В третьем помещении сидел безрукий мужчина в трусиках, способный пальцами ног на удивление ловко тасовать и сдавать игральные карты, сворачивать самокрутку, зажигать спичку. Около него всегда толпились люди. Еще он умел рисовать ногами. Закрепленными между пальцами карандашами набрасывал портреты желающих и получал за это дополнительный заработок, впрочем, как и женщина с бородой, если посетитель паноптикума надолго задерживался у этой дивы и "исследовал" ее тело.
А в четвертом павильоне всегда стояла толпа зевак. Здесь три дня, находясь на грани жизни и смерти, лежал в хрустальном гробу чудо-юноша Вольф Мессинг. Платили за это пять марок в сутки – несусветно большую для него сумму. Ее хватало, чтобы сытно есть и кое-чем помогать родителям. Тогда-то Вольф и послал им первую весточку о себе, о том, что не пропал, что нашлись добрые люди, научившие его ремеслу. Какому именно, он не сообщил. И потому, что не считал это занятие вечным для себя, и потому, что понимал: он только начинает познавать свои способности, видимо необычные, если ими заинтересовались медицинские светила.
Влияние на Вольфа двух ученых оказалось весьма плодотворным. Он стал понимать отдаваемые ему распоряжения значительно быстрее и точнее, чем раньше. Из массы поступающих в сознание мыслей научился выделять именно ту, которая была необходима. Абель не уставал твердить:
– Тренируйте, развивайте ваши способности! Не давайте им заглохнуть, исчезнуть или забыться.
Один из персонажей романа Лиона Фейхтвангера "Братья Лаутензак", председатель Психологического общества профессор Гавличек, пригласил Оскара Лаутензака для изучения его телепатических возможностей. При этом Оскару запрещалось заниматься телепатией за деньги – это могло причинить вред его дару, нарушить "чистосердечность" опытов. Оскар запрет нарушил. Он упустил время для создания книги, способной принести ему славу (правда, лишь в узком кругу ученых), но успел набросать тезисы к ней. Если не принимать во внимание звучное и чересчур рекламное название книги: "Величие телепатии и ее границы", то тезисы совершенно верны, что, кстати, и подтвердил на практике Вольф Мессинг. Оскар Лаутензак утверждал, что "подлинный талант… может читать мысли других гораздо полнее и точнее, чем принято думать. Тот, кто обладает этой способностью, обладает обычно и даром внушения. Хороший телепат почти всегда бывает и хорошим гипнотизером. Однако было бы нелепым предрассудком считать, что телепат способен вызывать умерших, предсказывать будущее и тому подобное. Всякий, кто заявляет, что может это делать, – шарлатан".
В погоне за деньгами Оскар упустил возможность посвятить себя целиком своему дару, не развивал его, сужал границы телепатии, исключая из ее арсенала предсказание будущего, хотя сам в дальнейшем не раз представлял себя как ясновидящего. Гавличек говорил ему: "Человек, читающий чужие мысли, выступая перед широким кругом зрителей, вероятно, может неплохо заработать. Но от этого пострадает его дарование. Мне, по крайней мере, не довелось видеть ни одного телепата, который, выступая публично на сцене, не гнался за эффектами, а такого рода погоня лишает вас непринужденности и чистосердечия. Какой же он ясновидящий, если вносит в свои опыты "искусство", преднамеренность? Чего же тогда стоит все его чтение мыслей?"
Лион Фейхтвангер, без сомнения, повидал на своем веку множество телепатов. Советский писатель Константин Федин встретил одного из них даже на ярмарке в Саратове. Видимо, на самом деле существовали люди, наделенные подобными способностями, но постепенно они превращались в шарлатанов и вызывали недоверие к телепатии как к вполне реальному явлению. Весьма любопытно, на мой взгляд, размышление профессора Гавличека из романа Фейхтвангера о ясновидении: "…способность ясновидения – не преимущество, а недостаток. Он (Гавличек. – В. С.) считал ее пережитком более ранней ступени развития человечества. Подобно аппендиксу и копчику у человека сохранилось от тех времен, когда его критические способности, его разум были еще слишком мало развиты, множество атавистических, теперь уже ненужных инстинктов, сохранилась способность к предчувствиям, не контролируемым рассудком".
