* * *
Джон Скотт родился 6 марта 1912 года в Филадельфии. Его семья была довольно необычной. Отец, Скотт Ниаринг, был профессором политической экономии в престижной Уортоновской школе бизнеса при Пенсильванском университете. Это был человек, известный своими радикальными убеждениями. В 1915 году профессора Ниаринга уволили за его позицию откровенного неприятия капитализма по вопросу об академических свободах - правах университетов и студенческого волеизъявления, а в 1918 году за свою антивоенную деятельность он был обвинен (хотя позже его оправдали) в антиправительственной агитации. Скотт Ниаринг стал членом сначала Социалистической, а затем Коммунистической партии, из которой был исключен в 1929 году за отказ внести в рукопись своей книги такие изменения, чтобы она не противоречила линии партии. И все же он оставался радикалом до самой своей смерти, последовавшей в 1983 году, когда ему было сто лет. Он опубликовал множество книг, причем все они были написаны с позиций левых, включая работы, где он высказывает хорошее мнение об СССР, основанное на впечатлениях от поездок туда в 1925 году и позже. Нелли Сидс, ставшая женой Ниаринга в 1908 году, также имела докторскую степень и вела активную политическую деятельность. У Ниарингов было два сына, и старший из них - Джон Скотт Ниаринг.
Неудивительно, что, родившись и будучи воспитанным в такой семье, Джон Скотт Ниаринг в юности сильно увлекался радикальными идеями и политической деятельностью. В то же время он, по-видимому, противился оказываемому на него огромному давлению последовать примеру своих родителей, в особенности отца, под чьим влиянием и под сенью авторитета которого жила вся семья. Джону было семнадцать или восемнадцать лет, когда он изменил имя, чтобы сохранить свою индивидуальность и независимость, отбросив "Ниаринг" и став просто Джоном Скоттом. Тем не менее он сохранил к обществу, в котором жил, критическое отношение, воспринятое от родителей; оно даже усилилось под влиянием образования, полученного им за границей, где он учился в нескольких привилегированных школах, в том числе и в Швейцарии, где занимался французским и немецким языками еще до того, как поступил в колледж.
В 1929 году Джон Скотт начал учиться в Экспериментальном колледже Висконсинского университета, основанном в 1927 году Александром Меклджоном (1872–1964), новатором в области образования, который в 1920 году стал одним из основателей ACLU. В Экспериментальном колледже обучение велось по программе для того времени радикальной: не было ни экзаменов, ни классов, профессора и учителя жили вместе со студентами, а курс, сфокусированный на изучении древнегреческой культуры, предусматривал анализ моральных и политических ценностных категорий западной цивилизации. Все то время, пока существовал Экспериментальный колледж, он привлекал к себе всеобщее внимание и пользовался заслуженной славой.
Будучи студентом Экспериментального колледжа, Джон Скотт мечтал стать писателем. В годы учения он написал роман и несколько эссе о культурной элите в древних Афинах и роли мыслителя и писателя в современной ему Америке. Среди его личных бумаг, хранящихся в историческом обществе штата Висконсин в Мэдисоне, есть эссе, написанное им в конце первого семестра, в котором он под псевдонимом Смизерс размышляет над программой своей учебы и о своем будущем:
Сейчас классовая борьба играет важную роль… Смизерс, твое место теперь в этой борьбе.
Но напрашивается интересный вопрос. Смог бы Смизерс сыграть большую роль в классовой борьбе, если бы он остался в своей маленькой белой комнате (убираемой горничными), объективно оценил всю проблему, а затем закончил бы курс обучения и стал бы лидером? Ответить на этот вопрос можно только отрицательно… Теперь надлежит вести работу среди самих рабочих…
Смизерсу надо забросить чтение трудов Платона и Аристофана и основательно заняться изучением марксизма и его современных интерпретаторов, таких как Ленин… Смизерс еще молод, и ему предстоит многому научиться, но он набирается знаний и начинает понимать, где его место. Он. может быть, останется в своей белой комнатке еще на некоторое время, но сконцентрирует свои усилия на анализе книг Маркса, а не Платона; он понимает, что должен быть с рабочими, помогая им создавать новый мир.
