Слова офицера ФСК про Мусу: "С ним всякое может случиться", - все еще звучали у меня в ушах… Ну, что же, подумаешь, реклама! Меня слишком хорошо знали в Чечне, чтобы поверить в такое. Главное сейчас - спасти Мусика и остановить войну. Я договорилась о его обмене, причем в начале они просили за него десять офицеров ФСК, пропавших в Чечне. Но у нас в плену был только один. Я написала письмо Зелимхану Яндарбиеву с просьбой "срочно обменять Мусу на десять офицеров, если таковых не имеется, в крайнем случае, на одного". Наше правительство приложило все усилия, чтобы как можно быстрее произвести обмен. Позднее Муса рассказал, что кто-то из военных в Нальчике успел его предупредить, чтобы он даже не думал ни о чем секретном. "Вспоминай лучше детство, юность, любовь, - посоветовал неизвестный друг. - В соседней комнате "адская" машина считывает все твои мысли". Мусу поменяли на пленного священника, "отца" Сергия, офицера ФСБ.
Каждый день я старалась рассказать о том, что происходит в Ичкерии, нередко давая по три-четыре интервью в день. Эфэсбэшники, сидящие в машине на углу нашей улицы, совсем запутались в приезжающих и отъезжающих от нашего дома журналистах. Потом я выступила во "Взгляде" без опровержения "рекламного" заявления (Муса еще сидел в тюрьме). Мои слова: "Делу мира мешает "партия войны"", - впервые прозвучали с экрана и вызвали удивленные улыбки и реплики окружающих. Я попыталась объяснить: "Нельзя верить всему, что выливается на вас с экранов российского телевидения, где одна информация опровергает другую. Например, совсем недавно заявили, что Шамиль Басаев против переговоров о мире, но почему, в таком случае, в том же заявлении его родной младший брат Ширвани Басаев включен в члены комиссии, ведущей эти переговоры! Младший брат никогда без ведома старшего не принял бы участия в таком важном деле. И еще, обратите внимание, как только дело заходит о мире, сразу всплывает избитая фраза о том, что полевые чеченские командиры "никому не подчиняются" и "не захотят остановиться". Можно подумать, им так понравилось воевать и умирать! Где логика? Любой здравомыслящий человек способен разобраться в этой лжи, зачем принимать всех нас за круглых дураков?" "А что вы скажете по поводу недавнего взрыва бронетранспортера?" - спросил меня Александр Любимов, известный ведущий этой программы. Днем раньше на одной из главных улиц Грозного был взорван российский бронетранспортер. Погибло восемь военнослужащих. Кадры со свисающими с бронетранспортера, залитыми кровью телами, назидательно, крупным планом, демонстрировались всему миру с соответствующими комментариями: "Вот как чеченцы отвечают на предложенное гуманным российским правительством перемирие. Россия просто вынуждена продолжать войну!"
- Если "партия войны" преспокойно отправляет на смерть десятки и сотни тысяч людей, то что значат для нее какие-то восемь человек? Потом все окупится - ответила я.
- Как, своих?! - прозвучало, как вздох.
Что я могла сказать в ответ на негодующие возгласы собравшейся публики? Рассказать им, как российские вертолеты бьют ракетами по своим танкам, поворачивающим назад, как их мальчишек поднимают в бой автоматными очередями контрактники, как их избивают и насилуют, какие дикие законы царят в российской, голодной и обворованной генералами, армии? Когда правда такая страшная, она кажется неправдоподобной… Многие из присутствующих все еще пребывают или хотят пребывать в уверенности: "Что не делается российским правительством - делается на благо народа".
А в действительности человеческая жизнь в России никогда не стоила и гроша! Последние мои слова снова были о "партии войны": "Кстати, одним из самых заинтересованных членов "партии войны" является глава временного правительства Завгаев". Вконец проворовавшийся Доку Завгаев тогда еще был "в чести" и приглашал приехать Бориса Ельцина в Чеченскую республику с предвыборной кампанией и "полюбоваться" на национальные чеченские пляски и песни. Но грозный Шамиль Басаев предупреждал, что "не ручается за безопасность российского Президента!"