Не будучи специалистом, не стану комментировать интересное и столь же спорное предположение Лиона Фейхтвангера и возвращусь к Вольфу Мессингу, точно следующему советам профессоров Абеля и Шмидта. По их предложению "в свободные четыре дня недели я ходил на берлинские базары. Вдоль прилавков с овощами, картофелем и мясом стояли краснощекие молодые крестьянки и толстые пожилые женщины из окрестных сел. Покупатели были редки, и в ожидании их многие продавцы сидели, задумавшись о своем. Я… "прослушивал" простые и неспешные мысли немецких крестьян о хозяйстве, о судьбе дочери, неудачно вышедшей замуж, о ценах на продукты, которые упрямо не растут… Но мне надо было не только "слышать" эти мысли, но и проверить, насколько правильно мое восприятие. И в сомнительных случаях я подходил к прилавку и говорил, проникновенно глядя в глаза:
– Не волнуйся… Дочка не забудет подоить коров и дать корм поросятам… Она хоть и маленькая еще у тебя, но крепкая и смышленая.
Ошеломленный всплеск руками, восклицания удивления убеждали меня, что я не ошибся".
Поражает целеустремленность юного Вольфа, одержимость, с какой он пытается познать свои способности. За этим, помимо честолюбия, кроется свойство истинного творца, в данном случае созидателя самого себя как личности.
"Абель научил меня… способности выключать силой воли то или иное ощущение. Когда я почувствовал, что научился вполне владеть собою, я начал выступать в варьете Зимнего театра – Винтергартене… в роли факира. Заставлял себя не чувствовать боль, когда мне кололи иглами грудь, насквозь прокалывали иглою шею…"
Через многие годы, уже находясь в СССР, Вольф Мессинг смеялся, читая умную и "грустно-веселую" повесть Всеволода Иванова "Приключение факира". Замечательный и до удивления наблюдательный писатель, к сожалению недостаточно оцененный современниками и потомками, в своих произведениях старался описать жизнь в ее самых различных проявлениях. Не прошел он и мимо выступления Вольфа Мессинга: "В заключение на сцену выходил артист, одетый под миллионера. Блестящий фрак. Цилиндр. Усыпанные перстнями руки. Золотая цепь к золотым часам, висящая на животе. Бриллиантовые запонки… Затем на сцене появлялись разбойники. Они "убивали миллионера", а драгоценности его (естественно, фальшивые) раздавали посетителям, сидящим за столиками, с просьбой спрятать в любом месте, но только не выносить из зала. Затем в зале появлялся молодой сыщик Вольф Мессинг. Он шел от столика к столику и у каждого столика просил прелестных дам и уважаемых господ вернуть ему ту или иную драгоценность, спрятанную там-то и там-то. Чаще всего в заднем кармане брюк, внутреннем кармане фрака, в сумочке или туфельке женщины. Номер этот неизменно пользовался успехом. Многие стали специально приходить в Винтергартен, чтобы посмотреть его".
Если бы Всеволод Иванов увидел современные шоу фокусников, то наверняка описал бы их более язвительно. Во-первых, они, как правило, бессюжетные, а во-вторых, построены даже не на ловкости рук, а на простом обмане. Взять хотя бы известный номер "Сжигание женщины" знаменитого Кио-отца. В установленный на манеже шатер входила очаровательная молодая женщина. Шатер поджигался со всех сторон и через пару минут сгорал вместе с женщиной, разумеется прячущейся в специально подготовленной камере под манежем. А из форганга через несколько секунд под аплодисменты выбегала та же женщина. Как считали зрители. На самом деле это была ее сестра-близнец, ничем не отличающаяся от "сгоревшей". Сестрам-близнецам не разрешалось жить в одном номере, даже в одной гостинице, и общаться между собой на людях. Их никогда не видели вместе, и зрители-простаки действительно принимали номер за чудо, сотворенное великим фокусником, кстати, показавшим себя в ряде других номеров человеком небесталанным.
Искусство прекрасно тем, что совершенство его безгранично, но, увы, оно иногда падает настолько низко, что становится его антиподом, опускается до уровня самого дешевого балагана. Константин Федин упоминает о павильонах на саратовской ярмарке, где работали гипнотизеры, телепаты, знатоки тайн прошлого и предсказатели будущего. Кто из них попал на большую сцену, заслужил народное признание? Единицы… В России я знаю только двух истинных артистов, работавших с программой "Психологические опыты". Безусловно талантливый Михаил Куни, весьма популярный в пятидесятые – шестидесятые годы, поражал зрителей быстрым до головокружения пересчетом в уме самых больших чисел, которые он множил, делил, извлекал из них корни… Меньше занимался гипнозом, но с большим успехом. Мог с завязанными глазами находить те или иные предметы. Как и Вольф Мессинг, он выступал на самых известных площадках страны. Возможно, наше искусство, да и наука потеряли иных талантливых мастеров и ученых лишь потому, что заниматься сеансами гипноза разрешалось только людям с высшим медицинским образованием.
