Преступная власть плодит преступников. Какими российские солдаты вернутся домой? С незапамятных времен цари для своей защиты и для усмирения собственного народа набирали наемные войска из других стран. Солдаты не хотели стрелять в свой народ… Теперь все изменилось. Вырос "Иван, родства не помнящий". Дети "манкурты", презиравшие собственных отцов за ту жизнь, которую они им "подарили", не ставившие ни в грош никакие "мировые идеалы", не верящие в "светлое" будущее, а только в силу своих рук, держащих автомат. Ты разбудила в них зверя, держись, Россия!
Когда Виктора Черномырдина просили вывести российские войска из Чечни, он весьма недвусмысленно ответил вопросом: "А куда я их дену?" Действительно, куда бы он дел войска, выведенные с такой поспешностью из стран Прибалтики и Европы? Российские генералы рассчитывали на готовые дома чеченцев, проще всего было выгнать или убить хозяев, чем строить заново их в голодной и нищей России. Но кто теперь будет жить в мертвом городе, опасаясь каждый миг получить пулю в лоб? С кровными врагами рассчитываются именно так.
В январе 1995 года умоляли Бориса Ельцина, президента России остановить войну и услышали: "Число жертв не дошло до нормы, рано еще". Но кто устанавливал эту норму человеческих смертей? Сейчас в Моздоке, Пятигорске, Ставрополье - фильтрационные лагеря, "фильтруют людей" - убивают тысячами, выпускают единицы. Гибнут люди разных национальностей: чеченцы, кистинцы, русские, дагестанцы, ингуши. Норму убийств в Чечне мы уже узнали, ей нет конца… Но провокаторы ФСК готовят кровавые жертвы новых "горячих" точек, а следовательно, и следующих концлагерей в России. Какую норму человеческой крови вы ей установите?
Все ближе разрывы снарядов и грохот тяжелых авиационных бомб… "Идут бараны, бьют в барабаны, а кожа на барабанах из шкур таких же баранов".
Глава 29
Война катилась по чеченской земле…
Командир Абубакар Магомадов вместе со своими бойцами подбил в Зонах 38 единиц бронетехники, за что получил от Джохара именной пистолет. Во время следующего боя на посту 9 русских было убито, один сбежал, другого взяли в плен. Начали уходить в лес. Пленный, как и все при переходах, нес оружие. Он был капитаном и родственником генерала Пуликовского. Быстрой пружинистой походкой к ним подошел Руслан Гелаев, который имел обыкновение во время переходов идти впереди колонны, обходить ее, проверяя, нет ли отставших бойцов, и опять отрываться далеко вперед.
- Это наш главнокомандующий юго-западного фронта - пояснили капитану. - Сейчас быстро надо уходить, пока нас не обстреляли артиллерией.
- А далеко идти? - спросил пленный.
- 18 километров. Гелаев пошел первым.
- Ну, если ваш главнокомандующий так ходит, - удивился пленный, - то мы вас точно не победим. У нас даже капитанов на машинах возят!
Тем временем во время закупки подствольников в плен к федералам попал один из бойцов Абубакара. Деньги отдал (500 тысяч рублей за один подствольник), как договорились, но его обманули, задержали на следующем посту. Защищаясь, он убил на посту солдата, второго ранил, его тоже ранили в руку. Абубакар быстро договорился об обмене своего бойца на пленного капитана. Но к нему пришел посыльный от Джохара, поступил приказ: подождать, на этого капитана, генеральского родственника, нужно поменять еще двух человек. Абубакар боялся опоздать с обменом, на следующий день его раненого бойца должны были отвезти в Моздок, а оттуда живыми не выпускают, и, на свой страх и риск, он обменял капитана на своего бойца. Как только Абубакар вернулся после обмена, к нему приехали и сообщили: "Вызывает Джохар!" "Не поеду, - ответил Абубакар. - Он меня съест". Абубакар слышал, как в пылу гнева Джохар иногда "распекал" провинившихся. "Иди, иди, а то хуже будет". Пришлось идти. Когда Абубакар вошел в укрытие к Джохару, тот, приблизившись к нему, вдруг неожиданно шутливо ткнул его кулаком в правый бок. Но натолкнулся на "Макаров", посмотрев на ободранную кожу, приложил пальцы к губам…
- Что у тебя там? - серьезно осведомился Джохар.