27 мая в Кремле проходили переговоры между руководством ЧРИ и России в рамках объявленной встречи Президентов ЧРИ Зелимхана Яндарбиева и России Бориса Ельцина в полном соответствии с требованиями Протокола о международной встрече в верхах. Почву для этой встречи в момент своей гибели готовил Джохар. Завгаеву это было, как "нож к горлу". Его "временное правительство" доживало последние дни. Бислан Гантемиров был к тому времени арестован за воровство, Руслан Лабазанов - убит, Доку Гапурович Завгаев метался, не зная, что предпринять. Дискуссия "ехать или нет" сейчас Президенту России в Чечню вызвала всеобщее оживление. Даже военные вступили в нее, утверждая, что "при современном вооружении Президента России могут уничтожить ракетным ударом даже за 20 километров". Было совершенно непонятно, на какое "современное" вооружение они намекали. Может, на российское? Для Чеченской республики убийство российского Президента, впервые официально начавшего мирные переговоры с ее законным правительством, было крайне нежелательно.
Я передала Ельцину через курирующего меня военного текст примерно такого содержания:
"Борис Николаевич!
Начав мирные переговоры с Чеченской республикой, Вы попали под нашу защиту. Вашим врагом сейчас являемся не мы, а "партия войны". Один из ее членов - Доку Завгаев, упорно приглашающий Вас посетить республику, сам, как узник, сидит в Грозненском аэропорту "Северный", боясь кровной мести собственного народа. Почему он так настаивает на Вашем приезде? Наши переговоры, по сути, являются крахом его политической карьеры. Уничтожив Вас, он поможет прийти к власти партии коммунистов на предстоящих выборах и прервет наши переговоры в самом их начале. Недавнее заявление военных, боевые действия которых до сих пор продолжаются, не взирая на начало мирных переговоров, свидетельство того, каким способом "партия войны" готовится совершить Ваше убийство. Виноватым, как всегда, окажется чеченский народ. Давайте остановимся и прекратим уничтожать друг друга. Мир всегда лучше войны!"
Ельцин растерялся, бывшие друзья стали врагами, а враги пытаются спасти ему жизнь. На другой день, 28 мая, чеченскую делегацию для ведения мирных переговоров оставили в одной из подмосковных резиденций Кремля, как заложников, пока Ельцин на два часа летал в Чечню. Говорят, он ни на шаг не отходил от Завгаева…
В начале переговоров Зелимхан Яндарбиев заставил Президента России сесть за стол и беседовать "на равных". Завгаев был удален, как ему и следовало по рангу.
Мовсуд приехал утром. За две недели до выборов президента России Москва кишела всевозможными патрулями и милицией. В десять утра сопровождающие лица должна были отвезти меня для допроса в генеральную прокуратуру Москвы, на Петровку, 38, откуда предварительно пришла повестка. На допросе у следователя главные вопросы: где, когда получила, кто выдал фальшивый паспорт. Мне его передали еще в самом начале войны, кто и как этим вопросом занимался, я, естественно, не знала… Мовсуд настаивал, чтобы мы вместе немедленно уехали из Москвы, боясь очередной провокации во время выборов Президента. "Ты знаешь, на улицах Грозного развесят плакаты с твоим лицом и призывом: "Голосуйте за Ельцина!" Тебе они просто принесут избирательную урну, смонтируют кадры, а потом скажут, что ты действительно за него проголосовала! Таких, как ты, они сначала стараются завербовать, если не удается - дискредитировать, если и это не получается, - уничтожают. Первое у них не получилось, второе они уже попытались сделать, осталось только третье". Позднее я узнала, что как раз через два дня работники ФСК действительно собирались меня перевезти в санаторий "для отдыха", считая, что меня чрезмерно утомили многочисленные встречи.
