"К мадам Валевской императрица относилась с большим благорасположением. Она не раз хвалила ее исключительные достоинства, признавая, что эта добрая женщина никогда не была причиной ее огорчений. Она делала ей подарки и одаряла ребенка, который весьма напоминал чертами императора".
Все бы хорошо, но теперь все попытки Марии к продолжению романтических встреч с императором стали пресекаться. Чрезвычайно обиженная, она тихо уехала в Варшаву, и Наполеон был ей за это признателен.
В Варшаве она получила от него письмо:
"С радостью узнал, что ты благополучно добралась до Варшавы. Следи за своим здоровьем, оно мне очень дорого. Гони от себя все мрачные мысли, будущее не должно страшить тебя. Почаще сообщай мне о себе; меня ты очень интересуешь, так что сообщай мне, всем ли ты довольна и счастлива; это мое самое горячее желание".
Она ответила ему, не скрывая опасений за будущее. Он постарался ее успокоить:
"Я с большой радостью получил весточку от тебя, но черные мысли, которым ты предаешься, могут дурно сказаться на тебе. Поскорее обрадуй меня, сообщи, что твой мальчишка очень хорош, что здоровье твое в порядке и ты весела и беззаботна. Не ставь под сомнение ту радость, которую я буду всегда испытывать при виде тебя, ни тот интерес, который я проявляю ко всему, что связано с тобой. Прощай, Мария, с нетерпением ожидаю от тебя новых известий".
* * *
Как мы уже сказали, Александр, сын Марии и Наполеона, родился 4 мая 1810 года, а за два месяца до этого она вдруг получила письмо от графа Валевского. Тот писал:
"Моя дорогая и благочестивая супруга!
Валевицы для меня с каждым днем все большая обуза, ибо мой преклонный возраст, а также состояние здоровья не дают мне возможности действовать энергично, как прежде. Я прибыл в свое поместье в последний раз, чтобы заключить со старшим сыном сделку, по которой он становится его собственником. Советую вам найти с ним общий язык в отношении формальностей, неизбежно связанных с рождением ожидаемого вами ребенка. Все будет проще, если будущий маленький Валевский увидит свет здесь, в Валевицах. Такого же мнения придерживается и мой сын, и я сообщаю вам об этом. Исполняя свой долг, я молю Господа о сохранении вам доброго здоровья".
Когда невозможно больше функционировать как мужчина, никто и ничто не отнимает возможности им быть. Как видим, старый граф был готов принять у себя сына своей жены и Наполеона. Это ли не свидетельство его благородства? Как утверждал потом биограф графини Валевской граф д’Орнано, "это было запоздалое свидетельство невинности Марии после заговора против нее, когда она была принесена в жертву интересам страны".
Мариан Брандыс по этому поводу высказывает несколько иное мнение:
"Факт существования этого письма (в той или иной версии) признан всеми историками, интересующимися Марией Валевской и Александром Валевским. Поступок старого камергера обычно объясняется не его врожденным благородством, а давлением со стороны императора. Наполеон по двум причинам мог желать, чтобы рождение произошло в Валевицах. Во-первых, питая к Марии любовь, он хотел, чтобы ее ребенок пользовался привилегиями законнорожденного; во‑вторых, будучи в это время уже целиком захваченным приготовлениями к женитьбе на эрцгерцогине Марии-Луизе, он предпочитал, чтобы эпилог внебрачной связи разыгрался подальше от Парижа".
Таким образом, Александр Валевский родился не в Варшаве и не в Кернози, как утверждают некоторые, а в Валевицах. В соседнем с Валевицами селе Белява в местную метрическую книгу была внесена следующая запись:
"Валевицы. Одна тысяча восемьсот десятого года мая седьмого дня.
Перед нами, Белявским приходским священником, служителем гражданского состояния Белявской гмины Бжезинского повята в Варшавском департаменте, предстал ясновельможный пан Анастазий Валевский, староста в Валевицах, имеющий жительство семидесяти трех лет от роду, и явил нам дитя мужеска пола, каковое родилось в его дворце под нумером один мая четвертого дня сего года в четыре часа пополудни. Заявив, что рождено оно от него ясновельможной Марианной Лончиньской, дочерью Гостыньского старосты, двадцати трех лет от роду, он пожелал дать ему три имени - Флориан, Александр и Юзеф…"
Следует добавить, что при крещении ребенка присутствовал французский резидент в Великом герцогстве Варшавском барон Шарль-Франсуа Серра, что наглядно свидетельствует о действительно имевшем место "давлении со стороны императора".