- "Макаров", подаренный лично Президентом за уничтоженные в Зонах 38 бронетранспортеров - четко отрапортовал Абубакар.
Джохар стоял, задумчиво покачиваясь с носков на пятки.
- Ничего, скоро у всех командиров "Стечкины" будут. А зачем капитана за одного бойца отдал?
- Он, знаешь, какой парень! Диплом с отличием об окончании экономического факультета имеет.
- Молодец! За нашего одного воина 200 генералов отдать не жалко. Один наш солдат тысячу российских солдат стоит!
На следующем Совете Джохар, как и все, при входе разулся. Его бутсы принесли и поставили за его стулом. Джохар приказал, чтобы их отнесли в прихожую. Абубакар незаметно передвинул ботинки за кадку с пальмой. Когда совещание закончилось, кинулись искать обувь Джохара - не нашли! Командир, у которого проводился военный совет, заметался. "Ничего, я в шерстяных носках по снегу пойду, - успокаивал его Джохар. - Они у меня теплые". Но через несколько минут тот принес такие же, новехонькие штатовские ботинки 41-го размера. Джохар примерил: "Немного жмут. Ладно, я так пойду". Тут Абубакар, улыбаясь, вытащил из-за пальмы бутсы Джохара. "А новые я себе возьму! У меня как раз 41-й размер, мои совсем развалились". Джохар громко рассмеялся и хлопнул его по груди: "Молодец!"
Военные будни шли своим чередом. Джохару сказали, что привели коней. Они вышли во двор, чтобы поехать в горы. Когда к Зелимхану и Джохару подвели норовистого молодого коня, Зелим сказал: "Этот конь может понести, нужно поспокойней". Джохар подошел к коню, положил свою ладонь на его спину и, даже не коснувшись стремян, в одно мгновение взлетел на него и поскакал вверх, в гору. Через несколько минут он уже исчез из виду. Спешно догоняла его охрана, ругался потихоньку грузный Абу Арсунукаев, торопливо взгромождаясь на коня.
За Итум-Кале, в сторону Шароя, высоко в горах был маленький поселок Альпийский. Далеко оторвавшись от других домов, сразу на обочине дороги, стоял простой сельский домик, в котором жили двое стариков, муж и жена. С незапамятных времен потерявший ногу старик скакал на костыле по селу и у себя в доме. Однажды рано утром он разбудил старуху: "Сегодня ночью к нам приходил Джохар". Старуха начала смеяться: "Совсем, старый, из ума выжил…" Все в селе узнали эту историю и начинали перешептываться и улыбаться, когда одноногий старик уже в который раз рассказывал, как к нему "приходил" Президент, "говорил" с ним и даже "похлопал по спине". Никто старику не верил. Он загрустил и часто сидел у окна, глядя на дорогу. Прошло несколько недель. Во время очередного рейда по горам, проезжая мимо покосившегося домика на обочине, Джохар остановил коня. "Я сейчас", - сказал он и направился прямиком к старому дому. Тихонько постучал, потом приоткрыл дверь. Сидящий у печи старик вскочил на ногу забыв про костыль, пулей оказался рядом с Джохаром. Президент улыбался: "Что, старый, ждал меня?" - Обняв хозяина, бережно усадил его на скамейку, похлопал по спине. Лицо старика озарила улыбка, морщины разгладились. "Чаем угощать будешь?" Старик позвал старуху, никто не отзывался, поскакал в другую комнату. Она лежала на полу в обмороке. Когда пришла в себя, чтобы убедиться, потрогала рукой Джохара. "Говорил я тебе! - подбоченясь, на одной ноге "гоголем" стоял над ней старик. - Сама, старая, из ума выжила! Налей Президенту чай!"