Скотт проучился в Экспериментальном колледже еще два семестра. Затем, зимой 1931 года, он решает принять участие в подлинном, реальном эксперименте, который в то время был у всех на устах, и отправиться в Советский Союз, где, как говорили, рабочие строят новый мир.
* * *
Довольно непросто сейчас воссоздать и дать почувствовать читателю то широко распространившееся в Америке после 1929 года ощущение, что в США жизнь идет не так, как надо, а в Советском Союзе происходит нечто чрезвычайно важное. В 1931 году Джон Скотт принял решение ехать в Советский Союз; это было время, когда Америку охватила великая депрессия: закрывались заводы, в стране появились миллионы безработных. В Советском Союзе, напротив, строили сотни новых заводов, безработица исчезла, и даже возникла острая нехватка рабочей силы. Как писал Артур Кёстлер, "если бы сама История взялась за дело, то и она не смогла бы более точно совместить эти события во времени: самый серьезный кризис западного мира совпал с начальным периодом промышленной революции в России… Контраст… был настолько велик и очевиден, что напрашивался столь же очевидный вывод: они - это будущее, а мы - прошлое".
Подобно тому как американская технология и цивилизация оказывали значительное влияние на большевиков, планы строительства в Советском Союзе производили глубокое впечатление на американцев. Ученые и просветители, промышленники и поэты - все хотели посетить "огромную лабораторию" новой России. Объявление, появившееся в "Нейшн" 16 января 1929 года, призывало "ехать в Россию":
В России тепло встретят интеллектуалов, общественных деятелей, профессионалов-специалистов, мужнин и женщин. Здесь Вы можете увидеть причудливое переплетение живописных национальностей, удивительную природу, великолепную архитектуру и экзотические цивилизации.
Редактор другого журнала, Рэй Лонг, расхваливал поездки в Советский Союз, называя их "самым интересным путешествием, которое сегодня можно предпринять", и окрестил советский эксперимент "важнейшим шагом человечества со времен зарождения христианства". Увлечение американцев Советским Союзом, в результате чего появилось несметное количество книг, написанных в новом фривольном жанре, названном "Страна, имеющая план", оказало свое влияние и на умы американских сторонников политических реформ. Эдмунд Уилсон обратился с призывом ко всем прогрессивным силам страны "отобрать коммунизм у коммунистов", а Чарльз Баэрд предлагал наметить "пятилетний план для Америки". Однако самая запоминающаяся фраза о новой Советской России принадлежит Линкольну Стивенсу, сказавшему: "Я побывал в будущем - и оно действует".
Тысячи американцев уезжали в эту незнакомую, далекую, загадочную страну советского социализма: некоторые - по политическим убеждениям, другие - в поисках работы, но было немало и таких, которые отправились туда в поисках приключений. Помимо известных и не очень известных "деятелей", совершавших поездки по Советскому Союзу, множество американских инженеров и квалифицированных рабочих ехали руководить или принимать участие в великих проектах пятилетнего плана. Эти американские специалисты не только играли важную и не всегда по достоинству оцененную роль в деле индустриализации Советского Союза, некоторые из них оставили ценные для нас описания своих впечатлений. Эти воспоминания, за исключением нескольких публикаций, похоронены на страницах никому не известных журналов или в архивах, разбросанных по всей территории Соединенных Штатов. Однако ни одна книга воспоминаний, какой бы интересной или важной она ни была, не идет ни в какое сравнение с книгой Джона Скотта.
