Но сердце подсказывало, что Марита лжет сама себе - не вернется она через неделю в тихий Бронкс. Да и через месяц вряд ли. Уж слишком дрожал от нетерпения голос Кастро на другом конце провода, уж слишком быстро она ступила на землю Кубы.
Тем временем автомобиль затормозил у отеля. Красные дорожки, сияющий огнями лифт, коридор с охранниками… Дверь номера распахнулась, и Марита утонула в объятиях команданте.
- Ну вот наконец и ты…
Никто и никогда так не обнимал Мариту. Нежно и сильно, осторожно и безжалостно. Никогда она не чувствовала себя настолько нужной, настолько желанной, настолько… единственной.
Тепло его тела зажгло в ней какой-то странный огонь - он не обжигал, но сводил с ума, не причинял боль, но лишал возможности здраво мыслить.
- Доктор Кастро…
- Фидель… Для тебя я навсегда Фидель…
Он на минуту разомкнул объятия, чтобы позволить Марите сделать пару шагов в глубину номера. Девушка послушно прошлась по мягким "капиталистическим" коврам, огляделась.
Команданте Кастро явно здесь жил, и жил уже не один день. Несмотря на то что в номере убирали, это была настоящая холостяцкая берлога. Везде пепельницы, на столе разбросаны бумаги, запах табака, должно быть, не выветрится уже никогда…
Фидель потянул Мариту в спальню. Та сделала несколько неуверенных шагов, ее взгляд уперся в автомат, который лежал под кроватью.
- Не обращай внимания, алеманита…
Она почувствовала тепло губ на шее, а потом, повернувшись, ответила на его поцелуй. "Нет, никогда мне уже не увидеть Нью-Йорк". Это была последняя связная мысль перед тем, как Марита окунулась с головой в пучину страсти.
* * *
Шел четвертый месяц жизни Мариты в Гаване. Каждое утро теперь начиналось с запаха сигары, поцелуя в лоб и слов Фиделя: "Я пошел разбираться с Кубой…"
Иногда команданте пропадал по нескольку дней, иногда появлялся сразу после заката. Родители Мариты уже даже не пытались ее отговорить. Да и чего стоили их слова?
Фидель как-то долгих пять часов беседовал один на один с герром Лоренцом, пытался уговорить его тоже перебраться на остров, взять в свои руки туризм на Кубе… Конечно, мужчины ни до чего не договорились, но с тех пор Фидель не раз повторял, что именно таким человеком хотел бы быть, жестким, но не жестоким, уверенным в каждом своем поступке, но при этом ничему не удивляющимся и ничего не боящимся. Девушке оставалось только молча гладить любимого по плечу.
Иногда, особенно когда Фидель исчезал надолго, Марита чувствовала свое оглушительное одиночество. Уже не радовали букеты цветов, которыми он неизменно заваливал постель после долгих отлучек. Пора было становиться на ноги. Но как?
И Марита начала с самого простого - она стала учить испанский. Вскоре она узнала, что в отеле, кроме команданте, живет немало его соратников и соратниц. Да-да, боевых подруг. Кое с кем из них он, определенно, был когда-то близок, а Селию Санчес даже называл своим ангелом-хранителем. Марита узнала об этом от самой Селии.
- Нет, детка, - сказала та, покачав головой. - Я не ревную Фиделя. Я была его другом и осталась его другом, я была его спутницей в самые трудные дни, и мы оба помним об этом. Но сейчас ему нужна другая женщина… И поэтому появилась ты. Глупо было бы всю жизнь прожить, как в палаточном городке. Глупо, да и невозможно. Теперь Фидель глава страны, и не может быть пути назад. Ни для кого из нас.
Но так, конечно, думали не все. Как-то раз девушку прямо на улице остановила какая-то здорово нетрезвая девица и закатила ей звонкую пощечину.
- Это ты, шлюха, украла нашего Фиделя!..
Марита даже не сообразила, что сказать, не попыталась дать сдачи. Девица, залившись слезами, убежала. А Фидель поздно вечером, услышав об этом, чуть смущенно произнес:
- Но чему ты удивляешься, любовь моя? Куба - страна страсти, здесь даже воздух пропитан вожделением. Конечно, ты украла меня у всех. И в первую очередь украла у меня мое сердце… Не печалься, я даже не знаю, о ком ты говоришь.
- Я чувствую себя такой никчемной, никому не нужной, - прошептала Марита.