Глава 44
Мовсуд заехал за мной к отцу. По дороге он позвонил нашей хорошей знакомой, журналисту из Финляндии, Хелене, она в то время работала в Москве. Они, кратко переговорив, договорились о встрече. В условленном месте Хелена встретила нас и провела в свою квартиру, где мы проговорили с ней почти до утра, и даже записали интервью, которое через несколько часов показали по Финскому телевидению. Рано утром, распрощавшись с ней, мы уехали и в половине шестого утра уже находились в поезде Москва - Киев. В соседнем купе сидели постоянно ругающиеся с проводником, вдребезги пьяные дебоширы. Это нас спасло во время проверки документов российскими пограничниками - в пылу разборок с пьяницами на нас с Мовсудом не хватило времени. Поезд тронулся, наши документы остались непроверенными, а у меня вместо паспорта была только справка.
Позади осталась Россия. После пересечения российской границы на украинской границе нам было значительно проще. Офицер пограничной службы отнесся к нам с полным пониманием и даже пожелал счастливого пути.
В Киеве нас встречали друзья, депутаты Верховной Рады. Они временно поселили нас в квартиру своих знакомых. Все украинцы сочувствовали освободительной борьбе и были нашими большими друзьями. На Украине происходило волнующее событие, с большим трудом утверждались желто-голубой национальный флаг и гимн республики. Против была вся партия коммунистов, состоящая преимущественно из русских жителей Украины. Они требовали оставить красный флаг и гимн Советского Союза. Это неудивительно, благодатная земля Украины была напичкана кагебэшниками больше всех других республик СССР. Западная Украина еще долго сопротивлялась после "добровольного" присоединения и была задавлена только "большой кровью". Вся Украина пристально следила за происходящими событиями, кто же победит? Два дня яростных утомительных прений закончились. Большинством голосов был принят национальный желто-голубой флаг. Майское, полное надежд, голубое утро началось с украинской песни "Реве и стогне Днипр широкий". Счастливая Украина облегченно вздохнула, ее дети подтвердили свое освобождение.
А в российских газетах, после первого сообщения в "Известиях" о моем внезапном исчезновении, поднялась паника. "Чеченские тайные спецслужбы" выкрали вдову Дудаева из-под носа у ФСК!!! Каждый день приносил новые версии и догадки. Был объявлен розыск, газеты пестрели моими фотографиями. Спрашивали у моего отца, он ничего не знал. "Приехали чеченцы, она с ними уехала". Перед нашим отъездом договорились, что только тогда, когда мы будем в безопасности, дней через десять, он сможет открыться. Некоторые журналисты в своих статьях высказывали реальные опасения: "Кому мешала вдова Дудаева?" Все сходились на "партии войны". Из Дании сделал заявление представитель Чеченской республики и племянник Джохара Усман Ферзаули: "Возможно, она просто находится в одном из российских городов, у родственников…" В ответ возмущенный отец тут же заявил: "В российских городах у нас родственников нет, и никакого племянника Ферзаулина у Джохара никогда не было!" После этого случая мы еще долго шутливо называли Усмана "Ферзаулиным". Наконец, задним числом пришло известие о телевизионном интервью с финской журналисткой, запутавшее всех окончательно. Как могла "она" очутится в Финляндии, когда в этот же день давала показания в генпрокуратуре?
Каждый день Мовсуд приносил газеты с новыми статьями о нашем побеге. Украинские газеты занялись их перепечаткой, и мне пришлось засесть дома. Украинские друзья решили отправить нас в самое безопасное место - в одно из сел Западной Украины - и ранним утром на легковой машине отвезли в Прикарпатье. Я любовалась, глядя в окно на игрушечно-красивые домики среди зеленых невысоких гор. Почти возле каждого "пряничного" домика - такой же сказочный колодец или часовенка. Возле одного из таких домиков, рядом с овальным озером, нас встречал его хозяин Николай. Депутаты уехали, а Николай повез нас показывать "местные достопримечательности". Когда мы проезжали по одной из улиц ближнего села, внутри меня неожиданно тихо зазвучала песня. Ее нежный грустный мотив я слышала в далеком детстве: "Гуцулка Ксения… Я тебе расскажу о любви…" Я начала напевать эти слова, Николай посмотрел на меня. "Сейчас, мы как раз проезжаем мимо дома Ксении. Здесь гуцулы живут…" - сказал он. Деревянный большой дом Ксении стоял на холме, от дома к дороге вилась узкая тропинка.