После рождения сына Мария вновь вернулась к графу Валевскому, и они зажили прежней жизнью в его замке близ Варшавы. Говоря о прежней жизни, мы здесь, конечно же, подразумеваем не какую-то великую любовь (ее никогда и не было), а лишь мирное сосуществование с соблюдением внешних приличий, но без малейших эмоций и проявлений привязанности. Так бывает, когда все внутри уже давно перегорело и ничего уже не ждешь от будущего.
* * *
Только поздней осенью 1810 года Мария решилась покинуть родину и перебраться в Париж.
Наполеон, как бы желая вознаградить мать своего сына за принесенное ей разочарование, устроил ее в Париже по-императорски. Это подчеркивают все мемуаристы и биографы. По его приказу Дюрок снял для нее чудесный особняк на улице Монморанси. Говорят, что Наполеон лично позаботился о соответствующей обстановке в этом доме. Не забыл он и о других нуждах графини: к ее услугам были ложи во всех театрах, а доктору Корвисару была поручена забота о ее здоровье и здоровье ребенка. А еще император платил ей ежемесячно пенсион в 10 000 франков.
Мариан Брандыс по этому поводу пишет:
"Станислав Васылевский в очерке о Валевской выражает опасение, хватало ли пенсиона, выплачиваемого Наполеоном, на оплату ее парижских расходов. Но опасение это явно неоправданно. Пенсион фаворитки в переводе на нынешнюю валюту составлял почти двести тысяч новых франков в год, а по тем масштабам сумма эта была лишь вчетверо меньшей той, которую принесла Наполеону в приданое эрцгерцогиня Мария-Луиза".
Несмотря на великолепные материальные условия и различные привилегии, жизнь Марии Валевской в Париже не была ни особенно разнообразной, ни веселой. Встречалась она практически с одними поляками. Фредерик Скарбек, ее давний товарищ по детским играм, был частым гостем в парижском доме графини Валевской в 1811–1813 годах. Впоследствии он написал:
"В это время она имела большой вес, могла бы в гордыне своей вознестись над сородичами или с помощью интриг играть определенную политическую роль, но подобное стремление не было согласно ни с ее скромностью, ни с добротой ее сердца. Она делала добро, кому только могла, никому не чиня зла, посему и была повсюду почитаема и любима".
В этом мнении Скарбек не одинок. Почти все польские и французские мемуаристы, встречавшиеся в то время в Париже с Валевской, превозносят достоинства ее характера и образ ее жизни, подчеркивая популярность и уважение, которыми она пользовалась не только среди соотечественников, но и в самых высоких светских кругах Франции.
Действительно, она стойко переносила горечь поражения. По словам Мариана Брандыса, "она уже знала, что не станет исторической фигурой, ниспосланной Провидением, которая спасает родину, а с ролью официальной фаворитки императора ей трудно было смириться. Тем более что с момента вторичного брака Наполеона роман, собственно, кончился. У императора, увлеченного молодой женой, нетерпеливо ожидающего наследника трона, оставалось мало времени для любовницы".
Камердинер Констан лишь время от времени появлялся в доме на улице Монморанси. Он забирал Марию с сыном в Тюильри и проводил потайным ходом в личные апартаменты императора, но с течением времени встречи эти становились все реже и реже, все короче и короче, а их содержательная часть вообще стала ограничиваться исключительно обменом информацией о здоровье и воспитании маленького Александра.
Зима 1810/11 года выдалась холодной. Ветер резкими порывами гнул верхушки деревьев, кружился вихрем вокруг дома и жалобно стонал в каминных трубах. Почти забытая всеми, Мария постепенно превращалась в отшельницу, всегда в сером одеянии, замурованную в своих воспоминаниях.
А потом наступила весна, и она узнала, что Мария-Луиза родила Наполеону законного наследника.
Глава 20. Рождение официального наследника
Долгожданное событие свершилось 20 марта 1811 года! Мария-Луиза родила Наполеону сына!!! Его назвали Наполеоном-Франсуа-Жозефом.
Роды не были простыми, и происходили они при следующих весьма странных, если не сказать таинственных, обстоятельствах.
19 марта Мария-Луиза почувствовала первые схватки. Срочно вызванный придворный хирург Дюбуа, осмотрев роженицу, заявил, что дела обстоят очень серьезно.
Всю ночь во дворце не спали. На рассвете к императору явился доктор Дюбуа, измученный и бледный как мел.
- Ну, что там?
В ответ доктор пробормотал что-то невразумительное.
Сбитый с толку Наполеон решил, что Мария-Луиза скончалась. Вскочив с кресла, он крикнул:
- И ладно! Умерла, так похороним!
Дюбуа удалось, наконец, объяснить, что еще ничего не произошло, но если и дальше так пойдет, то придется использовать щипцы.
Наполеон, сожалея о случайно вырвавшихся словах, распорядился:
- Спасите мать! Если она останется жива, у нас еще будут другие дети!
