Для советских людей между тем наступили суровые времена. Частные капиталы были преданы остракизму. С легкой руки власти на смену нэпманскому изобилию пришла распределительная система, принесшая с собой пустые магазины и нервные, изнурительные очереди возле них. 5 января 1930 года было принято Постановление ЦК ВКП(б) "О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству", содержавшее программу форсированной коллективизации. Были отменены законы об аренде земли и найме труда, снят запрет с раскулачивания. Крестьянам было разрешено конфисковать у кулачества скот, машины и другой инвентарь в пользу колхозов. Обобществление приняло самые радикальные формы, вылившись в результате в массовые репрессии по отношению к сотням тысяч крестьян. В результате начался резкий спад сельскохозяйственного производства, который смогли преодолеть только к 1937 году, однако достичь рубежей 1928 года удалось только двадцать лет спустя.
На зависть многим Берзин имел спецпаек, которого хватало, чтобы прокормить не только жену, но и тещу с тестем. Старшие Орловы подолгу жили в квартире зятя в Колпачном переулке. В Гагаринском у них маленькая квартира, здесь же – просторная, к тому же днем пустующая: Берзин уезжал на работу рано, приезжал только вечером. Люба тоже все больше возвращалась поздно, после спектаклей. Теща и тесть виделись с зятем не реже, чем сама Люба, и из скупых рассказов Андрея Каспаровича постепенно составили представление о его жизни.
Берзин был на девять лет старше Орловой, он родился 23 января 1893 года в местечке Майоренгоф Рижского уезда Лифляндской губернии, в семье рыбака. Самого тоже рано поманило море – в пятнадцать лет он уже работал корабельным юнгой на немецком грузовом пароходе "Дельта". Девять месяцев Андрей находился в заграничном плавании, посетил порты Англии, Голландии и Франции. Как это ни парадоксально звучит, близкое знакомство с морем привело к тому, что Андрей стал больше ценить сушу и решил посвятить свою жизнь ее благоустройству. Вернувшись на родину, латышский паренек в 1910 году поступил в Горы-Горецкое землемерно-агрономическое училище, находившееся в Могилевской губернии. Все четыре года учебы Берзин зарабатывал себе на жизнь репетиторством, в каникулярное время работал помощником землемера; по возможности деньгами помогали отец и старший брат.
Окончив училище в 1914 году, Берзин получил диплом землемера-агронома (напомним, что землемер – это специалист по межеванию). Полученных знаний для полноценного владения профессией ему показалось мало, и он в том же году поступил на сельскохозяйственное отделение Рижского политехнического института. Трудно назвать его просто студентом: учебу в институте Андрей совмещал с работой землемера землеустроительных комиссий в Гродно, руководителя практических занятий учеников землемерных курсов, инструктора Рижского центрального общества сельского хозяйства и, наконец, заведующего пунктом заготовки сена для армии в заготовительном аппарате уполномоченного Министерства земледелия во Владикавказе.
В августе 1916 года призыв на действительную военную службу прервал учебу Берзина и тем самым лишил его возможности сдать государственные экзамены. Заполняя анкеты, в графе "образование" он всю жизнь был вынужден писать "незаконченное высшее". Военную службу Андрей проходил в 1-м Студенческом батальоне в Нижнем Новгороде, затем в Московской школе прапорщиков, откуда 1 февраля 1917 года был выпущен с назначением на должность командира роты в 183-й запасный пехотный полк, квартировавший в Нижнем Новгороде. Туда, кстати, переехал и его отец, эвакуированный из захваченной немцами Латвии – он стал разнорабочим на Сормовском заводе.
Итак, Берзин служил в армии с августа 1916-го по июль 1917 года, но никаких наград не получил. У Андрея была сильно развита общественная жилка, он всегда находился в центре внимания, в том числе и на военной службе, где был выбран товарищем, то есть заместителем председателя полкового комитета и членом Исполнительного комитета Совета солдатских депутатов Нижегородского гарнизона. В 1917 году во время июльского восстания гарнизона он стал председателем военно-революционного комитета своего полка. После подавления восстания он был уволен в резерв Московского военного округа (тогда в него входили не только Москва и Московская губерния, но и другие – Смоленская, Ярославская, Тамбовская, Тульская, Калужская, Нижегородская). Безусловно, такие люди без дела не сидели – Совет солдатских депутатов делегировал Берзина в губернский Продовольственный комитет, где он и работал вплоть до Октябрьской революции.
