Кто же станет владыкой степей?
И вечный бой!
Покой нам только снится,
Сквозь кровь и пыль
Летит, летит степная кобылица
И мнет ковыль.А. Блок
Если верить "Шэн у цинь чжэн лу", то после создания коалиции во главе с Чжамухой армии коалиции сразу же двинулись на Чингис-хана и Ван-хана. Чингис получил предупреждение от хунгиратов, и объединенная армия Ван-хана и Чингис-хана разгромила войска коалиции. А в 1202 г. победители каждый в отдельности совершили два похода: Ван-хан – на меркитов, а Чингис-хан – на татар. По Рашид-ад-дину, Чингис-хана о походе на него войск коалиции Чжамухи предупредил в 1201 г. Дай-сечен из племени хунгират. Войска коалиции Чжамухи и Ван-хана и Чингис-хана сошлись у озера Буир-Нор, и "в конце концов Чингис-хан опять одержал победу, и враги были разбиты. И все!" [Рашид-ад-дин, т. 1, кн. 2, с. 117]. П. Рачневский полагает, что это была "первая война", о которой "Тайная история" не упоминает [Рачневский, с. 57]. Таким образом, можно допустить, что коалиция Чжамухи действительно потерпела поражение от Ван-хана и Чингис-хана. Оба победителя совершают, теперь уже в одиночку, походы против меркитов и татар. Убедительная победа Чингис-хана над татарами резко усиливает его позиции, что неизбежно ведет к разрыву и войне с Ван-ханом.
Проведав о злосчастной судьбе татар, гур-хан Чжамуха смекнул, что и ему нечего ждать добра. Сломить Чингиса можно было, лишь стравив его с Ван-ханом. И вот Чжамуха со своими сторонниками уже у Нилха-Сангума, сына Ван-хана, уговаривает кереитов заключить союз против Чингис-хана:
– Мой анда Темучжин явно и постоянно обменивается послами с найманским Таян-ханом. С языка у него не сходят слова "отец" и "сын", но в душе у него совсем другое. Он хорош только на словах. Неужели вы доверяете ему? Если же вы пойдете на анду Темучжина, то я присоединюсь к вам и ударю ему во фланг! (по "Сокровенному сказанию", с. 127).
По словам Рашид-ад-дина, "жарким дыханием он вложил эту мысль в сердце Сангума" [Рашид-ад-дин, т. I, кн. 2, с. 123]. И Чингисовы побратимы порешили: "Пойдем лучше и захватим у Темучжина его улус. Что ему делать, когда улус его будет отобран и останется он без улуса?" [там же, с. 128].
Будущее Чингиса оказалось под угрозой, когда к Чжамухе и Сангуму примкнули знатные монголы, его сородичи Алтан и Хучар, посадившие некогда Чингиса на ханство, а теперь обидевшиеся на своего хана за несправедливый, по их понятиям, дележ татарской добычи.
Оставалось только склонить самого Ван-хана на войну с Темучжином – Чингис-ханом, его вассалом и приемным сыном. Не сразу согласился престарелый и осторожный Ван-хан; он понимал неизбежность столкновения с Чингисом, но не доверял и Чжамухе:
– Чжамуха ведь – перелетный болтун. Правду ли, небылицы ли плетет он – не разобрать!
Долго с глазу на глаз говорили Ван-хан и Сангум. Обиженный несговорчивостью отца, выскочил Сангум из юрты, сильно хлопнул дверью. Испугался Ван-хан: а ну как стакнется Сангум с Чжамухой, лишит его власти. Велел догнать сына, сказать:
– Ваше дело, делайте только то, что вам под силу (по "Сокровенному сказанию", с. 128).
Чжамуха и Сангум, не решаясь одолеть Чингиса силой, надумали прибегнуть к хитрости: "Согласимся на брак Чжочи и Чаурбеки. Устроим сговор, заманим сюда, да здесь и схватим его". Чаур-беки, дочь Ван-хана, Темучжин просил для сына, чтобы закрепить свое усыновление Ван-ханом еще и родством с ним.