Но Кастро преотлично расслышал ее слова.
- Кариссима, ты самая нужная и самая важная женщина в моей жизни. Что бы ты ни делала, ты будешь мне нужна! Захочешь - я сделаю тебя даже королевой Кубы!
Марита сморгнула подступившие слезы.
- А за это я сделаю тебя отцом!..
Фидель недоуменно посмотрел на девушку. Но молчал всего несколько секунд. Потом лицо его прояснилось.
- Алеманита, любимая… Ты ждешь ребенка?
- Да, команданте…
- Господи, какое счастье! Теперь ты точно станешь королевой!.. Обещаю, что я уберегу тебя от всех бед! Тебя и нашего будущего сына!
Марита взглянула на Фиделя. Он и в самом деле был неподдельно счастлив. Кастро вскочил, начал мерить шагами гостиную, что-то бормотал - должно быть, репетировал очередную речь. Или молился, но так, чтобы никто не догадался.
* * *
Марита проснулась от прикосновения губ Фиделя.
- Алеманита, я ушел разбираться с Кубой…
Девушка кивнула - так бывало уже много раз. И сегодняшнее утро ничем не отличалось от любого другого. Но сейчас ей отчего-то пришло в голову спросить:
- Когда вернешься, команданте?
- Наверное, послезавтра. - Он чуть виновато взглянул Марите в лицо. - К сожалению, есть еще дела, которые откладывать я не могу. Куба мне этого не простит.
- Я понимаю, иди…
Такой разговор тоже начинался не в первый раз и всегда заканчивался одним и тем же: "Куба не простит" - "Я понимаю". Марита не стала провожать Фиделя, как обычно делала по утрам. Она повернулась на другой бок и попыталась уснуть.
Солнце уже было довольно высоко, когда девушка наконец нашла в себе силы встать и умыться. Она удивилась тому, сколько проспала. Завтрак, как обычно поданный утром, уже успел остыть.
Есть отчего-то не хотелось. Девушка взяла стакан молока и подошла к зашторенному окну.
Там, внизу, была прекрасная Гавана, а впереди, сколько хватало глаз, простирался океан. Бесконечный, свободный…
- Нет, - Марита усмехнулась собственным мыслям. - Это еще не океан… И не свободен он вовсе. Зажат между берегов так же, как зажат каждый из нас в кругу своих обязанностей… Пусть со стороны кажется, что волен делать все, что угодно..
Вкус молока показался странноватым - должно быть оттого, что сегодня она пила его совсем холодным. Глоток, другой… Но жидкости в стакане было все еще слишком много.
- Нет, не хочу больше. - Марита решительно поставила стакан на стол и, отвернувшись от окна, потянулась за раскрытой книгой.
Но стены вдруг наклонились, потолок стал стремительно падать, в ушах тихонько засвистело. А потом все стихло - звуки ушли, свет померк, воздух перестал поступать в легкие.
* * *
Марита очнулась от яркого света, который заливал все вокруг, слепил, мешал понять, где она и что происходит.
- Она пришла в себя…
И голос был незнакомый, и звучал очень странно - словно в огромном зале. Девушка попыталась пошевелиться.
- Лежите, лежите… Вам показан абсолютный покой…
Наконец Марита смогла перевести взгляд. Рядом с ослепительно-белой постелью, на фоне слепяще-белых стен сидел совершенно незнакомый блондин в накрахмаленном белом халате. Очки в золотой оправе не давали возможности разглядеть его лицо, прятали глаза за бликами жемчужного света.
- Где я? Что со мной?
Но блондин вместо ответа сам задал вопрос:
- Что вы помните? Как вас зовут, скажите?
Чудовищные уколы боли от самого крошечного движения не могли, тем не менее, сломить характер Мариты.
- Где я? Кто вы такой?
Пусть в этом не было ни капли здравого смысла, но девушка понимала: она должна показать, кто хозяин положения. Блондин как-то странно качнул головой, словно показывая кому-то за спиной Мариты, что так и не получил ответа на столь важный для него вопрос.
- Так где я? И какого черта вы пялитесь на меня, как на душевнобольную?