- А где она сейчас? - спросила я Николая.
- В начале этого века уехала в Америку. Нет и влюбленного юноши, написавшего для нее песню. А старый дом все стоит, как будто их ждет. Осталась только песня…
Мы поехали дальше. Село, в котором жил Николай, находилось на берегу прозрачной речки. Чуть правее, на самой окраине села, возвышался одинокий большой крест. "Мы его недавно поставили, - объяснил Николай. - Раньше не разрешали". Зеленые, поросшие густым сосновым лесом, невысокие горы расстилались до самого горизонта. "В этих лесах, - рассказал нам Николай, - погибли местные партизаны. Западная Украина сопротивлялась до семидесятых годов. А под крестом раньше был тайный "схрон" - грот - с выходом к реке, его пробил ручей. В этом "схроне" скрывался командир с женой и двадцатилетним ординарцем. Его жена родила в нем девочку, кормила грудью всего четыре дня, потом пришлось ее отдать в село. В земле ребенок не выжил бы. Добрые люди вырастили девочку, она вышла замуж за моего брата. А командира выдал предатель. Русские солдаты подогнали большую пушку и с противоположного берега, прямой наводкой, расстреляли "схрон". Он стал им братской могилой. Они все там лежат…" - закончил свой грустный рассказ Николай.
Я потрогала круглый веночек из цветов, сиротливо свисающий с креста, от прикосновения моих пальцев тонкие белые бумажные лепестки дрогнули и задрожали.
Ночью мне приснилось березовое кладбище на Ивантеевке. На могиле моей мамы устанавливали белый мраморный памятник. В изголовье могилы вырыли большую дыру для "ножки", чтобы памятник не упал. Цветным прозрачным облачком из нее вылетела мамина душа. "Ну, как? Не скучно вам там?" - поинтересовалась я. "Да уж привыкли, - отвечала мама. - Только два дня назад, живой, похоронили одну молодую женщину. Все кладбище слышало, как она под землей билась и кричала!"
Березы трепетали, каждым листочком отражая майское солнце… Я посмотрела на календарь, ранним утром в этот день должны были поставить памятник, о котором я совсем забыла. Может быть, действительно там кого-то так и похоронили, мама всегда говорила правду.
Вечером к нам пришли гости, брат Николая со своей женой. Сорокалетняя женщина уже ничем не напоминала маленькую, рожденную в "схроне" девочку, но она принесла показать нам единственное свое сокровище, два письма, написанные ее родителями. Какой же любовью и нежностью дышала каждая их строка! "Доню, моя доню, - писала ее мама. - Я ли тебя не кохала бы, я ли не голубила бы, если бы нас не разлучили…" А отец, мужественно прощаясь с дочкой, в своем письме пояснял: "Если мы погибнем, знай, за Свободу "ридны Украйны", не верь, чтобы ни говорили "злыдни людины"…
"Как были похожи украинские "бендеровцы" на наших чеченских "бандитов-террористов", на "лесных, зеленых братьев" Прибалтики, азиатских басмачей и афганских душманов. Никто из этих "злодеев" никогда не покушался на Россию, каждый из них только защищал свою родную землю.
Мы жили в украинском селе Шишеры уже две недели, скучали и ловили в похожем на зеркало озерке маленьких карасей. Мовсуд сразу поймал 18 карасиков, а я только 7. Украинская красавица, жена Николая, Мария, научила меня готовить вкусные котлеты из сыроежек. Тем временем наши депутаты ломали головы, как нас переправить в Прибалтику без моего паспорта. Изнывающему от скуки Мовсуду ночью приснился Джохар. Он сидел с ним рядом на кровати, улыбаясь, хлопал его по плечу и говорил: "Ты не знаешь, как я тебя люблю". После этого сна Мовсуду стало легче переносить добровольное заточение.