Война шла уже несколько месяцев. В середине января под непрерывной бомбежкой был оставлен Президентский дворец, через два месяца пришлось оставить Грозный. Армия президента Дудаева, состоящая большей частью из ополченцев, перешла к партизанским действиям. Лозунг: "Земля должна гореть под ногами оккупантов" - претворялся в жизнь, и она горела. Чеченцы взрывали поезда, мосты, таранили набитыми взрывчаткой машинами штабы и колонны российской бронетехники. И чем дольше продолжались военные действия, тем больше было уверенности в победе.
За Джохаром шла усиленная охота, плакаты с его фотографией и обещанной наградой в 1 миллион долларов, расклеенные на заборах и стенах домов, трепал и уносил ветер. В конце мая 1995 года по селу Ярыш-Марды, где по разведданным ФСК находился "мятежный Президент", был нанесен мощный артиллерийский и авиационный удар. Джохар за два дня перед бомбежкой успел перебазироваться.
Мне с дочкой, снохой и младшим сыном в марте пришлось уехать из Орехово. Бомбили уже и это село. То и дело мы убегали прятаться в подвал, унося вместе с "ага" (люлькой) шестимесячного первенца Дануси. Незадолго перед этим Джохару привезли показать внука. Увидев Дени, он очень обрадовался. Страх, который нам пришлось пережить в машине, когда ее носило из стороны в сторону (совсем рядом стреляла артиллерия), сразу пропал. Дени заснул на его руках, и иногда вздрагивая от глухих ударов, проспал до самого вечера. Ни у кого на руках он никогда не засыпал, только в своей люльке. У Джохара занемели руки, но он только улыбался и так не отдал внука до самого нашего отъезда. Теперь он был от нас отрезан линией фронта.
Выступая по НТВ, Джохар, как всегда, не унывал, смеялся над растерянностью российского правительства, не знающего, как выпутаться из партизанской войны, в которой они увязли надолго. "Что мне делать с такой огромной массой вооруженных людей? Нет, мне нужна война!" - Джохар своим смехом просто уничтожал врагов! Но только тот, кто его хорошо знал, мог сказать, что ему стоил этот смех. "Хоть крови полон рот, честь береги, не сплевывай, чтоб видели враги".
Перед самым нашим отъездом мне удалось перебраться через линию фронта и ранним утром встретиться с Джохаром. Он только что вернулся из очередного ночного рейда и весь светился, дышал утренней свежестью горных вершин, лицо его было розовым, глаза блестели. И сразу начал рассказывать о том, что увидел в весенних горах: "Прекрасна чеченская земля! Жаль, что ты ее сейчас не видела."
И опять он шутил, снисходительно называя российские спецслужбы ФСК, устроившими за ним охоту, "фанерно-спичечным комбинатом", а депутатов Государственной Думы - "думцами". "А думцы все заседают? Но ничего они сейчас не решают и решить, при всем своем старании, не могут. На нашей крови, как вампир, оживает российская империя!"
Его игра со смертью напоминала мне отчаянный танец смельчаков, которые выходили на площадь Свободы под пикирующими бомбардировщиками, бросая вызов стальной армаде и самой смерти - прекрасные в своей мужественности. "Народ - моя армия", - нередко повторял Джохар, и сам был его неотъемлемой частью.
К тому времени вся наша семья была объявлена в розыск. Не так давно по местному телевидению показали фотографии Даны, Мовсуда и его младшей сестры Зухры, с соответствующими комментариями. Старший брат Джохара, Махарби, всю жизнь проработавший простым таксистом, был уже арестован. Нам нужно было как можно быстрее уезжать, чтобы не стать заложниками Кремля, еще одним способом давления на Президента. Мы уехали из Ичкерии. Трудным был этот путь. А в середине лета у Джохара появился еще один внук, Самад, и маленькая внучка Камила. В Прибалтике через месяц была написана и напечатана в газетах и журналах моя большая статья "Идут бараны, бьют в барабаны…" Я отправила ее по почте знакомым в Москву с просьбой передать в "Известия", но, к сожалению, они ее не получили. Статья вернулась обратно.