Чингис-хан в это время, возможно, имел ставку около озера Бальчжуна, в Северо-Восточной Монголии. Его сила росла, связи с внешним миром крепли. Именно здесь его посетили мусульманские купцы Хасан, Джафар-ходжа и Данишменд-хаджиб. К нему присоединяются икиресы во главе с Боту, потерпевшие до этого поражение от хоруласов. От купцов-мусульман Чингис-хан узнал о ситуации в Восточном Туркестане и Мавераннахре. К сведениям о Китае добавились новые; как полагал Л. Гамбис, "эти три человека дали ему ценные сведения об их странах, и Темучжин начал считаться с политической ситуацией в Азии" [Гамбис, с. 82].
Трудно судить, как оценивал сложившуюся обстановку сам Чингис. Во всяком случае он согласился на брак, может быть, желая оттянуть столкновение с Ван-ханом и надеясь в дальнейшем на более благоприятное для него размежевание сил в Монголии. Если верить "Тайной истории", он не подозревал о заговоре и поехал на сговор лишь с десятком своих людей. По дороге они заночевали у Мунлика, того самого Мунлика, который, по завещанию умирающего Есугая, привез малолетнего Темучжина из зятьев от унгиратского Дай-сечена. За чашкой кумыса вспомнили далекие годы, поговорили о нынешних делах. Усомнился Мунлик в искренности кереитов:
– Сами же они только что нас унижали и отказывались выдать Чаур-беки. Как это могло случиться, что теперь они сами приглашают нас на сговорный пир? Как это может быть, чтобы люди, которые только что так чванились, теперь вдруг согласились на брак, да сами еще и приглашают? Чистое ли гут дело? Вникнув в дело, неужели ты, сын, поедешь? Давай-ка лучше пошлем извинение в таком роде, что, мол, кони отощали, надо подкормить коней (по "Сокровенному сказанию", с. 129).
Испугался Чингис, сам на сговор не поехал, прямо из дома Мунлика повернул назад, домой. Однако на сговор послал двух своих людей.
Увидев провал своего плана, Сангум, Чжамуха и их сторонники решили не медлить, напасть на ставку Чингис-хана и пленить его. Хоть и мало кто знал об этом, но и среди них оказался болтун. Пришел домой, стал собираться в поход, все рассказал жене, да еще и добавил:
– Чего бы только не дал Темучжин тому человеку, который бы принес ему эту весть!
Подслушали их разговор слуги. Двое из них смекнули, в чем дело, и на приготовленных для завтрашнего похода хозяйских конях ночью ускакали к Чингису и той же ночью, по монгольскому обычаю, стоя у задней стены юрты, передали ему все, закончив словами:
– С соизволения Чингис-хана, тут нечего сомневаться и раздумывать – они порешили вас окружить и схватить! (по "Сокровенному сказанию", с. 129).
Чингис поверил сообщению. И надо сказать, это известие застало его врасплох. Хоть и не пристало недавнему победителю татар искать спасения, но Чингис знал нравы степей, не раз его жизни угрожала опасность, и потому, оповестив о готовящемся нападении "самых надежных и близких людей своих", он налегке "сам в эту же ночь ускакал". Ван-хан и его союзники по пятам преследовали уходящего от них Чинги-са. На одной из стоянок преследователи чуть не схватили его. Чингис-хан, "едва увидав пыль, поймал мерина, завьючил и уехал. Еще немного, и было бы поздно" [Сокровенное сказание, с. 130]. К его стоянке подъехал Чжамуха, который, как мы знаем, со своими людьми шел вместе с армией Ван-хана.
Но всем было известно, что Чжамуха и Ван-хан не доверяли друг другу. Сказалось это в тот час, когда разговор зашел о подготовке к решающему сражению. То ли Ван-хан верил в полководческий талант Чжамухи и, как в давнем походе против меркитов, просил его принять командование войсками, то ли и вправду с личной охраной хотел оставаться вне поля боя, но Чжамуха расценил его предложение как какой-то умысел, направленный против него, и решил принять контрмеры:
– Ван-хан просит меня управлять своим войском. Я ведь не могу сражаться с андой, а он велит мне стать во главе этого войска. Как ни прыток был Ван-хан в преследовании, а оказался позади меня. Значит, и друг-то он на час. Подам-ка я весть анде, пусть анда воспрянет духом.