Однажды я выступал в городе Клину с уникальным человеком, первым в стране снимавшим боль при родах, воздействуя гипнозом. Во время работы он попросил крепко закрыть двери зала, погасить свет. Через мгновение вспыхнул киноэкран, на котором появился сосуд, куда медленно под однообразную музыку капала из крана вода. Еще через пятнадцать минут гипнотизер включил в зале свет и предложил зрителям покинуть свои места. Человек четыреста встали, двенадцать остались на своих креслах. Они казались спящими, но на самом деле были загипнотизированы увиденным на экране. Затем гипнотизер вывел их на сцену и они по его команде "собирали цветы", "летали", изображая птиц, объяснялись в любви, что выглядело очень забавно. Потом, разумеется, были на счет "Раз! Два! Три!" выведены из состояния гипноза и не помнили, что с ними происходило несколько минут назад. На обратном пути в Москву коллега объяснил мне, что провел сеанс киногипноза, которому поддаются далеко не все люди. Однако особое впечатление осталось у меня от показанных перед сеансом кадров, где этот человек принимал детей у рожениц. Поразительно, но на их лицах отсутствовал даже намек на напряжение и страдание! Коллега оказался всесторонне талантливым человеком, сделавшим немало открытий во многих областях науки, но, не имея дипломов, не сумевшим добиться официального признания своих достижений. Умышленно не замеченный властями, он лишил людей своего бесценного дара, который мог бы принести им неоценимую пользу.
Говорят, каждый человек – строитель собственной судьбы, однако не каждому дано осуществить свое предназначение. В какой степени это удалось Вольфу Мессингу, судить читателю. Но в любом случае его неслыханные успехи в области телепатии вызывают и уважение и восхищение, тем более что судьба приносила ему больше невзгод, чем подарков. Одним из последних стало знакомство с профессорами Абелем, Шмидтом, а позднее и с великим психоаналитиком Фрейдом.
В четырнадцать лет Вольф Мессинг был перепродан своим импресарио из варьете Винтергартена в знаменитый цирк Буша. На первый взгляд мало что изменилось в его программе, но главное – появились первые психологические опыты. У зрителей собирали разные вещи, аккуратно складывали их, а Вольф Мессинг разбирал и раздавал владельцам. Слава его росла, хотя шел 1914 год. Началась Первая мировая война, унесшая миллионы жизней. Замечено: чем суровее и опаснее время, тем больше у людей желание отвлечься от горестного и печального, сильнее тяготение к искусству, в массе – к развлекательному, особенно к необъяснимым чудесам.
Цирк Буша был всегда переполнен. И этому во многом способствовал талант Вольфа Мессинга. Он понимал, что знает еще мало, а потому днем, перед началом представления, с помощью частных преподавателей изучал общеобразовательные предметы. Позднее работал в Вильнюсском университете на кафедре психологии, стараясь разобраться в тайнах этой науки, в своих собственных способностях. Учился у профессоров Владычко, Кульбышевского, Орловского, Регенсбурга и других, но в мемуарах признавался, что систематического образования ему получить так и не удалось. Он писал: "…я внимательно слежу за развитием современной науки, в курсе современной политической жизни мира, интересуюсь русской и польской литературой. Знаю русский, польский, немецкий, древнееврейский. Читаю на этих языках и продолжаю пополнять свои знания, насколько позволяют силы".
В 1915 году Вольф Мессинг отправляется с психологическими опытами в Вену. Выступления проходят в Луна-парке. Длятся три месяца. Привлекают всеобщее внимание. Вольф Мессинг – гвоздь сезона. И тут ему выпадает счастье, вероятно заслуженное, встретиться с самим Альбертом Эйнштейном. То ли до великого физика дошла молва о необычных способностях Вольфа, то ли и побывал на одном из его выступлений и заинтересовался им. Предоставим слово самому Мессингу: "…в один прекрасный день он пригласил меня к себе. Естественно, я был взволнован предстоящей встречей. На квартире Эйнштейна меня поразило обилие книг. Они были всюду, начиная с передней. Меня провели в кабинет. Здесь находились двое – сам Эйнштейн и Зигмунд Фрейд, знаменитый австрийский врач и психолог, создатель теории психоанализа. Не знаю, кто тогда был более знаменитым, наверное, Фрейд, да это и непринципиально. Фрейд – пятидесятилетний, строгий – смотрел на собеседника исподлобья тяжелым, неподвижным взглядом. Он был, как всегда, в черном сюртуке, жестко накрахмаленный воротник словно подпирал жилистую, уже в морщинах шею. Эйнштейна я запомнил меньше. Помню только, что одет он был просто, по-домашнему, в вязаном джемпере, без галстука и пиджака. Фрейд предложил сразу приступить к опытам. Он стал моим индуктором. До сих пор помню его мысленное приказание: подойти к туалетному столику, взять пинцет и, вернувшись к Эйнштейну… выщипнуть из его великолепных пышных усов три волоска. Взяв пинцет, я подошел к великому ученому и, извинившись, сообщил ему, что хочет от меня его ученый друг. Эйнштейн улыбнулся и подставил мне щеку… Вечер прошел непринужденно-весело, хотя я был и не совсем равным собеседником: ведь мне было в ту пору 16 лет. На прощание Эйнштейн сказал:
– Будет плохо – приходите ко мне…
С Фрейдом я потом встречался неоднократно… В общем же, как мне сейчас помнится, Фрейда-человека не любили. Он был желчен, беспощадно критичен, мог незаслуженно унизить человека… Но на меня он оказал благоприятное влияние. Он научил меня самовнушению и сосредоточению… Шестнадцатилетний мальчик, мог ли я не попасть под власть этого очень интересного и глубокого, я бы сказал, могучего человека?! И власть свою Фрейд употребил во благо мне. Более двух лет продолжалось наше близкое знакомство, которое всегда вспоминаю с чувством благодарности".