После революции Берзин там же, в Нижнем Новгороде, перешел на работу в губернский Земельный комитет, реорганизованный через три месяца в Земельный отдел губернского Совета рабочих и крестьянских депутатов. Здесь на него было возложено руководство отделом земельной реформы, позже переименованным в земельную секцию. Работа закипела, Берзин бурлил идеями. Первым делом он сочинил "Инструкцию о переходных мерах по осуществлению закона о социализации земли". В соответствии с ней в губернии проводились работы по ликвидации частного землевладения и временному распределению частновладельческих земель между крестьянами. В результате этих усилий весной и летом 1918 года были организованы первые совхозы и сельскохозяйственные артели.
Летом 1918 года Берзин стал делегатом Первого Всероссийского совещания земельных отделов, во время которого познакомился с известным публицистом и общественным деятелем Владимиром Александровичем Поссе, который заинтересовался ходом работ по проведению аграрной реформы в Нижегородской губернии. Делегат произвел большое впечатление на Поссе; именно такие люди должны руководить отраслью – вдумчивые, образованные, инициативные. Пользуясь своими связями, Владимир Александрович рекомендовал Берзина в Наркомземе, и в октябре 1918 года Андрей Каспарович переехал в Петроград: его назначили заместителем комиссара земледелия Союза коммун Северной области. Говоря конкретнее, он руководил там двумя отделами: текущей земельной политики и сельского хозяйства.
С 3 по 10 декабря 1918 года в Москве состоялся Первый Всероссийский съезд земельных отделов, комитетов бедноты и сельскохозяйственных коммун. Берзин был не просто его делегатом – коллегией Наркомзема РСФСР он был назначен докладчиком по вопросам организации социалистического землеустройства и даже вошел в состав президиума. Основные положения его доклада были одобрены съездом и включены в позже утвержденное ВЦИКом "Положение о социалистическом землеустройстве и мерах перехода к социалистическому земледелию" и другие директивные документы. В последний день съезда перед делегатами выступил В. И. Ленин, который говорил о необходимости кооперации, о том, что земледельческое производство как самое отсталое необходимо усилить техническим оснащением.
Вскоре после съезда, в марте 1919 года, Берзин переезжает в Москву, работает в Наркомземе, повышение следует за повышением. На руководящей работе по советскому землеустройству он находился до весны 1922 года. Затем произошел небольшой сбой. В связи с переходом страны к нэпу, среди прочего, пересматривалась и земельная политика. На коллегии Наркомзема были приняты директивные установки, ориентирующие на свободное развитие хуторских и отрубных форм землепользования. Берзин выступил против подобных решений. Из-за принципиальных разногласий с "коллективным разумом" Андрей Каспарович ушел с работы, связанной с землеустройством. Однако его не уволили, не предали остракизму. Разбрасываться специалистами такого класса слишком большая роскошь, за них нужно держаться до последнего. Берзина всего лишь передвинули "по горизонтали" – назначили заместителем председателя Федерального комитета по земельному делу при Президиуме ВЦИК и одновременно членом президиума Земплана Наркомзема. Теперь его основная деятельность была направлена на разработку изменений и дополнений Земельного кодекса в соответствии с особыми условиями каждой автономной республики, входившей в состав РСФСР.
Уже говорилось о том, что во время знакомства с Орловой Берзин работал заместителем начальника административно-финансового управления Наркомзема. На этом его карьерный рост не остановился. В 1928 году происходила очередная реорганизация наркомата, менялось руководство. В результате всех перетрясок Андрей Каспарович был назначен членом президиума Земплана и председателем секции финансирования сельского хозяйства. Работы у него стало невпроворот. Наряду с разработкой контрольных цифр и пятилетнего плана финансирования сельского хозяйства на нем лежало и руководство работой системы земельных органов по финансированию сельскохозяйственного производства и наблюдение за работой системы сельскохозяйственного кредита. К тому же Берзин занимался научной и литературной работой, в периодике публиковались многие его статьи и очерки. Он состоял действительным членом НИИ сельскохозяйственной экономики и политики при Тимирязевской академии, был профессором Московского межевого института…
Наверное, такое монотонное перечисление читать утомительно, поэтому кое-какие должности здесь пропущены. И так понятно, что Берзин вкалывал без передышки. Без сомнения, работа шла в ущерб семье, отношениям с женой. Но тем не менее они жили дружно, без ссор. Родители Орловой, по мере возможности, старались облегчить быт молодых. Тут основная нагрузка ложилась на Евгению Николаевну – Любочка тоже очень занята в театре, выступает в концертах, и ей некогда готовить еду или убираться.
