоносным наступлением разгромить собственную Ставку было равносильно военному крушению русской армии. Не говоря уже о том, что подобные действия оказали бы сильное деморализующее действие на войска. Во-вторых, не надо забывать, что Царь был фактически пленен собственными генералами. Царский поезд охранялся часовыми генерала Рузского, который один решал, кого допускать к Царю, а кого - нет. Вся корреспонденция, направляемая Императору, контролировалась генералом Алексеевым. "Хотя реально, - пишет О. А. Платонов, - связь между Государем и Ставкой армии потеряна не была, генерал Алексеев, по сути, отстранил Царя от контроля над армией и захватил власть в свои руки".

Понятно, что в таких условиях генералы не дали бы Царю предпринять против себя никаких репрессивных действий. Император, "соединявший в себе двойную и могущественную власть Самодержца и Верховного Главнокомандующего, ясно сознавал, что генерал Рузский не подчинится его приказу, если Он велит подавить мятеж, бушующий в столице. Он чувствовал, что тайная измена опутывала его, как липкая паутина".

Можно было послать войска в Петроград. Но против кого? Царь ясно понимал, что беснующиеся праздношатающиеся толпы так называемого "народа" легко разгоняются двумя верными батальонами. Но в том-то и дело, что главные заговорщики были не на улицах Петрограда, а в кабинетах Таврического дворца и, что самое главное, в собственной Его Величества Ставке. Армия, в лице ее высших генералов, предала своего Царя и Верховного Главнокомандующего. Лев Троцкий впоследствии злорадно, но справедливо писал: "Среди командного состава не нашлось никого, кто вступился бы за своего Царя. Все торопились пересесть на корабль революции в твердом расчете найти там уютные каюты. Генералы и адмиралы снимали царские вензеля и надевали красные банты. Каждый спасался как мог".

Таким образом, насильственное разрешение создавшегося положения, в условиях изоляции в Пскове, для Царя было невозможно. "Фактически Царя свергли. Монарх делал этот судьбоносный выбор в условиях, когда выбора-то по существу у него не было. Пистолет был нацелен, и на мушке была не только его жизнь (это его занимало мало), но и будущее страны. Ну а если бы не отрекся, проявил "твердость", тогда все могло бы быть по-другому? Не могло. Теперь это можно констатировать со всей определенностью"

Оставался второй путь: жертвуя собой и своей властью, спасти Россию от анархии и гражданской войны. Для этого надо было любой ценой сохранить монархию. Царь понимал, что от власти его отрешат при любом раскладе. Отдавать своего сына в цари мятежникам Царь не хотел. Оставалось одно: передать престол своему брату - великому князю Михаилу Александровичу. Этим шагом, с одной стороны, Царь показывал всю незаконность происходящего, а с другой - выказывал надежду, что новому императору из Петрограда будет легче и справиться с крамолой, и возглавить новый курс руководства страной. То, что это было твердо принятое решение, говорит телеграмма Государя на имя Михаила Александровича: "Его Императорскому Величеству Михаилу. Петроград. События последних дней вынудили меня решиться бесповоротно на этот шаг. Прости меня, если огорчил Тебя и не успел предупредить". Кстати, эта телеграмма не была передана великому князю Михаилу Александровичу.

Что произошло с великим князем в Петрограде в особняке князя Путятина на Миллионной, 12, покрыто не меньшей тайной, чем события в Пскове. Ясно одно: брат Государя был блокирован одновременно с Императором, и вслед за "отречением" Николая II появляется "отречение" великого князя Михаила, написанное рукой кадета и масона В. Д. Набокова, того самого, который будет потом переводить и издавать в Берлине "похищенные" из советского архива царские письма.

Узнав об отказе брата восприять престол, Император Николай II пошел на еще большую жертву во имя России: он был готов отдать ей своего сына. Уже по пути в Могилев Николай II вызвал к себе генерала Алексеева и сказал ему: "Я передумал. Прошу Вас послать эту телеграмму в Петроград".

"На листке бумаги, - писал генерал А. И. Деникин, - отчетливым почерком Государь писал собственноручно о своем согласии на вступление на престол сына своего Алексея.

Алексеев унес эту телеграмму и не послал. Было слишком поздно: стране и армии объявили уже два манифеста".