Бросив учебу в Экспериментальном колледже, Скотт по совету отца решил овладеть какой-нибудь полезной специальностью, прежде чем отправиться в СССР. Поэтому он поступил на завод Дженерал Электрик в городе Шенектади штата Нью-Йорк, где несколько месяцев учился сварочному делу и получил документы, подтверждавшие его квалификацию и дававшие ему возможность работать сварщиком. Теперь он был готов к поездке, но все еще оставались некоторые трудности, например путешествие в Европу. В августе 1932 года он поехал в Амстердам вместе со своим отцом, где участвовал в работе антивоенного совещания в качестве члена американской делегации. Отец Скотта оплатил его путешествие из Америки в Европу. Здесь перед Джоном Скоттом встала новая задача - получить разрешение на поездку в СССР. Поскольку Советский Союз не имел дипломатического (официального) представительства в США до ноября 1933 года, Скотту пришлось проделать тот же путь, что и всем остальным (кроме тех немногих американцев, которые были наняты на работу советским торговым агентством Амторг в Нью-Йорке), то есть подать в советское посольство в Берлине заявление о выдаче ему визы на въезд в СССР. Получив визу осенью 1932 года, Скотт отправился в Москву на поезде. Этот студент американского колледжа, которому еще не исполнилось и двадцати лет, разочарованный жизнью в Америке времен великой депрессии, воспринимавший с большим энтузиазмом все, что происходило в Советской России, с острым умом и наблюдательностью, захватил с собою пишущую машинку "Корона" и отправился в путь, положивший начало самому большому приключению в его жизни.
* * *
Должно быть, когда Джон Скотт приехал в Магнитогорск, он был сильно разочарован. "Город" представлял собой плохо организованную, заваленную мусором и отходами, строительную площадку, где не было ни дорог, ни трубопроводов. Люди жили в наспех построенных, неотличимых друг от друга бараках, тянувшихся бесконечными рядами, и неприглядных домиках из земли, дерна и соломы. В нескольких районах страны свирепствовал голод, и еды было чрезвычайно мало. Рабочие Магнитогорска одевались гораздо беднее, чем думали американцы. Часто происходили несчастные случаи. Санитарные условия были ужасающими, люди болели. Ежедневно тысячи людей приходили на строительство и покидали его, и все это скорее напоминало некую железнодорожную станцию с хаотичным движением поездов, нежели образцовый новый город. Как ни парадоксально, но новорожденный мир социализма больше походил на мрачную сцену времен зарождения капиталистического мира девятнадцатого столетия, как ее могли бы описать Маркс и Энгельс.
Джона Скотта несомненно поразили нищета и примитивные условия жизни, но нисколько не меньше изумили его энергия и целеустремленность, проявлявшиеся буквально во всем. В Магнитогорске он увидел неграмотных людей, учившихся читать, и неквалифицированных рабочих, овладевавших умением работать на станках и управлять оборудованием. Он видел, как полуголодные и плохо одетые рабочие трудились на комбинате по шестнадцать часов подряд, без перерыва. Какой энтузиазм! Люди работали, чтобы создать новый мир, - мир без эксплуатации и нищеты, они работали не на какого-нибудь хозяина, а на самих себя, и впереди им виделись горизонты прекрасного будущего. Скотту также передалось чувство всеобщего подъема, подогреваемого обещаниями и перспективами.
Как почти все в Магнитогорске, Скотт жил в бараке, хотя ему было предоставлено более удобное жилье. В то время на комбинате было три основных места проживания иностранцев: "Березка" (первоначально "Американка"), где сначала расселяли инженеров-иностранцев, но вскоре сделали анклав для местной советской элиты; дом (блок) № 7 Социалистического города - там жили несколько сотен иностранных рабочих и техников; и барак № 17, построенный на холме за Социалистическим городом. В пятидесяти комнатах этого барака жили сто человек - девяносто восемь немцев и два американца, одним из которых и был Джон Скотт.
Барак № 17 считался одним из лучших бараков в городе. Вокруг были огороды площадью в семь акров, за которыми ухаживали обитатели барака, большой и хорошо оборудованный "красный уголок" для отдыха и "инснаб" - специальный магазин для иностранцев, в котором по умеренным ценам продавались продукты лучшего качества. И все-таки барак оставался бараком: здесь не было водопровода, туалетов и ванных, а часто не было света или дров, чтобы отопливать комнаты.
Хотя Джон Скотт в основном довольно точно описал жизнь в бараке № 17, он несколько погрешил против истины в описании своего соседа по комнате, представив его как русского человека по имени Коля. Впрочем, эта литературная вольность совсем не означает, что образ Коли был исключительно плодом фантазии Джона Скотта, который несомненно был знаком со многими такими русскими.