Блондин понял, что больше отмалчиваться не получится. Зачем-то встал, обошел стул, на котором сидел, и, взявшись за спинку, заговорил:
- Мисс Лоренц, вы в госпитале, в… Нью-Йорке. Вам стало дурно, и гостиничная прислуга вызвала доктора…
- Мистер, - голос Мариты с каждой минутой звучал все увереннее. Она даже чувствовала, что у нее появились силы сопротивляться ударам боли. - Пусть я и в госпитале, но наверняка не в сумасшедшем доме. Каким образом гостиничная прислуга на Кубе могла вызвать доктора из Нью-Йорка? И какого черта я, если я в Нью-Йорке, оказалась в каком-то отеле? У меня здесь живут мама и отец, брат…
Неизвестный закусил губу. Девушка недобро усмехнулась.
- Что молчите? Проговорились? Так где я? И что со мной?
- Вы… в Нью-Йорке…
- Ох, как же вам не надоест врать… - Марита потянулась.
Боль не уменьшилась, но теперь она уже понимала, что болит не все тело, только внизу живота - словно кровоточила гигантская рана, которую кто-то недобрый и невидимый время от времени поливал морской водой. Теперь уже ей пришлось закусить губу - чтобы не закричать в голос.
- Вы правильно все поняли. Это больница, вернее, госпиталь… Да… в Нью-Йорке. Вас ночью доставили самолетом из Гаваны.
Марита чувствовала, что это уже почти настоящая правда.
- Что со мной произошло? Где Фидель? Он знает?
- Вам… стало плохо, и служащие гостиницы вызвали доктора…
- Ох, я это уже слышала…
- Но это правда… - Блондин был как будто слегка растерян. - А доктор, когда понял, что не может привести вас в чувство, решил, что вам могут помочь здесь, на материке. И вызвал самолет…
Марита еще раз попыталась пошевелиться. Теперь ей это удалось, хотя боль была невероятно острой.
- Не шевелитесь, вам вредно!..
- Еще раз спрашиваю: где Фидель? Он знает, что со мной произошло?
- Ни о каком Фиделе я ничего не знаю, - с досадой проговорил незнакомец.
Он в сердцах махнул рукой и вышел из крошечной ослепительно-белой палаты. Марита попыталась осмотреться. Окно было открыто, но плотные белые занавеси не давали разглядеть, что за ним. Белый линолеум, светлые крашеные стены, белый линолеум на полу. Больничная тумбочка, на ней стакан с водой. У постели металлический, тоже выкрашенный белой краской стул.
- Да-а, похоже, я и в самом деле в госпитале…
И только тут она вспомнила все - поцелуй, молоко, ставшую уже привычной тяжесть малыша…
Руки сами собой опустились вниз - именно туда, где было так оглушительно больно. Живот был непривычно плоским. Марита провела по телу сначала вниз, потом вверх, потом еще раз положила обе ладони на живот. И только тогда смогла взглянуть в глаза правде: да, ребенка она потеряла. О, что же произошло? Что такого с ней могло случиться в спокойном и тихом гостиничном номере? И где, черт его подери, Фидель? Где команданте, который обещал сделать ее королевой и защищать от всего мира?
Звук открывшейся двери заставил ее вздрогнуть. Тот, кто вошел, был невероятно зол, раздражен, охвачен гневом… Но все же это не был кто-то из знакомых ей людей. Чужие тяжелые шаги, шумное дыхание.
"Толстяк, наверное… Ну и сидел бы себе дома, что ж его понесло по госпиталям бегать?"
- Мисс, как вы себя чувствуете? - На белый стул опустился и в самом деле весьма грузный господин.
- Отлично… Как себя может чувствовать человек, очнувшийся на больничной койке?
- Мисс, не заставляйте меня повышать тон, отвечайте на вопросы…
- И не подумаю. - Если бы Марита не лежала, а хотя бы сидела, она могла бы презрительно пожать плечами. - Кто вы такой? И по какому праву вообще появились здесь?
- Девушка, я не посмотрю, что вы тяжело больны. И приложу максимум усилий, чтобы следующие двадцать лет вы провели в тюрьме. Если, конечно, не начнете сейчас вести себя как разумный человек.
- Ну тогда и вам придется вести себя как разумному человеку… И ответить на мои вопросы.
- ЦРУ отвечает только тогда, когда считает нужным!
Несколько месяцев, проведенных на острове Свободы, должно быть, сильно изменили взгляды девушки. Или осознание утраты было столь невыносимым, что на угрозы ее собственной жизни страха уже не осталось.
- Ах, ЦРУ… - Марита закрыла глаза.