И незамедлительно он выдал Чингису план предстоящей схватки. Бой был жестоким. Раненного в щеку сына Ван-хана, Сангума, кереиты окружили плотным кольцом и увезли с собой с поля боя. Был сбит копьем и ранен Хуилдар-сечен, командир передового отряда войск Чингиса. Солнце село за горы, а ни один из противников не одержал победы. Под покровом ночи Чингис решил отвести свои войска подальше от поля сражения на новое место.
Пока Чингис-хан приводил в порядок потрепанные в бою отряды и готовился к отражению новых атак, оказалось, что и Ван-хан, боясь за жизнь своего раненого сына, отступил. Решение его было предопределено и тем, что приближенные внушили Ван-хану мысль о бессилии и неминуемом поражении Чингиса:
– Будь же ты милостив к Сангуму Ведь молитвами твоими он родился на свет. Притом же с нами большинство монголов – Чжамуха, Алтан и Хучар. А те, темучжиновцы, в леса нами загнаны, и вот каковы они теперь: передвигаются они на конях, покровом-плащом служит им лес. Покажись только они нам на глаза, так мы загребем их в полы халатов, словно скотский помет. Мы им покажем!
– Ладно, – сказал Ван-хан, выслушав эти доводы. – Пусть будет так. Усердно ухаживайте за сыном да смотрите, чтобы его не растрясло (по "Сокровенному сказанию", с. 131–133). И кереиты покинули поле боя.
И в самом деле, не только не все монголы были в улусе Чингис-хана, но большинство их продолжали идти за Чжаму-хой. Ушли от Чингиса Алтан с Хучаром. А тут еще это жестокое сражение с Ван-ханом и Чжамухой Все это подорвало силы Чингисова улуса. Если "Тайная история" не говорит о том, что Чингис-хан в сражении с кереитами потерпел поражение, – впечатление такое, что после жестокого боя стороны просто ночью разошлись, – то Рашид-ад-дин на этот раз сообщает, что поражение в этом сражении потерпел Чингис-хан.
Победитель татар уступил поле боя кереитам. Не случись ранения Сангума, и Чингис-хану, по словам Рашид-ад-дина, "грозила опасность полного урона… Чингис-хан не смог устоять (перед кереитами. – Е. К.) и отступил… Когда он обратился вспять, большая часть войска покинула его, он же ушел в Балджуинэ" [Рашид-ад-дин, т. I, кн. 2, с. 126]. По "Сокровенному сказанию", войска при нем оставалось всего 2600 человек; по сведениям Рашид-ад-дина – 4600 человек. Точное местонахождение Бальджуны, сыгравшей важную роль в биографии Чингис-хана, неизвестно.
Здесь сторонники Чингис-хана, разумеется, самые знатные, в знак верности ему и его делу пили мутную воду из озера. "Они выжимали воду из грязи и пили ее… Группа лиц, бывших в то время вместе с Чингис-ханом в Балджуинэ, была немногочисленна. Их называют Балджиунту, т. е. они были с ним в этом месте и не покинули его. Они имеют установленные права и отличны перед другими" [там же, с. 126]. Воду в знак клятвы верности пил и сам Чингис-хан. Как сказано в "Юань ши", "в это время Ван-хан был силен, могуществен, а император слаб и не уверен в победе. Отряд был очень испуган. Что касается тех, кто пил с ним воду этой реки, то их называют теми, кто пил мутную воду в Бальджуне. Это значит, что они разделяли тогда трудности" (цит. по [Кливз, с. 371]).
О Бальчжуне говорится в биографии Джабар-ходжи. Джа– бар-ходжа попал в армию Чингис-хана как раз в войнах с Ван-ханом. Он отличался храбростью, был отличным наездником и стрелком из лука, в бою часто сидел на верблюде, а не на лошади. В его биографии сообщается: "Ван-хан напал внезапно. Чингис потерпел поражение и только с девятнадцатью человеками бежал. Кончилось продовольствие. Подстрелили дикую лошадь, сварили и ели. Чингис воздел руки к небу и сказал: "Если я окажусь способным завершить великое дело, я всегда разделю с этими людьми и сладкое, и горькое. Если же я нарушу это слово, то пусть стану, как эта вода". Среди присутствующих не было ни одного, кто бы не утирал слез" (цит. по [там же, с. 372]).