Когда подворачивалась возможность, Петр Федорович охотно затевал с зятем мужские разговоры о политике, о советской экономике. Андрей – человек немногословный, однако кое-какими соображениями по поводу оптимального развития сельского хозяйства с тестем делился. В общем и целом Берзин был согласен с позицией известного агронома-экономиста, профессора сельскохозяйственной академии имени К. А. Тимирязева, директора НИИ сельскохояйственной экономики Александра Васильевича Чаянова. Они познакомились весной 1921 года, вместе сотрудничая в комиссии по продналогу при Наркомземе, разработавшей и принявшей так называемые "Основные принципы построения продналога". В основу перехода от продразверстки к продналогу были положены учет интереса крестьянина, стимулирование его к хозяйственной деятельности.
Как и Чаянов, Берзин считал, что крестьянин должен быть хозяином на своей земле, а кооперация должна создаваться исключительно на добровольной основе. Только такая ее форма даст толчок для успешного развития сельскохозяйственного производства. Для этого необходимо восстановить упраздненные в 1918 году декретом советского правительства земства, предоставить им соответствующие права и учредить должность земского агронома. Такой ответственный специалист советовал бы крестьянам наилучшие для каждой местности культуры, рекомендовал сроки сева, то есть занимался организацией сельскохозяйственных работ.
Петр Федорович прихлебывал чаек и поддакивал зятю – он человек старой закваски, такие взгляды ему по душе. Ему – да, а вот властям – нет. Вскоре позиция Чаянова и его последователей была объявлена антимарксистской. "Чаяновцев" начали буквально травить, в ход пошел ярлык "враги народа", их объявили виновниками всех неудач сельского хозяйства, хотя причину следовало искать в "волевом" административном руководстве. Их взгляды шли вразрез с принципами готовящейся коллективизации, которые были провозглашены в 1927 году на XV съезде ВКП(б). Там говорилось, что партия "взяла курс на усиление социалистических элементов в сельском хозяйстве и активную борьбу с капиталистическими". В переводе с официозного языка на житейский это означало, что большевики снова намерены заняться увлекательным делом – массовым отъемом собственности и ее переделом.
В апреле состоялась сессия ЦИК СССР, постановившая передать проект реорганизации сельскохозяйственного производства в местные советы и общественные организации. Тревога витала в воздухе, и мудрые люди, вроде старшего Орлова, не могли не ощущать этого. Над головой зятя сгущались тучи. Петр Федорович мог прочитать в принесенной дочерью газете рецензию на премьеру спектакля с ее участием и в том же номере натолкнуться на материалы, затрагивающие сферу деятельности Берзина. Например, такие: "Согласно проекта, лица, лишенные избирательного права, лишаются права решающего голоса также и на собраниях земельного общества; в состав земельного общества включаются не только местные землепользователи, но также трудовые пролетарские и полупролетарские элементы деревни, хотя бы и не входящие в состав дворов (батраки, пастухи, кузнецы и т. п).; сельсоветам предоставляется право приостанавливать, а в известных случаях и отменять постановления общих собраний земельных обществ, если они противоречат закону, задачам кооперирования или интересам бедноты и т. п.".
Нет, Берзин ничего подобного не одобряет. У него совершенно другие взгляды – он защищает минималистские темпы коллективизации, выступает против узкой специализации совхозов и ускоренных темпов их строительства. Так же как и Чаянов, считает, что высокая степень концентрации сельскохозяйственного производства нерентабельна. К тому же Андрей настолько принципиальный человек, что никогда не станет лицемерить и плясать под общую дудку. Что думает, то и говорит, а по нынешним временам это опасно. Ох, не сносить ему головы! Об этом Люба не раз говорила мужу, но он только хмурился и продолжал гнуть свое.
В 1928 году состоялся процесс над "врагами народа", действующими в промышленности – так называемое "шахтинское дело". В СССР это было самое громкое событие года. Его суть заключалась в разоблачении якобы вредительской контрреволюционной организации, без устали действовавшей в Ростовской области, в периферийном горняцком городке Шахты (до 1920 года он назывался Александровск-Грушевский), который в одночасье сделался эпицентром борьбы с вредителями. Название города, откуда по стране покатилась антиинтеллигентская свистопляска, было у всех на устах. Больше полусотни арестованных инженеров и специалистов, показательный процесс, грозные обвинения в саботаже, вредительстве и связях с усердно помогавшими шахтинским вредителям заграничными капиталистами. Из 53 арестованных 11 были расстреляны – это произошло 9 июля 1928 года.