Этот одышливый хам мог грозить ей чем угодно… Теперь это все не имело никакого значения… Ей стало ясно, что Фидель ничего не знает, что ее попросту отравили и украли. Вернее, отравили для того, чтобы украсть.
Марита понимала даже, зачем это сделали. Когда-то команданте сам ей рассказал, что на его жизнь покушались уже не единожды. Улыбки превосходства на его губах она не видела, но насмешка в голосе была отлично слышна.
Стоял изумительный вечер. Солнце только что село, и Гавану быстро окутали сумерки. Марита подошла к окну, чтобы отдернуть штору.
- Не делай этого, алеманита.
- Почему?
- Враг не дремлет. Будь осторожнее.
- Да почему же, Кастро? - иногда, очень сильно разозлившись, она могла назвать его по фамилии.
- Девочка, на мою жизнь уже покушались столько раз, что я почти сбился со счета. Пусть лучше будет душно, чем опасно.
Сейчас, вспомнив слова команданте, Марита нашла в себе силы удивиться тому, как долго ничего страшного не происходило, как долго она пряталась в обманчивом ощущении безопасности. Нет, как долго Фидель ее прятал.
"И теперь эти убийцы нашли наконец лазейку… Интересно, какие они теперь придумают оправдания для своих мерзких делишек?"
Марита ощутила боль, но теперь уже в душе. Разведка использовала ее чувство, она, не задумавшись ни на миг, посчитав допустимой потерей, уничтожила ребенка Фиделя. И самым отвратительным был холодный расчет, с каким ЦРУ распоряжалась жизнями человеческими…
"Убийцы… Грязные расчетливые убийцы. Ну что ж, послушаем, что вы скажете… Я-то свой ответ уже знаю… Теперь интересно будет послушать вас!"
Толстяк молчал. Марите надоела эта игра, и она попыталась отвернуться. Тело отозвалось злой болью, но что была эта боль по сравнению с тем, что происходило у нее в душе? Слезы, которые вот-вот должны были пролиться, девушке удалось каким-то чудом сдержать.
"Сейчас начнет рассказывать мне о том, как Фидель меня предал. А вот они, мудрые и заботливые, смогли сохранить мою жизнь и здоровье…"
Марита ощутила, как на смену отчаянию пришла злость - холодная и расчетливая. И еще: что она вовсе не жертва, она орудие. И пусть всесильное управление пытается использовать ее в своих целях. Она сможет, научится, придумает, как обвести их вокруг пальца. Как сделать так, чтобы в результате в дураках остались они сами.
"Я смогу защитить тебя, мой Фидель. Пусть не всегда и не навсегда. Но хоть сейчас. Да, я не смогла защитить нашего малыша. Но тебя-то смогу, клянусь!"
Первым не выдержал толстяк. Голос его смягчился, интонации надсмотрщика куда-то исчезли:
- Ну-ну, детка, давай поговорим…
- Я жду ответа на свои вопросы…
- Что ж, пусть будет так. Правда, увы, слишком горька, но если ты хочешь этого сама…
- Да, я хочу услышать всю правду.
"Наверняка ведь ни слова правды мне не услышать. Хотя и в сплошном потоке лжи я смогу найти зерна правды. Думаю, достаточно будет каждое его слово выворачивать наизнанку…"
- Так вот, после твоего бегства родители очень беспокоились о тебе.
"Интересно, а он знает, что я отцу звонила как минимум раз в неделю? И что он гостил у команданте?"
- Моего бегства…
- Да, бегства. Мать даже думала, что не переживет твоего исчезновения. И пришла к нам, желая получить помощь в поисках дочери…
"Бедная мама… Как же они на тебя давили…"
- Мы, конечно, далеко не сразу вышли на верный путь…
"Кто-то пронюхал, как судно отца останавливалось в Гаване…"
- И еще бы очень долго тыкались в поисках тебя. Но, к счастью, наш доктор оказался неподалеку, когда служащие отеля стали искать врача…
Девушка невесело усмехнулась:
- Что случилось? Почему они стали искать врача?
- Твой любовник тебя отравил… - Толстяк пожал плечами, словно он каждый день расследовал подобные дела и ему не впервой было уведомлять о подобном жертву отравления. - Ты упала в обморок. К счастью, служащие отеля довольно быстро тебя нашли…
Эту тираду Марита даже не попыталась перевести, ей все уже было ясно.
- Что с ребенком?