ЧАСТЬ IV
Глава 30
Опять я ехала на войну и вспоминала свой сон, в котором моя мама бесшумно поставила возле моей кровати поношенные солдатские ботинки, а потом я целовала "его" глаза, соленые от слез… Я так и проснулась с ощущением соли на губах. Мне было невыразимо жаль Джохара, я чувствовала, как ему одиноко, хотя он постоянно был с людьми. Ведь перед ними он должен был являть собой пример мужества, стойкости и, самое главное, непоколебимой веры в победу даже в те дни, когда горели его любимые села и города, а горькая долгожданная свобода расстреливалась и давилась российскими танками. Бомбы с оглушительным воем неслись на крошечный клочок земли, называемый Ичкерией, и казалось, уже некуда им падать и нечего взрывать. Все сожжено и разбито. На черный обугленный город страшно смотреть. Пустыни вымерших улиц, скелеты обвалившихся домов. Воздух пропитан тошнотворным, сладковато-горьким смрадом. Горечь стояла в горле, проникала во все поры и оставалась глубоко внутри. Каким же чудом в этом аду, где не выдерживали бетонные стены, плавился камень и взрывались дома, могли остаться в живых люди, не защищенные дзотами, бомбоубежищами, броней танков и самолетов? Как сумели они противостоять огромной России?
Сухопутных и десантных войск уже не хватало, с берегов Тихого океана шли подводники, с крайнего Севера, из Якутии - отовсюду призывались войска. Мальчишки призывного возраста скрывались от повесток в армию и бегали по всей матушке России. Их отлавливали, отправляли в дисциплинарные батальоны, сажали в тюрьмы, избивали в воинских частях и насильно, под конвоем, везли на страшную и непонятную войну в Чечню - убивать. Убивать во имя сохранения территориальной целостности России и соблюдения ее конституции. Как сложно определить то, за что российскому парню надлежит умереть. Во Вторую мировую, вставая в полный рост и бросаясь в атаку, кричали: "За Родину-мать!", "За Сталина!", наконец. А теперь что кричать? "За соблюдение самой продажной твари - конституции?" Продажной, потому что она отправляла своих сыновей на лютую смерть ради себя самой, вместо того чтобы защитить их своими законами. На кой ляд создана она в таком случае?
Призывников не хватало. Из тюрем под расписку выпускали уголовников, не отсидевших до конца свои сроки, и отправлялись туда же, на чеченскую бойню, - по другому эту войну уже не называли. Восемнадцатилетние мальчишки, вчерашние выпускники школ, попадали в преисподнюю. В действующей армии, где царили уголовники и их законы, мальчишек избивали, насиловали, превращали в полулюдей. Командиры с бывшими зеками не справлялись. Они получали нищенскую зарплату, которую порой задерживали на несколько месяцев. Чтобы прокормить свои семьи в полуголодной России, начальство продавало военное имущество, оружие перекупщикам в Ставрополье, Дагестане, Чечне. Впоследствии оно попадало к чеченским ополченцам.
