Кратко скажем о том, чем Л. М. Субоцкий занимался в годы Гражданской войны и после нее. Как уже говорилось, в августе 1917 г. он порвал с левоэсеровской газетой и стал работать в большевистской газете "Известия Сызранского Совета". В феврале 1919 г. молодой Лев связал свою жизнь с Красной Армией. Грамотного и энергичного красноармейца быстро заметили и избрали его секретарем партийной ячейки подразделения. Прошло несколько месяцев, и Лев Субоцкий – комиссар 1-го Сызранского конного отряда. Причем одновременно он редактирует газету "Рабоче-крестьянское знамя" и активно сотрудничает в "Известиях Сызранского Совета".
Некоторое время Субоцкий работает в органах ЧК – с апреля 1920 г. уполномоченным, а затем следователем-доклад-чиком и постоянным государственным обвинителем выездной сессии Симбирского губернского ревтрибунала. С ноября 1920 г. по март 1921 г. он работает секретарем Сызранского уездного комитета партии, одновременно заведуя агитационно-пропагандистским отделом и состоя членом коллегии отдела народного образования. В феврале 1921 г. Симбирская губернская партийная организация избрала Л. М. Субоцкого делегатом на X съезд РКП(б). Вместе с другими делегатами он участвует в подавлении мятежа в Кронштадте в марте 1921 г., за что был удостоен ордена Красного Знамени. В соответствующем приказе Реввоенсовета Республики говорится, что Л. М. Субоцкий, "…участвуя в штурме фортов и Кронштадтской крепости, личной храбростью и примером вдохновлял красных бойцов, чем способствовал подавлению мятежа".
После возвращения со съезда Лев Матвеевич некоторое время служит в военном трибунале Приволжского военного округа. В 1923 г. он окончательно связывает свою жизнь с органами военной юстиции, занимая должности помощника военного прокурора Московского, а затем старшего помощника военного прокурора Белорусского и Ленинградского военных округов. В 1931–1933 гг. Л. М. Субоцкий – помощник прокурора Верховного Суда СССР по военной прокуратуре (так тогда называлась должность Главного военного прокурора). В сентябре 1933 г. приказом Прокурора СССР он назначается начальником 4-го отдела ГВП – помощником Главного военного прокурора. В данной должности Лев Матвеевич находился вплоть до своего ареста в сентябре 1937 г.
Внимательный читатель вышеприведенной биографической справки заметит, что с юных лет Лев Субоцкий, состоя на какой-то основной должности, одновременно исполнял несколько других, причем с высоким качеством и эффективностью. То же самое можно сказать и о 30-х годах. Несмотря на большую загруженность по работе в Главной военной прокуратуре. Лев Матвеевич, будучи членом Союза советских писателей, в 1934–1935 гг. являлся заведующим отделом литературы и искусства органа ЦК ВКП(б) – газеты "Правда", а в 1935–1936 гг. – главным редактором "Литературной газеты".
Однако вернемся к собственноручным показаниям Л. М. Субоцкого. Он пишет, что
…показания Берлина и Винокурова – лживы. Никого из них я не знал сколько-нибудь близко, никогда не был в дружбе с ними, встречался случайно, а последние три года (после отъезда из Москвы брата Михаила) совсем никакой связи с ними не имел. Показания их противоречат фактам: я не был ни на какой встрече Нового 1934 года с Берлиным, ибо был в это время в командировке с Орловским и Камероном в Средней Азии… Никогда я не чувствовал и не выражал недовольства тем, что мне не доверяют (см. показания Винокурова), ибо как раз в эти годы партия доверяла мне ответственнейшие работы в Союзе писателей, назначала меня редактором центральной газеты, в прокуратуре мне доверили руководство большой самостоятельной работой с войсками и органами НКВД, где руководство (комкор Фриновский) всегда оказывало мне доверие. Разговор с Берлиным о терроре начисто выдуман, он нелеп и по обстановке (в столовой, среди десятков людей) и по содержанию. Говорить весной 1934 г. с Винокуровым о "защите мною людей от НКВД" я не мог, никакого отношения к надзору за следствием я тогда не имел. Работа моя вполне удовлетворяла меня, была многообразна, ответственна, почетна. Какие же могли у меня быть настроения, которые толкали бы меня в лагерь врагов?.. С 18 лет я идейно связан с партией, был и остаюсь честным коммунистом. Почему же верят клевете, не подтвержденной ни одним фактом. Винокуров и Берлин клеветали на меня. Утверждая, что я и троцкист, и заговорщик, и участник белогвардейского мятежа – ведь все это явная ложь, и я могу указать десятки людей, которые знают мою жизнь и работу по годам, месяцам. Я прошу НКВД и советский суд объективно разобраться, проверить мои показания. Я сам просил А. Я. Вышинского проверить меня по материалам НКВД. Похоже ли это на действия врага?..