Чтобы нас немного развеселить, в субботу Николай пригласил "на шашлыки" своего друга, живущего в соседнем селе… Мы познакомились, собрали хворост, развели в саду за домом Николая костер и… скоро запах шашлыка поплыл по цветущему саду. Потом Николай с другом выпили "украинской горилки". Мы отказались, что повергло их в крайнее удивление, оно возросло еще больше, когда Мовсуд пояснил:
- Мусульмане не пьют, даже те чеченцы, которые позволяли себе это раньше, теперь во время "джихада", священной войны с российскими оккупантами - перестали пить.
- Так вот почему вы побеждаете! Если уж вы перед "горилкой" устояли, то и перед всем российским войском точно выстоите!
Друг Николая принес из дома гитару, они обнялись и запели. Дымок от костра, поднимаясь все выше и выше, обволакивал темнеющие кроны деревьев и таял в ночном далеком небе. Языки пламени, рассыпаясь искрами, смешивались со звездами, которые вдруг опустились и оказались прямо над нашими головами. Как они пели! Пели не только их голоса, пело все вокруг нас. В такт, мерно покачиваясь, шелестела листва в саду, в которой жил и пел каждый отдельный листик, каждая травинка пела свою собственную таинственную песенку, которые все вместе сливались в один нежный и проникновенный, мощный, благодарный хор. Гимн жизни на земле, ее Создателю. Волшебная, незабываемая ночь! А из моих глаз, наконец-то, хлынули слезы.
Ночью мне приснился Джохар. Он был в камуфляжной форме и в черной маске, из которой ласково светились только его глаза. Он взял меня за руку и подвел к высокой лестнице, по которой мы вместе забрались на первое небо. Внезапно я оказалась парящей над залом ожидания аэропорта и увидела на огромном экране телевизора свое лицо. Сидящие за круглым столиком трое мужчин заговорили обо мне: "Ей нельзя появляться в аэропортах. Сразу арестуют. Ее данные во всех компьютерах". Они еще долго что-то говорили о технических возможностях современной компьютерной техники, но многое я не поняла и поэтому не запомнила. В конце сна белая машина подъехала к моей кровати, за рулем сидела и управляла машиной моя мама. Ее роскошные длинные волосы волной рассыпались и закрыли всю машину, развеваясь на ветру.
Я проснулась от звонка в дверь. С радостной вестью приехали депутаты Верховной Рады. Какой-то генерал брался переправить нас с Мовсудом через границу в Польшу на самолете. Но когда я рассказала им только что увиденный сон, они призадумались и ни с чем уехали обратно в Киев. Сон был настолько прямого значения, что невозможно было его не понять.
Прошел уже месяц, как мы уехали из Москвы, давно пора было уезжать. И тут я вспомнила про белую машину и мамины волосы: "Нам нужно ехать только на машине". ("длинные волосы" - это благополучная дорога). Мы попрощались с нашими новыми украинскими друзьями, а Николай отвез нас сначала в Киев, а потом и дальше. На бензозаправочной станции, пока машина заправлялась для дальнего пути, Мовсуд пошел прогуляться и вернулся с газетой. Мы были уже спокойны, статьи о моем таинственном исчезновении в российских СМИ прекратились. Но вдруг на первом листе мы увидели мою большую фотографию со "зловещей" тенью Джохара на заднем плане, вся следующая страница целиком посвящалась нашей семье. Это отец, не дождавшийся нашего звонка, решил, что после такого длительного срока мы, конечно же, находимся в безопасности, и дал огромное интервью. Кроме того, в газете были и наши семейные фотографии вместе с зятем Мовсудом. "Ну вот, теперь и ты засветился!" - пошутила. Огорченный Мовсуд только вздохнул: "Хоть бы вы платье переодели, другого, что ли, нет!" Боже, я и не заметила, что была сейчас одета точно так же, как на этой фотографии. Даже легкая шифоновая косынка на моей голове была та же! Пришлось быстро переодеться в машине и нацепить солнцезащитные очки.