Наведя таким образом порядок в промышленности, пора было замахнуться и на сельское хозяйство. И замахнулись – "чистка" развернулась во всех ведущих учреждениях. Газеты писали о подпольной "Трудовой крестьянской партии", целью которой было во что бы то ни стало сорвать коллективизацию путем организации крестьянских восстаний и беспорядков. 20 декабря 1929 года началась Первая Всесоюзная конференция аграрников-марксистов. Сталин, которому аккурат исполнилось 50 лет, выступил на ней с речью, способствующей окончательной поляризации сил в сельскохозяйственной науке. Сторонники "чаяновской школы" потерпели поражение, противники называли их взгляды "ересью". Генсек недвусмысленно дал понять, что антинаучные теории подобных экономистов вообще не следует публиковать и предавать огласке.
К тому времени всеобщая подозрительность стала нормой советской жизни. Люди, как могли, пытались укрыться от всевидящего ока власти. У кого имелась возможность покинуть столицу – уезжали. Понимали, что с этим государством им не совладать. Искали работу в других городах, уничтожали свои письменные труды, никогда не разговаривали о них. Того и гляди сотрут в порошок, а жить-то хочется и родных жалко.
Однако сам Андрей Берзин в дилемме между семьей и политикой выбрал последнее. Став в конце двадцатых годов заместителем наркома земледелия, он вступил в ряды оппозиции и стал одним из ярких ее представителей. В конце концов это стоило ему свободы. Андрей Каспарович был арестован на четыре с лишним месяца раньше своего кумира Чаянова: 4 февраля 1930 года, во вторник, за неделю до дня рождения жены. В этот день в Музыкальной студии давали спектакль из западной жизни "Джонни". Орлова там танцевала в массовке и вернулась домой поздно. Но еще позже в их квартиру явились сотрудники ОГПУ. Молчаливый Берзин держался достойнейшим образом. Чекисты тоже действовали без лишних слов, у них все было отработано до автоматизма. Они увели Андрея Каспаровича в холодную февральскую ночь, и больше супруги не виделись никогда.
Глава 3
Призрак оперетты
Тоньше и тоньше становятся чувства,
Их уж не пять, а шесть.
Но человек уже хочет иного -
Лучше того, что есть.
Леонид Мартынов. Седьмое чувство
Первый брак будущей звезды советского экрана оказался скоротечным и несчастливым. Сразу после ареста мужа Любовь Петровна вернулась к своим родителям в Гагаринский переулок. Характера Орловой трагическое событие не улучшило. Она стала не такой общительной, как прежде, более замкнутой и осторожной. Раньше ей приходилось тщательно скрывать свое дворянское происхождение, считавшееся после революции несмываемым клеймом, теперь вдобавок нужно помалкивать про репрессированного мужа. Есть от чего прийти в уныние!
Между тем неудачная семейная жизнь совсем не отразилась на творческой активности актрисы. Более того, может быть, именно это печальное обстоятельство активизировало желание Орловой найти и утвердить себя на сцене. Будучи артисткой хора и кордебалета, она была занята в основном в эпизодических ролях. Однако даже в этих ролях музыкальный и драматический талант ее многим бросался в глаза. С каждым годом Орлова все увереннее шла к тому, чтобы стать солисткой. Такой рост молодых артистов был вообще в традициях Музыкальной студии. Немирович-Данченко, для которого альфой и омегой театрального искусства оставались прежде всего актеры, любил, когда новички вводились в старые спектакли, тем самым проходя шаг за шагом путь предыдущих поколений исполнителей. Он считал, что участие в хрестоматийных спектаклях делает артистов "своими", что после этого они могут считать театр родным.
Вывела Орлову из состава хора и сделала солисткой роль Периколы в одноименной оперетте Жака Оффенбаха. Это случилось в 1932 году. Успех актрисы был ошеломляющим. По одной из версий, стремительному взлету Орловой к вершинам славы немало способствовал увлекшийся ею один из руководителей Музыкальной студии Михаил Немирович-Данченко. Многим тогда казалось, что наметившаяся связь в конце концов приведет к логическому финалу – свадьбе. Однако этого так и не произошло. Не везло Михаилу – раньше Люба Орлова была замужем, причем формально так и не развелась, а теперь у нее появился новый возлюбленный.
Им оказался некий австрийский инженер лет тридцати, работавший в СССР по контракту. Звали его Франц, а фамилия так и осталась неизвестной, несмотря на все изыскания биографов. Известно лишь, что он, увидев Орлову в театре, сразу же воспылал к ней любовью. Начался их короткий, но пылкий роман, о котором тогда многие судачили. Почти каждый вечер после спектакля австриец увозил актрису на своем черном хромированном "мерседесе" в ресторан, и только поздно ночью они возвращались в Гагаринский переулок. Оставаться там австриец не мог – старшие Орловы не одобряли увлечение дочери да и боялись за нее. Связь с иностранцем еще не считалась преступлением, как несколько лет спустя, но уже могла дорого обойтись советской гражданке.