Можно понять возмущение и негодование Л. М. Субоцкого показаниями на него со стороны арестованных B. C. Винокурова и В. М. Берлина. Он, конечно, знал, что следователи НКВД применяют при допросах физические меры воздействия. Но ведь это делалось в отношении настоящих "врагов народа", в целях их "разоружения", а ведь он-то, Лев Субоцкий, никакой не враг, а самый что ни на есть правоверный партиец, не замешанный ни в каких оппозициях и отклонениях от генеральной линии партии!.. Как это люди могут клеветать на него, кристально честного коммуниста!.. Короткое время спустя Лев Матвеевич убедится, как в Лефортовской и других тюрьмах НКВД арестованные под пытками подписывали несусветную ложь и клевету на себя и на других – этот плод фантазий не очень образованных следователей. Проверять же достоверность этих сведений никто и не собирался, хотя обращения по этому поводу со стороны подследственных поступали десятками и сотнями, если не тысячами. За отказы от своих ложных показаний арестованных жестоко избивали, требуя вернуться к первоначальным (ложным) показаниям. Немногие выдерживали такой режим следствия, не признавая себя виновным от начала (ареста) и до конца (суда). Так что не будем сурово судить B. C. Винокурова и В. М. Берлина за их показания на предварительном следствии, зная методику работы следователей НКВД. Известно, что протоколы допросов писались следователями, а редактировались они в "нужном направлении" их начальниками. Подследственного же принуждали подписывать уже готовый, заранее отредактированный протокол допроса. И худо бывало тем, кто отказывался это сделать!..
А следствие по делу Л. М. Субоцкого между тем продолжалось. 23 марта 1939 г. Прокурор СССР утвердил обвинительное заключение по делу, хотя оно и не содержало никаких объективных доказательств виновности Льва Матвеевича. После этого дело отправили в Военную коллегию. А через две недели состоялся суд.
9 апреля 1939 г. Военная коллегия под председательством бригвоенюриста Д. Я. Кандыбина слушала дело по обвинению Л. М. Субоцкого. Случай весьма редкий в работе этого органа, однако он имел место: в судебное заседание по делу Субоцкого были вызваны (под конвоем) два свидетеля: Л. Сонкин и Ю. Берман (последний до своего ареста был военным прокурором Московского военного округа). Видимо, сделано это было для того, чтобы поколебать позиции Субоцкого и дополнительно уличить его в совершении им тяжких преступлений. Но ожидания устроителей этого вызова не оправдались, ибо Сонкин с Берманом никаких дополнительных доказательств, уличающих Л. М. Субоцкого, не добавили.
Лев Матвеевич, как и большинство арестованных, большие надежды возлагал на судебное заседание Военной коллегии. Он надеялся в суде развеять все наветы на него, отмести всю ложь и клевету, которые на предварительном следствии возвели на него, и доказать, что он не совершал тех преступлений, которые ему вменяют. И отчасти Субоцкий поставленную задачу выполнил, квалифицированно защищая себя. В последнем слове он сказал: "Я прошу суд учесть, что свое сотрудничество в эсеровской газете я никогда не скрывал, но никогда не участвовал в эсеровских организациях. Показания Винокурова и Бермана ложные. Мою активную борьбу с троцкистами в Смоленске знает Голяков И. Т. (председатель Верховного Суда СССР. - Н.Ч.), в Хамовническом районе г. Москвы – знают Никитченко и Горячев (члены Верховного Суда СССР, бывшие члены Военной коллегии. - Н.Ч.)… Во время следствия меня все время убеждали в том, что я контрреволюционер. Но я не чувствую за собой никакой вины и поэтому не мог согласиться. Еще раз повторяю: я ни в чем не виноват и уверен, что суд не осудит меня невинно".
По свидетельству знавших его, председательствующий в судебном заседании Дмитрий Яковлевич Кандыбин был человеком суровым, особенно к "врагам народа", да еще при исполнении служебных обязанностей. На его счету в 1937–1938 гг. не было оправдательных приговоров, даже в отношении своих коллег-прокуроров. Однако в данном случае дело на глазах разваливалось и надо было спасать положение. Оправдать Льва Матвеевича Кандыбин не мог ("сверху" такой команды не поступало), но и обвинения подсудимого по ст. ст. 58-1"б", 58-8 и 58–11 УК РСФСР не выдерживали серьезной критики. По этой причине председательствующему и членам суда пришлось срочно переквалифицировать обвинение на ст. 58–10 УК РСФСР.