Здесь генерал Деникин, безусловно, лукавит. Ничего было не поздно. Никаких манифестов не было, да и к тому же Царь обладал правом исправить законодательную "ошибку", о передаче престола своему брату, и никто был не вправе помешать ему это сделать. Просто генерал Алексеев в очередной раз предал. Только теперь не только лично Императора Николая Александровича, которому на святом Евангелии клялся служить "верно и нелицемерно", но и дело Русской Монархии в целом.

Но встает вопрос: если "манифест" Государя является фальшивкой, то почему он не дезавуировал его, когда приехал в Ставку после псковских событий? Почему он написал в своем дневнике, что передал манифест об отречении Алексееву?

Это является величайшей тайной, с которой началось беззаконие 1917 года. Ее изучение требует отдельного труда. Здесь мы выскажем только наше предположение.

Уже после "отречения" Государь в беседе с А. А. Вырубовой сказал, что события 2 марта "меня так взволновали, что все последующие дни я не мог даже вести своего дневника". (Выделено нами. - П. М.)

Возникает вопрос: если Государь в период мартовских событий 1917 года не вел своих дневников, то кто же тогда это делал за него? Здесь вновь возникает проблема подделок царских дневников, осуществленных бандой академика Покровского. По своему исследовательскому опыту могу сказать, что в дневниках Государя, хранящихся в ГА РФ, есть очень много мест, в которых имеются потертости и исправления. Характер этих потертостей и исправлений должна выяснить официальная графологическая экспертиза. В самой возможности подделки царских дневников нет ничего невозможного.

Примечательно, что в уже цитируемом нами письме Покровского жене в Берн от 27 июля 1918 года говорится: "То, что я успел прочесть, дневники за время революции, интересно выше всякой меры и жестоко обличает не Николая (этот человек умел молчать!), а Керенского. Если бы нужно было моральное оправдание Октябрьской революции, достаточно было бы это напечатать".

О чем таком "умел молчать" Государь и что он отразил в своих дневниках такого, что, по мнению Покровского, могло бы жестоко обличить Керенского и оправдать Октябрьскую революцию? Из текста имеющихся дневников это не понятно. И объяснение может быть только одним: в подлинных дневниках Государя было написано нечто такое, что разоблачало февральских заговорщиков и доказывало их полную нелегитимность. Это могли быть только сведения о том, что никакого манифеста об отречении Государь не подписывал.

Это в свою очередь делало нелегитимным не только режим Керенского, но и режим большевиков, так как главным доводом, которым как те, так и другие оправдывали свое существование, было утверждение, что Царь "сам отрекся". Кстати, этот довод и сегодня является главным аргументом врагов российской Монархии.

Что же касается вопроса, почему Государь никому не рассказал о событиях, случившихся в Пскове, то ответ на него может быть только один. В своих воспоминаниях полковник В. М. Пронин вспоминал приезд Государя в Ставку после "отречения": "Вагоны тихо проходят мимо меня; я стою "смирно" и держу руку у козырька… Ветер качает вверху фонарь, и на вагонах играют гигантские причудливые блики… Поезд тихо остановился… Я оказался против второй площадки царского вагона. Глядя на вагон, в трех шагах от меня находившийся, я был поражен большим на нем количеством каких-то царапин и изъянов. Покраска местами как бы потрескалась и большими слоями поотваливалась - "будто следы от попавших в него мелких осколков снарядов", - мелькнула мысль".

Очень интересная деталь! Что произошло с царским вагоном за то время, как произошли события "отречения"? Кто и зачем обстреливал вагон Императора?

Мы уверены, что это напрямую связано с тем, почему Государь ничего не рассказал ни в Могилеве, ни позже в заточении о том, что произошло в Пскове 1–2 марта 1917 года. Ответ на этот вопрос может быть только один: Государя шантажировали. Причем это был очень страшный шантаж. Чем же могли заговорщики шантажировать Государя? Первый ответ, который напрашивается, - это жизнью Царской Семьи. Когда Анна Вырубова спросила Государя уже во время Царскосельского заточения, почему он не обратился с воззванием к народу и к армии, то Николай II, со слов Вырубовой, ответил: "Народ сознавал свое бессилие, а ведь тем временем могли бы умертвить мою семью".

Однако мы знаем, что Государь и раньше, и позже событий марта 1917 года ставил свою безопасность и безопасность своей Семьи на второе место после интересов Отечества. В 1906 году, когда жизни его Семьи угрожала непосредственная опасность, Государь отказался отправлять своих близких за границу, как это сделали некоторые великие князья, посчитав это недостойным русского Царя. Совершенно ясно, что если бы Николай II ставил жизнь своей Семьи на первое место, то он смог бы без особого труда добиться отправки ее за границу уже в марте 1917 года. И уж конечно, в 1918 году, когда немцы напрямую предлагали ему такой вариант. Мы знаем, что Николай II не пошел на это.