Воинские части воевали под разными флагами: одни - под российскими, другие - под красными - бывшими советскими, а некоторые - под черными, с черепом и скрещенными костями для устрашения, придуманными ими самими. Нередко воинские части сражались между собой и посылали снаряды друг в друга. Разложение России зеркально отражалось в моральном облике армии. Мародерство не скрывалось. Командиры, у которых был транспорт, вывозили из оставленных чеченских домов мебель, ковры, холодильники, телевизоры. Танкисты сидели в танках на коврах, обложенные подушками. На пальцах у многих солдат-наемников сверкали бриллиантовые кольца и перстни, на шеях болтались золотые цепочки. Они грабили беженцев, пьянствовали, накачивались наркотиками. Хватали на улицах ни в чем неповинных людей, искали боевиков, определяя их по мозолям на пальцах и синякам на плече от ношения огнестрельного оружия. Увозили и расстреливали людей на консервном заводе, выполняя завет царского генерала, "покорителя" Чечни, Ермолова: "Хороший чеченец - мертвый чеченец, чем больше расстреляешь, тем меньше останется". Убивали без суда и следствия - за косой взгляд, за смелое слово, просто потому, что "рожа" не понравилась. Фильтрационные пункты, концентрационные лагеря располагались не только в Чечне - в Минводах, Ставрополе, Моздоке. Кто их считал, погибших? 120 000 - это только приблизительная, заниженная цифра. И не зря первые бомбежки Грозного и мирных беженцев, покидавших Чечню, дали такой прилив добровольцев. "Оружия!"- стискивая зубы, требовали они, глядя, как сбрасываются бомбы на невинных людей. "Оружия!" - скандировали толпы на площадях в объединяющем порыве ненависти и негодования, делавшем братьями вчерашних кровников.
4 октября 1995 года, наконец-то мне и Деги предоставилась возможность выехать в Чечню. Нас встречали в Киеве, в Баку, везли через Дагестан украинцы, азербайджанцы, дагестанцы, чеченцы - люди разных национальностей. Все старались помочь, чем могли. В маленький автобус в Хасав-Юрте набилось много народу. Я сидела на заднем сиденье, скромно одетая, отвернувшись к окну и закутав лицо теплым шарфом. Документы на девичью фамилию вместе со всеми остальными прошли незамеченными, периодические проверки на блокпостах беспокоили меня меньше, чем любопытные взгляды пассажиров. Меня все знали в Чечне, а любая конспирация, как я убедилась, не выдерживала испытания у чеченских женщин. Больше всего выдавал голос, надо было молчать любой ценой, иначе каждое слово могло оказаться роковым. Чтобы избежать расспросов я, съежившись у окна, демонстративно покашливала и придерживала у горла шарф. Вскоре мне действительно стало тяжело: воздух в автобусе нагрелся и меня бросило в жар. Как завидовала я тем, кто сидел, раздевшись и свободно откинувшись. Долгих 2 часа ехал автобус до города, а там мы пересели в легковую машину.
Грозный потряс меня своими руинами, я его не узнавала. Черные, мрачные, обвалившиеся стены с обгоревшими проемами вместо окон, какие-то пустоты, провалы там, где прежде возвышался прекрасный город.
Зданий, которые были украшением улиц, не существовало. Я ехала, ясно ощущая нереальность окружающего, это был страшный сон, от которого никак не можешь очнуться. Каждый метр был обагрен кровью бесчисленных жертв… Обугленные деревья - расщепленные взрывами, искореженные - казалось, безмолвно взывали о пощаде, простирая к небу черные руки-ветки.
После ночи, проведенной у друзей, меня отвезли в селение Рошни-Чу, в гостеприимный дом Даяна, многочисленное семейство которого знала вся республика. К нему приезжали журналисты, в нем часто велись переговоры о перемирии. Дом стоял на смертельно острой грани двух враждующих миров. Дочери Даяна принимали огромное количество гостей, стирали военную форму, сушили ботинки, убирали, гладили, готовили круглосуточно. Хозяевам терпения было не занимать. Здесь останавливался иногда Магомет Хачукаев, телохранитель Джохара и мой названный третий сын. Вот здесь, в этой самой комнате, возможно, на этой кровати спал он всего месяц назад. Всю ночь, не сомкнув глаз, я думала о нем…8 октября. Как могло случиться, что он погиб так нелепо и неожиданно?
Самолеты налетели внезапно, с четырех сторон, и устремились на дом Даяна. Это была цель, определенная заранее. Конечно, предательство… В доме у Даяна должен был состояться военный Совет во главе с Джохаром. Совершенно случайно он с командирами выехал на час позже и, подъезжая к селу, увидел пикирующие с ревом самолеты и клубы черного дыма.