В приговоре Военной коллегии было записано: "Предварительным и судебным следствием установлено, что Субоцкий в 1917 году, сотрудничая в эсеро-меньшевистских газетах города Сызрани, в этих газетах помещал рассказы и стихи, направленные к восхвалению народническо-эсеровской идеологии и их "героев" (ни одной такой публикации в деле не имеется. - Н.Ч.); в 1934–1936 гг., общаясь с антисоветски настроенными лицами, в том числе и антисоветски настроенными эсерами, не изжив своих прошлых народническо-эсеровских воззрений, допускал антисоветские высказывания (ни одного из таких высказываний не приведено. - Н.Ч.), чем совершил преступление, предусмотренное ст. 58–10 УК РСФСР.
На основании изложенного -
Субоцкого Льва Матвеевича лишить военного звания – диввоенюрист и подвергнуть лишению свободы с отбыванием в исправительно-трудовых лагерях сроком на шесть лет, с дополнительным поражением в политических правах на три года. Его же по ст. 58-1"б", 58-8 и 58–11 УК РСФСР – оправдать".
Безусловно, это была победа!.. Расстрельные статьи удалось исключить, но и свободы, такой желанной, достичь не удалось. Предстояла борьба за отмену и такого, достаточно мягкого приговора. Лев Матвеевич настойчиво стучится во все двери властных структур – в ЦК ВКП(б), Верховный Совет СССР, он обращается к Прокурору СССР, в Главную военную прокуратуру, требуя полного оправдания. Наконец, в его родной ГВП после изучения дела делается долгожданный вывод о необходимости прекращения уголовного преследования Л. М. Субоцкого. Вскоре вносится соответствующий протест, и 31 декабря 1939 г. пленум Верховного Суда СССР преподносит Льву Матвеевичу бесценный "новогодний подарок", вынеся следующее решение: "…приговор Военной коллегии Верховного Суда СССР от 9 апреля 1939 года по делу Субоцкого Льва Матвеевича отменить и дело о нем производством прекратить с освобождением его из-под стражи". Это постановление подписал председатель Верховного Суда СССР И. Т. Голяков, который хорошо знал Л. М. Субоцкого по предыдущей своей работе в органах военной юстиции и которого на суде Лев Матвеевич просил вызвать в качестве свидетеля. На свободу Лев Матвеевич вышел, однако, только в марте 1940 г.
Итак, да здравствует свобода!.. Но и на свободе Л. М. Субоцкому пришлось несладко. В кадрах военной прокуратуры его не восстановили, к прежней работе не допустили – его просто отправили в запас. До начала Великой Отечественной войны Лев Матвеевич работал редактором журнала "Красная новь", заместителем редактора журнала "Новый мир".
С началом войны Л. М. Субоцкий вновь обратился в высшие инстанции с просьбой вернуть его в строй военных прокуроров. Прежние ограничения для него были сняты и в июле 1941 г. Лев Матвеевич был назначен заместителем военного прокурора Южного фронта. За все годы войны самостоятельной должности ему так и не доверили, и он до 1944 г. так и проходил в заместителях: с июля 1942 г. – военного прокурора Северо-Кавказского фронта, с сентября того же года – Черноморской группы войск Закавказского фронта, с ноября 1942 г. – Юго-Западного, с сентября 1943 г. – Ленинградского фронтов. С февраля 1944 г. полковник юстиции Л. М. Субоцкий находился в резерве Главной военной прокуратуры. 21 мая 1944 г. он по болезни был уволен в запас. За годы войны Л. М. Субоцкий был награжден орденом Красного Знамени и двумя орденами Красной Звезды.
В 1944–1946 гг. Лев Матвеевич занимался литературной деятельностью. С октября 1946 г. по май 1948 г. – секретарь правления Союза советских писателей. С 1948 г. занимался литературным трудом по договорам с различными издательствами.
Умер Л. М. Субоцкий в Москве в 1959 г. Похоронен на Новодевичьем кладбище.
Быть порученцем, пусть даже и бывшим (в годы Гражданской войны), у командарма 1-го ранга И. П. Уборевича и комкора В. М. Примакова до середины 30-х годов было весьма почетно. А вот после ареста последних и особенно после суда над группой М. Н. Тухачевского, куда входили и Уборевич, и Примаков, такое близкое знакомство стало крайне опасным и было чревато тяжелыми последствиями. И они, эти последствия, не замедлили наступить для комбрига Медянского Михаила Сергеевича, командира 4-й тяжелой авиабригады (штаб в г. Ржеве). Аресту он подвергся 15 августа 1937 г., т. е. через два месяца после суда над И. П. Уборевичем и его подельниками. Спустя пять дней (20 августа) Михаил Сергеевич был уволен из рядов РККА как арестованный органами НКВД.