О том, что произошло дальше, подробно рассказано в книге, названной "Мемуары, посвященные жизни знаменитого человека" и изданной в Париже в 1819 году:
"Начались сильные боли, и Мария-Луиза потеряла сознание. Ребенок пошел ногами вперед; а так как голова была огромна, его появление на свет оказалось мучительным. Он был черен и испещрен синяками. Его положили на руки мадам Блез, сиделки, которая, завернув его в салфетки, пропитанные водкой, сказала, что ребенок мертв. Это предположение слышали еще двенадцать-пятнадцать человек, находившихся поблизости. Император вскочил, грубо схватил ребенка и положил, а лучше сказать, бросил его на передник одной из горничных императрицы, которая тут же укрыла его…"
В книге барона де Тири "Римский король" версия о том, что ребенок поначалу родился мертвым, подтверждается следующим абзацем:
"Император устремился в комнату и обнял Марию-Луизу, бросив взгляд на Римского короля, лежавшего без движений и казавшегося мертвым. Мадам де Монтескьё начала растирать его, влила ему в рот несколько капель водки, завернула в теплое белье. Через семь минут король испустил первый крик".
Как бы то ни было, родился такой необходимый мальчик! И 20 марта 1811 года всем было объявлено, что Мария-Луиза родила Наполеону сына, которого под сотню пушечных залпов тут же провозгласили Римским королем и наследником всей наполеоновской империи.
Глава 21. Безутешная Жозефина
А что в это время делала Жозефина? После того как ее бывший супруг женился на Марии-Луизе Австрийской, ей было запрещено находиться не только в Париже, но и в ближайших его окрестностях. Для ее негласной ссылки Наполеон нашел новое место - мрачный Наваррский замок в ста с лишним километрах от Парижа. 11 марта 1810 года он преобразовал это скромное имение в герцогство и жаловал Жозефине титул герцогини Наваррской.
Безутешная Жозефина выехала в свои новые владения. В сопровождении выделенных ей Наполеоном трех придворных она прибыла в Эрвё, центр департамента Эр. И перед ее глазами предстало новое жилище, апофеоз безвкусицы, построенный в конце XVII века. Вот здесь ей и предстояло "царствовать". Никакого отопления в замке предусмотрено не было, повсюду в комнатах гуляли сквозняки, а сырость, похоже, сохранялась еще со времен Средневековья. Ей, уроженке солнечной Мартиники, теперь предстояло жить на этом Северном полюсе. Закутавшись в два одеяла и полная отчаянья, она легла спать.
* * *
Вечером 20 марта 1811 года к ней в Наварру прибыл облаченный в парадную форму главный почтмейстер из Эрвё и привез важную для всех французов весть: новая жена Наполеона Мария-Луиза родила мальчика, наследника императора, Римского короля!
Вскоре Наполеон великодушно позволил своей бывшей жене возвратиться в Мальмезон, и надо было видеть, с каким наслаждением вернулась она к своим коллекциям минералов, драгоценных изделий, книг в дорогих переплетах и картин старых мастеров: Леонардо да Винчи, Веронезе, Рембрандта…
В Мальмезоне Жозефина постаралась хоть как-то утешиться. Когда любовь проходит, женщина обычно выпадает из своего состояния эйфории и весь мир начинает казаться ей пресным, скучным и пустым. Помня о тех прекрасных ощущениях, которые имели место в состоянии влюбленности, она стремится испытать их вновь и вновь, и если не получается, ей порой даже не хочется жить. И голову заполняют страхи о том, что новой любви не найти, и женщина "зависает" на воспоминаниях о прежних прекрасных ощущениях. Отсюда, как утверждают психологи, возникает зависимость от любимого, который уже не хочет и не может дать того, что требуется…
Правильно сказал кто-то из мудрецов: "Единственный способ навсегда запомнить что-то прекрасное - это лишиться его навсегда".
В Мальмезоне Жозефина стала вести бурную светскую жизнь с бесконечными приемами, обедами, прогулками по парку с обязательным осмотром ее гордости - оранжереи и теплиц. Но так былую любовь не вернешь, так можно лишь на время забыться. Однако и это оказалось практически невозможным, ибо в Мальмезоне относительная свобода Жозефины ограничивалась тем, что подозрительный Наполеон хотел знать о ней все, до мельчайших подробностей, и его тайные агенты постоянно доносили ему о каждом ее шаге, о каждом госте, о всех разговорах в ее гостиной. Иногда он сам, как бы возвращаясь с охоты, неожиданно сваливался ей как снег на голову, так сказать, для "личной инспекции".