Нет, в марте 1917 года Государя шантажировали чем-то более важным, чем даже жизнь горячо любимой Семьи. Сейчас, конечно, трудно гадать, в чем заключался этот шантаж, но можно сказать однозначно, что речь шла о будущем России и победе в Мировой войне.

"Нет той жертвы, которую я не принес бы во имя действительного блага и для спасения Родной Матушки России", - объявлял он Родзянко в своей телеграмме. Он отрекся, ни поставив никаких условий лично для себя и своей Семьи, отрекся жертвенно. "Когда в силу страшных обстоятельств ("кругом измена, и трусость, и обман") стало ясно, что он не может исполнять долг Царского служения по всем требованиям христианской совести, он безропотно, как Христос в Гефсимании, принял волю Божию о себе и России. Нам иногда кажется, что в активности проявляется воля, характер человека. Но требуется несравненно большее мужество, чтобы тот, кто "не напрасно носит меч", принял повеление Божие "не противиться злому", когда Бог открывает, что иного пути нет. А политик, которым движет только инстинкт власти и жажда ее сохранить во что бы то ни стало, по природе очень слабый человек. Заслуга Государя Николая II в том, что он осуществил смысл истории как тайны воли Божией", - пишет протоиерей Александр Шаргунов.

Поведение Николая II удивительно точно повторяет евангельские события. Об этом прямо пишет С. Позднышев: "На Гучкова с ненавистью смотрел стоявший у дверей молодой офицер лейб-гвардии Московского полка. Вот он схватил шашку, может сейчас блеснет сталь. Государь заметил движение руки, быстро сказал: "Соловьев, успокойся, выйди в соседнее помещение. Я не хочу ничьей крови…" Как будто в глубине двух тысячелетий возникла другая картина, и ветер веков донес из тьмы Гефсиманского сада: "Петр, вложи меч твой"".

Не менее христоподражательным является поведение Царя с Алексеевым: "Алексеев чувствовал неловкость и смущение перед Государем. Его совесть тревожило упорное молчание Царя. Во время доклада о последних событиях в Петрограде он не выдержал и сказал ему: "Ваше Величество, я действовал в эти дни, руководствуясь моей любовью к Родине и желанием уберечь и оградить армию от развала. Россия тяжко больна; для ее спасения надо было идти на жертвы…" Государь пристально посмотрел на него и ничего не отвечал"

Не так ли аргументировал свое предательство Иуда и не так ли молчал перед Пилатом Спаситель?

3 марта 1917 года Император прибыл в Могилев. "Государь вернулся в Могилев из Пскова для того, чтобы проститься со своей Ставкой, в которой Его Величество так много трудился, столь положил в великое дело в борьбе с нашим упорным и могущественным врагом души, сердца и ума и необычайного напряжения всех своих моральных и физических сил. Только те, кто имел высокую честь видеть ежедневно эту непрерывную деятельность в течение полутора лет, с августа 1915 по март 1917, непосредственного командования Императором Николаем II своей многомиллионной армии, растянувшейся от Балтийского моря через всю Россию до Трапезунда и вплоть до Малой Азии, только те могут сказать, какой это был труд и каковы были нужны нравственные силы, дабы переносить эту каждодневную работу, не оставляя при этом громадных общегосударственных забот по всей империи, где уже широко зрели измена и предательство. И как совершалась эта работа Русским Царем! Без малейшей аффектации, безо всякой рекламы, спокойно и глубоко-вдумчиво трудился Государь", - писал летописец пребывания Царя в армии во время Мировой войны генерал Д. Н. Дубенский.

Могилев встретил отрекшегося Царя "марсельезой" и красными полотнищами, и это новое лицо враз изменившегося города, наверное, подействовало на Государя более удручающе, чем обстоятельства самого отречения. "4 марта, - писал полковник Пронин. - Подходя сегодня утром к Штабу, мне бросились в глаза два огромных красных флага, примерно в две сажени длиной, висевших по обе стороны главного входа в здание городской Думы. Вензеля Государя и Государыни из разноцветных электрических лампочек уже были сняты. Государь со вчерашнего дня "во дворце" и Он может из окошек круглой комнаты, в которой обыкновенно играл наследник, видеть этот новый "русский флаг".

Назад Дальше