Родился М. С. Медянский в 1899 г. в г. Тургае в семье учителя, ставшего затем попом-миссионером. В пятнадцать лет окончил городское училище и стал работать сначала контролером на железной дороге, а в 1916 г. уехал в Киев, где работал продавцом в студенческом магазине техникума. В то же время он стал выполнять некоторые задания студентов-революционеров. В партию большевиков вступил в 1917 г. В том же году был ранен гайдамаками за большевистское выступление на митинге в Киеве. При занятии Украины немецкими войсками отступал вместе с отрядами Красной Армии. Затем был откомандирован на учебу на 1-е Московские командные курсы.
С 1918 г. воевал на Северном фронте, где и познакомился с И. П. Уборевичем. С севера М. С. Медянский был переведен на Украину, где попал в полк червонного казачества, которым командовал В. М. Примаков, став у него порученцем. По каким-то причинам эта должность не пришлась ему по душе, и Медянский упросил Примакова отпустить его в войска, где он стал помощником командира полка. В 1922 г. часть командиров-примаковцев была осуждена за "барахольство". В их числе был и М. С. Медянский. Судом военного трибунала 1-го конного корпуса он 1 октября 1922 г. "за непринятие мер против развития уголовного бандитизма в частях корпуса" был приговорен к высшей мере наказания – расстрелу, замененному затем пятью годами лишения свободы со строгой изоляцией. Через четыре месяца по ходатайству прокурора Медянский был освобожден из тюрьмы и направлен на учебу в авиационную школу и с тех пор служил в военной авиации.
Награды М. С. Медянского: в 1920 г. он был награжден орденом Красного Знамени, в 1935 г. – Грамотой ВЦИК, в 1936 г. – орденом Красной Звезды.
Членом партии большевиков Михаил Сергеевич, как уже было сказано, состоял с 1917 г. В 1921 г. его исключили из нее за неявку на собрание по чистке партии. Вновь в партию он вступил в 1931 г. И снова был из нее исключен в июне 1937 г. "за связь" с Уборевичем.
Обвинялся М. С. Медянский в принадлежности к военной заговорщической организации и проведении по заданию командующего Армией особого назначения (АОН) комкора В. В. Хрипина подрывной деятельности в частях авиации. Это обвинение Медянскому было предъявлено 16 августа 1937 г., т. е. на следующий день после ареста. Итак, статья 58-1 "б", не оставляющая надежд на благополучный исход дела. В военный заговор он якобы был завербован в октябре 1935 г. командующим БВО И. П. Уборевичем.
В ходе предварительного следствия Медянский сопротивлялся натиску следователей, как мог. Так, после ареста и до 31 декабря 1937 г. он не признавал себя виновным в инкриминируемых ему преступлениях. И только 31 декабря Медянский признал свою вину, чтобы через несколько дней отказаться от этих своих слов. С 4 января и до 19 августа 1938 г. Михаил Сергеевич снова держал оборону против наседающих на него со всех сторон следователей НКВД, не признавая себя виновным. Допросы с пытками следовали один за другим, иногда один допрос затягивался на несколько недель. Так, с 19 мая по 5 июля (полтора месяца!) следователи ломали Медянского путем беспрерывного стояния на допросе, сопровождаемого постоянным битьем, что, по словам подследственного, довело его до полного физического и морального бессилия, безразличия к собственной судьбе, психической невменяемости. И Михаил Сергеевич согласился дать ложные показания, лишь бы прекратить эти истязания. Он признал свое участие в антисоветском военно-фашистском заговоре, при этом заявив, что вербовкой в него новых членов не занимался.
В результате применения к Медянскому мер физического воздействия у него было сломано ребро, а на теле имелись раны. Он находился в таком состоянии, что его были вынуждены два месяца лечить в тюремной больнице. Следователи, чтобы "уличить" его в преступной деятельности и сломить сопротивление Медянского, предъявляли "разоблачающие" его показания других подследственных: командующего Армией особого назначения комкора В. В. Хрипина, полковника В. В. Сте-пичева, бригадного комиссара А. Ю. Киверцева. С последним Медянскому была устроена очная ставка. Помимо этого, в деле были показания десяти свидетелей, "уличающих" Медянского.
И все равно дело было шито белыми нитками, т. е. рассыпалось при мало-мальской проверке фактической стороны обвинений. 4 января 1939 г. М. С. Медянский написал заявление об отказе от своих ранее данных показаний. Военный прокурор Калининского военного округа бригвоенюрист М. М. Бескоровайный отказа М. С. Медянского от своих показаний не принял, признав его неосновательным. Он утвердил обвинительное заключение по делу, где основными статьями обвинения были 58-1 "б" и 58–11 УК РСФСР. Дата утверждения – 22 марта 1939 г.
20 ноября 1939 г. дело М. С. Медянского рассматривала Военная коллегия. Ввиду недоследованности важных моментов обвинения (гак квалифицировалось отсутствие серьезных доказательств вины!), а также факта отказа подсудимого от своих показаний Военная коллегия направила дело на доследование.