Скотт свободно перемещался по городу, учился русскому языку вместе с русскими, у него было много друзей-русских. Один из очевидцев, отмечавший, что Скотт говорил по-русски и даже преподавал его иностранцам, подчеркивал, что "он был очень известным человеком среди русских".
В Магнитогорске Скотта знали как молодого энтузиаста. Один человек, знавший Скотта, упомянув о его образцовом поведении, с оттенком гордости рассказывал, что "Джек приехал в Советский Союз строить социализм". Еще один из живших в Магнитогорске в одно время с Джоном Скоттом говорил, что Скотт организовал выпуск стенной газеты на английском языке и выполнял многие другие поручения. Скотт сам пишет о том, что он посещал Коммунистический университет, а это было доступно только немногим избранным. Не более двух-трех процентов жителей Магнитогорска были членами Коммунистической партии даже до того, как начавшиеся в 1933 году партийные чистки сильно сократили численность ее рядов. Еще меньше людей были по-настоящему активными членами партии, и Джон Скотт был одним из таких людей.
В вечерней школе Скотт познакомился с учительницей Марией Ивановной Дикаревой - Машей, и, как он выразился, "был покорен ею". Маша, дочь бедного крестьянина из деревни, находившейся недалеко от Москвы в Тверской губернии (ныне Калининская область), училась в Москве и приехала в Магнитогорск в 1933 году. Сюда уже переселилась ее старшая сестра вместе с мужем, мелким чиновником, и поток писем от сестры, в которых рассказывалось о жизни в новом городе, побудил Машу, уже горевшую желанием ехать в Магнитогорск, отправиться в это путешествие в 1933 году. "Мне просто хотелось увидеть новые города", - вспоминает Маша. "Я не знала, останусь ли там. Но потом решила остаться. В Магнитогорске было что-то светлое, яркое и интересное".
Маша преподавала и училась сама. Она стала одной из первых двадцати выпускниц Магнитогорского педагогического института. Через семь месяцев после приезда в Магнитогорск Маша познакомилась с Джоном Скоттом в школе. Они играли в шахматы, ходили в кино и выезжали на пикники.
В 1934 году они поженились, а в 1935-м родился их первый ребенок, а в 1938-м - второй. Их брак длился до самой смерти Джона в 1976 году.
После свадьбы Маша повезла своего мужа в родную деревню, где отец Маши стал председателем нового колхоза.
Приезд американца, несомненно, наделал много шума. И в самом деле, такое невероятное событие должно было еще больше усилить впечатление, что в стране происходят значительные перемены. "Конечно, мы знали об Америке в нашей деревне", - рассказывала Маша впоследствии Пёрл С. Бак. "Я помню, как после революции в нашем доме появился один журнал, там были фотографии красивых машин и прекрасных лошадей, и мой отец сказал нам: "Это американский журнал, и фотографии в нем американские". А мне он вот что еще говорил: "Знаешь, Маша, когда-нибудь в нашей стране тоже так будет. И у нас будут машины, и такие же красивые вещи, потому что сейчас мы уже положили этому начало". Молодая супружеская пара воплощала собой это новое начало.
В Магнитогорске чета Скоттов много работала и училась. Джон писал. Маша вспоминает: "Он все время писал. Каждый день он писал что-нибудь - заметки, рассказы. Он вечно стучал на своей пишущей машинке". Джон Скотт проводил помногу часов в местных архивах, брал интервью у государственных служащих, но большую часть времени просто наблюдал за всем происходящим. С самого начала он тщательно записывал свои впечатления о жизни в Советском Союзе. Читатель наверняка будет поражен полнотой описаний Скотта и чувством долга, которое он проявляет, рассказывая о чем-либо. Его любовь к деталям и подробностям была настолько велика, что когда он дает читателям колоссальный объем информации (которую практически было невозможно получить) о Свердловском авиационном заводе, то извиняется, что недостаточно хорошо разбирается в авиации, чтобы рассказать о технических деталях самих самолетов.