Позже Чингис-хан объявил: "Тот, кто пил со мной воду из этой реки, из поколения в поколение останутся на моей службе!" В жизнеописании Ачжулу сказано: "Тай-цзу приказал всех пивших с ним воду из реки Баньчжунахэ зачислить в его свиту" [Юань ши, цз. 131, с. 96]. В ряде жизнеописаний сподвижников Чингис-хана встречаются такие фразы: "Вместе с Тай-цзу пил воду из реки Хэйшуй" (Ачжулу), "сопровождал Тай-цзу в войне с Ван-ханом, вместе пили воду из реки Бань-чжэнь" (Сюэлицзянь-нойон) [там же, цз. 132, с. 4а].
Американский монголовед Ф. Кливз, опубликовавший в 1955 г. специальную статью "Историчность конвенции Баль-чжуна", указывает, что в "Юань ши" упомянуты 14 сподвижников Чингис-хана, которые принимали клятву при Бальчжу-не. Любопытен их состав. Из монголов здесь были сам Чингисхан, его брат Хасар, в это время вернувшийся к нему, и Ачжулуг. При Чингисе оказались три кереита, два киданя, один мусульманин, один меркит и представители других племен: икирес, мангут, чеутай, сулдус (см. [Кливз]). События у озера Бальчжуна вошли позже в литературу – в юаньскую поэзию и раннюю литературу династии Мин. Сколь переменчива судьба и как быстро истребитель татар сам оказался на краю пропасти! П. Рачневский полагает, что Чингис-хан отошел к границам Цзинь: "Не в первый и не в последний раз в случае поражения Темучжин ищет убежища у границ Китая" [Рачневский, с. 67]. Он должен часто перекочевывать с места на место, опасаясь внезапного нападения своих врагов. Казалось, Вечное синее Небо лишило милостей своего избранника.
Не имея сил сражаться, Чингис начал переговоры с Ван-ханом и Чжамухой, требуя объяснения причины вражды. В длинном наказе послам, отправляемым к Ван-хану, он перечислял все услуги, оказанные им самим и его отцом кереитско-му хану: "Хоть я и низок родом, а не занимать мне многолюдства. Хоть я и низок родом, а не занимать мне благородства. Когда у повозки о двух оглоблях сломается одна оглобля – и волу ее не свезти. Не так ли и я был твоею второй оглоблей? Когда у двухколесной телеги сломается одно колесо – нельзя на ней ехать. Не так ли и я был у тебя вторым колесом?.. За какую вину мою прогневался ты на меня теперь, хан и отец мой? Пошли ко мне посла для объяснения своего неудовольствия!" [Сокровенное сказание, с. 134–136].
Обратим внимание на то, что, хотя бы на словах, Чингисхан готов признать свое младшее партнерство, он величает Ван-хана "ханом и отцом", таким образом полагая себя подданным и сыном.
Положение самого Ван-хана, видимо, было не из лучших. Он победил, но не уничтожил Темучжина и знал, что тот при случае быстро соберется с силами и отомстит. Кругом были враги – найманы, Чжамуха, недобитые меркиты и тайчиуты, а он остался один, без союзников, "в прекрасном небе властелин, в прекрасном небе, но один".
Поэтому, судя по "Тайной истории", пламенные речи Чин-гис-хана, переданные его послами, вызвали у Ван-хана прилив раскаяния. Ван-хан сказал:
"О погибнуть мне!
Сына ли только забыл я?
Правды закон я забыл.
Сына ли только отверг я?
Долг платежа я отверг.
Если теперь я увижу своего сына, да умыслю против него худое, то пусть из меня вот так выточат кровь!"
И в знак клятвы он уколол ножом мизинец и, "выточив из ранки берестяной бурачок крови, просил передать его своему сыну" [Сокровенное сказание, с. 136], которого совсем недавно помышлял лишить улуса.