В 1917 году Вольф Мессинг уезжает едва ли не в кругосветное турне. Япония, Бразилия, Аргентина… Он пишет о них весьма своеобразно: "Было очень много впечатлений. Они находили одно на другое, нередко заслоняя и искажая друг друга. Так искажается форма вещей, если их слишком много набить в чемодан". Впечатлений было действительно много от… бесконечных поклонниц, которые посылали ему букеты цветов с записками, ждали его у концертных залов, подходили к нему на улицах.
Скромные, внешне целомудренные японки раскрывались в его объятиях, как нежнейшие и ласковые божественные создания, творившие из любви культ. Темпераментные, с горящими глазами аргентинки… Неподражаемые в постели, они чувствовали себя в гостиничных номерах как дома, как у себя дома. Одна из них едва не сорвала выступление Мессинга, сначала шутя, а потом всерьез решив не выпускать его из постели. Выручил снова работавший с ним Цельмейстер, правда, при помощи полиции и гостиничных администраторов. Он показывал мулатке на часы, – мол, у мистера Вольфа через полчаса концерт, а он еще не одет, – но та его не понимала, ругалась по-испански и, даже не прикрыв тело халатиком, как метеор носилась по номеру, воздевая руки к небу и, видимо, призывая в свидетели своих благородных, идущих от сердца чувств Пресвятую Деву Марию. Цельмейстер объяснил Вольфу, что успех артиста в Буэнос-Айресе – своеобразная гарантия удачных гастролей по всему свету, и молил его умерить в Аргентине свой любовный пыл. Тот совладал со своими чувствами, причем столь резко и бесповоротно, что удивил импресарио.
Необычайные будни телепата
Из гастролей по Японии, Бразилии и Аргентине Вольф Мессинг вернулся в Европу в 1921 году.
В России за это время произошла революция, победила власть рабочих и крестьян. Мессинг радовался, что отменена черта оседлости и евреи получили равные права с людьми других национальностей. Смущала лишь мысль о том, как его полуграмотный отец и другие крестьяне, даже не слышавшие о многих науках, не знакомые с банковским делом и промышленным производством, станут управлять огромным государством.
Странное впечатление произвел на Вольфа рассказ его бывшего преподавателя из Вильнюсского университета, который к моменту их встречи работал в Каунасе. Он навестил своих родных в Варшаве, зашел на выступление Мессинга, и когда заговорили о революции в России, то поведал своему бывшему ученику, что главный большевик Ленин выслал из страны около пятидесяти лучших ученых, писателей и философов. Среди них был религиозный философ и историк Лев Платонович Карсавин – имя, известное в мировых гуманитарных кругах. Карсавину предложили преподавание в Кембридже и Каунасе. Он ответил в газетном интервью, что в Кембридже и без него много хороших ученых, а Каунас ближе к родине и там пекут черный хлеб, делают холодные борщи. Поэтому он выбрал Каунасский университет. Новых коллег Карсавина поразило его неуемное стремление как можно быстрее выучить литовский язык, и при этом не на уровне лаба дене (добрый день), не для разговорного обихода, а глубоко и серьезно. Сейчас он уже поправляет некоторых литовцев, пишущих с ошибками на родном языке. Блестящий ученый. Остроумнейший человек. Как от такой незаурядной личности мог избавиться СССР, если он желает процветания науки и культуры, если собирается по всем статьям обогнать другие государства? Вольф напрягся, но не сумел увидеть будущее новой страны, оно выглядело противоречивым, и в нем преобладал красный цвет – цвет то ли знамени, то ли крови, то ли того и другого вместе…