А еще страдающую Жозефину одолевало чисто женское любопытство: ей ну очень хотелось посмотреть на эту новую жену Наполеона. Ей казалось, что достаточно будет бросить хоть один взгляд на Марию-Луизу, как она тут же, благодаря своей тонкой женской интуиции, поймет, что та собой представляет и способна ли она сделать ее бывшего мужа счастливым. Но Наполеон без лишних церемоний охладил ее пыл:
- Она считает тебя старухой и старается о тебе вообще не вспоминать. Но если она увидит твою грацию, то сразу лишится покоя и потребует сослать тебя куда подальше.
А затем наступил трагический для Франции 1812 год…
Глава 22. Проблемы Марии Валевской
В начале 1812 года все только и говорили о приближении войны с Россией. В то время Мария с сыном гостила у княгини Яблоновской в ее французском замке Бретиньи. Там все были очень обрадованы последним новостям. Княгиня Яблоновская получала из Варшавы письмо за письмом: ей сообщали, что император решительно обязался восстановить Польшу во всей ее целостности. Жившие во Франции поляки поспешили написать своим управляющим, приказывая им предоставлять замки к услугам французов и обращаться с ними, как с господами. В своем поклонении Наполеону они доходили почти до безумия: по вечерам распевали национальные песни, жгли фейерверки, танцевали мазурку. На руке у каждого был шарф национальных польских цветов.
Однажды к княгине Яблоновской заявился с визитом Тадеуш Костюшко. Увидев всеобщий энтузиазм и патриотическое неистовство, он подошел к хозяйке дома и, не говоря ни слова, развязал шарф, а затем прижал его к сердцу.
Фредерик Массон по этому поводу пишет:
"Имел ли Костюшко основание истолковывать таким образом замыслы императора? Во всяком случае, отношения Наполеона к мадам Валевской проявились как раз в этот момент в акте настолько исключительном, что в нем нельзя не видеть - помимо предосторожности, принимаемой на всякий случай перед большой войной, - открытого шага навстречу польским дворянам с целью усилить их преданность".
* * *
Вот этот акт, где каждое слово заслуживает внимания, так как среди многочисленных наполеоновских декретов о пожаловании титулов и имений нет ни одного, включающего подобные статьи. По словам Фредерика Массона, "этот единственный в своем роде акт находится в прямом противоречии с принципами, служившими основой имперского дворянства, и напоминает некоторым своими положениями распоряжения Людовика XIV".
Сен-Клу, 5 мая 1812 года.
Мы, Наполеон, император французов, король Италии и проч., и проч., и проч., объявляем нижеследующее:
Статья 1. Имения, находящиеся в королевстве Неаполитанском, поименованные в прилагаемой при сем ведомости и составляющие нашу личную собственность, даруются нами настоящим декретом графу Александру Валевскому, дабы из них был составлен майорат, учреждаемый нами в его пользу, при этом нами жалуется ему титул графа Империи.
Статья 2. Эти имения подлежат передаче потомству, прямому, законному, так и побочному или приемному по мужской линии в порядке первородства упомянутого графа Валевского.
Статья 3. В том случае, если граф Валевский скончается, не оставив после себя детей мужского пола, мы повелеваем, чтобы его дочери, если таковые будут, рожденные от законного брака, были призваны к владению имениями, входящими в состав майората, при условии раздела этих имений между ними на равные части.
Статья 4. В случае, предвиденном предшествующей статьей, доля каждой из дочерей графа Валевского в упомянутом имении подлежит передаче вместе с графским титулом потомству прямому, законному, побочному или приемному по мужской линии, в порядке первородства той, которая эту долю получила.
Статья 5. Согласно наших статутов от 1 марта 1808 года, имения, составляющие майорат графа Валевского, подлежат возврату в нашу личную собственность:
а) если упомянутый граф Валевский умрет, не оставив после себя потомства;
б) в случае пресечения мужского потомства;
в) в случае пресечения мужского потомства каждой из дочерей упомянутого графа Валевского, которые на основании статьи 3 получают часть майората.
Статья 6. До совершеннолетия графа Валевского мы желаем, чтобы мадам графиня Мария Валевская, урожденная Лончиньская, его мать, пользовалась всеми доходами и прибылями, получаемыми с майората с обязательством, с ее стороны, содержать и воспитывать сына согласно его положению, а также управлять упомянутыми имениями, как управлял бы ими добрый отец семейства, но без обязательства для упомянутой мадам Валевской давать какие-либо отчеты о прибылях и доходах с упомянутых имений, от каковой дачи отчетов мы ее совершенно освобождаем.
Статья 7. Начиная с совершеннолетия графа Валевского и вступления его во владение принадлежащим ему майоратом, мы обязуем его уплачивать упомянутой мадам Валевской, его матери, ежегодную и пожизненную пенсию в 50 000 франков.