Послание (также, разумеется, устное) к Чжамухе-анде было более резким и обличительным: "Ты из ненависти разлучил меня с ханом и отцом моим. Бывало, тому из нас, кто вставал раньше, полагалось пить из синей чаши отца и хана. Вставая раньше, я и получал право пить из нее. Вот ты и возненавидел меня с тех пор из зависти. Осушайте же теперь отцову ханскую синюю чашу! Не много отнимете у меня!" [там же, с. 136–137].
Вражда Чингиса с Чжамухой, соперничавших с раннего детства, вспыхивала нередко по незначительным поводам, но она была глубокой по сути, а потому и более непримиримой, так как дело шло о власти над монголами.
Алтану с Хучаром, некогда возведшим Темучжина в ханское достоинство, а теперь покинувшим своего хана, Чингис напомнил историю своего избрания, когда не он, а любой из них мог быть избран ханом и не захотел этого. Если бы кто-то из них был ханом, уж он-то, Темучжин, служил бы ему верно и преданно. "Открыто ли вы хотите покинуть меня или надумали покинуть коварно и лицемерно?" [там же, с. 137] – задавал он им вопрос, скорее риторический, чем по существу, так как эти знатные монголы, некогда избравшие его ханом, ныне уже были в стане его врагов. Судя по словам послания еще к одному перебежчику ("ведь моего улуса Алтан с Хучаром, конечное дело, никому не дадут" [там же, с. 138]), Чингис считал Алтана и Хучара реальными претендентами на его ханское место в улусе монголов.
В версии Рашид-ад-дина, Чингис прямо заявляет Алтану и Хучару: "Вы оба задумали убить и оставить меня брошенным на темной земле либо упрятать лежать под землю" [Рашид-ад-дин, т. I, кн. 2, с. 129]. Становится понятной суть новой вспышки вражды – это была борьба за то, чтобы лишить Чингиса власти в монгольском улусе, покончить с ним самим. Слишком опасен стал Чингис после победы над татарами. Чжамухе и примкнувшим к нему "природным ханам" Алтану и Хучару стало не по душе резкое усиление власти Чингис-хана. Ван-хан и Сангум, как мы видели, были вовлечены в борьбу с Чин-гисом монголами – его соперниками.
Дипломатическая акция Чингис-хана, несомненно, имела значение отвлекающего маневра. На деле он собирал разрозненные силы, сжимая их в кулак, ожидая лишь удобного момента, чтобы разделаться со своими противниками.
Раненому Сангуму Чингис велел сказать, что тот торопится стать ханом еще при жизни его отца, Ван-хана. Чингис хотел вбить клин между отцом и сыном. Взбешенный Сангум в ответ заявил, что Чингис никогда и не именовал его отца иначе как старым разбойником, и приказал откармливать коней и готовиться к новой войне с Чингисом [Сокровенное сказание, с. 138]. В "Юань ши", в хронике царствования Тай-цзу – Чингис-хана, в уста Сангума вложены такие слова: "Если мы победим, то поглотим его, если он победит, то поглотит нас. Зачем много говорить?" [Юань ши, цз. 1, с. 66]. Сложившаяся ситуация охарактеризована Сангумом предельно четко.
Размежевание происходило постоянно. Вот что сообщает Рашид-ад-дин: "Когда Чингис-хан отправил посла Он-хану, он подчинил себе важнейшую часть племени кунгират и ушел в Балджиунэ. Племя куралас обратило в бегство Боту из племени икирас. Уходя разгромленным от них, он присоединился к Чингис-хану в этом месте… Они там вместе жили и пили воду Балджиунэ. В то время Джочи – Касар жил отдельно от Чингис-хана. Войско Он-хана совершило набег на его жен и детей в местности Караун-Джиун. Он же сам уходил [к Чингис-хану]. Он настолько обеднел и лишился всяких средств к существованию, что варил падаль и чаруки и ел. От такой еды он изнурился. Нагнал он Чингис-хана на стоянке в Балджиунэ" [Рашид-ад-дин т. I, кн. 2, с. 131, 132].